Глава 12. Перекрестки
Возвращаться на постоялый двор не хотелось. Но приходилось! Не ночевать же под кустами, в грязи – еще и трезвым?
Ноги отказывались слушаться. Заплетались, спотыкались и вообще вели себя самым предательским образом! Будто не носили до сегодняшней ночи сорок с лишним лет своего хозяина по земле и воде. А может, оттого и взбунтовались, что покоя хотели, до смерти устав? Кто знает…
Возможно, это и не ноги были во всем виноваты. А просто состояние было такое. Или напиться, или жениться, или сигануть в ближайший колодец, да там и утопнуть. И чтобы нашли не сразу, а как слегка подтухнет, загадив всю воду… Оставить напоследок добрую память!
Короткая улыбка пробежала по потрескавшимся губам, словно перерубленными давним, плохо зарубцевавшимся сабельным шрамом – отчего улыбка казалась оскалом медведя – шатуна, который посреди ледяной голодной зимы наткнулся на зазевавшихся охотников. И искренне радуется нежданной встрече.
Да и сам человек был на удивление похож на бурого хозяина северных лесов. В полумраке – вылитый! С перепугу и кучу навалить можно.
Только не бывает медведей, которые ходят по дорогам и тропинкам, в броне, с мечом и парой кинжалов на поясе. Медведи, они все больше на клыки и когти полагаются!
С другой стороны, людская природа хитроумна и горазда на всякие выдумки – и возможно, где-то или когда-то, подобный уникум существовал. Долго ли, побрить зверюгу, изрядно поморить голодом - чтоб кольчуга не лопнула, приклеить черную густую бороду, да приучить ходить исключительно на задних лапах. С третьей – четвероногих людей на свете тоже хватает. Ночью, у каждого кабака по дюжине!
Одно, впрочем, не под силу даже самому искусному дрессировщику! Мохнатые-то, все больше рычат, урчат, фырчат и ревут. Человек же ругался. Во всю глотку, весьма затейливо, с выдумкой и знанием превеликого множества затейливых оборотов.
На улицах благословенной Ланексы, согласно принятому Ратушей закону, сквернословить запрещалось. Кроме вовсе уж редких случаев, когда иначе – ну вот совсем никак!
Именно об этом и хотел напомнить стражник, до чьего слуха донеслась отборная брань. Он даже высунулся из-под своего черно-белого навеса.
Стражника ждали дома жена, два сына и лапочка-дочка. Делать же замечание здоровенному «чумному дворянину» [“Чумные дворяне” - калька с событий в Англии 14-го столетия, когда после ухода Черной Смерти, в рыцари назначали всех, кто готов мочить лягушатников, и чей доход в год - больше 15 фунтов. С аналогичных событий в этом мире прошло около 150 лет, и их заведомо считают фуфлыжниками - с бумагами на титул все нечисто – грамоты подделывают все, кому не лень. Впрочем, настоящая грамота или нет – не столь важно, когда меч настоящий], пребывающему в явном расстройстве, значило, что семью можно больше и не увидеть. Дети будут долго плакать, любимая супружница уйдет к кузнецу Вавилье, а могильщик Белый Пьюре, будет плевать в яму, думая, что никто не видит. А то еще и нассыт от расстройства – виданное ли дело, приличным людям в такую слякоть хоронить благочестивого дуралея – изгваздаешься аки свин из-за пары медяков!
Опять же, улица пуста. А значит, никого оскорбительные слова не оскорбляют. И вообще, особый случай!
Рассудив столь здравомысляще, стражник одобрительно кивнул своему же решению, и убрался под навес, словно черепаха в панцирь.
Схожим образом рассудили и парни из компании Старого Гайка, наблюдавшие за шествием вероятной жертвы из распахнутых дверей заброшенного амбара. Их, впрочем, остановила не широкая черная кайма вокруг герба на плаще – резали они дворян и поблагороднее! Сбивали стрелами с коней, вытаскивали за шиворот из карет, а то со спины били под лопатку коротким ножом!
