Глава 5. Встречная восьмерка

«Якорь» был безобразно велик, занимая целый квартал. На первом этаже располагался кабак. На втором – кабак поприличнее, куда всех подряд не пускали – за этим строго бдил усиленный наряд городской стражи. На третьем – гостиница на четыре десятка отдельных комнат и четырех кубриков – в каждый человек двадцать напихивалось, и даже не в пять слоев.
А на четвертом, между всем этим разнообразно слоеным пирогом и выгоревшим небом, располагался господин Фуррет. Выше него никого не было. Ну кроме пары наблюдателей на вышке и птиц. Но это не серьезно – каждый признавал.
С одной стороны, каждый день приходилось то подниматься и спускаться по нескольку раз. А господин Фуррет давно перешагнул границы бесшабашной юности и зрелости, и который год приглядывался к старости, пробуя ее, будто ростовщик подозрительную монету. Старость отдавала затхлым привкусом во рту, щелканьем в коленях и болью в суставах.
С другой стороны, если кто решит прийти к господину Фуррету незваным, то этому храбрецу придется пробиваться сквозь три этажа, набитых людьми, словно бочка селедкой. Званый же, в этой толчее терялся листом в весеннем лесу, и никто бы его не запомнил и не заметил – много таких!
С третьей – на высоте не так воняло с улицы. И мухи с комарами залетали куда реже…
Хотя, на дворе такой дождь, что какие там мухи! Побоятся выбраться из тех нор, где пережидают непогоду. Не рискнут мочить хрупкие слюдяные крылышки…
Фуррет отвернулся от окна:
- На чем мы остановились?
- Наш разговор прервался на возвышенной ноте. Мы знаем друг друга не первый год. И все такое.
В дальнем углу кабинета, в кресле, прислоненном к одной из труб водостока, по которой сейчас с шумом бежала дождевая вода, сидел старик. Седой. Нет, даже белый! Старость настолько старательно выедала любые краски из его волос, что они стали белоснежными, точно у альбиноса. Только у альбиносов белизна яркая, заметная, а прическа старика отдавала тусклостью.
Но глаза искупали бесцветность седовласого. Серые, с черными пятнами – будто гиенья шкура на них пошла, удивительным образом, угодив под веки.
Старик был огромен. Даже сидя в глубоком низком кресле, он смотрел на Фуррета сверху-вниз. У кресла стоял старинный рыцарский меч в ножнах, прислоненный к стене. Оружие казалось таким древним, что могло принадлежать еще прадеду старика. А то и деду прадеда. Такие «полуторники» вышли из моды полтораста лет назад.
Отполированная частыми прикосновениями проволока на рукояти блестела даже в полумраке кабинета. Старик касался меча левой рукой. Нежно, будто любимую женщину, разлука с которой даже на миг больно ранит сердце.
- Да, - продолжил беловолосый рыцарь, - мы знакомы уже не первый, и даже не второй год. И каждый раз, когда я поднимаюсь по бесконечно длинной лестнице, борюсь с желанием послать тебя как можно дальше. Что, такой влиятельный тип как ты, не может соорудить достойный кабинет для встреч со старыми друзьями на первом этаже? Там и наливают быстрее, и жизни больше. А то сидишь тут как паук!
- Мне больше нравится сравнение с драконом, - улыбнулся Фуррет.
- Да хоть с морским огурцом, - безразлично хмыкнул старик. – Ты умный человек, Фра, но твоя главная беда в том, что ты слишком любишь все красивое. Поступки, слова…
- Кому что, Бьярн, кому что. Кто-то больше жизни любит деньги, кто-то власть, ну а мне нравится все красивое. Имею я право?
- А еще ты любишь делать вид, будто ты мудрец, проживший десяток жизней.
- Мало ли! Воля Панктократора непредсказуема, и он вполне мог перекидывать мое сознание из человека в человека. Надо же как-то набираться опыта и знаний!
- Тоже верно, - кивнул Бьярн, - тоже верно. В знаниях сила! Не зная как зажечь факел, можно до конца жизни проплутать в лабиринтах, так и не увидев света солнца… Так зачем ты меня звал, Фра? К чему эта спешка, запыхавшиеся гонцы, загнанные лошади, недовольные женщины? Никогда не любил бросать дело на середине. И да, за кем ты послал Дюссака в такой дождь?
Фуррет присел в соседнее кресло, обхватил подлокотники, выполненные в виде могучих медвежьих лап.
- Сегодня ты удивительно многословен.
Бьярн вместо ответа пробежал пальцами по гарде своего меча, изображая жонглера на канате. «Жонглер» запнулся на четвертом шаге, упал, зацепившись пальцем-рукой, сорвался, размахивая конечностями. Фуррет с интересом наблюдал за представлением.
- Так что случилось, Фра?
- Этой ночью убили купца с Островов. Парень обмывал удачную сделку, пошел в порт, и по дороге ему медленно перепилили шею тупым ножом. И отобрали все деньги.
- Последнее для островного страшнее всего, - задумчиво ответил Бьярн, покачал головой. Белая грива делала его похожим на старого льва.
- Я бы сказал, что равнозначно.
- И кто же этот пустоголовый храбрец? Имя известно?
Фуррет откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел в окно. Подвигал челюстью, будто пережевывая какую-то горечь.
- Кто именно резал островного пока не выяснили. Впрочем, я и не требовал уточнить. Кто-то из шайки ублюдков Рэйни.
