(переписано)
***
Ещё 23 августа (в РИ 01.09.), как только Северный фронт был разделён на Карельский и Ленинградский, Военный совет Ленинградского фронта приказал начальнику Управления пути Северо-Западного бассейна Наркомречфлота Бородину провести рекогносцировку возможных мест разгрузки озёрных барж от мыса Осиновец до мыса Морьин Нос. И уже в этот день увидели свет составленные с началом войны технические проекты постройки причалов для приёма двенадцати озёрных барж ежесуточно. За короткий срок в двух километрах на юг от станции «Ладожское Озеро» появилась станция «Каботажная», которая должна была стать центром пассажирских перевозок для эвакуируемых ленинградцев. Около бухты Гольцмана (в трёх километрах севернее станции Ладожское Озеро), на подготовленной площадке возвели станцию «Костыль» с семнадцатью путями и двумя портовыми кранами. У бухты Морье появилась станция «Болт», предназначенная для приёма нефтепродуктов и угля. И наконец, вблизи Осиновецкого маяка, в спешном порядке стали облагораживать станцию «Осиновец». Вроде бы на Западном берегу успели подготовиться, но порты Новая Ладога и причалы Гостинополье (Волхов) не смогли справиться с возникшим увеличением грузооборота. В устье реки Волхов озёрные баржи грузились на значительном расстоянии от берега и работы прекращались при плохих погодных условиях. Требовалось углубления фарватера, расчистки устья дна, что имеющимися средствами не решалось ни за неделю, ни за месяц. Вход в реку из озера имел глубину чуть больше полтора метра и как результат, о полной загрузке барж речи идти не могло. То, что было приемлемо в глубокую старину, в современных реалиях уже не подходило. К тому же с началом работ выяснилось плачевное состояние средств механизации. Остро не хватало кранов, погрузчиков, транспортёров и сотни квалифицированных рабочих. Поэтому когда в Смольном на стол второго секретаря горкома легло письмо от недовольного положением партийного функционера, Кузнецов поехал в Осиновую рощу. В Ленинграде, с приездом Григория Константиновича Жукова слишком часто стала повторяться фраза: «Чем вы тут занимались?» и ему очень хотелось ответить своим, аналогичным вопросом. Однако приходилось признать, что Жуков был вправе задавать такие вопросы. И чтобы эта неприятная фраза звучала как можно реже, вместо поиска возможных решений, второй секретарь горкома отправился туда, где уже были готовые ответы. Отправился с неохотой, так как придётся в очередной раз просить, а потом быть обязанным.
К удивлению Алексея Александровича, в этот ранний час он обнаружил загруженность дороги автомобильным транспортом, которого не наблюдал ни в мирное время, ни с начала военных действий. Из области в город шли нескончаемым потоком грузовики, причём редкие полуторки с людьми в кузовах выделялись из общего потока своей малочисленностью и размерами, уступая мощным тягачам с высокими и длинными фургонами. Но ещё больше его удивило, что контингент водителей был сплошь из подростков и женщин. Машины перевозили овощи, и можно было отметить обильный урожай капусты. «Не зря, товарищ Жданов вчера поднимал вопрос на совещании по продовольственным запасам о «борщевом наборе», который должен быть доступен в столовых каждому работавшему ленинградцу. Знал, — подумал он. — Поэтому был так уверен, отдавая мне распоряжение».
Остановившись на автозаправочной станции, Алексей Александрович вышел из автомобиля и решил осмотреть достопримечательности, заодно проверив санитарное состояние комнаты гигиены. Каждая станция «TEXACO» помимо топливных колонок имела оборудованное всем необходимым помещение для попавшего в затруднительное положение водителя. В кабинке за пятьдесят копеек можно было воспользоваться душем с ароматным мылом, а по соседству справить нужду в комфортных условиях. Желающие утолить голод могли прибегнуть к услугам маленького кафе или автоматов. Там же, как и в столовой Смольного стоял сатуратор, производящий газированную воду, которую можно было подсластить сиропом. Покупать за три копейки жевательную резинку, как и стакан газировки, второй секретарь посчитал излишним, а вот пачку папирос «Герцоговина Флор» взял. Водитель и охрана предпочла более дешёвый «Camel». За стеклом автомата были и «Marlboro», и «Parliament» и ещё два десятка различных марок, такие как: ленинградской фабрики имени Урицкого «Беломорканал», московской фабрики Дукат — «Дэли», «Кубань». По соседству можно было купить шоколад. Едва Кузнецов вышел из здания станции, как на заправку подъехала полуторка и из её кузова по лесенке стали вылезать люди. Аккуратно, не спеша и оказывая друг дружке помощь, бабушки с парой старичков покинули транспорт поспешив внутрь. Алексей Александрович проводил их взглядом и кажется, узнал в одном из них Николая Алексеевича Николаева, заслуженного спортсмена, игрока первой команды «Нарвы», члена Олимпийского комитета Петрограда. Вполне возможно и обознался так что, не предавая особого значения тому факту, он завернул с сопровождением за угол, где располагалась небольшая окружённая с трёх сторон ёлочками беседка. Курилка сама по себе была не только местом, где собирались любители «попускать дым», здесь можно было общаться без оглядки на звания и положения в обществе, здесь можно было услышать несерьёзные анекдоты и обсудить недавние события. И как назло, едва первые струйки дыма заклубились над папиросами и сигаретами, заговорили о футболе. О том, что после войны обязательно состоится чемпионат и на трибунах ленинградского стадиона даже яблоку будет некуда упасть. Когда после перекура они возвращался к машине, возле стоящего у колонки грузовика осталась лишь водитель, и Кузнецов захотел уточнить, не обознался ли он. Отправив жестом охрану, он подошёл к ней, делая вид, что осматривает стёртые шины грузовика.
