Прибыть в Гатчину сыщик должен был через два дня, поэтому следующий день посвятил выезду в столицу, где запланировал встретиться с Боткиным и Репиным.
Встреча с Сергеем Сергеевичем состоялась в его лаборатории на кафедре бактериологии и заразных болезней, где Боткин пытался создать противоядие от абрина, в надежде спасти жизнь Ольге Александровне. Представившись, попросил подробно рассказать о яде и симптомах при отравлении им. Больше того, что было написано в отчёте профессора, не узнал. Специально уточнил, в каком агрегатном виде можно получить абрин. Как оказалось, данный яд может быть и в жидком, и в твёрдом виде, а если им пропитать, например, фитиль обычной свечи, то при её сгорании и в газообразном состоянии. Правда, при этом симптомы будут другие, и смерть наступит от отёка лёгких, что отсутствовало у умерших членов августейшей семьи.
Перед уходом передал Боткину дозы пенициллина с пояснительной запиской Павла Васильевича, кратко рассказал о супругах Бутягиных, их исследованиях и результатах применения нового лекарства. Сказать, что заинтересовал Сергея Сергеевича - значит, ничего не сказать. Он буквально засыпал меня вопросами, на меньшинство из которых я едва смог ответить. Успокоил профессора только тем, что сообщил о ближайшем приезде семейства Бутягиных в столицу, и пообещал  обязательно познакомить.
Не желая упустить такой случай, рассказал  Боткину о фирме «Байер», которая начала в этом году, судя по газетам, реализацию в столице аспирина и героина. Ссылаясь, как и сам профессор по арбину на информацию, будто бы прочитанную мною в какой-то газете во время перехода из Владивостока в Одессу, порекомендовал очень внимательно отнестись к аспирину  как универсальному анальгезирующему жаропонижающему и болеутоляющему препарату. По героину же слил профессору инфу про наркозависимость от этого «средства от кашля», и про то, что в печени героин преобразуется в морфин, который сильно разрушает организм и влияет на психику. В общем, расстались с Сергеем Сергеевичем почти друзьями.
После этого направил свои стопы, а точнее извозчика, на Васильевский остров в Императорскую Академию художеств. По поводу моего запроса на художника-портретиста или художника-криминалиста Ширинкин посоветовал обратиться к Репину Илье Ефимовичу, который именно сейчас находился в столице, а не уехал в своё имение. Вот и ехал знакомиться с человеком, про которого в будущем знал, что это художник только из-за поговорки: «Ну вот, картина Репина «Приплыли»».  Не моим интересом и коньком было изобразительное искусство, что в прошлой, что в этой жизни.
Правда,  перед своей кончиной в том будущем времени-пространстве в Инете выкопал информацию, что такой картины Репин не создавал.  Оказывается, был такой художник Лев Григорьевич Соловьев, который  в семидесятых годах девятнадцатого века написал картину, где изобразил монахов на лодке, заплывших по реке в большую группу купающихся голышом женщин. Назвал эту картину автор «Монахи. Не туда заехали».
В начале двадцатого столетия полотно поступило на выставку в Сумской художественный музей и в тридцатых годах висело на стене рядом с несколькими творениями Репина.  Люди, не слишком разбиравшиеся в искусстве, посчитали, будто все работы выполнил один и тот же художник. Сам сюжет привлек их внимание и показался забавным, а дальше молва сократила название картины до «Приплыли».
Мне повезло, Репин оказался в Академии.
- Добрый день, Илья Ефимович, - поздоровался я с художником в коридоре, куда меня привёл призванный в помощь один из студентов. – Позвольте представиться, флигель-адъютант Его императорского величества, Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич.
- Приятно познакомиться со столь заслуженным для своих лет боевым офицером, - взгляд художника уважительно обежал мои награды, особо остановившись на золотом эфесе шашки с Георгиевским темляком и Аннинским крестом. – Что Вас привело в нашу Академию, Тимофей Васильевич?
- Илья Ефимович, мне надо проконсультироваться с Вами по весьма важному делу, и если можно - наедине.
Удивлённый художник в молчании провёл меня в свой кабинет. Идти пришлось довольно таки долго. Лишь войдя в помещение и закрыв дверь, Репин спросил:
- Итак, что Вы хотели у меня спросить наедине?
- Илья Ефимович, мне нужен художник-портретист, который смог бы по описанию изобразить лицо человека, - ответил я.
- По описанию?! Хм… Оригинально… - профессор живописи задумался. – Очень интересная задача… Да что же это я! Проходите, присаживайтесь, Тимофей Васильевич.
С этими словами, Репин указал на одно из трёх кресел, стоящее рядом с небольшим круглым столиком. Кабинет был большим, кроме этого столика был и диван, и письменный стол, и рабочее место с несколькими мольбертами. Художник, сев в соседнее кресло, произнёс:
- Это, действительно, интересная задача для художника. Наверное, лучше всего Вам бы подошёл Серов Валентин Александрович. Великолепный портретист, просто замечательный! Но он сейчас в Париже, а Вам, насколько я понял, надо срочно?!
- Вы правы, Илья Ефимович, очень срочно.