- Рэйни… - повторил старик. – Знаешь, у него даже имя противное – на языке привкус как с похмелья. Такого, когда вино запиваешь, чем покрепче, а потом блюешь полночи. И это отвратительное имя в связи со всякими отвратительными поступками, я слышал. И не раз. А вот лица не помню совершенно.
- Это, старик Бьярн, называется старостью! – хохотнул Фуррет.
- Так я и не стараюсь выглядеть молодым. Не закрашиваю седину, не завожу юных любовниц, годящихся во внучки, не распускаю слухи о том, что могу раз десять за ночь, - начал ехидно загибать пальцы Бьярн.
- Такая должность, - сокрушенно произнес Фуррет, - чтобы ей соответствовать, я должен казаться сосредоточением жизненных сил и прочей ярости. Этаким фонтаном силы и вулканом страстей. Чтобы ни одна, даже самая храбрая мышка не смела и носа сунуть в мои закрома!
- «Вулкан страстей», - фыркнул Бьярн. – Идея ясна, но признай, что иногда это выглядит… - старик задумался, подбирая нужное слово, - да, выглядит забавно.
- Вернемся, действительно, к делу, - поморщился Фуррет.
- Вернемся, - не стал спорить Бьярн. - Каждый сходит с ума по-своему. Если тебе нравится такой вариант… Ну кто я тебе, чтобы осуждать. Это Рэйни, как понимаю, стоит поперек горла. И ты хочешь, чтобы его не стало. И как можно быстрее. Притом, ты не можешь действовать ни как стражник, ни как … никакими другими официальными способами.
- Если коротко, то да. Рэйни наглый глупец, не соблюдающий правил и думающий членом. Хорошего можно сказать мало – платит вовремя.
- И все?
- И все.
- Кхм… - протянул Бьярн, - достоинство весомое, но не в этом случае. Убить всех?
- Можешь кого посимпатичнее и пожалеть разок, если хватит сил и времени. Но потом убей. Островные не прощают убийства своих. Особенно такие наглые. Могут принять за вызов. Сам понимаешь, нужно показать, что власть в Сивере тверда, и отступники караются быстро и жестоко.
Старик медленно кивнул, не выпуская Фуррета из виду.
- Понимаю…
- Думаю, они оценят такой жест и поймут, что случайности, на то и случайности, что происходят вдруг и внезапно. Островитяне жестоки, но не глупы.
- Им можно припомнить одного из тамошних дожей, недавно упавшего с моста на копья. Тоже ведь, как-то получилось. Совершенно случайно.
- Именно так, Бьярн, именно так.
Старик продолжил рассуждать:
- Но при этом, ты не можешь нагнать туда роту стражников, и всех тех выблядков переколоть? Отчего так?
Фуррет закрыл глаза, потянул носом, принюхиваясь.
- Не успеет приказ дойти до казармы, как стража получит другой – отомстить за смерть благородного  господина Фуррета, злодейски заколотого неизвестным убийцей.
- Тебя не поймут прочие, - понимающе произнес Бьярн, - те, кто платит долю.
- Не поймут. Поэтому, шайку Рэйни должны вычистить люди, по большому счету, пришлые и случайные. Со мной прямо не связанные.
Бьярн расхохотался.
- Фра, ты серьезно? Да каждая гиена на сто лиг вокруг знает, что Белый Рыцарь в долгу у господина Фуррета! И если где-то мелькнула его седина, то все дело в делах все того же господина Фуррета! Думаешь, меня не узнают? Да хоть с ног до головы замотаюсь в ткань… Нет, Фра, постарел ты. Не я! Предлагаешь поучаствовать в рытье могильной ямы тебе же! Может, еще и пнуть напоследок, а?
- Слухи пойдут не сразу, - покачал головой Фуррет. - Несколько дней пройдет. Самым говорливым накинут петлю на шею. Кому надо, тот узнает правду, но это произойдет не сразу, а очень и очень потом. И никто не будет искать второе дно по горячим следам. А спустя месяц ищется куда скучнее и без азарта.
- Второе дно?
- До Города дойдут слухи, что островные униженно просили моего разрешения на осуществление мести. Долго просили, ползая на коленях и целуя мне ноги. И я им помог. Дал десяток бойцов, упросил самого Белого Рыцаря поучастововать. С крохотной помощью Хото Высоты, кстати. Это за ним поехал Дюссак.
- Тебя погубит страсть к излишне красивым решениям, - прицокнул Бьярн. – Слишком сложно, слишком напыщенно. И Высота. Этот сумасшедший хорек, перемазанный кровью от носа до хвоста… Ты уверен, что я не откажусь? Идти на одно дело с этим…
- Не откажешься, Бьярн. Я же прошу как друг. Да и дело не только чистое, но и где-то даже благородное. Сивера станет лучше, если вы перебьете этих ублюдков. Ты и Хото. И да, давай обойдемся без оскорблений. Хорьки, они весьма умны.
- Вдвоем со зверенышем… - Бьярн снова прицокнул, сделав вид, что последних слов не расслышал. – Но погоди! Нас же будет всего двое, а ты пообещал островным помощь десятка?
- Ну, во-первых, ничего еще не обещал. Во-вторых, десяток будет – надо же перекрыть окна от любителей прыгать и лишних свидетелей. А в третьих – разве вы не стоите с ним десятка бойцов?
- Я всегда думал, что стою полтора!
- Уговорил, старый бес! Люди будут говорить о пятнадцати!
- А лучше, сразу сотню, раз уж ты хочешь поторговаться по такому глупому поводу.
- Чем тебе плох повод? Мы зато посмеялись, а смех продлевает жизнь.
- Странно, - покачал белоснежной головой Бьярн, - никогда не любил смеяться, а пережил всех.
- Это Смерть посмеялась над тобой, не более того.

