Глава 20

23 декабря 1965 года, четверг.

Мы собрались в кабинете Нонны Николаевны в 9 часов утра после того, как она раскочегарила новый рабочий день. За ней, как привязанные, ходили Иванов и Долгополов.
— Ну-с, молодой человек, а теперь обещанное интервью для полноты картины, — начал Игорь Петрович. — Мог ли я когда-нибудь себе представить, что буду ожидать аудиенции у семилетнего ребенка, да еще с таким нетерпением?
— Ну уж, это вы перегибаете-с, пожилой человек! — отзеркалил я шуточки оппонента по предстоящему спору.
— Приступим, – Иванов не поддался на провокацию втянуться в пикировки. Похоже, настроен серьезно. — Начнем с главного: почему моя деятельность бессмысленна с практической точки зрения?
— Раз разговор намечается серьезный, то давайте обходиться без вольностей. В письме речь шла не о вашей деятельности, а о деятельности организации под названием «Коммуна имени А.С. Макаренко».
— Извини, пожалуйста, упрек принимается.
— Целью КИМа является по сути образование воспитателей, а если быть педантично точным, то собрать молодых педагогов и вооружить их методикой формирования коллектива и, вообще, всем богатством педагогического знания.  Я правильно изложил цели организации? — Иванов кивнул, соглашаясь, а я продолжил. — Можно один вопрос, чуть в сторону от дискуссии? А чем, собственно, институт Герцена занимается, если сразу после его окончания выпускников надо довооружать?
— Не сыпьте соль на раны, молодой человек. Я не вижу способов решить эту проблему в рамках академического учебного заведения. Поэтому мы пошли по пути создания учебного по сути заведения с узкоспециальными целями.
— Извините, ради Бога, за бестактный вопрос, потому что ответ был очевиден. Просто мне захотелось, чтобы вы произнесли его вслух, потому что вы только что обозначили темы сразу для нескольких серьезных исследований. Во-первых, о целях и смысле Академии педагогических наук, во-вторых, о способах управления системой образования со стороны Министерства и, в-третьих, почему все авторские школы возникали исключительно в сельской местности, причем далеко от Москвы, в основном на Украине?
— Давайте, не будем обсуждать эти темы. Я обо всем этом много думал, кроме, пожалуй, третьей темы, у меня есть, что сказать, но я не хотел бы обсуждать это публично, — после некоторой паузы выдавил из себя Иванов.
— Тогда продолжим, — пропел я бодрым голоском. — Во-первых, хочу сказать, что откуда-то знаю некоторые ваши работы, работы ваших последователей, какие-то документы КИМа, но отношу их к вам, как к идейному руководителю. У кого-то из вас есть такое определение воспитания: «Воспитание — это общая творческая гражданская забота ребят и взрослых об улучшении окружающей жизни». Снимаю шляпу и даже готов простить вам «гармонически развитую личность» в качестве цели педагогической работы.
— Я не помню, чтобы я такое говорил, но готов подписаться под каждым словом! — воскликнул Иванов, перебивая.
— Неважно, кто сказал, главное — мы с вами отошли на шажок от доминирующего представления о воспитании как о формировании личности… А дальше все усердствуют в стремлении включить в это понятие как можно больше. И в конце концов приходят к «гармонической личности», которая включает в себя все: и духовное, и социальное, и психическое, и даже физическое.
— А чем вам гармоническая личность не угодила?
— Похоже, никуда от этой личности не деться. Игорь Петрович, но вы-то?!! Вы же — это не все! Подумайте! Пусть это пока теория. Но она же, в смысле теория, должна иметь какие-то практические перспективы, а иначе зачем такая теория нужна. 
— Игорь, извините, не улавливаю, не понимаю… — как-то виновато сказал Иванов, а я понимающе кивнул.
— Хорошо, прежде чем мы займемся этим вопросом, задам вам вопрос. Талантливый математик, знаете такой книжный червь, который кроме своей математики ничего знать не хочет, наподобие, как для вас нет ничего важнее педагогики. Этот математик, совершенно не развит физически, на выступлениях наших руководителей засыпает, с трудом ориентируется, кто такой Пушкин … хотя с Пушкиным я загнул, не бывает даже самых несведущих математиков, которые не знают Пушкина. Пусть будет не в ладах с Толстым. Что еще надо назвать, чтобы вы уверенно исключили его из рядов гармоничных личностей? Ну, в общем, он не гармоническая личность, но талантливый математик, — мы таких воспитывать не будем? Математика можно заменить на инженера, слесаря, военного.
