С продвижением по капитальному ремонту усадьбы настал момент, когда предстало войти в налоговое русло социалистической республики в виде предприятия с коллективной собственностью. Всякий, кому когда-либо приходилось оформлять документы для предпринимательской деятельности, хорошо знаком с высокомерием и медлительностью чиновничьей братии. Многие знают, что всевозможные преграды и трудности, возникающие при переходе нужной бумажки из рук в руки, изобретаются самими чиновниками, умеющие извлечь из этого свою выгоду. Необязательно материальную, некоторые предпочитают моральное удовлетворение от власти в пределах стула и письменного стола. Даже тот клерк, который не старается затянуть свою работу специально, нередко тратит на оформление документов целые недели — просто по привычке к медлительности. А если уж он решил потянуть время, то черепаха рядом с ним покажется фаворитом на скаковом Дерби. Да что там говорить, если в России двадцать первого века, при всеобщей компьютеризации на это тратится четверо суток, и то, благодаря тому, чтобы занять более высокое место в рейтинге Всемирного банка. Резонно предположить, что в Ленинграде сороковых годов, регистрация артели могла затянуться просто на неопределённое время. Я так думал и к своему удивлению ошибся. Всё, что требовалось, так это протокол собрания артельщиков, устав, где указывалась деятельность, адрес регистрации и приобретение бухгалтерской обязательной документации, после чего необходимо было стать на учёт у фининспектора. Может, если бы я прошёл весь этот путь сам, то и потратил бы кучу времени, но к счастью, мне удалось избежать всех этих проволочек. Присланный Ждановым товарищ Сергей, оказался, почти волшебником. Помимо помощи в оформлении документов, за один месяц он предоставил мне кандидатуры будущего юриста, экономиста, начальника отдела кадров, бухгалтера с помощником счетоводом, главного технолога и дальше по списку, вплоть до секретаря, сантехника, истопника и уборщицы. В больничное крыло были приняты два педиатра, хирург, стоматолог, офтальмолог, рентгенолог, терапевт-паразитолог, гастроэнтеролог-инфекционист и двенадцать медицинских сестёр. Фактически полный штат детской клиники, входящий в объект за номером 3А, именуемый «Осиновая роща».
Когда в начале апреля, на открытие клиники в санаторий прибыл второй секретарь горкома товарищ Кузнецов в сопровождении товарищей, территория усадьбы была подобна закрытому заведению для первых лиц. Тишина, покой и только слышался секатор садовника, да щебетание птиц. Алексей Александрович дождался, пока пятёрка пионеров из школы соседней Кабаловки протрубила в горн, и под звук барабанов перерезал красную ленточку. Чуть позже, миловидная школьница с косичками, под вспышку фотографа преподнесла ключ от двери, которому позавидовал бы и сам Буратино. По окончании этих манипуляций партийный функционер произнёс короткую речь, торжественно записал в журнал приёма первого пациента и задержался на праздничном фуршете перед убытием в Ленинград. За бокалом шампанского на свежем воздухе он сказал мне, что товарищ Жданов держится только за счёт моих препаратов, но работая, как раб на галерах, губит своё здоровье. И если город потеряет верного Ленинца, то партия этого никогда не простит.
— Здравого смысла ему нужно, вот чего, — ответил я. — Или у вас, коммунистов, этот товар не водится?
Кузнецов опешил от моей дерзости, и несколько секунд мы просто молча сверлили глазами друг друга. Меня бы ни сколько не удивило, если бы он тут же, на месте, приказал меня арестовать своей свите, или товарищу Сергею, но после паузы второй секретарь горкома расхохотался.
— Что есть, то есть. Со здравым смыслом у нас проблемы. — Он подмигнул мне и тихо спросил: — Не хотите ли выпить что покрепче?
Покрепче было у меня в кабинете. В ответ я кивнул, и мы поднялись наверх. Справа от двери, где висела табличка «Директор санатория», располагалось место для секретаря. Я часто задумывался, что произошло с этой женщиной в молодости, раз она загубила свою природную красоту, променяв её на сомнительную карьеру. У неё были поистине незаурядные задатки, от которых млели художники и поэты. Грациозная фигура, стройные ноги, тонкие щиколотки, безупречные запястья, длинные пальцы рук и бархатный голос. Но сейчас Юлия была настоящим «синим чулком», словно в её гардеробе отсутствовали привлекательные платья, а парикмахер пил последнюю неделю. Но даже сейчас, обладая холодным, острым умом, помноженным на строгость, она производила на мужчин неизгладимое впечатление, словно старалась отвратить от себя весь мужской род. В её обществе мужчины чувствовали себя маленькими мальчиками, оказавшимися с невыученным домашним заданием рядом со строгой учительницей. Тем не менее, её талант предугадывать дальнейшее событие, и подбирать напитки делал её незаменимым помощником.
— Виски, коньяк, водка? — спросила она, как только мы подошли с Кузнецовым к двери и сама же ответила: — Думаю, виски.
И больше ни слова. Прошла буквально минута и перед нами на столике бутылка, два бокала и разрезанное пополам яблоко для аромата. Письменный стол сиял полировкой, кожа на креслах блестела от воска, но мы остались стоять. Кузнецов молча проводил взглядом уходящую женщину, чокнулся со мной и выпил принесённый алкоголь. Я последовал его примеру и приготовился слушать.
— Спишь с ней? — спросил Кузнецов.
— Если с ней кто-то спит, так только сама Афродита.
Алексей Александрович проявил явное неудовольствие моим ответом, но повторив виски, предложил включить радиоприёмник, после чего негромко произнёс:
— Совсем скоро, Сталин станет главой правительства Совета народных комиссаров СССР.
Новость была из тех, которой просто так не делятся даже с друзьями. Из динамиков звучал какой-то марш, а я всё не мог понять, зачем он это мне говорит. Однако пауза затягивалась.
— Это получается, что он сосредотачивает в своих руках не только партийную, но и государственную власть, — сделал я вывод вслух. — Причём вполне официально он становится… Чем же он будет отличаться от императора?
Кузнецов лишь улыбнулся, вопрос уж явно из категории риторических.
— Но есть и хорошая новость, Жданова назначат заместителем товарища Сталина по Секретариату ЦК. В связи с этим вы понимаете, какая ответственность возлагается на нас?
— А я-то тут причём?
Второй секретарь с упрёком покачал головой и только не добавил: «Семён Семёныч, ну что вы», а так, Кузнецов был жутко похож на того оперативника-таксиста из кинофильма.
— Мы знаем, что в этих местах произрастает какое-то очень важное для вас растение, благодаря чему и затеяно всё это здесь. Или я не прав?
Историю с этим растением я запустил ещё в прошлом году, частенько встречаясь с садовником и прося его приносить некоторые цветки и клубни, которые с особой тщательностью погружались в стеклянные ёмкости. Причём я делал это так, словно другие события не имеют для меня никакого значения. Однажды я поведал ему о предках. Прадед родился при Екатерине второй, в год, когда над Атлантикой бушевал Великий ураган, стёрший с лица земли жителей Малых Антильских островов. Он служил на флоте и любил повторять эту историю. Единственный сын у него родился в шестидесятилетнем возрасте в 1840 году. Дед дожил до девяносто одного года, хотя питался исключительно устрицами и венгерским белым, а отец до сих пор скачет жеребцом. И получилось так, что три поколения растянули свой срок на три столетия, а всё благодаря одному цветку. Так что услышав об этом, я невольно вздрогнул, что не укрылось от глаз Кузнецова.
— Алексей Александрович, растение с нужным мне эффектом я могу отыскать и в Оринокских джунглях, — взяв себя в руки, ответил я.