*****

Наконец-то долгий подъем кончился. Карета остановилась под длинным и высоким дощатым навесом – и дождь с солнечными лучами остановит, и чужие глаза меньше разглядят. К дверце тут же кинулось два прихлебателя - еще один стражник стал чуть в сторонке, вскинув арбалет-цагру к плечу.
Однако! Дрогнет рука, и все! Хлопнет тетива, и тяжелый болт пробьет насквозь – разве что оперение из тонких дощечек застрянет в ребрах.
Хото уступил честь первым выходить Дюссаку – его знали в лицо, так спокойнее. Следом и сам спустился по короткой – в две перекладинки - лесенке. Стража явно ждала кого другого – рожи так и вытянулись. Но пригляделись к богатому хубону, слегка обмякли. Птицы низкого полета такой не заработают, да и побоятся на плечи накинуть.
- Наверх? – уточнил он у Дюссака, уже успевшего заметить какой-то непорядок и начавшего распекать подчиненных. Что не так, Высота не понял, но подзатыльники так и мелькали.
- Думаешь, лучше сразу в подвал? – прищурился Дюссак, оторвавшись от воспитательной экзекуции.
- Я там не был, вдруг что интересное. Или сундуки с золотом наш господин Фуррет хранит где-то в другом месте?
- Может, тебе еще и ключ от подвалов дать? От мертвого осла уши, мастер Хото! А нам, да, действительно, наверх. Не всю ты память пропил, молодец!
- Постоянство - первый признак мастерства! – многозначительно проговорил Высота, и, прочистив нос, громко харкнул в лужу, под ноги арбалетчику.
Тот дернулся, но тут же снова принял суровый вид цепной гиены.
Конечно же, наверх их повели не через главный ход – возле него как раз кого-то избивали - стадия разбитой морды уже прошла, и несчастного методично и вдумчиво забивали ногами насмерть. Рядом стояло два скучающих стражника, делая вид, что все так и надо. За углом нашлась неприметная дверца, настолько неприметная, что, не зная тайны, мимо пройдешь и не почешешься.
За нею обнаружилась лестница. Дюссак и Хото молча зашагали наверх. На каждом этаже их встречала дверь с небольшим смотровым окошком и парой хмурых верзил за нею. Верзилы были огромны, и явно умны – этакие откормленные кабаны, готовые в любой миг поднять вражину на клыки. Никакого сравнения с теми оболтусами, с которыми Дюссак приехал в гости. Нарочно таких безалаберных взял? Показывая, мол, с миром заявился?
Лестница закончилась коротким коридором.
- Ну все, - выдохнул сквозь зубы Дюссак, - почти пришли.
- Почти – не считается, - поправил его Высота. И первым шагнул по знакомому пути.
Стены коридора были завешены плотной тканью. И за нею, Хото был готов голову дать на отгрыз стае мяуров, сидели бойцы в полной боевой готовности, с копьями в руках. Готовые при первом признаке опасности, сунуть длинное и хорошо заточенное перо в негодяйскую печенку. Словно в предчувствии стального жала, печенка судорожно задергалась. Во рту стало очень гадко…
Коридор, как и все предыдущие, кончился дверью - массивное сооружение – плечом не вышибешь, все кости переломаешь.
Первым, что увидел Хото, войдя в кабинет господина Фуррета, стала гнусная ухмылка зажившийся на свете мумии. Стенолаз выругался.
Впрочем, Бьярна от вида Высоты тоже перекосило. Оба синхронно сплюнули.
Господин Фуррет и Дюссак, явно ожидавшие подобного, хохотнули.
- Вижу, вы друг другу очень рады, - хмыкнул Фуррет.
- Аж блевать тянет, - признался Бьярн.
Хото вежливо промолчал. Так показалось со стороны, разумеется. Стенолаз не на словах, а на деле боролся с приступом тошноты – в кабинете отчаянно пахло какими-то цветами и тому подобными благовониями. Высота и так-то запахи не особо переносил. А уж в нынешнем своем состоянии – пьяном похмелье – его и вовсе выворачивало наизнанку.
- Ладно, господа! – вымолвил Фуррет, внимательно глядя на позеленевшего стенолаза, - будьте добры, оставьте меня и мастера Хото на несколько минут. А ты, - оглянулся он на Высоту, - марш к окну! Заблюешь ковры, спишу в галерники!
Хото, не заставив повторяться, кинулся к приоткрытому окну, жадно начал вдыхать свежий воздух, очищая легкие от липкого аромата.
Бьярн долго и со вкусом выбирался из кресла, поминая наглых малолетних ублюдков, не знающих отца. Вот мать-то их, Бьярн знал лично, да...
Дверь мягко захлопнулась за спинами ушедших.
- Отдышался?
Хото обернулся:
- Не уверен, но вроде бы да.
- Вот и хорошо. Присаживайся, - кивнул Фуррет на освободившееся место Бьярна.
- Король умер, да здравствует король! – кисло пошутил Высота, но в кресло плюхнулся. – К чему такая спешка?
- Ты еще не понял? – Фуррет задал вопрос и чуть наклонил голову набок, внимательно глядя на Хото. – За тобой долг, мастер Высота.
- Я отдал все долги, мастер Фуррет. Уже давно.
Фуррет выдохнул сквозь зубы – вышло чересчур зловеще – будто гигантская рептилия в теле человека:
- Давай не будем кривляться. Бубо угробил именно ты. И плевать, что этот мудак задолбал всех и вся! И плевать, что он был должен, что тебе, что еще паре дюжин человек! Ты угробил хорошую дойную корову. Еще и спер добрый шмат говядины, испоганив часть остальной туши. Напомнить, что за такое бывает? И, повторюсь, мне плевать, что этого жадного подонка настигла в твоем лице справедливость! Высшая справедливость в моем лице лишилась изрядного процента дохода!
Хото молчал, внимательно изучая рельеф подлокотников кресла, особое внимание уделяя коротким когтям.
- Раз молчишь, значит, признаешь вину. И да, с семьей Бубо вышло нехорошо.
- Я предпочитаю божий суд в таких делах. В конце концов, и в борделях можно жить. Ты же держишь обеих для личного пользования, не вручил еще Ратту и его береговым крысам? И да, раз уж зашла речь о борделях и шлюхах… Раз тут сидел этот буйный старикашка, значит, надо кого-то убить? И этого “кого-то” много и правильной дракой не пахнет? Какая-то из банд решила, что господин Фуррет перестал ловить мышей? И надо осуществить показательную порку?
- Знаком человек по имени Рэйни?
- Человек? – фыркнул Хото. – Да это ходячая свинья, да простят меня честные и вкусные хрюшки за сравнение!
- Знаешь, - потер ладони Фуррет, - уже лучше! Можно сберечь полсотни слов.
Высота отмахнулся:
- Этого хряка все знают. Любит шалить на границе порта и «чистых» районов. В сам порт не лезет, опасается Ратта. Тварь та еще, и банду подобрал под стать. Но зачем я? Там хватит и седой развалины с десятком обормотов Дюссака.
- Нужна полная уверенность, что Рэйни не сбежит. И еще нужна жестокость. Настоящая. Чтобы содрогнулись, представив себя на месте подвергнутых. Кто, если не ты?
Хото тяжело вздохнул:
- А ведь этот день мне не нравился с самого начала.
- Трудный день, - согласился Фуррет, - но тебе, хотя бы, не отпилили голову.
- Возможно, это лучший вариант, - меланхолично проговорил Хото, - и вообще, господин Фуррет, не найдется ли у тебя горячего вина? Можно без пряностей. Я зверски продрог.
- Эй! – рявкнул господин Фуррет. – Вы, оба, за дверью! Хватит подслушивать! Заходите!
Дверь тут же распахнулась.
- Дюссак, - скомандовал Фуррет, - не сочти за труд, свистни кухарям, чтобы принесли горячего вина, а то Хото изойдет на сопли и толку от него не будет.
Дюссак кивнул, шепнул одному из безмолвных стражников приказ на ухо, тот дробно ссыпался по лестнице.
- Ты так сказал, будто от него этот толк будет? – просопел Бьярн, топчась у входа – его кресло было занято. И мерзкий хорек вытирал свои грязные пальцы об его меч!
- Какой-то, да будет! – хихикнул Высота. Его начало знобить, а что в желудке творилось – и врагу не пожелаешь!
- Разве что на твоих соплях кто-то подскользнется и расшибет себе голову!
Хото лишь улыбнулся в ответ.
Кухари у господина Фуррета, что молнии! Раз, и перед Высотой стоит парящая кружка.
Стенолаз обхватил ее обеими ладонями – горячая глина приятно грела ледяные пальцы. Покосился на Бьярна – тот так и стоял у двери, не зная, куда себя деть.
- Раз уж судьба, в лице господина Фуррета, нас снова свела вместе, то какой у нас план, ветхобородый?
- Заходим и убиваем всех. Кто убежит, тех прихлопнут на выходе люди господина Фуррета. На тебе Рэйни и антураж, раз уж надо все обставить красиво. На мне все остальные. И остальное.
- И ты еще жив с такими продуманными и проработанными стратагемами? – покачал головой Хото.
- Мои планы трезво учитывают возможности всех сторон и трезвый взгляд на ситуацию. - Бьярн подшагнул, схватился за ножны, стал вытирать рукавом те места, которых могли касаться пальцы проклятого сопляка.
- Так бы и сказал, старик, что выпить хочешь! Дюссак, будь другом, озадачь кухарей на еще одну порцию! И себе возьми, заслужил!