— Конечно, будем. Для этого существует индивидуальная специализация.
Я захохотал:
— Воспитываем гармоничную личность, а как исключение — воспитываем инженеров, математиков, артистов, врачей… Бесталанные пройдут по классу гармоничных, а таланты и гении пойдут особняком.
Тут засмеялись все, даже Иванов.
— Да, нестыковочка.
— Договорились, что гармоническая личность не годится в качестве как практической цели, так и теоретического понятия?
— Пожалуй.
— У нас в школе четыре цели: трудолюбие, целеустремленность, забота и ответственность. Комментарии нужны?
— Принимается. Имеете право.
— Ну, то, что мы имеем на это право, вы больше никому не говорите — заклюют нас за однобокость и отсутствие идеологической составляющей.
— А, кстати, почему вы с ней, с идеологией, так сурово? – спросил Павел Васильевич. – Это попахивает, знаете ли...
— А потому, Павел Васильевич, что идеология — это категория образовательная и к теме разговора не относится.
— Во как! Похоже об этом тоже лучше помалкивать, — улыбнулся Симонов.
— А теперь о том, почему я сказал, что КИМ не имеет практического смысла. Безусловно, я имел в виду воспитание детей, а не воспитателей. Я отношу к воспитательным только школьные коллективы, потому что у всех остальных есть существенные недостатки: они временны, случайны, краткосрочны. Устойчивый воспитательный результат в них не получить. Теперь о воспитателях. Каких воспитателей вы готовите? 
— Учителей-воспитателей, воспитателей в клубы, разные педагогические группы. Короче для всех учреждений, где надо работать с детьми.
— А в каком из них они будут иметь возможность создать воспитательный коллектив?
— Только будучи директором школы, пожалуй…, — ответил Игорь Петрович и задумался. Серьезно задумался, так что не заметил, что остальные организовали чай и даже успели его выпить.
— Нонна говорила, что вы собираетесь поступать в институт Герцена, а зачем? — очнулся Игорь Петрович.
— Без бумажки ты букашка, так ведь? — мне стало понятно, что разговор движется к концу. Иванов оказался очень восприимчивым к чужим аргументам. — Игорь Петрович, если бы вы мобилизовали ту часть молодых педагогов, которые хотят стать директорами сельских школ с целью создать свою авторскую школу, то мы бы могли их принять к себе на стажировку, на полгода-год, а по итогам выпуска, то есть нашего с Нонной Николаевной решения, могли бы помочь с трудоустройством. В Кингисеппском районе 37 школ и только в двенадцати есть постоянные директора. 
А еще я хочу создать школу для взрослых по специальности: Управляющий хозяйством. На год. С отрывом от основной работы. Примерно на сто выпускников в год. Нужны и воспитанники, и учителя.
— Опять что-то новенькое, — воскликнула Нонна, закатив глаза в стиле Девы Марии. — Предупреждать же надо!
Все расслабились, потянулись к пирожкам, которые приготовила чья-то мама.
— Я подумаю над вашими предложениями, — сказал Игорь Петрович, тщательно пережевывая пищу. — Так что там с институтом? Вы вроде бы хотите закончить его экстерном? Я вам поставлю «отлично» по всем предметам моей кафедры.
— Еще поступить надо, — ответил я в аналогичном ключе.
— Помогу, — отмахнулся Игорь Петрович. — Все-таки обидно, мне даже поспорить не удалось, со мной такое в первый раз.
Все дружно рассмеялись, понимая, что разговор и визит окончены.

Глава 21 - 01

2 января 1966 года, воскресенье.

Они ввалились в кабинет Нонны Николаевны, как снег на голову. Вся страна еще праздновала Новый Год, только мы с Нонной обсуждали наши педагогические дела. Теперь вот выяснилось, что еще кому-то не «спалось в ночь глухую». После знакомства стало понятно, что к нам пожаловал сам Евсей Григорьевич Либерман в сопровождении Петра Сергеевича Кутепова.
Когда Евсей Григорьевич понял, к кому именно он ехал, началась стандартная процедура выпадения в осадок и не менее стандартная процедура выведения из него. Я с укоризной посмотрел на Кутепова:
— Петр Сергеевич, вы везете людей не в зоопарк, а я не тигр в клетке, которого все авторитетные люди должны обязательно увидеть из-за редкого окраса и выдающихся яиц. Пощадите мою слабую детскую нервную систему, да и гостю, похоже, ничего, кроме коньяка, уже не поможет.