- Тогда порекомендую своего ученика Куликова Ивана Семёновича. Очень одарённый молодой человек. Будет замечательным художником, поверьте моему опыту. Единственное… Он из крестьян. Его отец был крепостным. Это не помешает? – Репин вопросительно посмотрел на меня.
- Лишь бы смог сделать то, что от него потребуется. А что надо сделать, я уже объяснил.
- Тогда я сейчас пошлю за ним, а потом мы здесь проведём эксперимент, - профессор живописи азартно потёр ладони между собой. – Вы будете нам описывать какого-нибудь вашего знакомого человека, а мы вместе с Иваном Семёновичем попробуем его изобразить. Честно говоря, просто не терпится взять в руки карандаш.
Пока ждали Куликова, Репин рассказывал о своих учениках, деятельности академии, успехах русских художников на международных выставках. Мне же оставалось только кивать и вовремя вставлять междометия.
Иван Семёнович, наконец-то, пришёл. До него была доведена задача, и эксперимент начался. Художники встали за мольберты и чуть ли не хором попросили меня начинать описание человека. Я хотел было им объяснить, как надо составлять фоторобот. В фильмах видел данный процесс: овал лица, глаза, нос, рот, и так далее. Криминалист подбирает, а описывающий тут же комментирует: «Похоже – не похоже, шире – уже, и прочее». Как работают в Соединённых Штатах художники-криминалисты, я не видел и не читал, но предполагал, что как-то так же. Но решив, что Репину виднее, начал описывать по какому-то наитию покойную Дарью – мою маленькую и смелую птичку. 
Художники часто прерывали меня, прося уточнить различные детали, а я, закрывая глаза, видел моё солнышко то улыбающейся, то серьёзной, то заразительно смеющейся и пытался всё это передать словами. Наконец, они закончили и попросили подойти, и оценить их труд.
Пройдя между двумя мольбертами, я развернулся, посмотрел на оба рисунка, и начал правой рукой искать, на что бы опереться. Если у Ильи Ефимовича Дарью мало что напоминало, то с рисунка Куликова на меня смотрела моя улыбающаяся маленькая птичка.
Репин заметил моё состояние и спросил:
- Что с Вами, Тимофей Васильевич? На Вас лица нет!
- Прошу прощения, господа. Рисунок Ивана Семёновича меня просто поразил. Дарья получилась, как живая.
- А кто это, и что с ней произошло? – смущённо произнёс молодой художник.
- Она была моей любимой женщиной и должна была стать женой. После того, как шесть с лишним лет назад было предотвращено покушение на тогда ещё цесаревича Николая Александровича, один из революционеров-террористов, желая досадить мне, убил её, - я замолчал, пытаясь проглотить образовавшийся в горле ком.
- Извините, Ваше высокоблагородие, - повинно произнёс Куликов.
- Ничего, Иван Семёнович, дело прошлое. Время, как говорят, лечит. Могу Вам сообщить, что с сегодняшнего дня Вы приняты на государеву службу в чине коллежского регистратора. А если поможете выполнить поставленную Его императорским величеством задачу, то можно будет шагнуть сразу в губернские секретари, а там и до титулярного советника, и личного дворянства недалеко, - я пожал ошарашенному Куликову руку. Отпустив её, достал часы. – В общем, быстренько собирайтесь, у нас осталось два часа до поезда на Гатчину. Берите только то, что понадобится для вашей художественной деятельности и учтите, что работать придётся не только в помещениях, но и буквально на ходу. Всё остальное получите во дворце, а ваши личные вещи позже подвезут.
Молодой художник смотрел на меня с каким-то ужасом, без слов открывая и закрывая рот. Я повернулся к Репину.
- Илья Ефимович, думаю, наша великолепная Императорская Академия художеств поможет первому в мире художнику-криминалисту всеми необходимыми для рисования средствами. А то боюсь, Ивану Семёновичу через пару дней придётся поехать в дальнюю и длительную поездку, а я, собственно, даже не представляю, где закупить необходимое. И по времени – полный цейтнот. 
- Конечно, кончено, поможет, Тимофей Васильевич, даже не переживайте, - ответил мне не менее удивлённый, чем его ученик, Репин, а потом продолжил, обращаясь уже к Куликову. – Иван Семёнович, дойдите до канцелярии и скажите, что я распорядился выдать всё, что вам понадобится для работы. Кстати, Тимофей Васильевич, а сколько её будет, этой работы?
- Точно не скажу. Давайте ориентироваться, что за время этой поездки Ивану Семёновичу придётся нарисовать около двухсот портретов. При этом часто придётся работать буквально на коленке в стеснённых условиях. Поэтому сами решайте, что надо.
Через пару часов мы тряслись в поезде до Гатчины. В Приоратском дворце Куликов, подписав все необходимые бумаги, был введён генералом Ширинкиным в курс того, в каком расследовании он будет участвовать. Мне даже стало как-то жаль художника, он даже не представлял себе, как изменилась его жизнь. Кстати, рисунок Дарьи забрал себе. Не знаю, придётся ли объяснять Марии кто это, но он всегда будет со мной.

Отредактировано Курсант (08-09-2020 09:03:54)