*****

«Судьбой рыцаря была война. И он принял ее с радостью. Рыцарь сражался всю жизнь. Дюжина битв и многие сотни боев. Погибшие друзья и убитые враги. Кровь на лице, своя и чужая.
А потом пришла старость. Она подарила седину, но забрала прежнюю силу рук и ясность взора. И рыцарь вспомнил, что родился он не из звона мечей и треска пожарищ.
И дорога его повернула к дому. Рыцарь не помнил, какой он, этот родной дом – очень уж давно судьба вывела на дорогу войны…
И был его доспех избит безжалостными ударами, и меч его был выщерблен, и одежда вся в засохшей крови.
Но узнали. Да и как не узнать такого героя? Особенно, когда едет он не с пустыми руками.
И отец вышел к воротам замка, и обнял крепко. И дивились люди – стоят два старика, один другому ровня морщинами да сединой – так иссушила рыцаря долгая дорога.
И несли ему сестры вино и прочее угощение, и омыли уставшие ноги. И с братом выпили, и с каждым из соседей. И спросил рыцарь: «Где мать моя? Где та, что родила на свет?»
И пропала радость в словах окружавших его, и пропало счастье в глазах их.
«Умерла она. Год назад. Ты на войне был! А она вспоминала, встречи просила! Не дождалась!»
И вскричал рыцарь в горе:
«Мама! Мама! Прости меня! Прости!»
И седина его волос стала белой, будто первый снег. И заплакал рыцарь, и сказал, что нет места ему среди людей мира, а дорога его – на войну.
И сел он на сивого коня своего, да и уехал. И ложились в скорби цветы под копыта его коня. И пропал рыцарь в безвестности. Говорят люди, что ходит Белый Рыцарь дорогами войны, ищет успокоения, да прощения.
Но не сбежать от самого себя, как ни старайся…»

Так звучала история Бьярна, когда за беловолосым закрывалась дверь.
Он же, слыша ее в пересказах редких смельчаков, смеялся. Потому что не так все было. Совсем не так!
Но как – никогда не рассказывал. А кто знал – тот умер давно.