— Игорь, извини, конечно, но, если бы я сказал Евсею Григорьевичу, что автору идеи СЭЗ семь лет, он бы обиделся на меня за новогодний розыгрыш, и уж точно не приехал бы. А ты знаешь, кто такой товарищ Либерман?
— Да, знаю, конечно. 9 сентября 1962 года в газете «Правда» появилась статья Евсея Григорьевича «План. Прибыль. Премия». Статья в «Правде» — это не просто статья. Это почти всегда — установка. Это гораздо круче, чем материал в New York Times. Этот текст, написанный человеком с ярко выраженными еврейскими именем и фамилией, - высший пилотаж. Значит, было покровительство. Наверху кто-то считал, что «так надо». Видимо, экономическая реформа к тому времени перезрела, а общественная атмосфера вполне способствовала переменам. В связи со сказанным можно предположить, что товарищ Либерман — идеолог выступления Алексея Николаевича на ноябрьском Пленуме ЦК КПСС. Следовательно, он же и покровитель нашего гостя, и тот человек, который нужен нам для запуска проекта СЭЗ.
— Ну, что я говорил? Вы видите, видите? Он не ребенок! — воскликнул Петр Сергеевич, победно улыбаясь.
Либерман молча кивнул и хлопнул вторую рюмку коньяку.
— Не волнуйтесь вы так, Евсей Григорьевич, Иегова и не такие штучки вытворял, одна «неопалимая купина» чего стоит, – улыбнулся я и предложил проследовать в школьную столовую, чтобы перекусить с дороги и начать разговоры говорить.
Еда не очень помогла, теоретик реформы так и не смог взять себя в руки. Кое-как ситуация начала выправляться лишь после принятия еще по полтиннику. Речь Либермана обрела осмысленность, напор и бескомпромиссность.
— Похоже, вы пришли в норму. Ну-с, о чем желаете поговорить? — спросил я и подвинул к себе стопочку бумаги.
— О реформе, конечно. О подходах, о перспективах…
— Попробую ответить кратко. Если я правильно вычитал цели, которые озвучил на Пленуме Алексей Николаевич, а именно: повысить эффективность промышленности за счет предоставления предприятиям большей свободы, то предложенные методы достижения этой цели не из той оперы. Если же, на самом деле, цель попроще — создать предприятиям условия наибольшего благоприятствования, то тогда что-нибудь может и получиться. Что касается перспектив, то они крайне печальные — лет через пять реформы сдуются и все вернется на круги своя. К тому моменту энергии в жилах управляющих страной не останется и начнется откат. Как я понимаю, сейчас последует классический вопрос: «Почему?».
— Да, — Либерман подался вперед и приготовился биться. — Почему не из той оперы?
— Потому что понятия: план, прибыль и премия — относятся к микроэкономике, а цели реформы объявляются макроэкономические: рост ВВП, эффективность промышленности, решение социальных проблем. Другими словами, вы собираетесь стимулировать экономику на микроуровне, а результаты увидеть на макроуровне? Так не бывает.
— Почему не бывает? Предприятие — это основа экономики, это же очевидно. Поэтому именно их надо оживить для начала. Без этого все остальное бессмысленно.
— Оживление предприятий не ведет к автоматическому оживлению всей промышленности. Это, во-первых. Во-вторых, взвешенными планами, ориентацией на прибыль и денежной мотивацией вы, вероятнее всего, их не оживите. Однако об этом чуть позже. Давайте пока с целями разберемся. Чтобы добиться тех целей, которые вы декларируете, вам надо убедить участников процесса: работников, чиновников, партийцев — что ничто не сможет изменить выбранный курс, в том числе ни смена Косыгина, ни смена Брежнева. Надо кардинально изменить планирование, разделить его на стратегическое, которое выполняет Госплан, мини, которое выполняют министерства, и микро, которое выполняют предприятия, и при этом ни одна собака не должна вмешиваться в их планирование.
— Это как? Предприятие будет производить то, что захочет и сколько захочет? — воскликнул поражённый Либерман.
— Именно так. Государство, по идее, должно регулировать только виды деятельности. Они должны быть закреплены в регистрационных документах. Леспромхозу, например, будет разрешено производить что-то, связанное с выращиванием и переработкой леса.
— А как же согласовывать производство предприятий и отраслей и балансировать экономику в целом?
— Во всем мире эти вещи реализуются через рынок, но вам придется придумать какую-нибудь систему косвенных индикаторов. И хотя она по любому будет хуже рынка, но на безрыбье, как говорится ….
