***
Если не брать во внимание все наши потуги по обеспечению альтернативного пути, грузы в Ленинград следовали по оптимально возможному на то время маршруту. По железной дороге они прибывали на станцию Волхов, по степени защищенности от набегов вражеской авиации, не уступающей Смольному. Затем поступали на пристань Гостинополье, где с трудом производилась их перевалка на баржи. Речные буксиры вели баржи по Волхову через шлюз до пристани Новая Ладога, затем озерными буксирами или кораблями военной флотилии грузы доставлялись в Осиновец. Этот участок побережья за короткое время из малопригодной пристани был превращён в порт со своими кранами, транспортёрами и подъездными путями. Оттуда грузы по узкоколейке шли к Ириновской железнодорожной ветке, а далее следовали непосредственно в Ленинград. Участников этого логистического маршрута нужно было кормить, и основная тяжесть по обеспечению легла на область. Ещё в сентябре, охватывающие этот маршрут территории и были выбраны в качестве пилотного проекта реализации денежно-вещевой лотереи. В ней участвовали как трудовые коллективы, так и население. В розыгрыше были представлены тысяча голов крупного рогатого скота, поросята, кролики, птица, корма, семена и разнообразная сельскохозяйственная техника, включавшая в себя трактора и даже рулонные пресс-подборщики фирмы «Эллис-Чалмерс» (Allis-Chalmers). Иначе как мне было объяснить наличие сена в рулонах. Но был и нюанс, точнее поставленное Наркомом финансов условие, без которого ничего бы не произошло. Лотерейный билет стал как бы дополнением к облигациям займа, которые навязывались любыми доступными способами. Можно сколько угодно рассуждать о войне, как двигателе прогресса, но всегда стоит помнить, как и чем он оплачивается, где главным плательщиком всегда выступает народ, жертвуя своим благосостоянием. Потому что с войной рука об руку следует повышение налогов в прямой и завуалированной форме и инфляция, механизмами которой бессовестно пользуется государство. Пусть наш вклад и оказался не столь значительным, но, как известно, моря наполняются по каплям.
На столбе перед заготовительной конторой Кукольского сельсовета деревни Раменье тускло светила лампочка в жестяном абажуре. Она освещала кусок улицы, ведущий к полустанку и высокое крыльцо с новыми, на днях выкрашенными голубой краской перилами. У самых ступенек, прислонившись к стене, покоился велосипед с фарой. По нему и определяли, есть ли председатель на месте или укатил по своим важным делам. Велосипед был финский, поговаривали, что наградной или даже трофейный, и когда хозяин ехал на нём, по всей округе раздавался собачий лай. Таким образом, дворовые псы реагировали на иностранное изделие, трезвонящие расшатанным язычком звоночка на руле. Но сейчас лая слышно не было, хотя шума создавалось гораздо больше. Новенький, выигранный загконторой в денежно-вещевую лотерею колёсный трактор Renault AFXD рыча мотором, тянул за собой прицеп с высокими бортами набитый сеном.
— К Мефодиевым везут, — авторитетно заявила старуха, опираясь на клюку. — Надо бы и нам соглашаться на кормилицу. Уж как-нибудь вытянем ещё одну животину с телёнком.
— Степаныч сказывал, — прокашлялся дед, натирая лицо барсучьим жиром — если корову с телёнком брать, то десяток гусей надобно вырастить и сдать в контору. Иначе не дадут. Или семью из беженцев на прокорм принять. А ныне зима на носу. Холодает с каждым днём ни сегодня завтра снег пойдёт. Знать бы заранее, сейчас чего уж языком молоть. Корова не коза. Думаю, не выдюжим, даже если соломой с камышом кормить станем.
— Господи! Куда тебе собачнику думки думать? — всучив туесок, усмехнулась старая. — Всю жизнь в последнем вагоне с фонарём «попку» под колёса подставлял.
— Но, но, но! — возмутился дед. — Без собачника ни один состав на линию не выпустят. Ладно, скоро светать начнёт, потопал я на станцию.
— Топай, — задумчиво произнесла старуха и, дождавшись, пока фигура деда отдалилась на достаточное расстояние, сделала шаг вперёд, закрывая за собой калитку.