Глава 7. Медведь выходит на охоту…

Хото покрутил пустой бокал, перевернул, поймав языком последние капельки вина, поставил на пол у кресла. Поднял взгляд на окружающих:
- Как уже звучало в этом чудесном месте, план у нас весьма прост. Мы зайдем и всех убьем. Все верно, господин Фуррет?
- Насчет всех, - прищурился Фуррет, - это уж как получится. Мы, - он обвел рукой кабинет, - все тут взрослые люди с многолетним опытом. И требовать невозможного я не рискну, зная, что вы не захотите расстраивать такого замечательного человека, как я. Ведь так?
Молчание прозвучало весьма красноречиво. Расстраивать господина Фуррета никто не хотел. Тот же, выждав небольшую паузу, продолжил.
- Соответственно, постарайтесь. Но если не получится, то ничего страшного. Главное, чтобы не ушел тот жирный ублюдок.
- Пузом в дверях застрянет, - веско сказал Бьярн, и уточнил, - что с прислугой?
- Если наскочит на клинок, никто не пожалеет. Мусор, он мусор и есть. Полезные люди покинут «Башмак» в течение ночи. Так что, можете не сдерживаться.
- Принято, - кивнул рыцарь. На лице старика появилась улыбка, по мнению Хото – весьма гнусная.
Высота же, и задал очередной вопрос:
- Так понимаю, господа, за кабаком следят не первый день?
- Верно, - ответил Дюссак, - эти выблядки давно напрашиваются. Повода не было.
- Мне хотелось совместить полезное с полезным, - произнес господин Фуррет, скрестив руки на груди. – Просто так выкосить сорняки – это хорошо. Но если крысокос полезен еще в чем-то, то это дважды хорошо!
- Трижды! – торжественно заявил Хото, тыкнув пальцем в потолок. – Ведь мы еще получим немножко денежек, и их нахрен пропьем!
- Трижды, так трижды, главное, что с помощью глубокоуважаемого господина Дюссака и его верных помощников, мы знаем практически все, что нужно для успешного дела.
- Прекрасно! Восхитительно! Как там говорят в Малвессе, «брависсимо!»?  - громко зааплодировал Хото. – Ты мне скажи, где Рэйни Бабуи спит? Где этот сын крысолисицы дрыхнет?
- Второй этаж, - тут же ответил Дюссак, ни на миг не задумавшись. – Комната напротив гостевой лестницы. Дубовая дверь с двумя засовами. Закрывается, когда внутри, на оба. Не слишком доверяет своим, похоже.
Высота потеребил мишуру, свисающую с покрывала, лежащего на кресле:
- Дверь мне не интересна. «Башмак», он же как любимая внучка Бьярна, можно заходить с разных сторон. Ой, - Хото сделал вид, что искренне  изумлен, - Бьярн, а ты здесь! Прости, друг, прости!
- По фронту четвертое окно справа, если стоять лицом к входу.
- Вообще прекрасно. Обожаю цифру «четыре». Она приносит мне удачу! Лестница?
Дюссак поморщился:
- С этим сложнее, но самую малость. Местная хранится в подсобке кабака и незаметно ее не вытащить. Но нужной длины будет, точнее, уже должна быть на месте. Приставят незадолго до начала. Чтобы лишний раз не возбуждать ненужных вопросов.
Хото снова зааплодировал
- Дюссак, нахрена тебе все это? Иди ко мне в подсобники! Ты же просто чудо! Деньгами не обижу! Зуб даю! Нет, даже клык!
- Иди в жопу, Высота! – отмахнулся Дюссак.
- Мое дело предложить, что ты вот так сразу… Подумай!
- Не сманивай моих людей и не устраивай балаган, - поморщился господин Фуррет. – Мы и так знаем, что цирк твоя судьба.
- Не цирк, а циркачка, - уточнил Хото, чинно поджав губы,  - и она судьба не моя, а глубокоуважаемого господина Дюссака, да не заведутся у него в штанах кусучие тварюшки!
Дюссак обреченно вздохнул и обреченно пожал плечами. Что взять с полоумного?..
- Жонглер! – выплюнул Бьярн.
- Стенолаз, - холодно поправил рыцаря Хото, и тем же тоном продолжил: - довольно шуток, господа! Время не ждет. Рабочая высота мизерная, буквально ниочемная. Но мне бы немного снаряжения. Стены насквозь мокрые, не хотелось бы размазаться о камни. Еще и куском штукатурки приложит. Не такой смерти желала бы мне мама! Если позволите, я метнусь домой, возьму что надо.
- Не позволю, - отрезал Фуррет, - все твое барахло в подвале. Я сказал забрать все, до последнего обрезка веревки. Там же и подберешь броню и оружие – твою саблю оставили дома. Я помню.
- Благодарю, - хмуро ответил Хото. – За саблю. За остальное – еще подумаю. Надеюсь, не сильно натоптали?
- Грязь повсюду,  - развел руками Дюссак. – Я, конечно, сказал, чтобы ребята сперва вытерли ноги о постель, а уж потом занимались сборами. Но ты же знаешь, кто сейчас идет в стражники. Сплошные тупоумные дебилы…
- Суки вы мрачные, - выдохнул Хото, - как же я вас всех ненавижу!
- Взаимно, - не удержался Бьярн.
- Про тебя вообще речи не шло, дедуля! – взвился стенолаз. – Стоишь себе в углу, там и стой, как дурак!
- Хото! – рявкнул Фуррет. – Заткнись! Бьярн, ты тоже захлопнись! Выдохнули, еще раз выдохнули и успокоились. А теперь, чтобы не терять времени, идите-ка в подвал!
- Чур не приставать! – испуганно дернулся Высота. – Знаю я тот подвал!
- Иди в жопу! – слаженно рыкнули Фуррет и Дюссак.
Бьярн, не удержавшись, хмыкнул.
- Не уговаривайте,  - прыснул смехом Высота, - престарелые шалунишки!