— Мистер Борисов, — Кузнецов со стуком поставил бокал на стол, — мы закрываем глаза на все ваши художества, школу шофёров, контрабанду, буржуазную похабщину, непонятным образом попадающей в Ленинград технике и прочие махинации. Хотите, чтобы и дальше так было — товарищ Жданов должен выздороветь. Надеюсь, я довёл до вашего сведения мнение Политбюро?
— Да какие там художества, а в школе шофёров всё законно: я являюсь директором школы в Питерсберге и имею право выдавать лицензию на вождение коммерческих автомобилей, даже четырнадцатилетним, если они не выезжают за территорию штата. Удостоверение шофёра они уже получают в Ленинграде.
— Вы прекрасно меня поняли!
— Товарищу Жданову с его диабетом нужен отпуск. Причём срочно. Куда-нибудь в Сочи, например. Ещё в прошлом году, только по одному его виду я понял, что у него совершенно запущенный случай. Любой диетолог скажет, что его организм не получает фолиевой кислоты и тиамина. Я дам для него особый комплекс витаминов и один прибор. Он наручный.
Я подошёл к сейфу и достал из него коробочку.
— По виду это простые часы. Носить на правой руке. На циферблате можно видеть артериальное давление и пульс. Срок службы тридцать дней, потом заканчивается питание и нужно подзаряжать. Ночью можно снимать, но следить за своим здоровьем товарищ Жданов должен сам. Увидел проблемы — принял меры. Смотрите, как это работает.
Я раскрыл коробку и застегнул ремешок на своём запястье. Затем ногтем сдвинул шторку и нажал на кнопку. На экране высветилось меню. Кузнецов завороженно смотрел на цифры, и казалось, даже перестал дышать.
— Никому не показывать, не разбирать и вообще всё держать в тайне. Вы когда-нибудь слышали, что бы в Ватикане кто-нибудь заметил на руке Пия XII такие часы? Вот то-то и оно.
Второй секретарь взял коробку в руку и удивился от её веса.
— Двенадцать тройских унции чистого золота, — ответил я на его вопрос. — Лет двадцать назад, я мог думать лишь о золоте. Однажды, ещё юношей, я взял один из слитков, хранившихся в отцовском сейфе в руки. Мои пальцы до сих пор помнят слегка маслянистое ощущение. Золото — материал, весьма податливый и легко обрабатывается. Во всём мире оно признано за величайшую ценность, а в медицине, просто незаменимо. Но то, что я ищу, вообще не имеет цены.
— Вы правы на счёт маслянистости, — через некоторое время произнёс Кузнецов.
Элементарная физика процесса. Золото превосходный проводник, держа в руках, нагревается, а сальные железы выделяют себум. Если долго подержать в ладони тяжёлый металл он начинает скользить, оттого и возникает ощущение маслянистости.
Кузнецов уже собирался уходить, как я привлёк его внимание.
— Алексей Александрович, давайте, по старой русской традиции, на посошок. — И пока разливал виски, как бы невзначай произнёс:
— Не люблю, знаете ли, оставаться в долгу. Наверно, вы слышали, что Люфтваффе планирует на десятое мая супер налёт на Лондон? Ни много ни мало, а четыре сотни самолётов. Но это всё мелочи. В этот день Рудольф Гесс из Аугсбурга полетит в Глазго, решение уже принято и у нас думают, что разговор пойдёт о перемирии. Америке выгодна война, на войне бизнесмены зарабатывают доллары.
На этом и расстались до самых июньских событий.

Возле каретного сарая есть площадка с разметкой, точь в точь по габаритам с палубой Корабля, где водители осваивали новую технику. Оно вроде весь советский автопром вышел из одних ворот, но «Форд» может отличаться от «Бьюика», «Студебекера», «Шевроле» и «Харвестера». Всё же разные по конструкции автомобили. Тут и передача по-иному может включаться, и комбинация запуска оказывается другой. Так что перед тем, как выехать за ворота, все проходили площадку: заезд в гараж задним ходом, парковка в строго отведённое место, змейка и прочие выкрутасы. На ней я обычно и заканчиваю путешествие, но сегодня есть небольшое отклонение, мне нужно попасть в усадьбу через главные ворота при свидетеле. Дежурил там дед Никитич, частенько замеченный с согревающими растворами. Беда у него дома, жена практически лежачая и в посёлке в их возрасте это фактически смерть. Прожить на инвалидную пенсию в сорок пять рублей можно разве что только в головах лидеров государства. Дед дежурит сутки через трое, и на зарплату содержит себя с супругой и старенькую соседку, что ведёт присмотр за двумя хозяйствами. В силу возраста они объединили и стол и кров. Вот такой симбиоз. Уволить деда у меня рука не поднимается. Но воспользоваться его привычками можно. Перебравшись в санитарный Додж, я выехал на свободное пространство и повторил манипуляции с очками и браслетом. Резервные координаты выхода портала располагались юго-западнее урочища Суворова грива, неподалёку от маяка Осиновец. В прошлом году несколько моих самосвалов отвозили туда щебёнку (подсыпать дорогу), а заодно и контейнер прикопать. Место глухое, и оказавшись там, я выехал на дорогу по направлению к усадьбе. Как «наудачу» стал накрапывать дождь, переходя в затяжной ливень. Асфальта тут отродясь не замечалось, и добраться к семи утра по раскисшей, яма на яме дороге, ещё надо было постараться. Тем более малознакомая машина, где ни рулевого гидроусилителя ни плавных амортизаторов, ни гироскопов. Техника суровая, но надёжная, а сейчас, это основной показатель.
Как я и надеялся, Никитич спал, и разбудивший его клаксон он воспринял за классового врага, отчего встречать вышел злой и помятый.
— Доброе утро, Никитич. Снова на бровях?
— Вашблагородие, да ни в жисть!
Дед иногда мог брякнуть что-нибудь из старорежимного, да ещё предпоследнего царя, (Александра III Миротворца) вспомнить с восхитительными нотками, мол, порядка было больше, да и жилось лучше. Но на это давно не обращали внимания. Зато Никитич великолепно знал всю округу и мог поведать множество историй. А как ты истории станешь рассказывать, когда сплошь да рядом они связаны то с Екатериной, то с Александром, то с Николаем, то с графом Левашёвым.
— Но-но, Никитич. Благородие как четверть века уже отменили. Ещё раз увижу с бутылкой на службе, без премии останешься.
— Как без премии? — натурально удивился дед, открывая кованую решётку. — Неможно без премии.
По большому счёту я сам виноват. Недавний фуршет, где вина оказалось гораздо больше, нежели участников, дал возможность работникам растащить оставшиеся излишки. Сам распорядился, дабы добро не пропадало. Приехавшая номенклатура увлеклась больше французским шампанским с коньяками, оставив портвейны, мадеру и столовые вина на потом, да не рассчитала силы. Закуска-то почитай вся лёгкая: канопе, да сыр кубиками. А эти все фраппе с крюшонами, как водка в пиво. Партийцев не грузили штабелями, но ласково укладывали на сидения. Думаю, Никитич тогда хорошо затарился.
— Всё Никитич! Приводи себя в порядок, умойся. Люди скоро на работу приедут, а ты словно вагоны разгружал. Скажут: замордовали нашего деда. Разве так можно? Как вахту сдашь, не забудь за пайком в столовую. Ночью машину кур привезли и масла растительного. По три птицы в лапы и масла литр, только тару свою. Хоть бидон, хоть бутылку.
— Бутылка есть, — потирая ладони, пробормотал Никитич. — Как знал, что пригодиться.
Когда автобус с работниками прибыл к усадьбе, сторож просвещал водителя и сидевших на передних сидениях о сегодняшнем пайке и необходимости иметь свою тару. Да и по внешнему виду было заметно, — привлекли деда к разгрузке, не врёт, что кур привезли. Паёк давали раз в неделю, и чаще всего это была рыба, крупы, фруктовый джем, сахар, коробка яиц. Иногда добавляли пару бутылок вина. А вот птицу привозили редко и её ждали с большой охотой.
