Глава 25 - 01

28 марта 1966 года, понедельник.

Модест Сергеевич Симонов на рейсовом автобусе подъезжал к поселку Октябрьск. Он на удивление был полон. Раннее утро буднего летнего дня и полный автобус —странно. Со слов водителя ехать осталось полчаса. И Симонов погрузился в воспоминания о последнем месяце своей жизни. Здесь тоже все очень странно. Странно на странно, получается невероятно.
Началось все со странного, невероятного звонка Арвида Яновича Пельше. Это не просто странно, а сразу невероятно, как взлет самолета хвостом вперед. Боги Олимпа спускаются на Землю чаще всего, чтобы поразвлечься с нимфочками, но чтобы вот так, посреди дня позвонить простому смертному и попросить приехать в Москву, да еще и позаботиться о билетах и гостинице?..
На встрече в Москве он узнал не менее невероятную вещь: Косыгин стартовой площадкой своих реформ выбрал его захолустный Кингисепп, где нет ровным счетом ничего, от чего можно оттолкнуться. Ему рассказали о Либермане, Кутепове, Долгополове, Иванове и Мелешко, которые собираются разворачивать штаб Свободной Экономической Зоны. И совсем уж странно: Долгополов будет это делать в должности заведующего РОНО Кингисеппского района, а Иванов — в качестве руководителя школы-инкубатора для хозяйственников.
Все это звучит, как сказочный бред: у Лукоморья дуб спилили… Ему поставили задачу — проникнуть в эпицентр событий, помогать по мере сил без оглядок на законы, наблюдать и докладывать непосредственно Пельше. Так, наверное, ставили задачу нашим разведчикам проникнуть в ставку к Гитлеру, только беседовал с кандидатами не Пельше, а Сталин или, на худой конец, Берия. Пенсионная голова, взращенная на спокойной аналитической работе, шла кругом. Хотелось ясности, но продолжились странности, вернее, невероятности.
Секретарь райкома и по совместительству начальник районного отдела КПК товарищ Коврижкин Степан Федорович заявил, что познакомит его со всеми действующими лицами, которые находятся в Кингисеппе. Это ровно один человек, Долгополов Сергей Иванович, потому что все остальные работают за пределами Кингисеппа, а основные события происходят в селе Октябрьск, где главным действующим лицом является неизвестный Игорь Михайлович Мелешко, которому… восемь лет!!! Приплыли!!! 
С этим набором исходных данных Модест Сергеевич отбыл в Таллин оформлять отставку и перевод на поселение в Кингисепп. То, что по прибытии он обнаружил все документы уже оформленными, даже партийный открепительный талон, смотрелось легкими странностями на фоне того, что уже с ним произошло. Он даже не удивился. С каменным лицом пожал на прощание трясущуюся руку начальника лаборатории и вышел на улицу, устремляясь к новой жизни.
Модест Сергеевич был деловит и собран, он знал, что делать. Сегодня надо надраться вдрызг, причем вместе с женой. Он купил самый дорогой коньяк, имеющийся в магазине, и закуски, какая нашлась. Не бог весть что, так и не Новый год на дворе. Эдька как-нибудь перекантуется один вечер. Он не представлял себе, как на сухую внятно донести до жены причины именно такого расположения звезд в Галактике и их взаимосвязь с ними, с Симоновыми.
Ольга Владимировна, выслушав идею Модеста, оценив состояние его нервной системы и умоляющий взгляд, объявила сбор на кухне в восемь часов вечера. До этого высокие встречающиеся стороны разгребают свои личные дела: Модест собирает вещи в командировку, а Ольга кормит сына и обеспечивает его невмешательство в дела борьбы с зеленым змием.
Когда Модест Сергеевич закончил пересказывать хронологию событий последних дней с краткими комментариями о возможных причинах их происхождения, содержимого в бутылке осталось существенно меньше половины, но выпитое воздействия на головы супругов не оказало.
— Я так понимаю, что отказаться и не ввязываться во все это нельзя. Во-первых, благодарность Арвиду Яновичу, а во-вторых, кто-то хочет видеть в этом деле именно тебя, а потому потратил некоторое количество сил, чтобы организовать поездку в Москву и увольнение в запас. И это не Контора, а неизвестный КПК, который возглавляет Пельше. Так?
В ответ Модест Сергеевич кивнул, а жена дала команду:
— Наливай, потому что пока ничего не ясно.
Ясность так и не появилась. Была надежда, что она ушла в Октябрьск, но некая восьмилетняя личность, которая там заправляла, сбивала все карты.
Модест Сергеевич вынырнул из воспоминаний, когда автобус уже остановился на конечной остановке. Ясного плана не было. Степан Федорович посоветовал два варианта: пойти к вербовщикам, которые шныряли по Кингисеппу, или ехать в село и идти сразу в сельсовет, мол ищу работу, наслышан и все такое. Модест Сергеевич выбрал второй вариант, как более понятный. И как ни удивительно, он оказался очень просто осуществим. Как только в сельсовете уяснили, что он ищет работу и может переехать сюда с семьей, его тут же отвели в школу, где он встретился с Игорем Мелешко. Все время, до последнего момента, он верил в то, что это шутка и она развеется, но чуда не произошло, или наоборот, произошло чудо — слухи подтвердились. Он сидел перед восьмилетним пацаном и излагал свое желание поработать технологом на котельном заводе. Модест Сергеевич ничего не скрывал: и про промышленную разведку, и про адаптацию технологий, и про КГБ… Удивительным для него было, что Игорь легко ориентировался во всех этих вопросах и по мере осознания того, о чем говорит Модест Сергеевич, все более воодушевлялся. Когда же Симонов сказал, что его жена опытный акушер-гинеколог и микропедиатр в одном флаконе, вскочил и стал стремительно перемещаться вдоль стола.
— Что вам требуется, чтобы принять положительное решение о переезде к нам в село? — вопрос из меня выскочил вполне ожидаемо, но только для меня. Мой собеседник подзавис от напора и скорости принятия решения, которую я от него потребовал. — Ладно, пойдемте, покажу пока вам дом, в котором вы будете жить. Сколько у вас детей? Один? Еще планируете?
— Не получится!
— Почему?
— У нас было четыре выкидыша, прежде чем удалось родить Эдика, да и то нам очень помогли с хорошим врачом, лучшим в стране по таким делам.
— И что он сказал?
— Что-то о нарушении питания плода и отслойке плаценты.
— Понятно. А если бы не это, то завели бы второго, третьего ребенка?
— Думаю, да. Надо бы жену спросить, но я и так знаю, что она тоже хочет.
— Другими словами, вам какой-то очень хороший врач помог, но вы не верите, что это можно повторить, так?
— Как-то так, во всяком случае обратиться к тому врачу я не смогу. Он из Кремлевских...
— А у него есть фамилия?
— Давайте не будем это обсуждать.
— Хорошо, замнем, только вы должны понять, что одной из целей, которую мы здесь перед собой ставим, является возможность беспрепятственно рожать детей, даже в сложных случаях. Мы каждый такой случай будем изучать, чтобы при необходимости быть в состоянии решить проблему. В нашем районе должна быть лучшая медицина в стране, лучше Кремлевской. И так будет!
Модест Сергеевич отвернулся, и я не смог понять, как он отреагировал на мою пафосную речь.