*****

Вслед за Хото, на крышу “Драного Башмака” забрался и приданный стенолазу в помощь боец Дюссака. Забирался, точнее, вползал он раз в десять дольше. Бедную лестницу так трясло, что еще немного и сломалась бы.
Но справился, сумел. Вполз! Заходил по крыше, с опаской подходя к краю и, вытягивая шею, будто выпь, заглядывал в темноту, из которой и поднялся. Его мельтешения быстро утомили.
- Хватит суетиться, ты не в борделе под клиентом, - шикнул Хото. Вынул из кармана штанов моток бечевки, распустил простенький узел, начал разматывать, опуская один конец с крыши. Спустив с два десятка локтей, остановился, прислушался.
Внизу началась тихая возня, быстро прекратившаяся.
Высота сунул в руки дрожащему от обиды и страха бойцу второй конец веревки.
- Сейчас ты прекращаешь обсираться, понял?
- Угу…
- Чудесно. Подходишь к краю… Нет, прыгать не надо, тебе совсем не ту страшную правду обо мне рассказывали! Упираешься левой ногой в парапет… Нет, стой, блядь, ты куда!? Не перегибаешься… Вооот! Уже хорошо. Все закончится, попрошу тебя наградить! Да, ты верно понял, попрошу Дюссака не наказывать! Теперь локтем упираемся в колено… Рука ладонью к небу! Пусть небо из звезды видят, что у тебя там нет ни ножа, ни кастета… Вообще нихрена нет, кроме веревки! И начинай тянуть правой. Чуть подтянул, левой цепляйся, правой перехватывайся. Не бойся, я сзади. Придержу, если что. И осторожно, без рывков. Изгваздаешь побелкой тюк, вытру известку об тебя.
Хорошо, что в кабаке все или спали, или были заняты шумными делами. Никто не услышал шкрябанья угловатого свертка по стене.
С одной стороны, Хото сам бы справился куда быстрее и проще. Но впереди была работа. И пусть все указывало на то, что обойдется без шума и все ограничится лишь резней упившихся грабителей… Драка все же проходила по разряду возможных возможностей. А руки надо было беречь… Особенно кисть левой, на которой вздулся нехороший желвак. Вроде и боли серьезной, и пальцами проминается, а все нехорошо. И к лекарю зайти не успел, с этим затянувшимся дождем…
Тюк перевалился через край.
Взмокший помощник уставился на Хото, тяжело дыша. Пот, заливавший глаза, он вытереть то ли не сообразил, то ли опасался.
- Молодец. Ползи вниз. Скажешь, чтобы убирали лестницу.
- А? – всем видом помощник изобразил непонимание. Дикий какой-то попался. Надо при случае Дюссаку посоветовать не набирать стражников среди деревенщины, приехавшей на ярмарку и заблудившейся в путанице города.
- Спускайся вниз и убирай лестницу, - прошипел Хото, - что тут не ясного?!
- А!
- Хуй на! – ругнулся Высота. – Где вас таких тупых находят только?!
- Меня в порту, - выдал вдруг боец осмысленную фразу.  – Я у Ратта работал. А теперь не работаю.
- Как же я рад и за тебя, и за беднягу Ратта!  - боец не видел, но у Хото начал дергаться левый глаз.  – А теперь, будь добр, сдерни отсюда. Пока не скинул!
Дождавшись, пока боец спуститься, да втолкует своим таким же тупым соратникам, что чокнутый стенолаз приказал лестницу убирать, Хото развязал шнурки на тюке и начал снаряжаться.
Фуррет, то и дело поглядывая на закованного в сталь Бьярна, настойчиво предлагал надеть кольчугу. Хото отказался. Планируйся сейчас честный бой грудь в грудь, доспех мог и пригодится, благо, из-за своей гибкости, нисколько не мешал работе с высотным снаряжением. Но сейчас – лишний вес без особой пользы.
Куда полезнее колет, да налокотники и наколенники из нескольких слоев тонкой кожи – разумеется, от падения на мостовую не спасут, но от последствий неудачного кувырка – запросто. Не хотелось бы добивать суставы.
Два ножа. Один, тот, что постоянно под рукой на работе – скобой ножен за грудной ремень беседки, и заправить ножны под ремень. Второй, раза в три длиннее, с широким клинком в локоть, с приличной гардой – этакий абордажный тесак, которым можно и рубить, и колоть. Его - через плечо. Благо, к ножнам длинный ремень пришили мгновенно – умеет господин Фуррет просить об одолжениях.
«Возьми что приличнее, а не эти зубочистки!» - глумился в подвале - оружейной Бьярн. Ветхобородому извращенцу привычна его легендарная оглобля. Вот и не может понять и принять, что в тесной свалке куда полезнее не длина, а умение.
Хото ведь не бретер и не рыцарь. Он стенолаз.