Через два дня из командировки прибыл наш снабженец. Выбил, шельма, три полувагона угля. Потратился в Семёновке (район города Сталин), но выбил. В забое свои порядки, законы и авторитеты. Советская власть, партийная организация и все ветви репрессивного аппарата, вплоть до отдельного корпуса НКВД о двух этажах и двадцати камер в городе присутствовали. Но там, где сын заменял отца и рабочие династии уже зародились, без окончательного слова старожилов мало что можно было решить. Правильно я сделал, что отправил снабженца на легковом автомобиле и разрешил оставить его в виде подарка. Деньгами руководство шахтёров особо не удивишь, но два похода в ресторан, американская радиола с проигрывателем пластинок и буквально мешок женских чулок делают чудеса. Сразу появилась выработка сверх плана и этот излишек, был отправлен в Ленинград. В честь майского праздника отправят ещё, но тут желательно привезти, а вот и список… Хотел я снабженца подгрузить на предмет телевизоров, да видно не судьба. Уголь сейчас важнее, в ноябре-декабре каждая тонна будет расписана и поставлена на контроль вплоть до расстрела. Постановление от 7 августа 1932 года станут выполнять неукоснительно. И мне всё равно, откуда будет этот уголь: из шахты «Центральная» или из копанок за Юзовкой, где «упряжку»  тянут на совесть. Не принято про эти копанки говорить, но они были, есть и будут. Посему, даром терять время некогда, двое суток отдыха, премию в карман, деньги на расходы в зубы, подарки в самосвал и вперёд товарищ снабженец. Молиться Меркурию и Аполлону можно и по дороге.
Следующий вошедший оказался пожарный, точнее ответственный за все системы и мероприятия по безопасности и предотвращения пожаров. Бывший огнеборец с усами а-ля Будённый, в меру тучный, крепкий, под метр восемьдесят ростом, с пронизывающим взглядом и огромными руками. Такой и на каланчу влезет, и костёр запросто зальёт, не прибегая к дополнительным вспомогательным средствам. Обстоятельный и надёжный мужчина, как отозвалась о нём баба Маша, потчуя меня вкуснейшими тефтелями. А повару нужно либо доверять, либо гнать взашей. Что ж его привело? В усадьбе задействована немного примитивная, но действенная установка с инфракрасными пассивными извещателями и магнитными контактными на окнах. Огнетушителей, не те, что придумал Джорж Мэнби, а современных «Pyrene» на основе СТС в каждом помещении чуть ли не пара. Только на теплоэлектростанции стоит огнетушитель на основе компрессионной пены от «Concordia Electric AG». Но там положена серьёзная аппаратура. Есть ещё гидрант с рукавом в тридцать метров. Так что готовность к бою самая высокая, что когда-то отмечал страховой инспектор, во время заключения договора об обязательном страховании. Мы тогда льготу в пятьдесят процентов получили за медную крышу и противопожарное оборудование. В общем, появление «пожарного» вызвал у меня удивление. У его службы есть всё и даже лучше чем в Смольном.
— Слушаю вас, — сказал я, отрываясь от бумаг.
На самом деле я ни от чего важного не отрывался, но вынужден изображать занятость, чтобы все понимали, что шеф работает с утра до ночи. А занимался я тем, что изучал заявку на приобретение билетов в театр.
— Вот, заявление, — тихим, немного с хрипотцой голосом, со свойственным для больного астмой или чем-то похожим недугом да ещё с натяжным придыханием, произнёс он.
«Явно поражены лёгкие», — подумал я и произнёс вслух: — Давайте.
Так, «заявление, прошу предоставить отпуск по состоянию здоровья…»
— Лука Фомич, если не секрет, где собираетесь провести отпуск?
— Солнце и морской воздух нужен, так доктор сказал. Хоть недельку…
— Ну да, не с нашими болотами. Так куда всё же? Чёрное, Каспийское? Ну не на Баренцево же.
— В Ялту бы. Летом в Ялту не попасть, а сейчас ещё можно, да и комнатку снять не так накладно.
— Вы один или с кем-то?
— С супругой, с Леночкой, — произнёс он, и улыбнулся, как дегустатор вина, когда изредка попадается шедевр купажа.
— Здоровье, где не уберегли?
— Зимой, — улыбка тут же спала — перед самым новым годом, в тридцать девятом. Десятый финско-латышский детдом, на Чайковского, который. Всех деток спасли.
— Юлия! — нажимая кнопку селектора, произнёс я. — Кто у нас санаторными путёвками заведует?
— Наверно, профком.
— А кто у нас председатель профкома?
— Супруга Залмана Храпиновича, нашего главбуха. Рахиль Исааковна Раппопорт.
— А почему фамилии разные? 
— Это его бывшая жена.
— Не понятно, но ладно. Соединяй с Раппопорт.
— У неё нет телефона.
— Как это нет телефона? У нас в каждом кабинете телефон, а у тебя целых три.
— Рахиль Исааковна сидит в одном кабинете вместе с Храпиновичем. Она помощник-счетовод.
— Дурдом! Юля, срочно нужна путёвка на двоих в Ялтинский санаторий для нашего сотрудника. Профиль — органы дыхания. Отпуск у Луки Фомича с завтрашнего дня, плюс два-три дня на дорогу. Сколько на поезде из Ленинграда в Крым?
— Четверо с половиной суток.
— Сколько? Это ж половина отпуска, если в две стороны. Стоп, есть же самолёты. Юля, бронируй билет на завтра в Москву и оттуда в Симферополь. И обратно.
— В 3:40 по чётным дням через Харьков и в 4:05 ежедневно, ПС-84 из Москвы, а от нас в четыре утра. На какой рейс бронировать?
— Да… кто ж это расписание придумал? Нужен свой самолет и срочно.
— Как скажете, шеф. Так что с путёвкой, на какую дату? Ведь ещё справку готовить на выдачу билетов.
— Какую справку? Пришёл в аэропорт, купил билет и лети ясным соколом.
— Без справки с предприятия никто билет не продаст.
— А если человек не работает?
— Тунеядцы ходят пешком. Либо на пригородный поезд.
— Два раза дурдом! Нужен самолёт и немедленно.
Пока мы переговаривались по селектору, в кабинет забежала Рахиль Исааковна.
— Вызывали? — запыхавшимся голосом спросила она.
— Я не вызывал, но раз вы тут, то будьте любезны, срочно организуйте путёвку в Ялтинский санаторий нашему доблестному сотруднику и его жене.
— Да как же так? — Рахиль Исааковна всплеснула руками. — Как же я путёвку, да в Ялту, да ещё две? Мы и разнарядки не получали.
— Рахиль Исааковна! Мы самый богатый санаторий в Советском Союзе. Если я сказал выдать путёвку, то вы должны спросить, в каком виде выдать? На подносе или в большом конверте с ангелочками?
— У меня нет путёвки, — заголосила профкомша, и залилась слезами, выхватив откуда-то огромный носовой платок.
Видя всю ситуацию, Лука Фомич был готов сквозь землю провалиться. В течение десяти минут на его глазах шла эпическая битва за благополучие его отпуска. И какая битва, Ватерлоо. Вот только пока директор был в роли Наполеона, а Рахиль Исааковна — Веллингтоном. Наполеон напирал, но его полки разбивались как морской прибой о гранитные скалы.
Ситуацию спасла Юля. Зайдя в кабинет, она усадила женщину на стул и сказала:
— Рахиль Исааковна сейчас позвонит своим подругам по профсоюзу и всё узнает. Правда?
— Да, позвоню, — послышался ответ.
— Вот и отлично, — сказал я. — Идите и звоните и без путёвок не возвращайтесь. Стойте! — уже в спину — Передайте Храпиновичу, чтоб сегодня же выдал Луке Фомичу отпускные в полном объёме, зарплату за этот месяц, тринадцатую зарплату и пять тысяч рублей премии за отличные показатели в работе. Охренели совсем!