— Хорошо если к зиме новые покрышки выдадут, — произнесла девушка и вежливо поздоровалась с одним из руководителей города, не узнав его.
Поприветствовав, Кузнецов представляться не стал, ограничился Алексеем, посочувствовал водителю и поинтересовался именем собеседницы, что за люди с ней едут и куда. Интерес был обыденным, так в том, чтобы подвезти попутчика не было ничего зазорного, как и в том, что попутчик интересуется, в какой компании предстоит путь.
— Оксана меня звать, — ответила девушка. — А едем мы в Юкки, в инфекционный госпиталь за продуктами. Могу подкинуть, но ждать не буду. Фабрика на три часа выделила машину, а мне ещё груз сдать надо.
— За продуктами в госпиталь? — переспросил Кузнецов, поднимая каракулевый воротник пальто с порывом ветра.
— Именно так. Возле госпиталя построили ОРС для аптеки. Там можно карточки отоварить и картошки купить.
— А в городе разве нельзя?
Водитель грузовика измерила Кузнецова взглядом от ботинок до шляпы и как-то сочувственно произнесла:
— Сразу видно, что вы за продуктами не ходите. Небось, жену посылаете.
Алексей Александрович отвечать не стал. Всё необходимое ему доставляли, но молчание можно было расценить как утверждение правоты девушки.
— Я б тоже кого-нибудь посылала, — продолжила говорить она. — Занимать очередь с трёх утра… если решили с нами, то папиросы покупайте тут. Берите американские и в красивых коробках, быстрее обменяете в городе на рынке. А там гороховый концентрат и сгущённое молоко. Вообще, поговорите с людьми, подскажут, что да как. Один из них своему слепому товарищу за продуктами едет. Детлов, может, слышали? Первый состав «Унитаса», их потом в «Пищевкус» переименовали. Не вспомнили? Наверно вы спортом не интересуетесь, а я с отцом всегда на стадион ходила. Ну что решили?
Кузнецов вежливо отказался, тем более к грузовику стали подходить старики, неся в руках авоськи с табаком. Остаток дороги он молчал. Несмотря на все усилия, продовольственный вопрос стоял особо остро, но ещё острее стоял вопрос вот с такими бабушками и дедушками, в силу своего возраста уже не имеющие возможности встать к станку или быть полезными на ином производстве. Старики отказывались уезжать, логично рассуждая, что пережить изнуряющее бремя дороги им будет не суждено. Не желали и боялись оставлять дома и квартиры, с покорностью судьбе объясняя инспекторам, что чему быть, того не миновать и множили и без того огромную армию иждивенцев.
***
Санаторий встретил кортеж партийного начальника как всегда тишиной и умиротворением. Здесь не было слышно эха войны, а тяжёлые лапы елей успокаивали своей надёжностью. И если изначально это место можно было сравнить с ослабленным организмом, прилёгшим на кушетку с просьбой о покое, то с первыми шагами по территории приходило иное ощущение, — организм пышет здоровьем и готов поделиться им с первым встречным. Деревья забирали из земли соки и отдавали эфемерную энергию людям, придавая бодрость телу и силу духу. Кузнецов намеренно решил перед встречей пройтись по парку и, зарядившись эмоциями, уже сам был готов сказать, что источает энергию.
— Скажите, что это за сообщение вы наладили с Кабоной? — спросил он, удобно разместившись в кресле.
— Обыкновенный экспресс. От Финляндского вокзала мотриса идёт до станции Ваганово 2, это полустанок возле яхт-клуба. Там пассажиры попадают в накопитель и оттуда на глиссирующем катамаране ОСГА-25 в Кабону. В накопителе на той стороне формируются группы, и автобусы их везут до станции Волховстрой.