— Вы предлагаете возврат к капитализму? — Либерман, наконец, понял, о чем идет речь и успокоился. Он знал все за и против этой темы.
— Нет, нет! Я предлагаю плановый капитализм или рыночный социализм — как вам больше нравится. Просто капитализм мы переросли, а к социализму даже близко не приблизились. Поэтому — только смесь.
Либерман задумался. Идея и название ему неожиданно понравились. Он почувствовал, что при такой постановке вопроса можно устранить натяжки и допущения его собственной концепции, которые он вынужденно делал, не имея возможности говорить открытым текстом.
Я прервал размышления Либермана:
— Но все это вторично. Дело в том, что экономика сама по себе не существует. Она вплетена в тугой клубок из разнообразных общественных процессов: политики, идеологии, социальной, национальной, демографической сфер. Все они существенно влияют друг на друг и не существуют обособленно. Тот, кто сказал, что экономика решает все — полный профан. Нельзя управлять каждым процессом в отдельности. В этом смысле развитие экономики, внедрение экономических преобразований — вещи принципиально не выполнимые. У психологов существует такой классический эксперимент, когда нескольким участникам предлагается, вращая две ручки, загнать шарик в лузу, но на движение шарика в равной мере влияют и другие участники. Так вот с определенного количества игроков задача становится абсолютно нерешаемой. Искусство управления государством, или клубком процессов, или жизнью страны — это все одно и то же — состоит в том, чтобы сделать этот клубок гармоничным. Надо сбалансировать процессы, или, возвращаясь к психологическому эксперименту, игроки должны договориться о том, как они будут крутить ручки.
В капиталистическом обществе эта балансировка осуществляется рынком. Пусть однобоко, пусть уродливо, но зато неизбежно и автоматически. Америка, например, может себе позволить выбрать Президентом страны полного идиота. Большинство жителей: коммерсантов, военных, политиков — этого даже не заметят, так слабо он влияет на ситуацию по сравнению с рынком. Карл Маркс, будучи гениальным экономистом, наступил на эти грабли, обосновывая идею управления государством исключительно через экономические рычаги. По его мнению, для полного счастья надо лишь сосредоточить всю собственность в одних руках и организовать разумное планирование. После революции, сосредоточив всю собственность в своих руках, гениальный Ленин быстро сообразил, что такой подход не работает, и мигом вернул рынок и частную собственность. На время, чтобы разобраться, что к чему, что не так, почему гениальные идеи гениального Маркса не работают.
У гениального Сталина не было времени изучать все это, надо было срочно готовиться к обороне. Для этого он построил жесткую, вернее, даже жестокую вертикаль управления и провел индустриализацию, развил до очень высокого уровня науку и образование. В итоге страна совершила небывалый, невообразимый скачок в своем развитии. К 1945 году мы стали второй сверхдержавой в мире, даже несмотря на гигантские потери в войне. Никто и никогда таких высот в такие сроки не достигал.
Либерман заерзал на стуле и перебил меня:
— Молодой человек, мы с вами ушли в сторону. Вам не кажется, что не стоит читать мне политинформацию?
— Хорошо! Вы спросили о перспективах экономической реформы. Я отвечу вам кратко. Ваши реформы — это попытка, имея в руках две вожжи, запрячь в телегу табун в тысячу голов. А вы спрашиваете о перспективах. Они примерно такие же, как в описанной ситуации.
— Что-то все очень безнадежно! Голые эмоции, — хмыкнул Евсей Григорьевич.
— По моему мнению, я приукрасил ситуацию. Думаю, если бы Ленин представлял себе, какой сложности задачу он собирается взвалить на страну, то, наверное, отказался бы от революции. Наша страна представляет собой табун с гораздо большим количеством голов. К тому же, Леонид Ильич — это не Ленин и даже не Сталин.
— Договорились!!! Слышал бы кто, о чем я с тобой говорю! ... – помолчав и взяв себя в руки, Либерман спросил — И что ты предлагаешь?
— К этому и подводил, но вы, услышав привычные для себя затасканные слова: общественные процессы, сбалансированное развитие и прочее, — по привычке отключили мозг, даже не вникнув в смысл сказанного.
— Ну, что, что делать-то? — прорычал Либерман.
— Начать строить социализм!!! Беда лишь в том, что ни вы, ни Косыгин, ни Брежнев не имеете ни малейшего понятия, что это значит, как это выглядит и что для этого надо делать.
— А ты знаешь? — сарказм заструился по столу от Либермана ко мне.