Путёвка нашлась. Еврей с евреем всегда договорятся, но пока ездили её оформлять, пока сделали выписку из медицинской карты Леночке, мест на утренний самолёт из Ленинграда в Москву не оказалось. Была бронь, но снять её не имели права. Оставалось либо ждать у трапа до самого отлёта либо добираться другим способом, причём сутки терялись в любом случае. Выбрали поезд. Без пяти минут двенадцать он отправлялся от вокзала и прибывал в Москву через десять часов. «Красная стрела» с двенадцатью синими пульмановскими вагонами. Семь жёстких, три мягких и один спальный. Билеты купили в СВ, по сорок восемь рублей не считая постельного белья. Лука Фомич подъехал на вокзал чуть ли не к поезду на директорском бьюике и водитель открывал дверь, а чемоданы из багажника доставал вежливый носильщик в фартуке с начищенной бляхой. Леночка млела, огнеборец топорщил усы, а провожающая Рахиль Исааковна вертелась вокруг как наседка возле цыплят, постоянно повторяя, куда и к кому следует обратиться в Ялте. Хорошо, что шофёр расплатился с носильщиком сразу, а то произошёл бы конфуз прямо на перроне. Где это видано, платить рубль, что б сто метров два чемоданчика поднести. Но всё обошлось, и простой бывший пожарный почувствовал себя важной шишкой. Все были предельно вежливы, буфетчица предлагала в купе чай, сладости и фрукты. Предлагала так настойчиво, что взятая в дорогу варёная курица так и осталась лежать в чемодане. Утром, за полтора часа до прибытия подали завтрак: яйца пашот, гренки, икру и сливочное масло. В этот день Лука Фомич понял, что жить хорошо, а хорошо жить ещё лучше. Но более всего его сердце радовалось за Леночку. Он подмигивал ей и улыбался.

Файномвилл появился без пяти десять. Машина доехала практически до самого здания, где я их и встретил. Приехали на такси с женщиной, ребёнком и возможно охранником, но не тем, что были с ним на балете, да и сам выглядел иначе: с бородой и в очках, он выглядел гораздо старше своих пятидесяти семи лет. Где американец нашёл женщину с ребёнком, я не интересовался, её проводили в вестибюль, и в регистратуре оформили карту, предложив проследовать в корпус к врачам. Мы же остались у стойки, и я предложил подняться в кабинет. Едва мы показались перед дверью, как что-то печатавшая на машинке Юля, подняв глаза произнесла:
— Мартини и бурбон?
Я кивнул.
Оказавшись внутри, Файномвилл спросил, что это было, кодовое слово или какой пароль?
— У моего секретаря есть удивительный дар, — ответил я. Она со стопроцентной точностью может угадать какой напиток потребуется гостям. Скажу больше, я проверял на себе и только подтвердил предположение.
— Потрясающе, в Вашингтоне ей бы не было цены. Я действительно предпочёл бы сейчас мартини, а Фил пьёт исключительно бурбон. От других крепких напитков его воротит. Я как-то угощал его рисовой водкой…
— Саке? Хорошее саке большая редкость. У меня есть парочка бутылок из Нада.
— Не стоит, всё равно не пойдёт. Поверьте на слово. А ваша секретарша симпатичная, как вы определили её способности, уж не при близком контакте?
При этом Филип подмигнул, явно намекая на нечто непристойное, однако он проделал это так весело, что его гримаса не казалась неприятной.
— Я же сказал, дар, — пропуская сальную шутку, ответил я. — Заметьте, она выбрала не виски, а бурбон. Много ваших знакомых из России смогли опознать в вас янки, не назвав ошибочно томми? 
Филип призадумался и пока что-то вспоминал, появилась Юля с тележкой. Оставив её рядом с журнальным столом, она вышла, а Файномвилл наоборот подошёл, стараясь меньше показываться на глаза.
— Лёд, апельсин, тёрка для цедры, — перечислял предметы бывший атташе, — всё что нужно, а Фил?
— Угощайтесь, господа и давайте не станем тратить драгоценное время, — произнёс я, включая телевизор.
Совершенно не тот, «17-ТН-1» которым я думал озаботить снабженца, а чуточку современнее. Правда, он всё равно выглядел как сервант с небольшим двадцати четырёх дюймовым кинескопом, но зато идеально подходил для кабельной трансляции, и не нужно было напрягать зрение. Шли финальные кадры комедии «Всё кувырком» с участием Оле Олсена и Джэйн Фрэйзи. Сделав звук чуточку громче, я дал понять, что можно говорить.
Файномвилл взял свой бокал и, отхлебнув мартини сказал:
— Я здесь, чтобы представить Фила. На самом деле Фил блондин и размер его обуви не одиннадцать, а восемь с половиной.
— И зачем мне это надо?
— Я покидаю Россию, Фил останется в Москве. Неужели вы не захотите пообщаться с соотечественником? — начал сладкую речь Файномвилл.
Бросив оценивающий взгляд, словно осматривая корову перед покупкой, я спросил:
— Чем думаете заниматься, Фил?
— Работать в посольстве, помощником атташе по культуре.
— Достойное занятие для молодого джентльмена, — пошутил я. — Главное, не слишком увлекаться этой культурой.
Гости улыбнулись. Должность помощника действительно подразумевала под собой многое. Тут и с агентурой встретиться и закладки, если надо обновить, и резидента прикрыть в случае намечающего скандала или слежки, и вылететь из страны как персона «нон грата», если перечисленное не удалось.
— Наверно, стоит как-то встретиться ещё раз, к примеру, в Москве, — как бы мимоходом произнёс Филип. 
— Безусловно, стоит, если Фил через полгода войдёт в комиссию по ленд-лизу.
— Что?
— Ха-ха-ха, — рассмеялся я. — Видели бы вы свои лица. Никто не хочет делиться миллиардами прибыли. Господа, меня не интересует ленд-лиз ни галлам, ни британской короне, ни кому-либо ещё. Речь идёт о СССР и пока, о миллиарде долларов целевого кредита, который будут выделен в этом году мистеру Сталину. Только не говорите, что удивлены. Так что только бизнес господа. С меня полный список, что попросит Сталин, а с вас гарантия моего участия в дележе пирога. Десять процентов, оружие, техника, редкоземельные металлы и медикаменты.
— Вас никто не допустит, мистер Борисов, — поджав губы, произнёс Филип. — Даже за десять процентов. Но меня заинтересует список, полный список. И ещё, не соизволите подсказать, что там за история с Гессом?
— Как говорят в России, на нет и суда нет. Не смею вас задерживать господа.
— Не играйте с нами, мистер Борисов, — подал голос Фил.
— Послушайте его, — дополнил коллегу Филип. — Не с нами решать такие вопросы.
— Мистер Файномвилл, я тоже знаю кое-кого в Конгрессе, и из близкого круга. Вы-то попадёте в комиссию, поэтому я с вами встретился, а Фил, скорее всего, нет. К тому же, он слишком много услышал. Поэтому подумайте над моим предложением, со мной выгодно работать. Времени у вас… Нет, пусть это будет тайна. Я вам позвоню, скажем, за пару часов, когда все вскроют свои карты. Передавайте привет Джозефу Дэвису.
— Сукин сын! Да как ты… — Фил попытался вскочить, но был остановлен Файномвиллом.
— Фил, покажите мне человека, который таковым не является, — холодно произнёс я. — Утверждать, что такие люди существуют, было бы лицемерием, а этот порок многократно осуждён в Священном Писании. Или ты из тех mariconi , кто думает, что мужик может зачать от мужика? Сто раз подумай, перед тем как ляпнуть что-нибудь.