*****

Бьярн не любил жителей Сиверы. Суетные они, мелочные! Крикливые и черные какие-то. Не любил Хото Высоту. Стенолаз пугал своей непредсказуемостью и повадками бешеного хоря – так и целил в глотку, так и примеряется! Не любил и Дюссака с его бойцами – не поймешь, то ли стражники, то ли разбойники – этакая диковинная тошнотворная смесь. Он и Фуррета не любил, не выказывая неприязни исключительно из-за определенного уважения за когда-то оказанную помощь. Ну и как давнего работодателя, ни разу не давшего повод усомниться в своей порядочности.
Говоря проще, Белый Рыцарь не любил всех людей в общем. И каждого в частности. Бьярн любил людей убивать. Даже если ему за это не платили. Хватало одних ощущений! Клинок проходит сквозь плоть, трещит мясо, рвутся сухожилия, хрустят кости… И кровь плещет во все стороны. Туманит разум, пьянит!
Чувствуешь себя молодым. Прекрасное чувство! И можно смело идти в бордель, не боясь позора. Наоборот! Оплатить сразу двух, а то и трех! Главное, чтобы от них не пахло кровью. Иначе может получится нехорошо…
Не время женщин. Время дела!
Сговорились начать, когда мимо переулка в третий раз пройдет наряд полуночной стражи. Самое время. Крысы напьются и попадают спать. Ну а какая еще не уснет к тому времени, будет словно прибитой мешком – еле ползает, туго соображает…
Бьярн не боялся бодрствующих крыс. Он убил многие сотни. Не хотелось ловить их в темноте, вытаскивать из тайных уголков. Неподобающее занятие для рыцаря. Это для фенеков-крысоловов. Или для хорьков!

*****

Хото отмерил веревку впритык – от угла парапета до подоконника, с учетом растяжения. Все размеры ему набросали на кусочке истертого пергамента, пережившего уже с десяток подчисток, с точностью до зерен. Хорошо, когда говоришь с людьми на одном языке! Не нужно ни угрожать, ни совать деньги.
Впритык, без запаса, и без узлов. Иначе ведь ерунда получится. А нам ерунда не нужна. Нам нужна жизнь Рэйни. И тех невезучих ублюдков, что решили связать нити своих жизней с его драной бечевкой…
Встегнулся, сполз за край, уперся ногами, чувствуя сквозь тонкие подошвы шершавость стены. Левой сбросил веревку вниз, чуть расслабил хватку правой.
Короткий спуск, больше похожий на растянутое падение…
Над самым окном, Хото сильно оттолкнулся от откоса, отлетел от стены и, когда его потянуло обратно, повернувшись боком, влетел в окно, вынося ногами раму.
Оглушительный треск сломанного дерева, звон стекла, градом осыпавшегося за спиной…
На Севере такой фокус бы не прошел! Окна там добротные, чтобы выбить раму, надо применять Ойгена с размаху, а не худосочного Высоту. Но здесь Юг, здесь все вполсилы и в полкирпича.
Кувырком вперед, гася приземление. Полетели во все стороны бутылки, какие-то корзинки, стулья… Хото врезался в кого-то мягкого, вольготно раскинувшегося на полу, прямо посреди комнаты. Не глядя, ударил ножом в мягкое. Раз, другой, третий, четвертый! Обрызгало теплым, ослепило на миг.
Высота подскочил на ноги, метнулся к окну, сорвал штору, до того висевшую на обломке карниза. Слабый свет луны тут же ворвался в помещение. На полу корчился здоровенный мужик, с огромным пузом, весь залитый кровью. Мычал что-то неразборчивое, хлопал руками по залитому ковру…
Вот это туша! Сразу видно, кого надо туша!
Хото подскочил к недобитку, вонзил клинок в висок, чувствуя, как лопается тонкая кость…
С истошным визгом, от двери, на него кинулась тень.
Высота выдернул левой рукой тесак из-за спины, неловко отбил удар гардой, увел руку в сторону. Противник провалился, чуть не упал.
Ударил локтем правой в голову. Налокотник, который использовался в работе уже несколько лет – весь в засохшем растворе, будто в шипах - прошелся по лицу теркой.
Тень отлетела, вопя от боли, прижимая руки к разбитой роже.
Хото, не разгибаясь, нырнул в ноги, ударил тесаком. Оружие воткнулось по рукоять. На Высоту тут же навалилась обмякшее тяжелое тело, по лицу мазнуло длинными волосами, заплетенными в косу…
Стенолаз отбросил плечом умирающую, заглянул ей в лицо. Баба беззвучно раскрывала рот, щерила гнилые зубы.
- Бесстыдница, - покачал головой Хото. – с мужиком легла, а волосы-то, и не распустила… Нельзя так.
И ударил рукоятью в горло, ломая хрящи.
Баба молча завалилась на бок. Задергалась в агонии, засучила ногами, колотя пятками об пол.
Высота критично оглядел ее. Прислушался. Внизу что-то громкое и весьма рыцарственно-героическое орал Бьярн. Слышались крики и шум боя. Кого-то резали во дворе… Ну ничего, работы на три минуты. А раз господин Фуррет просил – надо уважить. Может, отстанет-то, наконец!
- Ох, и тяжелая ты, наверное. Но что поделаешь! Народу требуются зрелища, так что прости. Тебе-то уже все равно. И косы у тебя хорошие. Длинные, да крепкие…