Отредактировано Джесс (10-07-2020 07:37:49)

«Кто о чем, а голый про баню».
Мне не дает покоя разговор об англицизмах, а если шире, то о коверкании русского языка.

Ни одно иностранное слово не может закрепиться в русском языке без причины. Искусственные попытки сделать это предпринимаются, но чаще всего неудачно. Все слышали слово «сникерснуть» - оно лет двадцать доносится из каждого утюга – но я ни разу не слышал его применение в нормальной речи. Другое дело, «отксерить», которое стало нашим родным русским словом, хотя на момент его появления в ходу было слово «скопировать» (тоже не русское, хи-хи).
Но сравните «скопировать документ» и «отксерить документ». Извольте видеть, что скопировать можно по форме, по содержанию, по смыслу, а отксерить можно только на копировальном аппарате. Потому и прижилось, что означает вполне конкретное действие, для которого точного русского аналога нет.

Таким образом русский язык обогащается, это встроенный в него механизм, а мусор, то есть избыточные, или ненужные, или нелепые слова выкинет волной на берег и оставит там без употребления. В этом всем нет ничего от патриотичности, от идеологии, от политики, или еще чего-то такого – это норма существования языка. Норма! (кстати, тоже не русское слово).

Меня же волнует другое, а именно, сознательное коверкание русского языка.

На нашем форуме у метров, совсем не новичков в литературе, сплошь и рядом читаем: « за то звиняюся …Адназанчна! читается тяжеловато, многа букаф… было два штук … Выложили такую кусную весч … С этими ашипками» - это не ошибки, это – такое словоупотребление.
Зачем так? Почему? Для усиления впечатления? Для приближения к жизни - зачем? Не хватает встроенных в наш язык средств выражения? Не понимаю! А если такое словоблудие использует популярный автор и использует талантливо, так что оно уйдет в народ? А как же ответственность перед теми «кого мы приручили»?

По-моему, это грех! Грех, непозволительный даже такому автору как я, которого в литературе не видно даже в большую лупу, и который не планирует становится профессиональным писателем.

«Предательство Родины начинается с не подшитого подворотничка!» Наплевательство к словам приводит к наплевательству к читателям…

У одного из наших метров читаем «кусную весч» :
«Чувствовал я себя непереносимо, отвратительно и страшно» … там же, через предложение: «Правда, это, может быть, даже было и к лучшему» … На этой же странице находим абзац из пяти предложений, в каждом из которых присутствует местоимение «я» или «Я думаю, нет надобности в итоге говорить, что я думал к моменту прихода…». Это всего лишь одна страничка. А произведение издано, напечатано и послужило началом серии, то есть оно, как минимум популярно.

Разве так можно? Можно ли такое оправдывать Святым Авторским Произволом?

Уважаемый модератор, в данном случае правила форума я не нарушаю, потому что говорю не о личностях, а о проблеме языка, которым все мы пользуемся.