— Похоже наш разговор теряет смысл. Вам не нужна пища для размышления. У вас уже есть думка, и вы ее думаете. Вы спросили о перспективах реформ — я вам ответил. И ответил, почему думаю так, а не иначе. А вообще-то мне нет никакого дела до того, что вы там наверху затеваете. Пустое это все. Слава богу, хоть за идею СЭЗ зацепились. Хотя, скорее всего, получится Чудище Ужасное. Слишком много художников взяли в руки кисточки. Вот вам еще коньячок, вот лимончик — выпейте и езжайте домой.
Мне чертовски захотелось сбежать от этого индюка упертого. Злость прямо клокотала внутри. Где-то краем зрелого мозга понимаю, что, в сущности, я такой же козел упрямый, как и он, и злит нас одно и то же, то, что собеседник не хочет привести свои идеи к моему знаменателю. Эмоции зашкаливают. Проклятое подростковое тело! Хотя кипит-то как раз моя старческая сущность. Черт, запутался совсем. Выпить бы, да при них неудобно, а без них глупо.
— Давай свой коньяк и остынь маленько, больно раскипятился.
— Я тоже выпью, — налив в три рюмки, бросил я. Нонна при первой возможности давно упорхнула.
— Давай, пацан, продолжай с того места, где я тебя перебил. Извини. Больно уж крамольные речи ты тут ведешь. Мне трудно к такому привыкнуть. Ладно. Итак, гармоничный клубок и балансировка процессов...
Либерман в самом деле выглядел виноватым или умело делал вид. Кто их там, небожителей, поймет.
— Чтобы сбалансировать клубок, нужны понятные практические критерии. Только вот, что это могло бы быть? Сразу скажу: однозначного ответа на этот вопрос у меня нет.
— А чем тебе идея социализма не подходит?
— А вы можете понятными фразами, в которых нет ни одного слащавого лозунга, объяснить, что такое социализм? Это необходимо, чтобы из этих словесных фантазий сотворить критерии для проверки практических действий. Думаю, что ни вы и никто другой с этой задачей не справится.
— Ну…если подумать…, то… — закатил глаза к небу Евсей Григорьевич.
—…можно натянуть гондон на глобус! Только это не подойдет.
— Я так с ходу не готов что-то предложить. А у тебя есть идеи?

Глава 21 - 03 окончание

Мимо пробегал Вовка и неосторожно подвернулся. Я схватил его за рукав, останавливая.
— Вовка, вот товарищ хочет знать, зачем мы тут работаем, на кой черт нам нужно много денег и как мы собираемся их тратить. Просвети его, пока мы будем идти до леспромхоза.
— Так я же не успею все рассказать! — Вовка вылупил глаза, как пять минут назад Серега. — Вы только идите не торопясь. Ну, слушайте. Во-первых, нам надо построить здание школы раз в шесть больше, чем то, которое есть сейчас. Мы собираемся объединять школы четырех окрестных поселков. Плюс к школе нужны казармы для школьников, чтобы не развозить их каждый день по селам. Плюс нужна гостиница, потому что количество гостей все время растет, да плюс новые учителя. Еще надо спортзал на четыре ковра и легкоатлетический манеж. Плюс нужна полоса препятствий для дружины. Во-вторых, нужно новое правление леспромхоза и вся инфраструктура к нему, потому что мы собираемся объединять четыре леспромхоза в один. Если Петр Сергеевич не поможет, то мы и сами обойдемся. Де-факто мы уже объединились.
— Все, Вовка, достаточно. Иди по своим делам. Лариса продолжит, — сказал я, показывая на Ларису, третьеклассницу, которая увязалась за нами. Вовка надул губу для легкости разворота и попылил, вернее поснежил, по своим делам.
Продолжила третьеклассница Лариса:
— А с чего продолжать? — спросила она вежливо.
— С чего хочешь! Ты не мне экзамен сдаешь, а разговариваешь с Евсеем Григорьевичем.
— Ну, тогда начну со сказочного поселка…
— Это еще что такое? — спросил Либерман.
— Это — самое главное. Это когда все живут, как в городских квартирах, но на природе, и живут КРАСИВО! Вон там видите, первые три таких дома. По каждой линии свой цвет крыши, поэтому металлочерепицу мы делаем четырех цветов. Понятно?
— Не уверен, но…
— Игореха, надо бы товарищу показать наш дом. Вон метров сто в сторону всего, — показала Лариса. Мы повернули к дому Веры Абрамовны, нашего тренера по вокалу, куда и прибыли благополучно через пять минут. Хозяйка была дома.