Но очень уж велик прохожий, яростно шлепающий по лужам огромными сапожищами. И очень уж опасным казался меч, чертящий ножнами зигзаги за спиной. Такая длина пристала оружию кавалериста, но не пехотинца. Но оба они знали, как может быть страшно подобное оружие!
Ну его в пень! Махнет случайно – голова так и отлетит, будто сдуло. Пусть себе идет, куда шел.
Лучше уж постоять, подождать. Вдруг кто поменьше пойдет, хомячиной породы. Этакий-то хищный бобер, глотку перегрызет походя!
Человек же, не почувствовав на себе оценивающих взглядов, продолжил путь. Все так же костеря погоду, мелкий глупый город, лошадей, теряющих копыта, и людей, живущих всю жизнь без головы. Не забыл прохожий и себя, неоднократно поминая собственную глупость и неудачливость.
Но все кончается в этом мире. Кончилась и дорога, приведя к постоялому двору.
Хлопала на ветру облезшая вывеска, тускло светились окошки-бойницы…
Человек постоял несколько минут, словно собираясь с силами. Медленно поднялся, делая долгие паузы на каждой ступени…
- Как прошло? – поинтересовались из темноты. Голос звучал своеобразно – будто научился говорить старый горшок, весь покрытый трещинами.
- А сам как думаешь?
- Мартин, ты рычал, словно цирковой тигуар, которому не докладывают мяса, - произнес невидимка, - соответственно, не надо быть профессором, чтобы понять общую суть. Но мне хотелось бы подробностей. Что так огорчило нашего мудрого вождя, да удлинится его борода? Ты вписался в блу...як за мелкий прайс? Тогда в чем огорчение? Ты так всегда делаешь.
- За что я тебя люблю, Керф, так это за скромность запросов. Тебе не нужны деньги, а только лишь подробности. И да, ты снова прав. За это я тебя тоже люблю.
Невидимка, поименованный Керфом, шагнул из-за столба к командиру, остановившемуся напротив входа. Сделав два шага, тут же оперся на меч, столь же длинный, но выглядящий куда более пропорциональным – владелец был выше командира на голову, хоть и малость поуже в плечах. Ласково, будто на любимого ребенка, посмотрел на Мартина сверху.
- Деньги тоже нужны. Но сам посуди, на что их тратить в этой дыре? А подробности ласкают слух и будоражат разум. К тому же, когда я стану совсем старенький, и не смогу поднять меч, то поселюсь где-нибудь в подобном месте, и буду зарабатывать рассказами о прошлом. А какие рассказы без мелочей?
- Будто суп без перцу, - кивнул Мартин, подняв взгляд. – Однако если не возражаешь, то расскажу внутри. Не хочу по два раза окунаться в одно и тоже дерьмо.
- Ты командир, - легко согласился мечник, пожав плечами, - поступай, как знаешь. Все равно, тебе же потом отдуваться.
- Утешил! – выдохнул Мартин.
- Если хочешь описать Керфа одной фразой, скажи, что он отлично утешает.
*****
Марселин вела их переулками, настолько хитрыми и запутанными, что Лукас пытавшийся запоминать дорогу (мало ли!), через полчаса мог разве что указать примерное направление, а через час не был способен и его угадать.
Перед глазами мелькали стены, то кирпичные, то заштукатуренные, а то и настолько облезлые, что и не понять, из чего сложена та преграда, что проносится сбоку.
Заборы, то высокие, то низкие, то надежные – будто крепостная стена, то хлипкие, чуть живые, из неошкуреных горбылей, кое-как приколоченных или привязанных к направляющим. Такие раскачивались под их весом, словно мачты в штормы – с одного Лукас сверзился, чуть не сломав руку – отделался ушибом и разбитым лицом.