В этот момент я нажал кнопку селектора и спросил Юлю, как продвигается осмотр ребенка.
— Шеф, рентген сделан и взят анализ крови, но гастроэнтеролог-инфекционист говорит, что ребёнок абсолютно здоров.
— Раз здоров, нет смысла мучать молодого человека клистирами и прочими полезными процедурами, гости изъявили желание не задерживаться тут.
Бывший атташе посмотрел на меня заинтересованными глазами и кивнул Филу, как слуге мол, на выход, придурок.
Проводить «гостей», несмотря на холодное расставание, я вышел. Какие бы они не были, но правила приличия на то и правила. На людях, джентльмены их всегда соблюдают. Поблагодарив за визит, я дождался, пока безмолвная женщина посадит ребёнка, и протянул ей коробку конфет:
— Это презент от клиники, хорошего вам дня.
Филип уселся позади, и когда Фил захлопнул дверь, машина тронулась, а я возвратился в кабинет.
Минут через пятнадцать, Юля поинтересовалась:
— Шеф, кто это был?
Не скажу, что часто, но мы иногда переговаривались по селектору, не слезая с кресел. Начиналось это так. Юля заваривала чай и заносила два стакана: один с лимоном, второй без. Я должен был угадать. После чего каждый оказывался на своём рабочем месте. Китайцы считают, что подобная игра не даёт испортиться отношениям, и я их в данном случае поддерживаю.
— Шпионы, Юля. Самые настоящие шпионы, и тебе бы давно стоило научиться распознавать их.
— Зачем?
— Например, что бы подсыпать слабительное в бурбон. Много нашпионит гад, если станет постоянно искать кусты?
— Буду знать.
— Вот и хорошо, а пока, вызови сюда нашего фотографа. Что он совсем мышей не ловит. Кино по второму заходу показывают.

***

Есть в жизни такое правило, чем начался день, тем же он и закончится. Поэтому и стараются умные люди сохранить с утра хорошее настроение, дабы не жалеть об упущенном вечером. А вечер этого сложного дня выдался ещё более насыщенным, нежели утро. Разобравшись с фотографом, исполняющим обязанности светотехника, режиссёра и оператора камеры кабельного телевидения санатория, я попросил его сделать несколько снимков. Не всего коллектива на фоне парадного входа, хотя это тоже нужно сделать, а рации с её принципиальной схемой. «Galvin Manufacturing Corp.» не так давно выпустила первую в мире компактную модель портативной радиостанции — SCR-536 на миниатюрных радиолампах. Вообще, ни больше ни меньше, а прорыв в мире раций. Её можно было носить в руке, либо на поясе и даже на груди, если позволяла гарнитура и прочность кармана. И название ей дали «Handie-Talkie». Именно эта рация лежала в моём сейфе, и я предложил фотографу сделать мне несколько негативов. Конечно, я бы снабдил все объекты «Осиновой рощи» более продвинутой техникой и в ус не дул бы, но мне надо было с чем-то подойти к Кузнецову. Тем более то, с какой точностью и допусками печатает Корабль, ни один станок на земле и близко не сможет конкурировать. Рацию подсветили настольной лампой и сфотографировали стоящую на столе, лежащую на боку, как с батарейками, так и без, и даже пригласили Юлю, дабы держа её в руке с вытянутой антенной, изобразила непринуждённость от лёгкого веса изделия. Когда фотограф ушёл, Юля обратилась ко мне с просьбой:
— Шеф, нужна ваша помощь. Вчера мне предложили вступить в дачное товарищество и выкупить домик. Я наконец-то смогу съехать из коммуналки.
— Так в чём проблема? Если в деньгах, то оформляйте ссуду у Раппопрот. Похоже, она за главного бухгалтера, а Храпинович у неё на посылках; жалкий подкаблучник. Я подпишу.
— Спасибо. Это очень поможет. Но требуется помощь иного плана, не могли бы вы съездить со мной. Мне просто не к кому обратиться.
— Далеко дача?
— В Сосновке.
— Не так далеко от города, — глянув на карту области, произнёс я. — Это хорошо. Несомненно, вам выпала удача, только сумейте правильно распорядиться недвижимостью. Первый человек, кто погорел на квартирном вопросе, был Адам. Его попросту выперли их Эдема.
— Шеф, отчего все истории у вас связаны с чем-то нехорошим?
— Скорее всего, это связано с воспитанием. Вот, вам, Юлия, какие в детстве сказки рассказывали? Уверен, что добрые и хорошие. А мне почитывали сказки Перро и братцев Гримм. Какие у меня были примеры героев в детстве? Мальчик с пальчик, который предлагает родителям аферу со своей продажей и последующим бегством от покупателей в мышиную нору? Основы поведения закладываются в самом раннем возрасте. Так то.
Можно сколько угодно спорить о пользе и вреда средств навигации, но как бы я сейчас хотел услышать сокровенное: «Маршрут построен». Свернули, называется и метров через семьсот чуть не встали. Земля в этом месте была необычной. Ровная и плоская на первый взгляд, на самом деле она оказалась неровной, бугристой и растрескавшейся. Не особо фантазируя, её можно было сравнить с лицом пожилой женщины, кажущимся издалека гладким, а вблизи — изборождёнными морщинами. Бьюик то поднимался, то скользил вниз по бороздам, пытаясь не увязнуть в грязи едва подсохшей торфяной дороги. Справа виднелось русло ручейка, уходящие в сторону рощи, где по плану должно находиться озерцо. Но вместо него мы увидели одиноко пасущуюся молодую корову, которая резко обернулась на шум, и поспешно засеменила к деревьям, исчезая в листве.
— Какая проворная! — восхитилась Юля.
— И совсем тощая. Домашняя скотина такой быть не может, — заметил я.
— Наверно, вы никогда не были в деревне.
— Если в деревнях все коровы такие, то откуда на рынке сметана и масло?
— Не всё так благополучно, как пишут в газетах, шеф. Это на выставках они как на подбор: стройные, лоснящиеся, с большим выменем и влажными ноздрями.
Мы ехали вдоль границы озера, дорога становилась всё лучше, и вскоре повстречали покосившийся деревянный забор, с широкими прорехами и проржавевшим ведром на одной из штакетине. Похоже, тут не годы прошли с его постройки — десятилетия. За забором виднелся развалившийся дом, за ним ещё один и ещё. Пустые глазницы окон, проваленные крыши, растасканные брёвна.
— Немного запущено, — заметил я. — Удивляюсь, как тут уцелела повстречавшаяся нам скотина. Вероятно, людей мы здесь так же не встретим. Проехав брошенный посёлок, некоторое время мы ехали молча, наслаждаясь запахом хвои, потом Юля спросила:
— А вы были на войне?
— Вы имеете в виду, застал ли я Великую войну? — нет, не застал. В Европе меня не было. Воевать за чужие интересы — увольте.
— Чувствую, мы скоро приедем. Вот, кривая осина и первый дом за ней. Где-то тут Лермонтов стрелялся с Эрнестом де Барантом. Секунданты стояли под этим деревом.
Я кивнул, но в душе не согласился. Вряд ли Лермонтов с Эрнестом попёрлись бы в такую даль. Договаривались драться за Чёрной речкой, но не как ни здесь. Тем более дуэль изначально была на шпагах и поэта поцарапали чуть ли не на первом выпаде. Пистолеты были потом.
Дачный посёлок начинался неожиданно. Мы въехали на пригорок, обогнули сосновый лесок из стройных высоких деревьев и сразу заметили расположившиеся на значительном расстоянии друг от друга четыре дома. Искомый нами на первый взгляд выгодно отличался от остальных лишь архитектурным решением. А так, дача есть дача. Высокий первый этаж и надстройка с балконом.
— Если вы не торопитесь, я только одним глазком взгляну и сразу назад.