*****

Бьярн подошел к двери в кабак, бросил взгляд на вывеску. Спалить бы ее, вместе с безруким маляром…
Толкнул дверь от себя… Она медленно отворилась. Изнутри пахнуло вонью добротной многодневной пьянки. Рыцарь даже пожалел, что не может вытереть глаза  - слезы навернулись сами собой. Пили тут давно и весьма основательно!
На рыцаря тут же уставилось с десяток пар глаз. Расчеты оказались неверны. Если кто и перепил, то на ногах все равно оставалось изрядное количество. Крепок нынче разбойник, ох и крепок…
Над головой коротко свистнуло, тут же раздался громкий хруст, зазвенели по камням разбитые стекла, крошась в пыль. Хото начал первым. Вот же мерзкий хорек! Что ж, нельзя оставать от подельника!
Белый рыцарь шагнул в кабак, вытащил из ножен меч – не спеша, чтобы каждый слышал этот зловещий шорох металла о металл. И громогласно произнес:
- Слушайте меня, крысы!
Крысы замерли на миг, застыв от удивления. А потом кинулись кто куда, переворачивая лавки и столы, роняя кружки и тарелки с кувшинами.
Бьярн захохотал и кинулся в самую гущу, разя во все стороны мечом. Достал нескольких. Отточенный клинок с легкостью рубил тела на части.
На рыцаря кинулся один из громил. Высокий, плечистый, с копной курчавых волос и с коротким копьем стражи в мускулистых руках. Противник оскалился, атаковал. Зачастил уколами, будто змея жалом. Бьярн ушел от нескольких ударов, еще пара пришлась в живот, но наконечник лишь жалобно звякал о броню. Старая кираса могла выдержать и попадание из акробалисты!
Меч упал сверху, перерубая древко – не спасает оковка, когда бьет настоящий мастер! Зазвенело копье по полу. Курчавый бессильно уставился на обрубок. Следующий удар снес курчавую голову. Она улетела куда-то в угол, обдав кровью рыцаря. Бьярн, не останавливаясь, толкнул обезглавленное тело ногой. Рухнуло как колода.
Следующая крыса оказалась повеселее и куда искуснее! Так и метался, так и бил коротким ножом, больше похожим на шило. Все метил в прорезь шлема, хитрая сволочь!
Перехватив меч левой рукой за рикассо, Бьярн перешел в контратаку. Два шага, блок, рука противника уходит в сторону, он на миг раскрывается… и граненое яблоко эфеса врезалось точно между глаз. Хрустнуло. Крыса, всплеснув руками, будто утопающий, шлепнулась кулем мокрого белья.
- Быстрый негодник, - с трудом выдохнул Бьярн. Крыса заставила потрудиться, сбилось дыхание.
Над головой упало что-то большое. Шкаф? Снова раздался звон битого стекла.
- Хото, сволочь, развлекается! – оскалился Бьярн и не спеша двинулся на поиски следующей жертвы.
Девка забилась под перевернутый стол, сжалась в комочек, выставив перед собой большую двузубую кривоватую вилку. Девку била крупная дрожь. Не похожа на бандитку. Но Фуррет, помнится, говорил о ненужном мусоре…
- Как же тебя трясет, милая! – прогудел из-под шлема Бьярн. – Не стоит бояться. Я тебя не обижу.
Не успевшая поверить в удачу девка хлопнула глазами… Выпад! И она пришпилена к доске. Глотает воздух окровавленным ртом, скользит по клинку пальцами с обломанными ногтями … Мелко-мелко дрожат босые ноги…
Удар в спину сбил рыцаря с ног. Он кубарем покатился по залу, сшибая и так перевернутую мебель. Не успел подняться, как следующий мощный удар пришелся по затылку – да так, что загудело в ушах Третий пришелся вскользь, чуть не сбив шлем на грудь. Ремешки выдержали, но чуть не оторвали голову.
Кто-то легкий обрушился на спину.
- Ты нашел свою смерть, старик!
Тут же острейшая боль пронзила от макушки до пяток  - невидимка ударил точно под пластину, пробив поддоспешник и вонзившись в надплечье. Еще один удар в то же место!
Правая рука повисла плетью. Бьярн заорал от гнева и ярости. Рыцарь оттолкнулся всем телом. Не разгибаясь, побежал спиной вперед. Грянулся о балку так, что сам упал. Перед глазами пошли круги…
Но хоть невидимку удалось стряхнуть со спины, подарив себе несколько мгновений.
Бьярн чувствовал, как намокает поддоспешник, как теплая струйка течет по ноге в сапог. Еще немного, и в обувке начнет хлюпать, а потом он истечет кровью и помрет среди крыс. Славная смерть, что и говорить!
- Ты сейчас сдохнешь!
Невидимка оказался девчонкой. Ростом чуть ниже самого Бьярна, стройная, но крепкая. Короткие рыжие косы взметнулись будто рожки…
- Все сдохнем, - прорычал Бьярн, задыхаясь от злости и боли.
Рыцарь неуклюже вытащил басселард – против чинкуэды и даги кинжал коротковат, но сталь в полпальца на что-то сгодится! Хоть умрет в бою…
- Бьярн, я не вовремя?  - раздался от лестницы голос ненавистного Хото.
- Иди нахрен с такими шутками,  - обронил рыцарь, не отводя взгляда от противницы.
- Оставь его, девочка!
Девица затравленно оглянулась. Увидев стенолаза, швырнула дагу в лицо Бьярну, и будто молния сверкнула - пропала.
Рыцарь выдохнул и начал оседать.