Но времени на переживания не было. Нужно вставать и бежать. И бежать…
Мейви с разбегу врезалась в Марселин, чуть не сбив ее с ног.
- Не терпится меня завалить? – воительница обернулась, погладила циркачку по щеке. – Ты мне тоже понравилась с первого взгляда, сладкая девочка!
Та, зашипев, будто змея, отпрыгнула.
Марселин засмеялась. Громко, искренне, откинув голову… На шее виднелись белесые полоски старых шрамов – кто-то неумело, но старательно, пытался отрезать ей голову ножом с очень коротким клинком. Скальпелем, что ли?
- У тебя давние счеты с медикусами? - не сдержал любопытства Изморозь.
Марселин хлопнула глазами, дернула подбородком…
- Проще сказать, с кем у меня нет долгих счетов. А теперь, дружочки, мы полезем наверх!
Лестница была чудовищно длинна и столь же чудовищно стара. Она провела под солнцем и дождем лет тридцать, не меньше! Древесина рассохлась, покрылась глубокими трещинами, пошла спиралью… Ступеньки держались на честном слове - половины гвоздей не было, кое-где болтались обрывки веревок – хозяева, не мудрствуя, подвязывали. Конец лестницы упирался в облака… Конечно, немного пониже – опирался на карниз, а там, в паре локтей от края - приоткрытый лаз на чердак.
Лукас оглянулся. Надо же! Он в этой части Сиверы никогда и не был! Тут даже крыши были не плоскими, а скатными – по образцам, принятым в Империи – здесь-то серьезного снега не бывало отродясь, почти все зимы ограничивались дождями.
- Наверх?
- Можешь оставаться здесь.
Марселин полезла первой. Лестница чуть слышно поскрипывала. Лукас подпер ее плечом, ухватил плохо обструганное дерево руками, хотя и понимал, что удержать, в случае чего, он не сможет. Тут бы Рэйни на каждую тетиву [тетива – это одна из двух длинных хреновин, к которой приколочены ступени], тогда бы лестницу и тараном не пошевелить! Изморозь поднял взгляд. С одной стороны, прежний наряд был откровеннее, но и в нынешнем есть определенные плюсы…
Примерно на середине пути, одна из ступенек оторвалась под сапожком воительницы, закачалась на веревочной петле. Что-то за спиной увесисто упало – то ли шматок грязи, то ли кусок ступени.
- Давай, девочка! – крикнула сверху Марселин, добравшись до карниза.
Мейви чуть не наступила Лукасу на пальцы – еле успел отдернуть.
- Не захлебнись слюной!
Циркачка взлетела по скрипучей лестнице, словно белочка, не забывая при этом, придерживать юбку. Изморозь ощутил как у него пламенеют уши…
- Давай, студент, мы ждем! Она тебя выдержит, мы же залезли!
Лукас мысленно выругался – легко им кричать! В каждой весу – как половина его! Под ними-то, с чего ломаться! Преодолевая трусливую дрожь в руках, он взялся за выглаженную тысячами ног ступеньку, наступил на еще одну…
И полез, ощущая, как лестница трясется в такт его перепуганному сердцу. Одна ступенька, вторая, третья… Лукас так задирал голову, чтобы не посмотреть вниз даже случайно, что заболела шея…
Вдруг его ухватили за шиворот, потащили вверх. Изморозь взвыл от боли, приложившись коленом о порог чердака.
- Никогда бы не могла подумать, что такой горлохват как ты, может так сильно бояться высоты, - покачала головой Марселин. – Тебя же колотит, как старуху при смерти.
- Я… - прохрипел Изморозь, лежа на спине и пытаясь восстановить дыхание, - … я не высоты боюсь. Я свалиться опасаюсь. Видел раз, как стенолаза размазало, вот и запомнил на свою беду…
- Пока летишь, не страшно. А потом уже плевать, - рассудочно произнесла Мейви, присевшая перед беднягой на колени. – Нас специально на сетку падать заставляли, чтобы осознали, что и как.