— Очень интересно, и сколько катамаран перевозят людей за раз?
Мне пришлось вынуть из сейфа папку с надписью «Проект экспресс».
— Сто пятьдесят человек, — ответил я. — Четыре рейса в светлое время суток.
— А почему люди жалуются, что не могут купить билет?
— Так всё просто, эти перевозки по линии профкомов. Заявки идут от предприятий и всё расписано до конца навигации. Сверх нормативов никого не берут.
— Мне сообщили, что лица, выдающие себя за курсантов, были переправлены вне очереди и без всяких билетов.
— Всё так. Четыреста восемь курсантов училища имени Дзержинского и восемьсот шестьдесят из Военно-морской медицинской академии и Главного гидрографического управления. Только перевезли не на катамаране, — на барже. Она не предназначена для перевозки людей и это был ночной рейс по распоряжению батальонного комиссара Богданова. Было объявлено штормовое предупреждение, капитан баржи видимо, подчинился требованию. Не думаю, что коммунист мог угрожать оружием.
Кузнецов осуждающе посмотрел на меня, словно я являлся источником его бед.
— Получается так, что до яхт-клуба, кроме как на экспрессе добраться нельзя? И уехать оттуда кроме как на катамаране?
— В частном порядке ходят такси и рыбацкие баркасы колхоза.
— Странно, таксопарк же закрыт и рыбаки должны ловить рыбу.
— Насколько мне известно, в городе осталось всего шесть машин, которые не попали в мобилизационные планы из-за особенностей конструкции — самоделки на газогенераторах; пятьдесят шесть ЗИС-101 и двадцать четыре эмки. В основном, за рулём женщины и люди почтенного возраста. И если ЗИСы в основном приписали к предприятиям, то остальные, как и прежде трудятся с «шашечками». Тариф практически не изменился: рубль за километр в черте и руль двадцать за пределами. Лодочники берут сто пятьдесят рублей с человека, а некоторые и все триста. Поэтому и поступают жалобы, так как люди хотят сэкономить. Чем ниже уровень жизни людей, тем сильнее недовольство по отношению к действительности.
Кузнецов с понимание кивнул, тем самым закрывая этот вопрос. Но наличие в его руках папки говорило о том, что беседа только началась.
— К сожалению, — сказал он, — альтернативы на сегодня нет. Шлиссельбург пока в руках немцев, а станция «Каботажная» только-только начинает перевалку. Поэтому необходимо увеличить перевозки в десять раз.
— Осуществимо, но менее комфортным способом, — взяв минуту на обдумывание, произнёс я. — Если на барже перевезли один раз, то перевезут и сто.
— Так сделайте это немедленно. Уверен, в ситуации между жизнью и смертью о комфорте думают не в первую очередь.
— Есть такое выражение, пришедшее к нам из далёкого прошлого: «Poner una pica en Flandes», что дословно с испанского — доставить пикинёра во Фландрию.
— Нам не войска перебросить сюда, — перебил меня второй секретарь Ленобкома — а от лишних ртов избавиться. Как это не ужасно звучит, но те, кто ничего не может сделать для обороны города, сейчас обуза. Смертельная обуза для остальных.
— Просто дослушайте, Алексей Александрович. Не стану ходить вокруг да около, сейчас это иносказательность. Фактически сделать то, что до сих пор считалось невозможно.
— Вот оно что. Извините. А в историческом контексте? — поинтересовался Кузнецов.
— Испанцы сумели проложить «Дорогу», именно с большой буквы из Ломбардии в Нидерланды и за время войны переправили по ней около ста двадцати тысяч солдат, не считая грузов. На минуточку, шестнадцатый век, где почта из Мадрида в Париж шла месяц, а срочное послание полагалось лишь на мускульную силу голубиных крыльев. Своим требованием вы предлагаете совершить то же самое.
— Мы обязательно выстроим эту дорогу. С вашей помощью или без, но справимся.
— Вы же понимаете, что вопрос не только в водном транспорте. Нужно протестировать возможность Ириновской железной дороги. Зарезервировать паровозы и вагоны на той стороне, согласовать со штабом эвакуации. Поставить в известность начальника перевозок через Ладожское озеро капитана I ранга Аврамова. И конечно, защитить водный путь, а это как минимум три-четыре звена истребителей. Сегодня я предоставлю списки задействованных составов и автобусов. Потребуется содействие.
Алексей Александрович сделал несколько пометок в блокноте, видимо назначая ответственных за выполнение и произнёс:
— Всё, кроме самолётов и людей. Можете привлекать к любым работам эвакуируемых, больных, хромых и всех кого найдёте. Если не принять мер с каждым днём ситуация будет только ухудшаться.
