Беласко дернулся всем телом. Сугаар резко прервал слияние, и отдача вызвала приступ тошноты и неприятными вибрациями отозвалась в мышцах. Должно быть, гнев господина еще не улегся.
«О, Великий змей, молю, прости ничтожного слугу своего за оплошность!»
О да, его вина огромна, ведь ритуал был нарушен в последний миг! Он уже ощущал присутствие Сугаара, и в своем ликовании прозевал приближение врагов. Шаман скрежетнул зубами и с кряхтением сел. Сломанная нога не позволила ему бросится в погоню за Искрой, а заметивший их отряд воинов Мендико вынудил покинуть Ордес. Но не все потеряно, он все еще держит ее душу в своей руке и тот, другой, сам пришел к нему... Нет ли здесь божественного проведения? Беласко поднял глаза к небу. Полная луна заливала острые пики хребта Аргельез призрачным светом. Илларга еще раз должна умереть и вновь достичь расцвета, и тогда Галейский Лев сломает Альбийскую розу. Война — время Сугаара, время обильной жатвы...
«Да напитается кровью земля, да взрастет на ней лоза гнева... Харц и другие храбрые отправились служить тебе, так не оставь Аратс своей благосклонностью!»
Неясное бормотание послышался слева и Беласко повернул голову.
- Менату!
Одни из сидевших у костра воинов — молодой, тонкий в талии - встал и, подойдя к шаману, почтительно наклонил голову.
- Желаю взглянуть на пленника.
Менату помог Беласко подняться и подал костыль. Обхватив юношу рукой за плечи, шаман доковылял до мечущегося в глубоком забытьи человека. Его запрокинутое лицо то искажалось от гнева, то вдруг на нем появлялось выражение безграничного счастья. Одаренный шел по спирали Сугаара, к самому центру, где нет разницы между высшим блаженством и великим страданием. Однажды он уже начал этот путь, а сейчас пришло время закончить. В храме Исароса Великий змей примет его в свое лоно...
***
Луна, Ночная Гостья, во всем своем великолепии шествовала извечным путем по небу Орнея, вдохновляя влюбленных в Альби и Галее, в Ибере и вольных городах вздыхать и предаваться грезам, а поэтов — браться за перо. В отдыхающей от дневного зной Рагасте девушка, одетая в хламиду ордена Сестер, взирала на луну с надеждой, и даже капитан контрабандистской забары, дрейфующей возле эйрландских берегов, скупо улыбнулся, невесть отчего припомнив другую, давнюю ночь начала лета.
Однако луна не только вызывала прилив вдохновения или сладостных воспоминаний. Часовые на стенах Квилиана напряженно вглядывались в ночь, время от времени с тревогой посматривая на ясное небо: не заволокут ли его тучи, не опустится ли туман.
На нависающем над долиной Ордеса скальном уступе застыла темная фигура: мужчина, стиснув рукой эфес шпаги, тоже смотрел на сияющий серебрянный диск и в глазах его были горечь и боль.
…Преследование продолжалось уже седмицу. Собаки, поначалу бросившиеся в погоню за пиррами, через лигу принялись неуверенно рыскать по склонам, то и дело возвращаясь к хозяину. Однако это не обескуражило Тенеко, который заявил, что через перевал Квилиана ведет лишь одна дорога. И действительно, уже на землях Мендико они наткнулись на заваленные камнями трупы и свежее костровище. Отряд продолжал идти на север, к границе с Галеей, время от времени обнаруживая признаки, что пирры шли тем же путем. Однако к тревоге Оденара расстояние межу ними не сокращалось, и даже как будто стало увеличиваться. Позавчера на них вылетели всадники, оказавшиеся дозорными Горных котов. Командир дозора рассказ о чужаках, замеченных на рассвете и шедших к Монте-Сут, Огненной горе, и в сердце Оденара затеплилась надежда.
Подножия Монте-Сут они достигли к вечеру. Собаки вдруг заметались, взлаивая и скуля. Тенеко свистом призвал их к порядку, затем встряхнул за шкирку вожака и коротко скомандовал что-то на пиррейском. Кобель утробно взвыл и неохотно потрусил вперед. Скоро причина беспокойства собак стала очевидна и для людей: порыв ветра принес запах крови и смерти. Когда же они вышли на площадку жертвоприношений, Оденар на миг замер на месте, затем бросился к столбам. Изодранные, заляпанные кровью мундиры, валяющиеся на камнях, не оставляли сомнений в том, кем были несчастные, однако в изуродованных останках он никого не мог опознать. Кого-то из рядовых бурно вырвало, сопровождающие их пирры ничком попадали на землю, бормоча молитвы. Еще курились угли огромного костра, значит, они опоздали совсем на немного...
- Сьер Раймон... - Тенеко протягивал ему скомканную одежду, свирепые псы, мелко дрожжа, жались к ногам проводника.
Да... Это было надето на Ларе, когда ее захватили в плен. Оденар прикрыл глаза. В сердце будто вошла тупая игла. До последнего он был уверен, что Искра нужна шаману, чтобы использовать ее способности, а значит был шанс нагнать его. Спасти... И сейчас разум отказывался воспринимать увиденное. Усилем воли он подавил ужас и отчаяние и еще раз оглядел площадку. Восемь — число совпадало с пропавшими солдатами охраны Лары. Центральный столб пустовал, но обрывки веревок свидетельствовали, что и к нему была привязана жертва. И как бы ни были обезображены были тела, все же можно было понять, что среди них нет женщины.
- Сьеры Лары здесь нет, - сдавленно сказал он Тенеко. - Мы должны без промедления идти дальше!
Тенеко кивнул и, отойдя в сторону, заговорил о чем-то с Горными котами, однако у тех его слова явно не вызвали восторга.
- Аратс вызвали Сугаара. Мендико чуют его гнев и боятся, - пояснил он.
- Так почему же он до сих вор не обрушил на нас свой гнев? Если они боятся, пусть возвращаются восвояси. И прячутся под юбками своих жен, - бросил Оденар.
Каждое мгновение задержки приводило его в ярость. Словно одержимый, он готов был вскочить в седло и нестись во весь опор, если бы только знать — куда. Тенеко вновь обратился к пиррам, в чем-то с жаром убеждая их. Переглянувшись, те наконец согласились.
Едва они отошли от площадки, собаки воспряли духом и бодро припустили вперед, шумно обнюхивая камни и землю. После осмотра окрестностей выяснилось, что враги спешно покинули святилище и ушли на северо-восток. Оденар приказал двигаться следом, пока темнота не сделала погоню бессмысленной. Весь следующий день они блуждали по Ордесу — как будто бы Сумеречники играли в догонялки. Чем было вызвано такое странное поведение и почему враги не идут кратчайшим путем, Оденар не мог себе объяснить. На закате следы исчезли, и как бы Тенеко не понуждал собак вновь отыскать их, все было бесполезно. Аратс будто растворились в воздухе...
Лунный свет осязаемой тяжестью давил на веки. Что там, в Квилиане? Исполнилось ли пророчество? Оденар тряхнул головой, борясь с глухим, отупляющим отчаянием. Они оказались в глубине Пиррея, перед ними неприступные отроги Аргильеза, а дальше - земли Сумрака. Он отгонял от себя мысли о том, что приходится переживать сейчас Ларе, но твердо верил в то, что она жива. Сам он готов был преследовать пирров на их землях, однако чутье говорило, что назревает еще одна проблема, и это не измотанность людей или недостаток провианта — благо, что во встретившейся им деревне Мендико их снабдили немудренной едой. Нет. После святилища Сугаара он все чаще замечал мелькающий в глазах солдат страх. Пока еще они держатся, однако угнетенное состояние рано или поздно проявит себя. В чем его долг? Идти до конца и с большой вероятностью сгинуть в лабиринтах ущелий без пользы и смысла? Отказаться от поисков жены, вернуться и отстаивать страну, давшую им приют, сталью и порохом, не надеясь больше на чудесный дар? Но Лара - что будет с ней? А что будет с тысячами других женщин в Альби? Оденар скрипнул зубами, с ненавистью глядя на Ночную Гостью.
«Странник, направь своею мудростью разум мой... - едва слышно прошептал он. - Ибо я лишь смертный и не дано мне прозревать грядущее...»
Тишина была ему ответом, ни один листик не шелохнулся и даже ухавший в лесистом распадке филин замолк. Видно, Посланец звезд позабыл про Орней и не стоит более уповать на его милость. Или в этом и есть ответ? Раймон горько усмехнулся. Если завтра собаки не возьмут след, он отдаст приказ возвращаться в Альби.