— Не будьте такой импульсивной, Юля. Какой смысл отмахать двенадцать миль по грязи, что бы только одним глазком. Идёмте, посмотрим, что к чему.
Калитка запиралась на ремешок и, сбросив её, Юля упорхнула куда-то вправо, где виднелся остов от разломанных качелей. Походив вокруг них, она поднялась на крыльцо и провела рукой над косяком запертой двери. Потом ещё раз и удивлённо уставилась на меня.
— Ключа нет.
— А как вы договаривались?
— Ключ всегда оставался здесь, — растерянно произнесла она.
— Факты свидетельствуют, что не в этот раз. Может, вас обманули?
Юля зло посмотрела на меня.
— Мне тридцать, шеф. Я знакома с жизнью, спасибо. Нужно искать лучше.
С возрастом я ещё никогда так не промахивался. Ну, двадцать пять, максимум. Однако.
Ключ нашёлся за наличником. Дерево рассохлось, и маленький проржавевший ключик провалился, хорошо, что не глубоко, а то бы пришлось отдирать доску полностью. Признаться, после открытия двери, заходить внутрь мне расхотелось. Пришлось ждать Юлю снаружи, да и не приглашала меня хозяйка войти. Но когда она показалась, не нужно было быть знатоком женских душ, чтобы понять, отчего вдруг краснеет нос и слезятся глаза.
— Позвольте предположить, что произойдёт дальше, — попросил я слова. — Рекомендую прислушаться к словам опытного прожигателя дачного счастья. Вы потратите деньги на восстановление забора, замену стёкол, двери, крыши, отделкой ламелью вон тех стен, но это будет как вода в песок. Вы попадёте в тупик вечного ремонта и, в конце концов, расстроитесь так, что бросите всё к чёртовой бабушке. Снесите и стройте новый.
— Вы не понимаете, — хлюпнув носом — проронила Юля. — Совершенно ничего не понимаете.
— Уверены? Тогда позвольте дать один урок.
— Не надо уроков, не сейчас. Я уверена, что вы хотите сказать, что со старым надо кончать, оставлять всё за спиной и иди вперёд. Что рубить нужно сразу, одним ударом, а не растягивать мучения. А я не хочу! Вы носите на своей шее старый кусок золота, почему не выкинули?
Я достал из ладанки «самородок» и запустил его в сторону дома.
— Довольны?
— Дурак! — сказала Юля и пошла к машине.
— Нет, не дурак, — едва слышно произнёс я, и мысленно дал команду: «Сканировать здание, построить модель 0-1 и внести в каталог».
Упав на крышу, золото растеклось тончайшей не видимой глазу плёнкой, проникло внутрь, обволакивая все встречающиеся на пути предметы, внося их в реестры и запоминая местоположение, проводя анализ и структуру материала, отмечая всё на неподвластном человеку уровне, моделируя логически не законченное или утраченное. И там, где на столе валялся огрызок карандаша, в памяти оставались варианты, начиная от огрызка и заканчивая целым, словно только что вынутым из упаковки. Будь отдан приказ о построении более продвинутой модели, карандаш стал бы проходить стадии «конструктивного эволюционирования», достигнув состояния идеального средства по своему назначению. Мгновенье и «самородок» вновь оказался у меня на шее.
— Юля, а сколько акров земли с этой дачей? Я вижу, вон там, песчаный отвал.
— Я не интересовалась, — обернувшись, ответила Юля.
— А стоит. Если песок на вашей земле, я могу у вас его купить. Появятся дополнительные средства, и кто знает, может Сосновка-Хайтс заинтересует модных фотографов из глянцевых журналов.
— Знаете, это можно устроить прямо сейчас. Мне всё равно нужно отдать залог, там и спросим.
В сороковые годы не все садовые товарищества имели чёткую границу землеотвода между участками. Многие дачи, ещё с прошлого века строили в самой что ни наесть глуши, когда ближайшее строение было в версте друг от друга. Однако спускать такое на тормозах советская идеология не могла в принципе. С колхозниками в тридцать девятом определились просто: 0,15 га вместе со строениями и будьте здоровы. Как говорят в Генуи, об провалившимся ночью в колодец ведре, не вспоминают. К сожалению, про горожан (не проживающих в сельской местности на постоянной основе) не вспомнили и утром, когда это ведро можно было достать без особых последствий . Да и само понятие «дача», старались избегать. Садовые товарищества, как форма коллективной собственности. Тьфу, да и только. Называли бы вещи своими именами, не возникало бы дурацких вопросов. Однако нужно было закончить начатое, и конце концов, мы отыскали исполняющего обязанности председателя.
Председатель профкома Сруль Лившиц был единственным членом этого «дачного кооператива», жил в Ленинграде и к домикам не имел ни какого отношения. Просто вышло так, что за Политехническом институтом были закреплены несколько участков, организованных в товарищества и разбросаны они были чуть ли не веером, как и сами здания учреждения, за что огромная благодарность архитекторам Вирреху и Шмеллингу. До тридцатого года всё шло своим чередом, пока несколько преподавателей не заигрались в политику, открыто  поддержав Дмитрия Аполлинаревича Рожанского (человека мужественного и до конца защищавшего свою точку зрения о смертной казни), а самому хитрому приглянулась давно желаемая должность. В итоге Васильева и Борисова отправили на двадцать лет туда, где Макар телят не пасёт, а год назад и «хитрый» проследовал следом, когда то ли разбирали дела невиновно осуждённых, то ли новый донос пришёлся в тему. По итогу выходило, что теперь уже три из четырёх домика пустует и допустить до того момента, когда кто-то проявит излишний интерес не входило в планы Лившица. В институте уже не раз поднимался вопрос, и с каждым разом откладывать решение предмета спора становилось всё труднее и труднее. В последний день апреля был крайний срок. Официально продать их он не мог, но устроить покупателя на должность третьего помощника сторожа или техника-лаборанта в институт, с приёмом в члены товарищества, возможность имел. А тут с Васильевым удачно подвернулось. С женой то он развёлся в семнадцатом, а дочка с матерью осталась. Многие об этом знали. И если бы не та злосчастная путёвка в Ялту, когда Раппопорт обзванивала вместе с Юлей профкомы, то на моего секретаря в жизнь бы не вышли с предложением. Недурно зарабатывающая однофамилица в поисках жилья пришлась тютелька в тютельку. Кто ищет, тот всегда найдет.
В ходе нашего разговора Лившиц не стал юлить и ходить вокруг да около. Даже при великом желании его не на чем было ловить. Вакансии в институте были, вступать или не вступать в товарищество — дело личное и не обязательное. А что на счёт домиков, так даже у него его нет. Сруль гол как орех, упавший с дерева. Да и хлопотно это всё: вода из колодца, электричества нет. С приусадебной территорией, временно исполняющий обязанности толком ничем не помог. Да, были когда-то обсуждения, да, слышал про 0,15 гектара. Единственное, что можно огородить, так это строение со стороны дороги. Так все делают. Ну, или до вас забор стоял. Песок общественный, когда потребуется — копайте для своих нужд хоть до морковкина заговенья. А вот деревья рубить не смейте, не принято. За дровами ходят в лес.
— Если всё устраивает, семь тысяч рублей, — тихо произнёс Сруль Лившиц. — Две сейчас, пять после всех оформлений.
Он машинально поправил очки и провёл рукой по куполообразному черепу, где ещё оставались немного прядей поседевших волос, зачёсанных назад, и неумело скрывавшую плешь. Как ни странно, Лившиц был очень худым человеком, среднего роста, сутулым от постоянного сидения над отчётностями, книгами, и прочими бумагами; в выражении его лица своеобразно сочеталось добродушие, педантизм, жажда наживы, выдаваемая блеском глаз и какая-то обречённость, словно он совершал последнее в его жизни деяние.