- Никогда не пойду в циркачи, - выплюнул Лукас, перевернувшись на живот и встав на четвереньки.
- Ты и так смешной, - похлопала его по плечу Марселин. – И раз все в сборе, побежали дальше. Потом поплачем, время найдется.
И снова перед глазами закрутилась блядская карусель. Только на этот раз, не стены и не заборы, а чердаки!
То чистые и просторные, с огромными окнами и дверцами на новеньких засов и с крепкими замками. То иные – заваленные хламом, пыльные или с лужами, но с неистребимой голубиной вонью, липкими лохмотьями паутины, кривыми занозистыми балками, ржавыми скобами, полуразложившимися крысиными и птичьими трупиками…
Одно было хорошо во вторых – запирались они на хлипкие засовчики, выбиваемые с полупинка и на такие же задвижки, болтающиеся на деревянных осях. А то и вовсе не закрывались – хозяева здраво рассуждали, кто ценностей там нет, красть нечего, а воры от злости еще и морду набьют!
Наконец, преодолев очередной чердак, замусоренный настолько, что путешествие по его недрам, начало рождать нехорошие ассоциации с кишечником, их «высокая дорога» кончилась.
Отодвинув в сторону полуразвалившийся старинный комод, оказались перед лазом, закрытым плотно натянутой парусиной. Марселин вытащила нож, в три движения распорола ткань. За ней оказались доски, трухлявые даже на вид.
- Твоя очередь, - кивнула девушка Лукасу. Изморозь примерился, изо всех сил врезал ногой. Доски с хрустом вылетели, обдав его запахом застарелой гнили…
Они оказались в низкой галерее, выложенной кирпичом. Со стороны, противоположной импровизированному входу имелось отверстие. Очень похожее на бойницу. Сквозь него в галерею врывался свежий воздух.
Чуть правее, в полу, имелось еще одно отверстие. Куда уже – Лукас бы протиснулся, кто потолще застрял бы намертво. Отверстие вело вниз и шло с хорошим уклоном.
- Ага, - ответила на невысказанный вопрос Марселин. - Мы в крепостной стене. Сюда ход один, - она махнула в сторону разломанных досок, - с тех сторон, он заложен лет сто назад.
- Мы тут переждем, так понимаю? – осторожно уточнил Лукас.
- Неа, - покачала головой воительница. – Если мы тут будем пережидать, то подохнем от голода, жажды и скуки. – Она подмигнула Мейви, облизала губы, - одно хорошо, натрахаемся. Хоть тут и очень твердый пол.
Мейви фыркнула, отвернулась.
- Значит… - Лукас помедлил, - мы как-то выберемся из города, но путь лежит отсюда?
- Сразу видно образованного парня! В каждую точку попал!
- Но как? – Изморозь обвел руками окружающую пустоту. – Соорудим лестницу из трухлятины?!
- Не совсем, - улыбнулась Марселин. – Пусть будет сюрпризом. Одно могу сказать точно – путь тебе не понравится.
Воительница подмигнула насупленной Мейви:
- Девочка, тебе же знакомы ухватки стенолазов?
- Всякие, - разгневанным ежиком фыркнула циркачка, - и которыми они пользуются на стене тоже.
- Просто же чудесно!
Лукасу захотелось на площадь. Ведь мечом это быстро. Раз – и все.
*****
До перекрестка добрались, как Хото и прикидывал – в полной темноте. Ночные светила попрятались за тучи, так что ехали, чуть ли не на ощупь – хорошо, колеса попали в колею, и свалиться с обочины риска не было.