Сорок с гаком лет она провожала мужа на работу, крестя того в спину. Дети давно разъехались и уже внучка привезла своих на побывку. «Перед богом можно грехи замаливать, а просить чего-то, ждать — бесполезно. Всё от человека самого зависит», — решила она про себя.
Опираясь на палку, она пошла в сельсовет, регулярно проверяя завёрнутые в тряпицу червонцы. Сын с фронта прислал Мефодиевым пятьсот рублей с наказом потратить на себя, и старики купили облигации на половину, а на вторую их уговорили взять лотерейные билеты. Казалось бы, со слов еврея из Волхова по надёжным облигациям ожидался хороший прирост в будущем, который наверняка пригодится внукам, а по билетам можно было надеяться на авось, но кто же знал? Мефодиевы выиграли полуторогодовалую пеструшку (чёрно-пёстрая порода коров) и пятьдесят пудов силоса. Правда силос им никто не дал, заменив сеном с кормовой свёклой, но и то хлеб. В отличие от соседей, денег им не присылали, но скопить кое-что удалось. Остановившись, бабка передохнула и с новыми силами продолжила путь, нисколько не сомневаясь, что им с дедом тоже повезёт.
Ноябрь семья железнодорожника встретила с пополнением, обещавшим к весне не только меховые шапки для всей родни, но и бесперебойную поставку мяса. По одному из билетов случился выигрыш — большой контейнер с кроликами.
***
Лес, который окружал село Дютьково назывался Коровьем рогом. По левую сторону от дороги он начинался низкорослым ольшаником с кустами ежевики и скрытым под снежным одеялом тянувшегося от речки Мята заросшей ржавой осокой болотца. По правую же — изогнутой полосою молодого граба, за которым наличествовало деревенское пастбище и поднималась сплошная стена деревьев. Там были и сосенки с кудрявыми кронами и стройные березки, и кряжистые дубки. А за ними, в версте от крайнего дома заканчивалось строительство блокпоста у моста через Нару, откуда раздавался рёв цепной пилы и тянули телефонный провод к наблюдательному пункту 154-го гаубичного артиллерийского полка.
За невысоким палисадником бывшего дома купца Мурашова доносились весёлые голоса артиллеристов прерывающиеся задорным хохотом местных девчонок, пристроившихся у калитки. Солдаты толкали застрявшую машину на «раз-два взяли» но видимо, особо не преуспевали. Грузовик скользил колёсами и справился бы, как бы ни взгорок и буксируемая с полуприцепом зенитка довольно крупного калибра. Посмотрев на это представление из окна, я выложил из портфеля на стол банку французских сардин с яркой жёлтой этикеткой, где на логотипе белыми буквами на чёрном фоне читалась надпись «Connetable».
— Необычная расцветка, — дал оценку товарищ Сергей.
— Ту информацию, что я сейчас скажу, не следует повторять при беременных женщинах, детях и людях с хрупкой психикой.
— У меня хрупкая психика, — попытался пошутить он. — И вообще, после лекции профессора Сказкина я стараюсь жить в гармонии с природой.
— Мне показалось, что тогда, на Агробиостанции в Вырице, вы слушали Фёдора Даниловича в полуха.
Товарищ Сергей выпрямился, надул щёки, сомкнул пальцы на руках и, подражая известному ботанику процитировал:
— «Мы ценим невинность в нашей природе, а на самом деле она готовит нам одну западню за другой. Все звуки, краски, запахи в природе служат лишь для одной цели — приманить».
— А там по обстоятельствам: либо сожрать либо продолжить свой род, — добавил я. — Потому речь не о продуманном дизайне для заманивания. Перед вами простая банка консервов, но представьте на секунду, что приготовлена она без строгого соблюдения технологи и сейчас в ней вырабатывается страшное вещество, три фунта которого способно убить всё человечество на земле.
— Надеюсь, вы не вытащили её из коробок на складе?
— Нет, товарищ Сергей. Сардины на наших складах хорошие, а это просто похожий на специзделие образец.
— А что за опасное вещество?
— