Полог шатра откинули с двух сторон и придержали чьи-то руки.
         Забил в глаза  цвет темной морской волны и золото.
          - Елена! – мелодичный голос прозвенел с порога, заставив Ольгу вздрогнуть и встать.
         Незнакомая, но необыкновенно красивая женщина, сбросив на пороге шатра меховой плащ и плат, бросилась обнимать Ольгу, постоянно отстраняя и вглядываясь в нее.   
         - Ты так изменилась!.. Стала взрослее!.. Господи, во что ты одета?!.
        - Она – поляница, одета, как все! – прозвучал голос Диры.
        - Здрава будь, Дира! И тебе поклон, Елена! – послышался шум на пороге шатра. Ольга перевела взгляд с Диры на вошедших.
         Их было двое. Похожи друг на друга, в шубах и шапках напоминали очертанием двух здоровых медведей, вставших на задние лапы и заполнивших все свободное пространство у входа в шатер. Сняли шапки, у старшего кудри с проседью, да расплылся слегка. У молодого кольчуга поблескивает между пол распахнутой шубы. А так… богатыри, красавцы, прямо глаз не оторвать.
         - И тебе здравие желаю, Нискиня! Мал! – Дира гордо кивнула в ответ на  низкие поклоны мужчин, - Спасибо, что довезли Прекрасу.
         - Да нам по пути было. Так бы просто охрану выделил. Мы тоже в Киев едем. Праздник на днях.
         - Значит, вместе доедем. Вырос у тебя наследник. Хорош молодец! Пойдем, поговорим, - Дира, держа царственную осанку, направилась к порогу, - Надеюсь, Прекраса, ты привезла для Ольхи ее наряды?
         - Ольхи? – женщина с трудом произнесла чужое ей имя, не убирая рук с плеч дочери, немного ее тряхнула, - Ты поменяла имя, Елена? Тебя заставили?! Зачем ты сделала это? – отпустив Ольгу, Евпраксия повернулась к матери, но та не ответила, а вышла из шатра, - Зачем?! Елена, зачем ты это сделала? Ты отреклась от Бога?! Где твой крест?
         - Он пропал, когда на нас напали, служители Макоши никак не могли меня вылечить. Добромир сказал: только вернуться своей на землю, может помочь, - Ольге легко давались слова – она не лгала.
         На Евпраксию было жалко смотреть, вмиг прошла окрыленность от встречи. Плечи ее опустились, вся сжалась, женщина присела на место, где только что сидела берегиня Макоши. От этого ее фигура казалась  сломленной.
        «Ох-ты-ж! Ну, хоть что-то отвлечет ее от рассматривания меня. Нет, ну серьезно – она горюет, как-будто я умерла!»
         - Я надеюсь, в душе ты не изменила истиной вере, - тихо прошептала Евпраксия, - Мы снова вместе, Елена, теперь все будет хорошо!
        Женщина хлопнула в ладоши, слуги внесли пару сундуков, распахнули их, и она начала доставать красивую одежду, не похожую своим кроем и яркостью тканей на простую одежду поляниц. Не спрашивая у Ольги, что она предпочитает, матушка деловито велела прислужницам переодеть Ольгу и устремила свой взгляд в шкатулку с драгоценностями.
           Ольгу обрядили сначала в сорочку из тонкого шелка, с  сужающимися к кистям рукавами, сверху шерстяную тунику ярко синего цвета, с круглым воротом. Непривычно было крутиться манекеном, но служанки действовали умело и ловко. Затем Ольгу усадили на один из сундуков и, заметив, что девушка начала дрожать от холода, тут же достали широкий плащ, подбитый мехом, заботливо накинули на плечи, но не застегивая. Одна из служанок присела перед Ольгой, держа две пары чулок: шелковые и шерстяные и две белых ленты-подвязки. Другая прислужница достала из сундука красные кожаные сапожки, расшитые камнями и мехом.
         «Н-да, такую одежду только осенью носить, замерзну от красоты невиданной… А белья-то и нет! Как же так – вас же ученые считают прогрессивными, а обычные трусы и не ввели в моду?!» - Ольга с сожалением глянула на теплые штаны, что небрежной кучкой лежали рядом с сундуком. Она уже ощущала холод, нагло лезший по ногам и пробуждающим мурашки на коже.
        Тем временем, Евпраксия закончила придирчиво выбирать украшения, а служанки плести косы – в четыре руки быстро дело продвигалось. Прозрачная вуаль накрыла голову Ольги, поверх нее надели тонкий венец, опустив его на самый лоб. В центре сверкал голубой сапфир, а по краям расходились цепочкой по ободу крупные жемчужины.
       Ольга замерла – настал черед закрыть шею – вдруг матушка достанет крест? И как к этому отнесется Дира? Но обошлось: толи не было у Евпраксии символа христианства, толи не стала переиначивать решение матери, оставив на потом. На грудь опустилось барма – расшитый жемчугом и рубинами воротник. Ольгу подняли, расправили плащ, как носили византийцы, и она встречала на рисунках в книгах – на плече застегнули золотой пряжкой в форме солнца с подвесками, также богато украшенной драгоценными камнями. Слуги с поклоном отошли в сторону.
       «И это все?! Все?! Я же окоченею! Плащик то хоть и меховой, но слабо так греет. Красота требует жертв, но я не планировала стать снегурочкой!»
        - Да, хороша! Подайте зеркало, Елена должна себя увидеть! – приказала Евпраксия, - Может быть, ты хочешь другие серьги? Или браслеты?
        - Я… - хотела попросить Ольга хоть какую-нибудь шубку, но матушка перебила.
        - Вот эти наденьте! – подала длинные, тяжелые, украшенные жемчугом и сапфирами, - Пора!
          Не обращая внимания на Ольгу, Евпраксия направилась к выходу, ей набросили плащ и плат.
           - Да я замерзну! Дайте мне шкуру что ли!
           Служанки перепугано переглянулись, что-то пролопотали на греческом и, не обращая внимания, стали быстро собирать разбросанные вещи в сундуки, тушить жаровни.
         - Спасение утопающих, в руках самих утопающих, - Ольга прошла в дальний угол шатра, нагнулась и подняла с пола здоровую шкуру бурого медведя, по ней никто не топтался, она была чистой, - Позабочусь о себе сама! – немного ее свернув, прихватив по пути свою рыжую шапку из лисицы, пошла на выход. Попыталась натянуть шапку, но та не налезла. Мешала прическа из нескольких кос, которую ей сделали в соответствии с византийской модой. Оставлять не стала, вдруг понадобится, руки грела вместо варежек.
           У двух саней, одни принадлежали Дире, вторые Евпраксии, ожесточенно спорили их хозяйки. Нискиня и Мал переминались с ноги на ногу, прятали улыбки в кулак.
            - Ольха поедет со мною, в моих санях, Прекраса. И не спорь со мною!
            - Я – мать, Елена - моя дочь и поедет со мною! – настаивала Евпраксия.
            Ветерок с морозцем уже пробрали ноги Ольги до костей. Византийские сапожки не были рассчитаны на снег; тонкая кожа, без толстой подошвы уже намокла, по всей ступне выступали темные пятна и шел пар. Только шерсть еще дарила слабое тепло. А женщины все настойчиво препирались, и конца этому было не видно. Ольга, повторив про себя актуальную в данный момент фразу «Спасение утопающих…», огляделась и направилась к дружинникам Ольха. Безошибочно определив, кто из них старший, она подошла к нему, волоча за собой медвежью шкуру.
          - Как звать?
          - Свенельд, - молодец был крупный, белозубая улыбка от уха до уха. Типичный славянин, нос картошкой, волосы – пшеница золотая, и чего его ученые в скандинавы записали?
          «Ух! Летописная личность что ли?!. Так, конь у него крупный, подходит!»
          - А скажи-ка, Свенельд, тебя с воинами прислали, кого или что охранять?
          Дружинник сначала растерялся, явно не такого вопроса ожидал, но ответил бодро:
          - Тебя, княжна, охранять приказано! – и склонил голову.
          - Тогда вези меня в Киев, Свенельд! Садись на своего коня и вези немедленно, пока я в лед не превратилась! А эти, - Ольга кивнула на спорящих женщин, - Сами о себе позаботятся!
          - Но… - засомневался было Свенельд, потом озорно сверкнул глазами, не решаясь выполнить приказ, - Могут подумать, что я тебя умыкнул, княжна. Ты же не знаешь наших обычаев. Нельзя, могу и головы лишиться.
          - Свидетели твои воины, я замерзаю. Ты меня спасаешь. Я тебя прошу.
          Тонкий шелк на голове Ольги выплясывал бешеный танец, а синеватая бледность и стук зубов княжны слышался отчетливо. Девушка не обманывала; говорила, но с трудом размыкая губы. А охранять приказано  было ее.  Свенельд мгновение молчал, потом обернулся к дружинникам:
          - Вы свидетели, не умыкаю я княжну. Везем ее в Киев!
          - Свидетели… - тихо прошелестело по рядам.
          - А-ну-ка, братцы, подсобите, медвежью шкуру мне закинуть! Подарок княжичу Игорю отвезти! – Свенельд вскочил на коня, а дружинники быстро укутали Ольгу в шкуру и закинули ее к всаднику. Ольга едва успела поудобнее устроиться, лицо прикрыл кусок шкуры. Конь тут же взял в галоп. Отряд, взметая снежную крошку, устремился вдогонку.
- Ольху похитили! – закричала и заметалась прислуга и охрана. Мал бросился к своему коню, но Нискиня ловко ухватил сына за плащ, заставив его остановиться. Дира и Евпраксия прекратили спор, устремив взгляд в сторону ускакавших дружинников Ольха.
- Доупрямилась?! Господи, Елена! – кинулась было вслед Евпраксия, но увязла, запутавшись в полах туники и утонув в снегу.
- Вставай и садись в сани! – пробурчала Дира, в очередной раз не зная, как отнестись к поступку внучки.
- Не переживайте, дальше Киева не увезут. Дорога одна: слева лес, справа Славутич, впереди Киев, – буркнул Нискиня, отпустив сына, и направился к своим саням, которые стояли третьими в караване на дороге.

* * *
      «Зачем я села на эту лошадь?!» - ругала себя Ольга, подпрыгивая и трясясь, встречный ветер находил лазейки в складках шкуры и пронизывал теперь все ее тело, только до мыслей не доставал, - «Единственное, что мне не грозит – заморозить мозги – чувствую, как осколки отлетают»
        Шутить не удавалось, сесть удобнее тоже, затекла или окончательно замерзла промокшая правая нога. Даже тепло Свенельда не согревало девушку.
        - Потерпи, княжна, вон уже стены Киева! – крикнул всадник.
          Когда-то давно, при жизни настоящей бабушки, они были в Киеве проездом;  еще до переворота, до того, как пошел брат на брата, и раскололись в политическом противостоянии семьи.  Тогда цвели каштаны, Киев сиял куполами церквей, люди бродили по Крещатику, и мирно катил воды Днепр. Ольга извернулась и выглянула из-под шкуры.
         Ничего не напоминало о том Киеве, что остался в прошлом Ольги. Деревянные стены с башнями, где-то черные от старости дерева, где белые - только поменянные. Высилась стена, построенная на крутом холме, делая Верхний город неприступным. Но ни блеска куполов, ни белокаменных стен ничего еще не было… И восторга Ольга не испытала. Мощный конь пронес их быстро по деревянным мосткам Подола, где толпился наряженный народ, что готовился встречать Диру-берегиню. Снежными брызгами осыпали людей кони княжьей дружины, со свистом и криком помчались в гору к укрепленным воротам, за которыми начинался Верхний город. Замелькали стены домов, стук копыт стал громче – словно настил из бревен отдавал праздничным звоном, приветствуя всадников. Наконец, Свенельд остановил коня, и жуткая тряска прекратилась. Ольга облегченно вздохнула – еще чуть и она бы просто отключилась, настолько вымотала скачка.
         - Принимай, княжич, гостью! Смотри не урони! – рука Свенельда, которая всю дорогу сжимала Ольгу, отпустила ее, и девушка вместе со шкурой стала скользить вниз, к земле. Но ступить на нее затекшими и замерзшими ногами не удалось – Ольгу подхватили сильные руки, угол шкуры откинулся, и она увидела Игоря. Изумленного. Он не скрывал растерянность, а у девушки не было сил даже поприветствовать. Они просто смотрели друг на друга.
        - Что это значит? – Игорь вперил взгляд на дружинника.
        - Кто там, Игорь? – послышался еще голос, перекрывавший шум двора. Строгий, спокойный, заставивший всех умолкнуть.
         - Не поверишь, Ольх, княжна.
         - Да-ну? – послышались шаги, немного приглушенные, но быстрые, сопровождаемые знакомым позвякиванием – такой звук могла издавать кольчуга. Над Ольгой склонилось незнакомое лицо пожилого мужчины. Правильные крупные черты лица, темно-синие глаза, а вокруг возрастные морщинки, длинные седые волосы и усы. Совершенно точно угаданный художником образ князя Ольха, которого в будущем назовут князем Олегом.
         - Здрава будь, княжна Ольха! – проговорил Ольх скорее насмешливо, чем радостно и вежливо. В ответ Ольга лишь моргнула, с трудом разлепляя заиндевевшие ресницы, - Что стоишь, Игорь? Тащи девицу в тепло, да снега пусть принесут – оттирать голубушку надо, совсем заморозил ее Свенельд!
          Игорь послушно направился к крыльцу, а Ольга увидела высокие стены княжьего терема. Но тут прозвучал опять голос Ольха:
          - Да не в терем, а в баню ее неси! Эй, Миланка, быстро снега набери да помоги княжичу с гостьей!.. А теперь говори, Свенельд, что произошло. Зачем девку умыкнули?
          Ольга мирно укачивалась в руках Игоря, пока он нес ее в баню.
         - Эй, не спать! – легко тряхнул ее Игорь, заставив открыть глаза. Они вошли, княжич осторожно усадил куль с девушкой и спокойно начал распутывать и высвобождать ее из шкуры, отстегнул золотую брошь с плаща и скинул его. Хоть и прохладно было в предбаннике, но Ольгу буквально обдало теплом. Стало невыносимо жарко дышать. Затем княжич присел и начал стаскивать приклеившиеся к ногам мокрые сапожки вместе с двумя парами чулок. В его движениях не было намека на эротичность – только забота, которую он мог оказать любому человеку, в минуту беспомощности.
        - Вот снег! – возникла симпатичная молодая девушка, протягивая большие белоснежные пригоршни. Игорь подвинулся и встал.
         - Ты сама, Миланка, а то мне не с руки! – и вышел.
         - Не нужно! – запротестовала Ольга, наблюдая за приближавшейся кучкой снега к лицу. Снова ощутить мокрый холод – только не это!
          - Княжна, не противься, надо!
          И ее щеки обожгло, потом ловкие круговые движения стали тереть щеки, лоб девушки. Послышался шум на входе:
           - Миланка вот еще снег!
           - Три ноги, - скомандовала мучительница. Потом последовало несколько часов отогревания в бане, когда все наконец-то закончилось, Ольга обнаружила, что платье ее испорчено, и одеть ей нечего. Миланка с изумление подтвердила, что глаза Ольгу не подводят:
           - Ох, а про одежду мы и забыли. А твои родные уже за столом сидят – пируют, что ж делать…
            - Спать! – предложила Ольга, девушки рассмеялись.
            - Да выспишься! У кого хоть спросить можно? Скажи, я сбегаю.
            - Не знаю, если сможешь, найди Калинку, она с Дирой должна была приехать, только у нее, - фыркнула Ольга, понимая, в каком глупом положении  она сейчас оказалась, - Или Любаву найди среди поляниц. 
           - Хорошо! Сиди тут, - Миланка заботливо поправила холст, в который была укутана Ольга, быстро оделась, накинула шубку и выбежала из бани.
          «Хоть подремлю в тепле, пока она найдет кого-нибудь. Если к поляницам обратится, то те быстрее сообразят что к чему. А Калинка точно к Дире пойдет, да дойдет ли…»   
         Едва Ольга начала дремать, как дверь распахнулась и в клубах мороза возникла Калинка, держа в руках корзинку и узел.
         - О! Жива-здорова, Ольха? А я Миланку встретила, она пыталась меня найти. Сказала ты без одежды осталась.
          Распаковывая узел с вещами, Калинка успела одновременно сбросить лисий полушубок, выставить на лавку блюдо с жареной курицей, квашеной капустой, редькой, куском ароматного хлеба и сыр. С загадочным видом вытащила и глиняный высокий кувшин, в котором молоко подавали на стол. Рот у подруги не закрывался, ей хотелось рассказать все, что произошло после «умыкания» княжны.
         - Я сразу поняла, что ты сама согласилась, хотя и я б не отказалась с таким-то молодцем сбежать от этих баб! Что тут началося… Матушка твоя давай на Диру кричать и ругаться, что заставила тебя силком крест снять! А наша Дира, прям, зарычала на нее: «Дура,  Ольху спасали, чуть к праотцам не отправилась!..» Много они еще высказали, я всего и не упомню. Только Дира разозлись и стукни дочь посохом. Та упала навзничь. К ней Нискиня выскочил, толи  надоело ждать в санях, да замерз, толи устал от ругани. Поднял ее, знаешь, так бережно и нежно… Может люба ему матушка твоя?.. Ну, так ты не знаешь, но понес он ее в свои сани. Нет, таки интересно, может и правду люба… А что, Нискиня видный мужик, князь, может и уговорил, пока твоя матушка у него проживала… Да ладно, я вот рядом с санями стояла, он подошел потом к Дире и стал такое странное говорить… Ничего не поняла… Только одно меня насторожило. Он Дире и говорит: «Уговор ты решила нарушить». А Дира и отвечает: «Ничего тебе не обещала, сам придумал Мала с Ольхой связать, а о деле нашем забыл». Правда что ли, Ольха, у тебя с княжичем Малом что-то?
          - Да нет у меня ничего ни с тем, ни с этим! – отмахнулась Ольха, жуя хлеб и кусок курицы.
         «Женихов прибавляется…»
        - Странное еще между Дирой и Нискиней продолжилось, я сама видела, как Дира посохом своим взмахнула, чтоб Нискиню тоже стукнуть, только он перехватил посох ее, ручищи-то огромные, и говорит: «Если слово нарушишь, добра не жди от меня! И Ольхе твоей достанется!» Ты представляешь? Нискиня и Дире угрожает! Берегине такие слова сказать! Мне так страшно стало…  Нискиня – муж суровый, все знают. Да и гордец еще тот. Вон, вдовствует лет пять, а жениться не хочет, говорит, нет ему пары достойной. Ты-то ему что сделала?
         - Ничего, - Ольга перестала жевать, первый голод утолила и испуганно захлопала ресницами. До нее наконец-то пробилась мысль: она действительно Нискиню с Малом увидела впервые, но как складывались отношения у настоящей Елены ей не известно. Как-то неуютно стало, от слов Калинки.
        - Ох, Ольха, скрываешь ты, не делишься, а сама-то бедовая, вон как глаза потемнели! Я ж по-доброму спрашиваю, помочь хочу! А как, если не знаю?
       - Да не скрываю ничего, сама не знаю, - шмыгнула носом Ольга, ощутив жажду. Подняла кувшин, чтоб напиться, хлебнула и чуть не поперхнулась. Жидкость не была водой или отваром. Она теплой сладостью окутала все, даря тепло, ударив в голову – это было вино.
       - Не успела тебя предупредить, прости. Говорят, ромеи пьют, разбавляя водой.
       - Вкусное, - Ольга отпила еще, маленький глоток.
      В дверь бани гулко стукнули, девушки даже подпрыгнули от неожиданности. Ольга быстро натянула штаны и рубаху, и только тогда Калинка отозвалась, позволив войти.

Спасибо!

А с княжьего двора послышалось пение, звонкие девичьи голоса  унеслись ввысь, за ними вдогонку присоединилось сначала нестройное мужское, но выровнялось, догнало высокие ноты и слилось, очевидно, под самым куполом зимнего неба, откуда отразилось, осыпая сердца волшебством праздничной ночи. Слов Ольга не могла разобрать, но звучало необыкновенно хорошо, так, что будоражило и отгоняло сон. Княжий двор залился светом, ярким, разгоняющим темноту и превращающим ночь в день.
         «Пойду!» - рванулась Ольга к двери, но остановилась, - «А можно ли мне?.. Ведь знатных девушек в теремах закрывали. Вдруг нельзя?.. Нет! Пойду!»
          И стала быстро сбрасывать с себя нарядную одежду, в которой можно и промерзнуть до костей. Куда уж лучше одежда поляниц. В нее и обрядилась. Жаль было расставаться с длинной, в пол, собольей шубкой. Но не стала ее надевать, предпочла волчий полушубок, да еще одну пару шерстяных штанов.  И удобно, и тепло, и неприметно, когда шапку натянула на самые глаза. В теплый сапог за голенище всунула нож. Так, на всякий случай. Убить не убьет, а отбиться сможет.
         Пока Ольга собиралась, княжий двор опустел, пение слышалось далеко, у самых ворот Верхнего города. На миг показалось, что прекрасное уходит куда-то, а Ольга может его навсегда потерять… Потоптавшись на крыльце, она решила забраться в башню, что венчала их терем. Вернулась в сени и поднялась. Наверху была самая настоящая ночь. Темная и прекрасная в своей сокрытости и холодной таинственности. Таких не увидишь в городском смоге или через свет фонарей. Они душат и скрывают настоящее волшебство.
        Внезапно зазвучал почти забытый голос матери, которая любила  строки Гоголя об украинской ночи:         
        «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь!..»
          Потрясающий вид был восхитителен. Небо стало ближе, как-то глубже, казалось, никто не помешает достать звезду с неба, так близко манили они холодным серебром. Ольга даже протянула руку, сначала одну, потом другую, получилась целая пригоршня манящей сияющей бесконечности… А внизу зажигались костры, по всему Подолу горели, а вокруг них плясали и пели песни люди. Но самый большой разгорался у Днепра, он был такой огромный… А рядом с ним ходили трое в белом… Потом шел еще один круг, если в первом было понятно, что это люди; то во втором большие тени казались мистическими: журавль распахнул огромные крылья, пытаясь взлететь, его догонял бык с огромными рогами, затем баран, медведь и еще многие и многие очертания напоминали зверей и птиц – все эти фигуры вели хоровод, подпрыгивали, пели. А третий хоровод вели жители, молодежь кружилась, плясала, падала в волшебный пух свежего снега и смеялась… Ольга хотела было побежать ближе, чтобы слышать не только волшебные голоса, но и слова… Получить тот добрый заряд, который дарил всем Коляда, стать одной из тех, кто ведет хоровод.
          Да тут внизу стукнуло, хлопнуло, кто-то вбежал к ним в комнату, зашумел заслонкой от печи, уронил. Грохот разбудил бы и мертвого. Ольга услышала, как заругалась Евпраксия. Ей ответило смехом сразу несколько голосов, и мужских и женских. Скоро все стихло и не мешало Ольге наблюдать дальше.
         Внезапно люди, что выскочили из их терема забегали, суетясь, по княжьему двору, выхватывая факелы и кидая их в снег. Но странным было другое – они тут же зажигали новые, и искры летели в темную ночь, озаряя ее  яркими оранжевыми всполохами.
          - Что они делают, для чего?.. – прошептала удивленно Ольга, не имея сил оторваться и не зная, куда смотреть: в сторону огромного костра или во двор, где по-прежнему носилась челядь с ведрами снега и горящими факелами. Или бежать к большим хороводам на Подоле…
         - Помогают новому молодому солнцу родиться… - прошептали у нее над ухом, перепугав от неожиданности, закрыв ладонью ее рот, оборвав готовый крик. Ольга забилась в чужих руках, молотя пятками по ногам и кулачками куда-попади.
         - Шшш! Это я – Игорь!.. Успокойся, Ольха! – княжичу пришлось еще крепче ее скрутить и прижать к себе. Нанеся несколько болезненных ударов, девушка успокоилась.
         - Не хотел тебя напугать, прости!
         - Да как ты меня нашел-то? – зло прошипела Ольга, извернулась и еще раз пнула его больно в ногу. Намеревалась продолжить, выжидая момент.
         - А что тут искать? В хоромах одна Прекраса спит, перепугали ее до смерти… Ох! Слушай, нравится бить - бей, но только не выше – нам еще с тобой детей делать!..
          - Что?!
          - Да не здесь, глупая! Не сейчас же! Стой, не трону! – тихо засмеялся княжич.
          - Я и стояла, смотрела, пока ты не притопал!
          - А я всегда здесь смотрю. Это ты заняла мое место.
          - А зачем они факелы тушат? – решила прекратить препирательство с княжичем Ольга, покрутилась, высвобождая себе побольше места в его руках – он же не подумал, что так и придушить может.
         - На Коляду помогают молодому солнцу родиться – тушат очаги, зажигают новый огонь. А вон там, на капище, Дира, Ольх и Любомир совершают обряд. Пойдем скорее, сейчас колеса катать начнут! – потянул Игорь за собою девушку вниз, в темноту.
          - Колеса? Катать? – переспросила Ольга, но послушно начала спускаться за княжичем вниз.
          «В учебнике она читала, что большое колесо украшают и ставят посреди площади…»
  - Бежим скорее! – крикнул Игорь, шустро перепрыгивая через сугробы из счищенного снега. Ольга бежала за ним, стараясь не отстать. Они выскочили за ворота, и тут уже Игорь протянул Ольге руку, нужно было пробираться по натоптанной тропе вдоль стены. Свет факелов ослепил Ольгу, едва они обогнули одну из башен. Куда не кинь, стояли молодые дружинники, придерживая обычные колеса. Игорь встал с краю, каким-то крюком, похожим на кочергу, он придерживал колесо в стоячем положении, подложил под него соломы и стал ждать. По цепочке передали факел, дружинники подожгли солому. Искры  и огонь жадно охватили сухое дерево.
          «Фи, колеса и колеса, и как их катать по сугробам?! Тоже мне диво-дивное!»…
          Внезапно прозвучал протяжный звук трубы.
          Отовсюду на всех пригорках, у капища и у них на стене зажгли колеса.
          Звук раздался еще раз.
           И покатились с горы разгоравшиеся колеса, языки пламени взлетали и искрили. Казалось, тысяча солнц летит, набирая скорость, разгоняя тьму огненными лучами. Стало светло и необыкновенно ярко – так их было  много, а в уши билось заклинание, гремевшее по всему Киеву:
            - Колесо с горы катись – весной красной к нам вернись!..
            - Вернись…
            - Катись…
           Несся крик над Днепром, неслись объятые огнем колеса, разрывая мглу и золотя снег, взметая кучу искр, смешанных с каплями растаявших снежинок. Свет преломлялся алмазным многоцветием и взлетал к небу. Все это объединяло собравшихся и славящих Коляду. Непередаваемые ощущения счастья, приобщения к волшебной сказке, к которой ты неожиданно смог притронуться, увидеть и запомнить на всю жизнь переполняло Ольгу. Она смотрела на это действие, как маленький ребенок, хлопала в ладоши и хотела, чтобы этот восторг никогда не кончался. Сейчас она была впервые счастлива… Хотелось упасть в сугроб и долго-долго смотреть в это близкое волшебное небо, слышать веселые песни…
          Но Игорь ее уже тормошил и опять куда-то тащил:
          - Быстрее! Сейчас священную братину будут подавать, бежим!
          А бежать нужно было с крутого спуска. Накатанного, крутого. И Ольга остановилась в нерешительности, понимая – не добежит, нос разобьет на раз- два. Сотрется, пока докатится к Подолу.
         - Чего же ты? – Игорь уже спустился на несколько метров.
         - Я не добегу… Круто очень.
         - Хорошо, тогда прокачу тебя с горки! Спускайся! – княжич сбросил с себя шубу и кинул ее на снег. Ухватился за край, в нетерпении поворачиваясь к Ольге, - Давай, садись, держись крепко!
         - Ух! – перехватило дыхание в первую же секунду.
«Зачем я села!.. Мамочки!.. Как же здорово!»
          Дикий восторг от скорости, летящего в лицо пушистого, свежего снега затмевал страх, и очень хотелось продлить мгновения.
          Конечно, их выкинуло в сугроб. Весело барахтаясь, пытаясь отдышаться,  Ольга отряхивала налипшие кусочки льдинок, когда Игорь, схватив за руку, потащил ее к капищу.
          Они протиснулись к центру, где стояла Дира… в одной белоснежной рубашке и на морозе! Голову ее венчал обод с двумя огромными рогами – символ матери Макоши. Посох, с которым она последние дни не расставалась, оказался в руках Ольха, а сама берегиня протягивала руки к огромной золотой чаше, что подавал Любомир.
           «Как? Откуда он здесь взялся?!»
            Игорь сделал шаг вперед и потянул Ольгу за руку. Ему первому подали чашу, он отпил и передал  Ольге, та с трудом ее удержала.  На вкус это напоминало мед с молоком, а цвет… был слегка розоватым. Братину Ольга передала следующему.
            - Коляда, веселое молодое солнце приведет нам весну! – выкрикнул Ольх. Народ повторил.
            - Радуйтесь, люди! – воскликнула Дира.
            - Радуемся!
            - Здоровья и веселого смеха детей, люди! – крикнул Игорь, и, будучи уверенным, что Ольга смолчит, не зная обычаев, несильно сжал ее руку.
            - Радуемся!
             - Счастья и достатка, вам люди!
             - Радуемся Коляде!..

Праздничная кутерьма мешала спать, и Ольга, разбуженная очередным стуком двери, в очередной раз задавалась вопросами: «Откуда столько сил? Дадут ли мне отоспаться?». Поспать позволили до обеда, потом растормошили и велели идти в княжьи хоромы обедать.
         Дира была свежа и бодра. Недовольство вызывала дочь, но берегиня сдерживала себя, не мешала ей. Евпраксия отрешенно молилась в уголке, опустившись на пол возле сундука.
         - Вставай, Ольха! Нас уже ждут!.. Да смени одежду, надеюсь, мать твоя наконец-то займется своими обязанностями.
          Ольга с сомнением глянула на Евпраксию и поняла – не займется, ошиблась Дира. Послушно умылась, дала себя причесать. Хотела спросить, в каком сундуке можно выбрать платье, но обе женщины были заняты своими делами и на постукивание крышками, в поисках одежды, никак не реагировали.
         «Раз так, то все вокруг общее…» - Ольга вернулась к первому сундуку, достала первую  попавшуюся зеленого цвета одежку и натянула. Ткань не была слишком тонкой и позволила девушке оставить на себе теплые штаны, с которыми она наотрез отказалась расстаться, отмахнувшись от служанок Евпраксии. Только сделать прическу позволила. Отчего-то захотелось надеть и украшения… Красиво смотрелись нависочники, придавая образу законченность и горделивость.
          - Хороша! – одобрила Дира.
          - Всех с праздником! Благодати вам, родные мои, - это Евпраксия поднялась с колен, закончив молитву. Она критично оглядела Ольгу, но ничего не сказала. Просто накинула шубу и плат, встала у дверей, всем видом показывая, что собралась и готова идти. Ольга подошла к ней и встала рядом. Дира прошествовала мимо них, подошла и, дождавшись прислуги, вышла в открытую дверь, возглавляя процессию.
          Праздничный стол украшала туша кабана, разная запеченная птица, горки «печенья» в форме зверей, горшки с дымящейся кашей. Мужчины за столами о чем-то тихо разговаривали, на возвышении одиноко сидел Ольх, который оживился при виде берегини и ее семьи. Их всех троих провели к нему и усадили. Игоря не было. Теперь рядом на краешке кресла пристроилась робко Евпраксия, немного растерянно осенила крестом себя, еду и в полном безмолвии принялась есть.
          Где-то в конце стола для гостей мелькнул Свенельд. Отсутствие собеседника вынуждало Ольгу скучать. Дира с Ольхом тихо беседовали, а гости постепенно насыщались, периодически произнося тосты. Вскоре Евпраксия поднялась, поблагодарила, и Ольга решила уйти вместе с нею.
        «Где же Калинка пропала?» - с улыбкой гадала девушка, но не рискнула спросить у Свенельда, прошла мимо, борясь с любопытством.
         День прошел в полной неге и безделье, как и последующий. Правда, Евпраксия немного досаждала с попытками приобщить дочь к чтению молитв, но не преуспела. Дира пропадала где-то в княжьих хоромах. Ольга решила сбежать от скуки и пройтись по городу. К ней тут же приставили двух служанок-ромеек Евпраксии, скорее для статусности, потому что поболтать, не зная языка, у Ольги не получалось. Простые слова могла сказать, а вот до обычной болтовни не доходило. Приступить к обучению было остро необходимо – Евпраксия нервничала: списывая все на травму, полученную год назад, она настаивала. Ольга и не сопротивлялась особо, но не видела смысла, да и праздники – хотелось веселиться.
          Выйти за ворота им не позволили. Бродить по двору было не интересно, и девушка решила посмотреть на окрестности со стены, благо тут им никто не препятствовал.
          Немного расстроенная неудавшейся вылазкой, Ольга просто смотрела с башни на Подол и Днепр. Подол пестрил снующей толпою: гуляли, торговали, веселились. Днепр же сковало льдом, но детвора не давала покою реке  – каталась по его ровной глади, кричала и носилась гурьбою.
         - Здрава будь, княжна Ольха! – голос был не знаком, девушка обернулась. Перед нею стоял  Мал. В медвежьем тулупе он казался еще более огромным и рослым. Юноша улыбался.
         - И тебе, княжич, здравствуй! – ответила на улыбку Ольга.
         - Любуешься Киевом?
         - Да.
         - Искоростень, значит забыла, - понизил голос Мал.
         - Нет, - просто ответила Ольга, не солгав – она не могла забыть то, чего не видела. Ее ответ, очевидно, подбодрил молодого человека, он приблизился на максимально дозволенное приличием расстояние и продолжил:
         - А я думал, ты все забыла, как в Киев приехала. Обиду на меня таишь.
         - Что я забыла, княжич? Не понимаю. И на тебя не за что обижаться!
         - Тогда почему?.. Почему ты согласилась сюда приехать?!
         - Так Дира решила.
         - А то, что мы с тобой решили не в счет?.. Понимаю: Игорь - княжич Киева, но ты же иное говорила! Обещала, что со мною будешь! Так почему ты здесь?! – яростно шептал Мал, приближаясь ближе.
           Прислуга стояла достаточно далеко, чтобы не слышать, смотрела в сторону, изредка оглядываясь, но близко, чтобы прийти на помощь. Слова Мала огорошили Ольгу. Получалось, настоящая Елена и Мал были влюблены! Зная немного Евпраксию, можно было предположить, что им пришлось таиться.
         «Вот же – засада! Как нехорошо вышло!» - непроизвольно Ольга опустила голову, чтобы скрыть смущение и метавшиеся мысли, отчего-то стало искренне жаль молодого княжича и Елену. Своим появлением она разрушила отношения. Где-то когда-то читала о версии, что Мал и Ольга, после смерти Игоря, были потом вместе. Стало неуютно, как-то гадко, - «Как же выкрутиться?!»
         - Зачем я с людьми тебя поджидал? Ты же все знала! Отчего к княжичу под коня там бросилась?! Знала же, что это я со своими людьми тебя умыкнуть хочу! Согласие мне дала! Сговорились ведь! Передумала? Голову мне морочила?!
        «Ох, ты ж, как интересно…»
       Ольга, чтобы придать словам большую убедительность, положила руку на шубу Мала. Взглянула на него  жалостно, как могла и выдохнула на одном дыхании:
        - Прости меня, Мал, не помню я ничего. Так упала тогда, что память потеряла, да чуть живой осталась. Знаешь ведь это.
         - Я же сейчас тебе напомнил, что теперь делать будем?
         «И, правда, что?»
         - Я не понимаю, – Ольга убрала руку, и отвернулась.
         По княжьему двору с дружинниками шел Свенельд.
         «Только тебя сейчас и не хватает!» - почему-то расстроилась Ольга, прекрасно понимая, что брошенные за праздничным столом слова Игоря не имеют под собой почвы. Это как шутка была. Абсолютная шутка! Только Свенельд с людьми отчего-то свернул с пути, едва разглядел, кто стоит на стене, и быстрым шагом двинулся в их сторону.
        «Опять драка что ли? Что-то много за несколько дней»
         - Я тебя увезу. Выйди, как стемнеет. Сегодня.
         - Никуда я не выйду! – отпрянула Ольга, с облегчением заметив, что Свенельд уже поднимается к ним.
         - Не люб теперь? Или княжич нужен? – настойчиво пытал Мал, - Только ты ему не нужна. А я не отстану!
         - Здрава будь, княжна! И ты, княжич! – Свенельд уже стоял за спиною Мала. Ольга перевела дух, спокойно обошла, улыбнулась приятелю подруги:
         - И ты, Свенельд!
         - Провести к терему, княжна? – Свенельд всматривался в лицо огорченного Мала.
         - Да, ветер холодный, нагулялись мы уже, - Ольга махнула девушкам рукою, предпочтя удалиться, чтобы ничего не спровоцировать. Она тоже была расстроена – теперь нужно ходить и оглядываться, пока вторично не умыкнули, теперь без ее согласия.
         «И как он из города попытается выехать со мною? Вот же чудак-человек! Всюду охрана… Может спросить Свенельда о Калинке?»
         - Что-то я Калинку не видела давно, может, ты знаешь, где она? – решилась Ольга, снизив голос до шепота.
         - С ней все хорошо, княжна, - так же тихо отвечал воин, - Я передам ей, что ты спрашивала.
         «Ну, спросила! И что узнала?»
         - А ты ее случайно не умыкнул, Свенельд? – остановилась Ольга. Свенельд заулыбался, мотнул головой:
         - Все по согласию, княжна!
          ***
          Очередной день беззаботного безделья, как называла свое пребывание в Киеве Ольга, начинался обычным легким пикированием Диры и Евпраксии, бесшумным скольжением теней-служанок. Но что-то было не так. Уж очень усердно молилась Евпраксия, неожиданно раздраженной была Дира. Очень тщательно они подошли к выбору одежды и украшений. Когда обе были готовы, женщины уставились на Ольгу, словно, вспомнили о ее существовании.
         - Нечего ей там делать, - отмахнулась Дира, увидев немой вопрос дочери.
        - Она имеет право, - тихо и смиренно произнесла Евпраксия.
        «Ух ты. Это на что же я имею право?» - Ольга проявила заинтересованность, как была в рубашке и штанах, с босыми ногами прошлепала к «родственницам».
        - О чем вы?
        - Сегодня, сейчас, нас ждет Ольх на сговор, - Евпраксия буквально вцепилась взглядом в мать, но Дира молчала, нервозное состояние выдавала рука, держащая посох.
         - Где это видано, чтобы еще не невеста, а была на сговоре? – проговорила быстро бабушка, круто развернулась, чтобы выйти. Но Ольга предупредила этот маневр и встала в дверях.
         - А где это видано, чтобы родственники невесты шли к родственникам жениха, а не наоборот? И вообще, почему мы живем в этом тереме, у потенциального жениха в доме? – проговорила Ольга, опираясь на входную дверь.
          - А где нам жить? На Подоле? Дай дорогу! – посох Диры взлетел, но замер, так и не опустившись на Ольгу.
          - А раз так, раз все, не как положено, то я имею право знать, о чем вы там толковать будете! Идите, я догоню! – Ольга отошла и начала натягивать теплые чулки и сапоги.
          - Ты не можешь так идти! – выразила слабый протест Евпраксия, - Ты как оборванка…
          - Ох, матушка, как же вы сейчас правы! Но это - мои вещи. И я пойду в них. Как поляница, - Ольга прихватила шапку, радуясь, что сорочка свежая - надела сегодня утром после холодного обливания водой. Чем только не займешься от безделья!
          Дира, как всегда, недовольно поджала губы и вышла. Евпраксия, не споря и опустив голову, перебирая четки. Ольга, выдохнув и приняв боевой вид.
         «Бестолковая! Нож забыла!» - вернулась к лежанке, достала и спрятала в сапог.
         ***
        Ольх ждал их в комнате, как догадалась Ольга, для советов, обсуждений. Длинные лавки, отполированные многочисленными гостями, множество мечей, щиты, топоры, луки – настоящая находка для любого историка. И кресло, такое же, как за столом в главном зале.
        Женщины сели,  Ольга решила сбросить с себя полушубок и подстелить – скамья была холодной.
         «А где Игорь? Он что: детей делать и жениться – взрослый, а решать с кем и на ком – маленький мальчик? Значит, буду отбиваться сама, без союзников. Хотя… какой из княжича союзник – ему же все по барабану!»
          В комнату вошел еще один человек, чье присутствие Ольгу обрадовало – Любомир.
         «Хоть кто-то здравомыслящий»
         - Начнем? - спросила Дира, которую отсутствие княжича совсем не смущало.
         - Начнем, - послышалось от дверей, в которые вошел Игорь, на сапогах были капли растаявшего снега, во все щеки здоровый румянец  после мороза.
         - Самое первое, на когда назначаем свадьбу? – подала голос Дира.
         - Можно на Красную горку, - предложил Ольх.
         - Нет. Не раньше Купалы, - ответил Игорь.
         - Чего тянуть? – удивилась Дира.
         - Да внучка твоя не сильно ласковая, - отшутился Игорь, - Раньше не уговорю.
          - Ладно, как приспичит, так, и остановить не сможем! Поговорим о деле, какое вено ты установишь, Дира? – махнул рукой Ольх, - Что за внучкой дашь?
        Обсуждение подушек и сундуков длилось долго. Ольга едва скрывала желание зевнуть, настолько ее утомил перечень. Хорошо, что его зачитывал Любомир.
         «Надо же, кто бы мог подумать: волхв читает!»
          Когда приступили к обсуждению вено – выкупа за невесту, вдруг со своего места поднялась Евпраксия:
         - Дозвольте мне, а у отца Елены  вы спросили разрешения?
         Повисло тягостное молчание.
         На губах Евпраксии заиграла довольная улыбка.
         - А когда вы собирались спрашивать его дозволения? Вы побеспокоились на этот счет? Вижу: нет. Получается, все ваши рассуждения о вено, о приданом – пустой разговор. А о дате свадьбы – тем паче! А у меня – матери Елены, вы спросили? Не помню!
        - Прекраса, прекрати! – зашипела Дира и стукнула посохом.
        - Спрашиваю сейчас, отдашь ли ты дочь свою за княжича? – произнес Ольх. Очевидно, он ожидал подобное заявление, потому спросил спокойно и безразлично. Ольх явно демонстрировал истинное положение вещей: с Дирой он готов считаться, при случае даже уступить, но Евпраксия в планы не входила. Чисто уважил, снизошел, чтобы бабский гомон не устроила.
        - Нет, не отдаю. Мое мнение может изменить только голос мужа.
        - Прекраса, мы можем послать  гонца твоему мужу, но тогда свадьбу нужно будет отложить… почти на год!
        - Чай, не объедим тебя, Ольх. А если так, то с нищим язычником моя дочь ничего общего иметь не будет. И не думаю, что мой супруг не потребует крестить княжича, если даст согласие на этот союз.
        Евпраксия говорила настолько уверенно и спокойно, что вызывало у Ольги уважение. Женщина знала неписанные законы и трактовала их в свою пользу.
        «Вот тебе и матушка!»
        - Прекраса! – почти прорычала Дира, - Забываешься!
        - Я отправила человека, пока лед на Славутиче не стал. Знала, что вы сговоритесь. Но подумайте, прежде чем мне перечить. Не по закону делаете, - продолжала Евпраксия, - Елена – еще дитя, ей не понять ваших игр, но Бог – милосерден, в незнании нет греха. Здесь я представляю интересы моей дочери, а не ты, Дира!
        - Не путай, Прекраса, ты не в Царьграде!
        - Бог везде. Он защитит нас, - женщина вернулась на место, с которого встала, перекрестилась, поцеловала крест и села, вновь превратившись в скорбную статую.
        «Ну же, Игорь! Вот он реальный шанс отказаться от женитьбы! Пользуйся случаем! Чего же ты сидишь, как чурбан?!» - Ольга смотрела на княжича, она с нетерпением ждала от него решительных действий.
        Молчание всех затягивалось. Ольх наклонился к Игорю и о чем-то горячо стал шептать тому на ухо. Игорь в лице не менялся, но ничего не отвечал. Ольга от нетерпения аж заерзала на гладкой скамье, но, здраво рассудив, что не может пока определиться и правильно сформулировать вопросы, шмыгнула носом и принялась терпеливо ждать. А вопросы были, и решение Игоря могло перевернуть жизнь Ольги в любую сторону, причем любая была плоха.
        «Что будет, если этот молчун откажется жениться? Мы уедем в Царьград? А нафик он мне нужен?! Не турпоездка! А какого черта мы с Евпраксией вообще здесь оказались?! Матушке, конечно, хочется вернуться домой, она здесь не вписывается никак. А я? Поляница, ити его, лихоманка болотная, как говаривал Буревол! Мне-то куда деваться? Ой, чует мое сердце, что Царьград не лучшее место для меня… Ой, мамочка… Да что ж делать-то?!»
        - Я хочу поговорить с Ольхой, - вдруг произнес Игорь и прошел в дальний угол комнаты, сел там под двумя топорами и стал ждать опешившую Ольгу.
         - Зачем? – воспротивилась Дира, но, поймав взгляд Любомира, осеклась, смирилась, пробурчав себе под нос: - Не по правилам пустоголовым чадам решать такие вопросы.
         - Зачем у девки спрашивать? Не решает она ничего! – возмутился Ольх, - Много прав ей даешь, Игорь!
          - Мне с ней жить. Я решаю, - сказал, как топором взмахнул княжич.
         Ольга поднялась, ощутив вдруг ободряющую ласку – это Евпраксия нежно коснулась ее руки, подбадривая. Девушка, не оборачиваясь, знала, сейчас матушка осенит ее крестным знаменем. Но поможет ли это ей.
          Очень не хотелось идти в тот дальний угол, Ольга понимала, что разговор с княжичем будет тяжелым. Немного зная его, подозревала, что и коротким – с таким не поспоришь. Но теплилась надежда – немного прояснить ситуацию - роль свою в играх Диры. А еще - чувствовала, что хоть для одного человека – Игоря, она все же не вещь, а человек…
         Села рядом, без приглашения, уставилась в пол, рассматривая узор деревянных досок.
         - Я никогда не крещусь. Для тебя это важно?
         - Нет.
         - Ты знаешь, что в Царьграде тебя могут отправить в монастырь?
         - Почему?
         - Если у твоего отца родится мальчик. Любой мужчина хочет иметь наследника. Ты – лишняя. Прекраса не в счет. Стара уже. Да и защитница никакая, только здесь пытается показать себя.
         - Я и здесь лишняя, - Ольга повернулась к Игорю, - В твоей жизни точно – лишняя и ненужная. Так ведь?
          - Нет.
          - Не лги!
          «В глаза смотрит, взор не отводит, почему?!»
          - Не лгу. Как думаешь, почему Ольх правит, а не я?
          Ольга пожала плечами – а и правда, почему? Этот вопрос через много веков будет мучить стольких ученых,  неужели она вот так просто, сейчас узнает причину? Невероятно! Невозможно!
          «Интересно, но ко мне это какое имеет отношение?!»
          - Слушай. Ольх соединяет в себе две власти. Одна – это как правая рука, что меч держит. Разит, карая, и отражает, защищая. Вторая власть - волховская, от сердца к сердцу к каждому идет. Потому его и кличут Вещим, иногда правда. Потому он и сидит на столе Киева. Он объединяет эти две власти. Раньше Киеву нужна была только правая рука – мужская сила, ибо род Диры отвечал за сердца людей. Сейчас, пока Ольх управляет,  равновесие в нашем мире. Его не станет, у Киева будет только одна рука – я. А птицы не летают с одним крылом. Ты – наследница силы и власти Диры. Ты – мое правое крыло, Ольха.
         Игорь замолчал. Он давал девушке осмыслить сказанное им, терпеливо ожидая ответа или вопросов. Внутри злился, что догадки его верны - судя по всему, Дира не удосужилась разъяснить сути их с Ольхой союза.
         «Убил бы старуху!»
         Но Ольга молчала. Ее не смущали торопящие взгляды Ольха, поддерживающие Евпраксии, гордый и злой Диры. Только Любомир смотрел на подопечную спокойно и ободряюще. Теперь стал немного понятен подслушанный под окном его разговор с берегиней.
         «Тоже мне – хранительница Рода!» - размышляла Ольга, - «Игры в партизан устроила. Все так просто было пояснить – даже Игорь справился! Они так уверены в какой-то мистической связи, чудные люди! Все в мире подается рациональным и физическим объяснениям. Нет никакой мистики!»
        Только подумалось, как пронесся легкий ветерок. Колыхнул тяжелые стяги, поигрался легко с выбившимися прядями из Ольгиной косы, затем, словно в маковку дунул, и унесся дразнить огонь на факелах.
        «Шутник-ветерок Стрибога! Откуда он здесь?!» - встрепенулась Ольга, обведя взглядом помещение – все окошки-бойницы слюдой заделаны, ни щели, ни открытой двери – мистика, которой нет в реальности, но которая оживает в сердце, - «Для чего ты здесь, друг мой? Что ты хочешь мне сказать?»
        Ольге казалось, что комната исчезает, растворяется, а она стоит на высоком берегу Днепра, что катит тяжелые волны и смотрит вдаль… В ней вдруг проснулось то, что всегда сохранялось в душе – вера в чудеса. А друг-ветерок носился по просторам, и следя за ним взглядом, Ольга смотрела на Киев, что быстро изменялся… На играющих детей, на волхвов у капища, а совсем недалеко… вдруг узнала по очертаниям… строящуюся церковь…
        Девушка испугалась и, взмахнула рукой – достаточно! Отогнала видение, здесь и сейчас она должна принять решение.
         - Ольха? – тихо позвал Игорь, он внимательно следил за собеседницей, которая вдруг заулыбалась, и как-то совсем отрешилась от происходящего, уйдя следом за… ветерком... Так легко! Сейчас же понял – не лгал ему Ольх, правду говорил – его это, Игоря, женщина, его правое крыло, без которого не взлететь.
         - Я здесь, княжич.
         - Ты все поняла?
         - Да.
         - Почему печалишься? Скажи сейчас, чтобы потом не жалеть.
         Ольга покраснела, глянула на княжича, задержала взгляд, осматривая его внимательно, как будто первый раз видела; прислушивалась к себе, смущалась, пытаясь вытащить из глубины то, что называлось чувствами.
        - Но ведь это не просто союз. Мы будем мужем и женою?
        - Будем, - взгляд княжича стал озорным.
        - Это меня и останавливает. Нет любви, Игорь, ни у тебя, ни у меня. Как… Как … - Ольга не могла выдавить из себя вопрос о сексе. Застревал он, комом стоял в горле, - Здесь никакое ведовство не заставит!
         «Сидит гад,  улыбается!»
          - А меня не нужно заставлять. Это ты боишься.
          - Еще бы! Столько глаз! Со всех сторон толкают и заставляют, торопят! А я сама хочу решить, понимаешь? Я… -  с языка чуть не сорвалось «любить», Ольга чуть не прикусила его – нечего вымаливать!
          - Понимаю, а что нет, пойму позже, - княжич поднялся, потянул и Ольгу, - Мы поговорили. Ждем ответа отца Ольхи. Свадьбу откладываем до Купалы. Пошли, Ольха, пора Киев тебе показать!