— А если второй домик по соседству? — протягивая паспорт, спросил я. — Я, к примеру, давно хотел осмотреть институт.
— Тоже однофамилец? — не веря своей удаче, спросил Лившиц и чуть не подпрыгнул на стуле.
— Как сказать, как сказать. Всё это условно и зыбко. Сегодня однофамилец, а завтра глядишь и родственник. Вы не беспокойтесь, мы с Юлей из одной организации. Кстати, Ицхак ХаЛеви Герцог не родственник вам? Вы очень похожи.
Поразмыслив как следует, Сруль понял, что всё слишком удачно складывается, чтобы быть правдой. Это как бросаться в мутный поток, несущий к спасительному берегу, где быстрое течение может расплющить его о камни, а может и выбросить на песочек. Но он решил об этом не думать, а довериться удаче. Хотя последняя проверка не помешает.
— Так и домики ваши рядышком, — улыбнулся Сруль. — Тот, что с заколоченными окнами и высокой берёзой.
— Вот и славно.
— Кстати, а что вы заканчивали? — нейтрально и как бы между прочим поинтересовался Лившиц.
— Самфорд-Холл, Алабамский политехнический институт, инженерное дело.
— To the advancement of science! (За прогресс в науке) — на плохом английском спросил Сруль.
— Advancement of Science and Arts! (Развитие науки и искусства) — ответил я.
— А, вы из трудового десанта. Понимаю.
И я его понимал, проверяльщик хренов.
Юля достала из перекинутой через шею сумочки двадцать билетов по десять червонцев, и я сделал то же самое, после чего Лившиц попросил написать заявления под диктовку и приехать утром уже в институт.
— Господи! У меня складывается впечатление, что в России всё устроено так, что бы люди мучились, — возмущался я, садясь в машину. — Неужели так сложно разрешить гражданам строить, покупать и продавать жилье? Ведь все понимают, что население растёт, а домов не хватает. Это не правильно. Ведь есть же колхозы, значит, и кооперативное жильё можно устроить.
— Жильё строят. Строят много. Если бы не враждебные силы, что нас окружают, мы бы давно справились со всеми трудностями.
— Юля! — Оставьте эти объяснения соседям по коммунальной квартире. Цемента в продаже нет, досок не достать, хотя на складах всё это в избытке. В стране нехватка квалифицированных кадров, мизерная зарплата и малограмотность. Слишком рано свернули НЭП. Даже те, кто приехал строить социализм, уже разбежались. Проблема видимо не во враждебном окружении.
— Не кипятитесь, шеф. Просто вы попали не в свою среду.
— Твоя правда Юля, я ухнул в неньютоновскую жидкость.
— О каком трудовом десанте говорил Лившиц и что он пытался втолковать про науку? — сменила тему разговора Юля.
— Сруль подумал, что я из тех рабочих, что приехали в СССР. На Кузбасе была Автономная индустриальная колония, была Сиэтловская коммуна на Дону. Только американцев приехало восемнадцать тысяч. В Нижнем Новгороде до сих пор стоит фордовский посёлок. А спрашивал он не про науку, а знаю ли я девиз политехнического института. Ладно, тебя домой или в санаторий?
— Не хочу в коммуналку. Вчера сломался титан, нет горячей воды, очередь в туалет по утрам и каждый раз мокрая сидушка, надоело всё.
— Может, тебе поставить диван в приёмной?
— Это как коврик у двери, не находите, шеф?
— Спи в кабинете, но в восемь утра он должен быть свободен.
— Спасибо.
— С этим Срулем мы пропустили ужин, — сказал я, посмотрев на часы. — Поехали в ресторан.
— Я порвала чулки, когда заходила в дом.
— Да уж, зачем я тебя уговариваю? Не хочешь, не надо.
— Шеф, я на самом деле порвала чулок и теперь это выглядит совсем неприлично.
— На коленке?
— Вам не стоит знать в таких подробностях.
— Извини. В Ленинграде есть такое место, где продают готовую еду на вынос? А то, пока мы доберёмся до санатория, баба Маша уже будет подкармливать внуков.
— Да, автобус через двадцать минут отходит, не успеть. Я знаю такое место, нам направо сейчас.
Я повернул в сторону парка Челюскинцев. Несколько минут проехали молча. Можно было включить радио, но явно не стоило. Час назад музыкальная программа совсем не располагала к общению. Правильно говорили, что в стране, где в каждое ухо играет марш, население думает лишь о том, как маршировать в ногу. Иногда, транслируют спектакли, но отчего-то редко и короткими кусками. Наверно, это объясняется прямым эфиром. Чертовски, до урчания в животе хотелось есть, и я спросил:
— А ты кроме бутербродов что-нибудь умеешь готовить?
— Могу пожарить яичницу. Не торопитесь шеф, где-то тут у булочной стоит будка мороженицы, и продают беляши или булки с котлетой за пятьдесят копеек, еда на вынос.
Мы проехали булочную, торговца с пирожками уже не было и я остановился возле киоска с мороженным.
— Без сдачи, — произнёс я, выхватывая два эскимо из рук продавщицы.
Пока я размещался за рулём, Юля сняла обёртку и протянула мою порцию.
— Сложный день, — посетовал я, наслаждаясь лакомством. — Сначала шпионы, потом ужасная дорога, старый дом, хитрый еврей и в самом конце остался без ужина. Может, выходной завтра объявить?
— Завтра утром нужно в политех.
— Вот, я же говорил, сложный день. QED . Даже выходной не объявить.
— Шеф! Осторожно!
Руки автоматически повернули руль вправо, мороженое упало на брюки, а нога прижала педаль акселератора. Машина рванула вперёд, и мы почти разминулись с выехавшим навстречу грузовиком. Удар пришёлся в заднюю левую часть, отчего нас крутануло вокруг оси и бьюик вынесло на встречную, где он замер, уткнувшись решёткой радиатора в столб. И если я, отделался только ушибом груди о руль, то с Юлей вышло гораздо хуже. Её лицо было в крови. Алый ручеёк лился на белоснежное мороженое.
— Юля! — крикнул я.
Ноль эмоций. Попытался ощупать пульс и тоже никак. А кровь так и льёт со лба.
— Чёрт! — Выругался я.
Выбравшись из машины, я открыл Юлину дверь и, подхватив её на руки, понёс в арку домов. Неприятное ощущение, когда свисающая рука болтается как верёвка, стуча тебя по бедру. Словно не живого человека, а куклу тащишь. Остановившись, мне хватило ума осмотреться. Кроме одиноко пробежавшей кошки никого не было. Пока никого, звук удара был громкий, да и в столб мы влетели отнюдь ни как в перину. Аварии в Ленинграде не так часто происходят, а значит, обязательно привлекут людей. Кто-то выбежит оказать помощь, а кто-то поглазеть. Такова природа человека. Одной рукой я нацепил очки на нос, присел, и, удерживая девушку на колене, нажал на браслет.
«Корабль! — мысленно произнёс я, когда мы оказались на палубе. — Объект «Юля» пострадала, требуется помощь».
Манипуляторы подхватили тело и, взвившись вверх, исчезли вместе с Юлей. Я же уселся, поджав ноги по-турецки.
«Корабль, спасибо. Осмотри меня, грудь болит».
«Одежда «плащ» погасил кинетическое воздействие на 47,52%», одежда «пиджак» погасил кинетическое воздействие на 51,21%, одежда «рубашка» погасила кинетическое воздействие на 24,65%, одежда «бельё»…
«Корабль, вердикт, пожалуйста».
«Угрозы здоровью нет».
— Вот железка! Угрозы нет, но болит же. Ладно, раз уж здесь… «Корабль, смоделируй произошедшее со мной за минуту до аварии и запусти визуальный режим события с высоты сто метров».
