Ещё один рассказ-эпизод про двух хохлоолухов из АИ-романа.

Украина. Херсонская область. Погранпереход «Каланчак»

- Ну? И де?
- Що и де? – вытаращился Палывода на погранца.
- Де товар, я пытаю?
- Якый товар?
- Ось дурень.
Очередной, пятый по счету, смотритель «кордона» разочарованно отвернулся, изображая потерю интереса к «просителям».
- У тебе що, зовсим ничого немае? – прошептал Чупрун.
- Ну, трохи е.
- Так чого чекаешь? Дай йому що-небудь, щоб пропустыв.
- Жалко.
- Ну и дурень.
- Сам ты дурень, – беззлобно отмахнулся Грицько.
Умом он понимал, что Степан прав, однако ему и впрямь было жалко. Практически всё, что они скопили за предыдущие несколько месяцев, утекло в лапы загребущих самостийных – действительно, самостийных – охранников. Шесть подряд контрольных постов, и каждый ни от кого не зависит, только от собственной жадности. А если не дашь, или, ещё хуже, не хватит, значит: «Вали туда, откуда пришел».
Котомки у Палыводы и Чупруна уже истощились. Обидно, однако. Четыре «таможни» худо-бедно прошли, до границы оставалось полкилометра и два рукотворных «препятствия», но если на предпоследнем обдерут полностью, расплачиваться на «финише» будет нечем…
- Пан офицер!
- Чого тоби?
- Вы про товар запытувалы?
- Ну?
- Я просто не зрозумив спочатку. Товар е, тилькы мало.
- Мало чи не мало, я выришую. Давай показуй.
Рюкзак Палыводы имел не двойное и даже не тройное дно, а шестерное. Четыре были уже распатронены, нетронутыми оставались два.
- Ага! – радостно выдохнул пограничник, заглянув внутрь. – И що тут у нас? Заборонени до вывезення елементы електроживлення? Так?
- Та яки елементы? Воны ж нерабочи, пан офицер, – затянул «привычное» Гриць.
- А мы це зараз перевирымо.
Погранец вынул из сидора упаковку с пальчиковыми батарейками, достал из кармана обмотанный скотчем тестер и принялся проверять.
- Ай-яй-яй, як недобре обманюваты, – покачал головой «пан офицер», закончив с проверкой. – Що ж вы це, громадянин… – он заглянул в документы, – Палывода, закон порушуете?
- Та я що? Я нищо. Бис попутав, – изобразил раскаяние Грицько.
- Значить, вызнаете порушення?
- Вызнаю, – склонил «чело» нарушитель.
- То-то же. Контрабанду я у вас изымаю. Ось так. Но раз зизналыся, карати суворо не буду.
Прикордонник шлепнул печати в паспорта Палыводы и Чупруна и махнул рукой в сторону границы:
- Идите и бильше не порушуйте…

- Легко отделалысь, – пробормотал Степан, когда приятели отошли от «таможни» шагов на двадцать.
- Це е, – тоскливо вздохнул Грицько.
Он и не подозревал, что перейти границу будет так трудно. Знакомый рассказывал, что пощипать их, конечно, пощиплют, но что-нибудь да оставят. Увы, информация оказалась недостоверной. Или, что ближе к истине, устаревшей. Времена изменились, и теперь желающих убежать с «нэньки» в Россию обдирали, как липку. Избежать приграничного шмона возможности не было. Границу на перешейке делили между собой несколько банд. Самую дальнюю зону держали боевики «Меджлиса». Следующими стояли кордоны нациков, «ветеранов АТО» и каких-то сектантов. Самые лакомые куски, вблизи КПП, достались «местным» – херсонским и запорожским. Видимо, благодаря лучшей организации и технической оснащенности – у этих имелись и БТРы, и боеприпасы, и продовольствие, и даже, по слухам, связи на «той стороне».
После четырех лет «свободы» и почти года Дикого поля «та сторона» представлялась многим страной мечты. Никто больше не желал уехать в Европу или за океан. Там теперь жилось даже хуже, чем на Украине. Рассказы вернувшихся с запада изобиловали ужасами и всякого рода подробностями про голод, холод, террор и массовые эпидемии. А вот из России назад никто не стремился. Другое дело, попасть туда представлялось нынче задачей не просто сложной, а архисложной. Идти на восток было бессмысленно – в приграничных с Россией областях или тупо разворачивали всех без разбора, или, как, например, в Донбассе, заставляли отрабатывать бессрочную трудовую повинность.
Еще хуже дела обстояли на севере. Привычные обходные пути через Белоруссию оказались полностью перекрыты. Соседи категорически не желали впускать на свою территорию «братьев-украинцев». Нарушителей просто отстреливали, пачками и по одному, почти как во времена «берлинской стены» в ГДР. Попытки прорваться с боем выливались в ожесточенные схватки с применением тяжёлого вооружения. А после декабрьских сдвигов и исчезновения высшего руководства страны ситуация там стала и вовсе напоминать «незалэжную» с их местечковым раздраем, экономическим хаосом и панами-атаманами разных мастей – настоящая серая зона, куда и войти тяжело, а выйти практически невозможно.
Единственным шансом попасть к «клятым москалям» оставался Крым. На подходах к нему почти не стреляли и сохранялась, пусть хрупкая и призрачная, но стабильность. Поделившие сферы влияния группировки старались не ввязываться в прямые столкновения друг с другом, а предпочитали совместно доить чужаков…