И даже почти проехали мимо. Если бы не Столб – здоровенная колонна из красноватого (Хото тут бывал засветло не один раз, помнил, как выглядит), а по темноте – черного гранита, старательно обтесанная, выведенная на четыре грани. На каждой грани большие, светящиеся даже в темноте литиры – названия городов. Старая магия! Она и нас переживет! А хорошо светит – в пяти шагах можно в кости играть.
- Стоять, Зорьки! – скомандовал Бригг.
Лошадки смиренно остановились, меланхолично помахивая забрызганными хвостами.
Компания неторопливо выбралась из телеги, разминая затекшие ноги и одеревеневшие задницы.
- Ну так что, - поинтересовался Хото, - у кого-то варианты появились или как?
- Или как, - пожал плечами Рош. – Мне вообще плевать, Панктократор не даст соврать, с самой высокой скалы. Все равно, куда ни сунься, везде все одинаково. Где-то жарче, где-то холоднее, а где-то один снег и все.
- И нигде не поперек, - понимающе кивнул Высота. – Смотрю, дорога сделала тебя философом.
- Еду рядом с умными людьми, пропитываюсь эманациями, - развел руками стражник, состроил физиономию поглупее. Затем, молча повернулся, и зашагал к Столбу. Пристроился у «сиверской» грани, зажурчал.
- Ну а ты, Бригг?
Второй стражник пожевал губами, посмотрел на него, на Столб…
- Я бы предпочел вообще никуда не ехать. Лучше уж стать лагерем где-то здесь. Завтра-послезавтра пойдут беженцы, которых мы обогнали. Будем их грабить. А потом, поедем дальше. Куда-нибудь туда, - Бригг махнул на восток. – Или туда, - рука указала на запад.
- И не стыдно предлагать такие вещи? – Высота склонил голову на бок, разглядывая стражника столь внимательно, будто видя его впервые. – Ты же не один год служил Сивере, хранил, так сказать, закон и порядок.
- Ну, мастер Хото, во-первых, своим неусыпным трудом я заслужил право на некоторую компенсацию. А во-вторых, - Бриг оглянулся на напарника, ковыряющегося в носу, затем взгляд стражника уперся в штаны командира, заляпанные высохшей кровью, - вы тут все такие возвышенные и блаародные, что даже срать рядом с вами опасно – бабочки с ног сшибают. Тут же остановите и пресечете.
Хото заржал так громко, что даже полусонные лошади оглянулись, и Бьярн заворочался, хватаясь слабыми пальцами за борт.
- Мне начинает нравиться твой подход к жизни, друг! Но вынужден, действительно, тебе отказать. Но! Вовсе не из преступного в наше время мягкосердия и слюнтяйства.
Высота тут же посерьезнел:
- С беглецов взять нечего. Воровать надо с прибылей, а не с убытков. А много ли унесет на себе перепуганный грузчик? Сам понимаешь, серьезные люди при любой власти выживут, - Хото дернул кадыком, - не только лишь каждый из серьезных, но про нас разговор иной. Да и хотелось бы крышу над головой. А рыть землянку… Я стенолаз, а не землекоп.
- Да и мы не особо-то, - кивнул Рош. – Предлагай, мастер.
- Раз мы обходимся без мнения безъязыких скотинок и приравненных к ним рыцарей… - Высота залез в карман, с видом рыбака, вываживающего гигантского тунца, поболтал там рукой. Выудил монетку. В неестественном, мертвенно-желтушном свете, мелькнула серебряная грань.
- Герб – прямо, цифра – направо.
- А почему не налево?
- Вторую неделю дико болит рука. Левая. Склоняюсь, что это подсказка Пантократора. Возможно, он намекает, что налево, нам, неженатым, совершенно не надо.
- Ну так куда?
Хото погладил монетку. Подушечка большого пальца ощутила знакомый рельеф – стоящий на задних лапах медведь, с алебардой на плече.
- Едем прямо. Нас ждет Ревено. Рош, ты был там?
- Был. Там неплохо, но пиво кислое.
- Значит, будем пить только вино.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