— Вера Абрамовна, вот привел к вам гостя из Москвы, Евсея Григорьевича, он не может взять в толк, что такое сказочный поселок и сказочный дом.
— Ой, проходите в дом, гости дорогие, — запричитала Вера Абрамовна, а в глазах смешинки. Похоже, при встрече гостей у всех наших поселян, что детей, что взрослых, поднималось настроение до предржачного. Всем было радостно удивлять тем, как можно и нужно жить.
— Для того все и делаем, чтобы при случае похвастаться. Это один из важных стимулов. Хотите неприличный анекдот? Про Софи Лорен? Все моментально развернули головы и ждали, а потому дороги назад не было. Представьте себе, что наш Семеныч оказался вместе с Софи Лорен на необитаемом острове, — все дружно рассмеялись, хорошо представляя, насколько несовместимы эти два понятия: Софи Лорен и Семеныч. – Как бы там ни было, скоро ли, долго ли, но природа взяла свое, и они переспали. И, знаете, ничего, на безрыбье-то и прапорщик офицер, понравилось, и стали они жить как муж и жена. Семеныч попыхивает трубкой:
— Эй, Софушка, чегой-то я проголодался, че ты там возишься?! — смеховые тучи сгущались, отражаясь на лицах ярким покраснением и напряжением всех мышц. — Но прошло некоторое время, и заскучал наш Семеныч. Похоже, даже самый вкусный борщ, но каждый день — надоедает. Софи Лорен туда-сюда, и так, и сяк, но милый все грустит и грустит. Она его руку себе на грудь, и даже, прости, Господи,… — я показал, куда еще можно засунуть руку нашего Семеновича. Надо было сворачивать — народ был на пределе терпения.
— И вот однажды Петрович просит свою Софушку. Дорогая, а ты можешь одеться мужиком? Отчего же, и она мигом переоделась. Семеныч налил себе и ей по соточке. Выпили и он говорит: «Друг, ты не поверишь, у тебя глаза на лоб полезут»… «От чего?» — решила подыграть Софи Лорен. — «Ты только в голову возьми, я живу с самой Софи Лорен и могу ее каждый день… валять!!!»
Народ взорвался. Удивление вызывает, сколько шума могут издать пять человек, если есть повод, а то самолет, самолет…
— А зачем он ее валял? — спросила вежливая третьеклассница Лариса, и децибелы удвоились, перекрывая звук форсажа реактивного самолета.
За пятнадцать минут Вера Абрамовна провела экскурсию по дому и пристройкам. Впечатление портило полное засилье снега везде, куда хотелось бы сводить гостя. Кому экскурсия понравилось больше: гостю или хозяйке — сказать трудно, но оба были довольны.
— Понимаете, что такое сказочный дом и сказочный поселок? — спросила Лариса.
— Да, теперь понимаю, – ответил Либерман.
— Тогда немного экономики, — Евсей Григорьевич грохнул своим недетским смехом, как то ли среднеазиатский ослик, то ли среднеевропейская сова, заходящая в атаку на цель. Он никак не мог остановиться, и на пятой минуте присутствующие стали тревожно переглядываться. Вера Абрамовна принесла стакан воды, а Либерман заухал еще сильнее. Мы приготовились ждать, и вскорости наш гость взялся руками за скулы, «ух» постепенно перешел в «охо-хо» и стал замедляться. Еще через какое-то время смех прекратился и, достав платок, Либерман стал вытирать все выходы жидкости на поверхность лица. Его отпустило. Совсем. «А что, если присмотреться, то мужик не такой уж и плохой».
— Не знаю, что вас в моих словах так рассмешило, — сделала второй заход Лариса, — но если я не назову, хотя бы несколько цифр, то вы не получите ответы на свои вопросы о расходовании денег.
Главный экономист страны дернулся лицом, но сил рассмеяться уже не осталось, и он уставился на Ларису, как покорный ученик на строгого учителя.
— Чтобы самостоятельно строить такие дома, нам надо освоить восемнадцать новых производств. Почему именно столько, я не знаю, но Игорь говорит столько, значит, столько — я ему верю. Три мы запустили, три — на подходе. Остальное упирается в людей, деньги и оборудование, часть которого есть только за границей. Чтобы наполнить все производства, надо увеличить количество жителей в десять раз, а, чтобы их сюда заманить, надо построить полторы тысячи таких домов. Сейчас один такой дом «под ключ» делают десять человек за три месяца, а чтобы уложиться в приемлемые сроки, нам надо научиться их делать вдвоем за месяц. Тут замкнутый круг получается и деньгами его не разомкнуть — нужны другие пряники для переселенцев, чтобы они согласились пожить здесь полгода-годик до того момента, как въедут в свой дом. 