— Как только у меня на руках будет соответствующий приказ от Комитета обороны, то не вижу препятствий. Прямо на базе яхт-клуба можно обустроить дополнительный перевальный пункт, а в Кабоне придётся потесниться на первых парах, пока не расширят старый. Шесть тысяч в сутки мы вытянем примерно через неделю. Я туда прямо сейчас позвоню.
— Что?
— Вы же понимаете, хоть там вся инфраструктура и готова, она не рассчитана на увеличение количества людей в десять раз.
— Вы сказали: «сейчас позвоню».
— Конечно, — набирая номер, — зачем туда ехать, если можно позвонить. Телефонно-телеграфная связь с Кабоной не хуже чем у Рузвельта с Генри Уоллесом. Мы планировали зимой соревнования на буерах устраивать. От нас до островов Зеленцы и обратно. Из Ваганово до Кабоны подвели телефонный кабель. Основной пункт связи здесь, а на том берегу резервный. Обслуживает его семья ветерана финской кампании младшего лейтенант Попова. Он с матерью и сыном отлично справляется. А вот и он. Попов, как батька, спит ещё? И учебники забрал? Ну, молодец. Будь добр, соедини меня с накопителем Кабоны.
— Что ж вы молчали, что есть связь? — не вытерпел Кузнецов.
— Откуда я мог знать, что это так интересно? Мы когда обсуждали значимость яхтенного спорта и выхода на международный уровень, я пообещал сделать всё по высшим стандартам. Что и было исполнено: радиомачта, телефонная связь, гостиница, причальные места. Земснарядом убрали отмель, почистили и обвеховали фарватер для катамарана, а такой только из Сочи в Сухуми ходил. Возвели набережную, защиту от волн, провели коммуникации. Но ещё весной, после инцидента с телефонным проводом мы полностью перешли на радио. Обыкновенная проводная связь, конечно, осталась, только используется как резервная.
— Да вы! Да вы… да вы понимаете…
Кузнецов поднялся с кресла и, успокаивая нервы, заходил по кабинету. В этот момент ответил дежурный накопителя, и Алексей Александрович услышал, как тот сообщил об отправке прибывшей партии и ещё что-то.
— Сейчас можно позвонить в Москву? — спросил он, видя, как я положил трубку.
— В принципе можно, если коммутаторная станция в Волхове соединит. Обычно, не отказывают, но линии могут быть перегружены. Война наглядно показала, что запас прочности должен быть двойной. Взять, к примеру, силовой кабель, который мы подвели в конце мая. Ту сторону от нас запитали, а сейчас, как бы не в обратную придётся.
— Скажите, что и метрополитен уже проведён, до самой Красной площади.
Я лукаво улыбнулся.
— Была такая мысль предложить, но ваш наркомат даже слушать не стал бы. О каком метро можно вести речь, если вы до сих пор не провели поверку своих весов на складах с продовольствием.
— Я уже не знаю, каким вашим словам можно верить, а какие воспринимать шуткой.
Я подвинул к Кузнецову чёрный телефонный аппарат.
— В Москву позвонить можно, без всяких шуток. Но я бы рекомендовал вам сначала связаться с Ворошиловым. Он сейчас в штабе у Кулика. Дело в том, что капитан Наум Раппопорт несколько дней назад завершил строительство недостроенного Заболотным двухкилометрового участка железнодорожной ветки от Войбокало до Лаврово. По ней будет ходить вторая мотриса, но это сейчас не важно. А важно то, что Попов младший позавчера ездил на станцию за учебниками и видел стоящий на параллельных разъездных путях перед поворотным кругом состав с пушками. Дорога ещё на картах не обозначена и не введена в реестр железнодорожных путей сообщения. Семафоры и электрожезловые системы блокировки не подключены. Дежурный по накопителю проверил сегодня сообщение Попова и только что передал — состав с пушками МЛ-20 никуда не делся. Ни охраны, ни сопровождающих он не видел.
— Диверсия?
— Откуда я знаю. Может обстрел был, и машинисты свернули не туда, а испугавшись, дали дёру. А может наоборот, довели состав куда сказали. Кто сможет дать гарантии, что под маршала никто не копает с целью дискредитировать его? Версий вагон и маленькая тележка.
— В наше время за самого себя поручиться сложно, а вы про гарантии говорите.
— Вот видите. А теперь несложно представить, что произойдет с тем же маршалом Куликом, если 54-я армия не пробьётся к Неве? А что произойдёт с городом, когда навигация по Ладоге станет невозможной?
Отредактировано Алексей Борисов (16-09-2021 22:08:27)