***
На четвертый день скитаний они наткнулись на неглубокое озерцо с песчаным дном, по берегам которого гнездились утки. Арно подстрелил двух, выпотрошил тушки и обмазал глиной, чтобы запечь в углях. Удастся ли Ларе преодолеть отвращение? Сухари и вяленое мясо закончились, другой еды, кроме попадающихся на опушках земляники и первых, редких еще грибов, неоткуда было взять. Впрочем, Лара и вправду немного оправилась, поскольку смогла сьесть несколько кусочков. За ужином они почти не разговаривали. Лара, бросив взгляд на низко стоявшее солнце, сжалась и опустила голову. Арно тяжело вздохнул. У них была еще одна причина для тревоги: кошмары продолжали терзать Лару. Днем она спокойно расспрашивала о землях, где ему довелось побывать, о Коэрте и обычаях пирров, и он охотно рассказывал ей случаи из своей жизни, выбирая при этом что-либо курьезное или забавное. Но как только сгущались сумерки, она затихала, и напросто он твердил, что ничего дурного с ней не случится. Лара соглашалась и закрывала глаза, но по сбивчивому дыханию он догадывался, что она не спит. Однако, утомление брало вверх, а затем она вновь захлебывалась криком. Как и в первую ночь, Арно не мог прервать кошмар, пока шаман не выпускал Лару из своих тенет. Ему отставалось лишь прижимать ее к себе, мысленно проклиная темное колдовство.
...Она не давала себе уснуть, вонзая ногти в ладони, но проваливалась в сон как в омут. И снова веревки впивались в тело и жертвенный нож плыл к ней. Грудь пронзала непереносимая боль, и гремел в ушах глумливый хохот:
- Я не отпущу тебя! - Беласко подносил к своему рту ее пульсирующее сердце, намереваясь впиться в него подпиленными зубами.
Наползала ледяная мгла, и шаман обращался в змея с головой человека. Взгляд немигающих глаз проникал в самую душу, и Лара падала, бесконечно падала в черноту. Но в этот раз на краю помраченного сознания вдруг затрепетал язычок пламени, разгораясь все ярче.
«Это сон, только сон, любовь моя. Борись!»
И тогда она рванулась прочь от пыточного столба. Веревки исчезли, пламя взметнулось стеной, ослепляя, выжигая страх и сомнения, обращая в пепел хрупкую плоть. Лара выгнулась в мучительной судороге и последним усилием выбросила руку вперед, направляя ярость туда, где свивались и развивались кольца исполинского змеиного тела. Рушились горы и иссыхали моря, само мироздание распадалось и погибало в бешенном огне. И вдруг все закончилось. Открыв глаза, Лара обнаружила себя под низким серым небом, к которому внемой мольбе простирали черные ветви деревья. Так уже было... когда-то. С другой женщиной, чья душа сгорела до тла...
- Это поможет тебе, Искра.
Она обернулась. Перед ней стоял старик в ветхой жреческой хламиде, его ладони был полны прозрачной воды, и синяя звезда сияла в глубине. Лара опустилась на колени:
- Я потеряла реликвию...
- Не беда. Реликвии ничего не значат, если нет внутренней силы. Испей.
Лара припала губами к воде, и каждый глоток,возрождая, менял ее.
- Благослови мой путь, Странник, - успела сказать она, прежде чем видение исчезло.
Лара, озираясь, села. Потрескивал костер. Арно сидел рядом, обнимая ее за плечи, и душа плавилась от любви к нему, но в тоже время она знала, что отпущенное им звездами время истекло.
- Дай мне ожерелье, - попросила она.
Ей снова были малейшие изменения ткани бытия, более того — теперь все казалось еще ярче и насыщеннее и не вызывало желания закрыться. Арно дотянулся до сумки, матово блеснули бусины, холодной тяжестью ложась ей в руки. Лара видела темную суть артефакта, но теперь знала, как разрушить его. Еще одно напряжение сил — и ожерелье рассыпалось в ее руках.
- Теперь все. Я... вырвалась, - она склонила голову к нему на плечо.
...Лара заснула мгновенно и даже не почувствовала, как Арно уложил ее обратно и укрыл плащом. И он еще долго, любуясь, смотрел на нее. Зримое ли проявление силы, или строгость, проступившая в чертах ее лица, но что-то изменилось, безвовзвратно ушло, оставив светлая печаль.
Отредактировано Анна (11-03-2022 00:46:44)