Непонимание, раздумья, возражения, удивление, восторг сменялись на лице товарища Либермана, но он молчал, и я, прервав Ларису, медленно заговорил, стараясь вбить каждое слово в его голову:
— По вашим экономическим понятиям мы здесь работаем, производим, вступаем в производственные отношения, зарабатываем и нас надо стимулировать пучком соломы. Но это все враки. Это от Лукавого. Мы просто Живем. Живут школьники, живут работники, живут учителя и пенсионеры. Все заняты своими делами, но наше отличие от других состоит в том, что у нас есть еще и общие мечты, общие планы, общая борьба, и каждый понимает, что мы нужны друг другу.
Вот нам, например, надо вывести максимальное число женщин-мам на работу. Для этого мы строим ясли и садик, а школа берет на себя обязательство правильно их воспитать. Мамы нам верят, потому что мы это делаем с другими детьми. А чтобы они больше рожали, при школе строим еще и роддом. Так мы решаем демографическую проблему в отдельно взятом селе, — я не смог сдержать улыбки, особенно глядя на лицо прославленного ученого, который, по его мнению, слушает какие-то байки, и они не кончаются.
— А нашим выпускникам, которые поступят в институт, с этого года мы будем платить стипендию, и не такую издевательскую, которую платит государство… И так далее, и так далее. Вам там наверху не мешало бы понять, чем вы управляете, из чего оно состоит и чего хочет. Ваша задача не стимулы выдумывать, а создавать условия, чтобы такие, как мы, захотели что-то делать, начали мечтать и совместно строить планы, как этого добиться. А вместо этого вы нам скидываете народно-хозяйственный план и придумываете стимулы, чтобы мы не отказались его делать — сделайте двадцать кубометров клееного бруса, а мы вам половину денег оставим. Когда вы поймете, что наша мотивация лежит за пределами отдельно взятого предприятия.
— Но как же так? А общенародные интересы где? Это все побоку? — уже задумчиво спросил Либерман.
— Ни в коем случае! Просто это выходит и за ваши рамки, и за рамки Алексея Николаевича. Это задачи общегосударственного строительства, а ими должны заниматься другие люди. Там другие разговоры. Кстати, не мешало бы освободить марксизм-ленинизм от догматов, наростов и ненужных разветвлений. После Ленина и Сталина никто этим вопросом всерьез не занимается, якобы все, что нужно, уже проработано. Печально с этим все. Скоро цитатники Мао перепечатывать будем или издавать цитатники Брежнева, Суслова или кого-нибудь еще...
Я махнул рукой от безнадеги, как бывало всегда, когда заходил в своих размышлениях так глубоко.
Мы молча шли к правлению леспромхоза. Рядом строилось большое здание нового правления. На пороге, как ни странно, нас встречал Иван Сергеевич, а рядом стояли Елена Петровна, Виктор Сергеевич и Наташа Лисовская, командир отряда бухгалтеров.
После взаимного представления инициативу взял в свои руки Иван Сергеевич. Выглядело это нелепо и заискивающе, но все делали вид, что так и надо:
— Просим, просим, очень рады высоким гостям из Москвы. Мы сделаем все, чтобы вам у нас понравилось. Через полчаса накроют стол, а сейчас можно провести экскурсию по нашему леспромхозу. Вот, Виктор Сергеевич, наш начальник производства будет нам все показывать и отвечать на ваши вопросы.
Петр Сергеевич морщился, хмурился и мрачнел нравом. В его голове даже созрела садистская мысль оставить Ивана без вечернего пития. И, когда они на минуту остались позади всех, Петр Сергеевич сбагрил брата далеко и надолго, навсегда.
После увлекательной прогулки по леспромхозу мысль Ивана Сергеевича об обеде показалась не лишенной смысла — проголодались все зверски. Ели весело, даже Петр Сергеевич на время забыл о том, что надо производить благоприятное впечатление на Либермана, и шутил, порой переходя грань, дозволенную в присутствии дам.