- Кто такие? Цель перехода границы?
Вопросы, конечно, дурацкие, но на них требовалось отвечать.
- Григорий Палывода, Степан Чупрун. Цель – туризм.
Проверяющий даже бровью не повел, хотя, по идее, должен был ржать аки конь… Туризм… умереть, не встать…
Удивительно, но следующим действием пограничника стало проставление штампов в выездных документах и невозмутимое:
- Счастливого отдыха, господа туристы.
- Эээ… – вытаращился на прикордонника Палывода.
- Что эээ?
- Ну… вы нас на контрабанду перевиряты не будете?
- А у вас есть что-нибудь запрещенное к вывозу?
Степан ткнул приятеля в бок и замахал руками:
- Ни-ни, нэмае.
- Вот и отлично. Пусть вас на той стороне проверяют, а мне, если честно, лень бумажки писать.
- Какие бумажки? – насторожился Грицько.
- Что значит какие? – «удивился» пограничник. – Вы что, не знаете, что от вас москали потребуют?
- Ни, – хором выпалили Чупрун с Палыводой.
- От вас им будет нужна только справка, что положенные часы вы полностью отработали.
- Какие часы? Где отработали?
- Обыкновенные. На восстановлении Крымского канала, – пожал плечами «пан офицер». – С тридцатого декабря в Крым пускают лишь тех, кто отработал, минимум, один день.
- Так зараз же зима.
- И что?
- Копаты трудно, – почесал в затылке Грицько.
- Та и не мы його закопувалы, – добавил Степан.
Погранец засмеялся.
- А они так и говорят. Как закапывать, так все мастера, а как откапывать, так мы ни при чём.
Палывода вздохнул.
Их «оппонент» был прав на двести процентов.
Когда в своё время по всем каналам вещали о дамбе на перешейке, мол, не дадим оккупантам спокойно жить и нефиг поить предателей, и он, и его односельчане полностью одобряли и поддерживали «активистов». Действительно, раз эти в Крыму решили уйти, пусть уйдут голыми, без электричества, без воды и без денег. Нечего им сидеть на украинской шее. Пусть каждый теперь ощутит, каково это – предавать ридну нэньку.
А сегодня маятник качнулся обратно.
«Что сами порушили, сами и восстанавливайте…»

- Пан офицер.
- Чего?
- А хто выдает такую бумагу?
- Какую бумагу?
- Ну, що мы працювалы.
- Наша таможня.
Степан и Грицько быстро переглянулись.
Палывода сунул руку в котомку и выудил оттуда мешочек с медикаментами. По нынешним временам, ценность немалая. Подобную ни один таможенник не пропустит. А где-нибудь на Волыни или в Черкассах за неё убили бы, не задумываясь.
- Хм, – «задумался» пограничник.
- Нам бы бумажку, – «жалостливо» протянул Грицько.
- Що мы, типа, видпрацювалы, – продолжил Степан.
- Хм, – повторил пограничник, только уже «осмысленнее» и, похоже, что с «одобрением». – Ладно. Давайте сюда.
Забрав «товар», он скрылся в вагончике погранстражи.
- А не обдурыть? – пробормотал с тревогой Чупрун.
- Сплюнь, – отозвался приятель.
Погранец вернулся через минуту.
- Держите, – протянул он бумаги.
- Дякую, пан офицер, – выдохнул Гриць.
- Це дило, – кивнул Степан.
Контрагент уже было собрался уйти, но в самый последний момент неожиданно замер, словно бы удивившись чему-то.
- Откуда это у вас? – указал он на выпавший из котомки шеврон.
- Это? Емблема. Мы в противо-повитряний оборони служилы.
- Сто пятьдесят шестой полк? – внезапно заинтересовался «таможенник».
- Ага.
- А дивизион?
- Третий
- Кто командир?
- Майор Ковбасюк… був.
- Почему був?
- Всих вбылы, ще в червни. И Таранец, и Ковбасюк, и Хоменко… Одни мы залышилыся.
- Эх-ма, – почесал за ухам погранец. – Я же там тоже служил, в десятом-одиннадцатом. Всех помню… – он вдруг внимательно посмотрел на Грицько и Степана. – Вы, хлопцы, знаете что?
- Що?
- Вы пока к москалям не ходите.
- Чому?
- Бумага бумагой, а всё равно завернут. Они же не дураки, дамбу видят, за работой следят, беспилотники запускают, записывают. А после, когда такие, как вы, приходят, смотрят и сравнивают: на самом деле работали на канале или обманывают. И если обманывают, то к себе не пускают и ставят отметку в паспорте.
- Яку отметку? Навищо?
- Те, у кого отметка, должны уже не день, а неделю работать. Типа, для вразумления, чтоб не обманывали.
- И що ж нам тепер робыты? – оторопел Палывода.
- Что, что… работать идти, – усмехнулся «таможенник». – Бумага у вас имеется. Надо лишь подтвердить, что не левая. Вот и всё…
Когда он ушёл, Грицько повернулся к Степану и горестно покачал головой:
- Ось и дурни мы, Стёпа. Треба було спершу дизнатыся, а потим и хабари пхаты.
- Нормально, Гриць. Главное, що папир е, а видпрацюваты мы видпрацюемо. Канал копаты не складнише окопив.
- Це точно, – повеселел Палывода. – Папир е, а канал мы им хоч до моря выкопаем, дилов-то…