Прямо предо мной раскинулась карта города, дома, улицы, пешеходы, автобус, несколько автомобилей, конная упряжка и телега с бидонами. Предметы стали двигаться, затем немного ускорились и я заметил два выделенных жёлтым кружком объекта: бьюик и грузовик ГАЗ-АА. Они двигались навстречу и метров за пятьдесят-шестьдесят, если судить по длине предметов, грузовик начинал ускорение и менял траекторию, идя в лобовое столкновение. То есть, всё умышленно.
«Корабль, есть возможность рассмотреть водителя грузовика?»
«71% совпадения с реальностью».
«Покажи что есть, пожалуйста».
Водитель грузовика предстал в виде бюста, но даже так было видно, что у него что-то не в порядке с одеждой. Слишком пухлый.
— Да это гад подушками обвязался, — вырвалось у меня.
«Совпадение с охранником объекта «Филип Рис Файмонвилл» 88%. Контакт, Ленинградский государственный ордена Ленина академический театр оперы и балета им. С.М. Кирова».
Занавес. Неужели Филип решился на крайний шаг? Не может такого быть. Ну не идиот же он, да и не провернуть акцию за такой короткий срок. Около одиннадцати мы расстались, сейчас восемнадцать, может, чуть больше. Вариант всего один, это могло произойти, если только кто-то следил за нами и не кто-нибудь, а именно Фил. Теоритически он мог записать наш разговор и передать. И кому-то он настолько не понравился, что было принято решение. А дальше предельно ясно. Слежка за санаторием и приметным автомобилем. Я же видел такси, едущее за нами, когда мы подъезжали к дому Лившица. Ещё подумал тогда, не все люди бедно живут, и на «таксомотор» хватает. И когда к парку поворачивал, такси было. Но если они экспромтом провернули такую операцию за считанные часы, то на что они способны имея время для подготовки?   
«Корабль, синтезируй послание для Джозэфа Эдвара Дэвиса. Встреча с Филипом Рис Файмонвиллом состоялась, спасибо за оперативность. Представленный им помощник атташе по культуре Фил, ведёт свою игру и с большой долей вероятности является двойным агентом. После попытки физического устранения сына, считаю дальнейшее сотрудничество невозможным. Ключ для прочтения зашифрованного послания уничтожен. При предоставлении доказательств невиновности Файмонвилла, разместите до 25 марта любую статью в Washington Times-Herald о Югославии».
Теперь заметаем следы. Испачканные мороженым брюки долой, в переработку. Туда же плащ со следами крови. Пусть разбитая машина остаётся на месте, мы сейчас точно такую, с такими же номерами напечатаем, но чуточку улучшенную. И, поди, узнай, сколько в Бразилии донов Педро?
«Корабль, нужен Buick Series 60 Century Sedanet, модель 01-3, упаковка женских чулок DuPont, модель 01-2, рулон шёлка цвет карамель, ручные часы «Bancor», модель 01-1. Спасибо».
Всё заказанное уместилось на заднее сиденье двухдверного фастбэка. В это же время Корабль известил о завершении процедур с Юлей. Вторую жизнь фактически обрела. В состоянии медикаментозного сна, захваты перенесли её прямо к автомобилю. Всё замечательно, кроме одного момента, женщина была абсолютно голая.
«Корабль, нужна одежда объекта «Юля», в которой она была доставлена».
Мне тут же была рекомендована копия, так как спасение пациента не обошлось без приведения костюма в ненадлежащий для носки вид, а попросту говоря, изрезан в лоскуты и утилизирован. Согласившись доводами, я получил женский наряд. Что говорить, раздевать гораздо быстрее, чем пытаться повторить обратное. Осталось только повредить чулок.
Портальная точка возле Осиновецкого маяка оказалась наиболее разумным выходом для создания алиби, и Корабль перенёс нас туда.
Юля проснулась от подскока машины на кочке и ровно в отведённое время, спустя семь минут после телепортации. Случайное совпадение.
— Где мы? — спросила она, оглядываясь по сторонам.
— Подъезжаем к Коккорево.
— Как? Мы же только что были в Ленинграде. Потом грузовик…
— Юля, ты уснула два часа назад. Сразу после Лившица, перебралась на заднее сиденье, и, подложив рулон шёлка под голову, задремала. Сказала только, что страшно устала, титан у тебя сломался, и нет воды. Я не стал будить.
— Я уснула? Точно? Удивительно, — пробормотала она вслух, как обычно делают подверженные эмоциям люди. — Какой странный сон. Очевидно, я действительно устала.
— Ты, давай, спи дальше. А то мне надо рабочих проведать, да посмотреть, что эти «зубры» успели наворотить.
Наворотить успели немало. Под урчание работающего генератора, тусклые лампы освещали стоявшую в ряд технику и натянутый леер с выстиранным бельём. Всё строго по регламенту: если нет авралов, в шесть часов все работы прекращаются и неукоснительное выполнение гигиенических процедур. Грязные, уставшие либо не выспавшиеся рабочие на объекте — прямая дорога к неприятностям. Сколько недопонимая за прошлый год выслушал? Сколько скандалов случилось, пока прививалась рабочая культура? Но в итоге правила приняли и, лишившись в процессе ротации и увольнений более половины, артель состоялась. Ребята в основном молодые и амбициозные, горы готовы свернуть, особенно когда всё получается. Жаль, не все с профильным образованием, но здесь сплошь и рядом сталкиваешься с аттестатом о преодолении безграмотности, даже не окончании трёх классов. На бульдозере уже навешаны барабаны с кабелем, значит, траншея готова, молодцы. Видно, что сделан сход к воде и уже положена арматура для дальнейшего бетонирования. С десятиметровым волноломом из бетонных блоков пока неувязка. Конструкция наполовину точно готова, а что ж с остальной частью? Ладога только на бумаге озеро, в период штормов тут такое твориться — волны под шесть метров встречаются. Стоит уточнить, сделал я себе заметку. В принципе, пока всё по графику, даже табличку информационную повесили: что строится, кто строит, кто ответственный, сроки.
— А ты шо тут лазишь? — раздался из сумрака голос и я обернулся.
— Ты кто такой? — возмутился я. — А ну, быстро старшего сюда!
— Для тебя я тут старшой, — произнёс объявивший мужичок с ружьём и в бескозырке. — Шо лазишь, спрашиваю?
Странно, оружия в артели не было, но ружьё вот оно, висит на плече.
— Сторож?
Незнакомец в бескозырке сделал шаг назад и осмотрелся по сторонам.
— Сторожу, — недоверчиво произнёс он.
— Из Вагановки?
— Ну, да.
— Звать как?
— Семён.
— Слушай сюда, товарищ Семён. Отыщи мне Валеру Заболотного и пусть он пулей дует сюда. Скажи, директор санатория приехал. И сам тут будь.
Сторожу из Вагановки долго объяснять не пришлось. Не прошло и пяти минут, как Заболотный вместе с Семёном прибыл к столбику с табличкой. Я поздоровался с Валерой, спросил как дела, всё ли в порядке, есть ли пожелания и, указав на сторожа, поинтересовался, как он здесь оказался.
— Пришёл вместе с другими от Николая Ивановича, работать не умеет, но сказал, что есть ружьё. Я взял сторожем.
— Пьющий?
Заболотный пожал плечами, но ответил:
— Замечен не был.
— Пусть сторожит, — дал я согласие. — На довольствие только не забудь поставить.
— Так за троих морячок лопает, — пожаловался Заболотный.
— Кто хорошо ест, тот хорошо служит. Как яхт-клуб построим, будет на постоянной должности. Теперь по волнолому.
— С глубиной промахнулись.
— Ведь промеры же делали?
— Делать то делали, илистое дно. Блок на блок положили, а он возьми и утопись на сорок сантиметров. Они ж с зацепами, завтра поднимем, крупной подсыпки немного добавим и уложим.
— Добро, поеду Николая Ивановича проведаю.