Разговоры продолжились, когда мы расселись в кабинете Елены Петровны, и я сказал Евсею Григорьевичу:
— Основной показатель, за который мы бьемся, все бьются: и дети, и работники, и руководство — это «стоимость заготовленного куба на корню». Сейчас она равна ста пятидесяти рублям. Если мы сможем продавать вместо кругляка клееный брус, то стоимость вырастет до двухсот пятидесяти, а если сухую доску на экспорте заменим термодоской, а лучше террасной доской, то стоимость куба вырастет до трехсот пятидесяти - четырехсот инвалютных рублей за куб. После этого останется только один резерв роста стоимости куба — заменить щепу на плиты. Все! Прибыль, выручку увеличивать будет нечем, потому что заготовить леса мы больше, чем теперь, не сможем – не позволяют объемы доступных делянок, а возможности первичной переработки сырья будут исчерпаны. Дальше только открывать производство изделий из дерева и продавать готовую продукцию. Но это пока не вписывается в наши планы по строительству «сказочного поселка». Вот пока все. Как это вяжется с вашими планами реформ — не знаю, вам виднее, но они нам пока до балды, своих планов хватает. Вот, пожалуйста, можете удовлетворить свой профессиональный интерес, задавайте свои вопросы. Здесь все хозяйственные руководители высшего звена нашего поселка. Отсутствует Нонна Николаевна, директор школы, Семен Иванович, директор колхоза, и командиры отрядов. Директора колхоза вряд ли нам удастся раскрутить на поговорить — у него скоро запуск птичника на три миллиона голов. Он даже на Косыгина не среагирует, человек в полном погружении.
Некоторое время назад Либерман начал что-то записывать. Оторвавшись, он спросил:
— А зачем вам все это: стоимость куба, сказочный поселок и все остальное?
Я не стал отвечать и взглядом предложил это сделать кому-нибудь из присутствующих.
— А надоело жить, как скотам! — рубанул и кулаком, и словом Виктор Сергеевич. Все опустили глаза в стол — слишком уж резким получился ответ.
— Что, по-вашему, все крестьяне живут, как скоты?
— Те, которых я знаю, видел глазами, трогал руками — да! Здесь, в округе. Как живут кубанские казаки и крестьяне в Пенькове, я не знаю, а фильмам давно не верю, — Виктор Сергеевич продолжал резать правду-матку и не мог остановится, он уже «разорвал майку на груди» и отступать не собирался.
Я, не поднимая глаз, рисовал на листочке кружочки – квадратики. Душа ликовала.
Либерман уехал от нас только на третий день. Он облазал все, поговорил со всеми, а из меня так просто душу вынул. Последний день я старался с ним не оставаться и увиливал, как мог. Он ученый, а я практик, и чтобы не запутаться в паутине терминов, понятий и логических построений, в которых Евсей Григорьевич плавал, как рыба в воде, причем с удовольствием, мне приходилось пребывать на вершине напряжения. К тому же, все эти научные словеса были настолько далеки от того, чем мы жили, что по мере сил старался пропускать их мимо ушей.
Вместе с Либерманом уехал и Петр Сергеевич, подтвердив все наши первоначальные договоренности. Он пообещал нам летом пятьсот квадратных метров площадей под постоянную выставку в Финляндии, а в сентябре участие на выставке в Дюссельдорфе. 
Мы довольно детально, но без цифр, проработали концепцию Свободной Экономической Зоны, с которой они должны будут выступить на заседании экономического совета при Председателе Совета Министров. Надо признать, что как только Евсей Григорьевич нашел ответы на свои вопросы, он включил весь свой мощный интеллект в работу по СЭЗ. Я многому у него научился, и мы закончили ее довольно быстро, довольные друг другом.
Перед самым отъездом он показал мне тонкую тетрадку, где по ночам формулировал своеобразное ТЗ на разработку концепции рыночного социализма. Выглядел он при этом неловким, и мне захотелось предупредить его о подводных камнях, которые отчетливо видны:
— Евсей Григорьевич, тема скользкая, даже опасная. Суслов, Пельше, да и Брежнев на такие повороты скорее всего не готовы, а создавать оппозицию хозяйственников никто не будет. Мне кажется, что если эта бумажка попадет к ребятам из института марксизма-ленинизма да Косыгину на стол, то напряга уже будет выше крыши. Если вам не хочется рисковать своей карьерой, то либо не показывайте ее никому, либо валите на меня. Правда, по части меня вам, скорее всего, никто не поверит и упрекнут, что вы издеваетесь над серьёзными людьми. Вообщем, думайте, а я со своей стороны готов помочь всем, чем посчитаете нужным.
В ответ Либерман кивнул, пожал руку, и мы молча расстались.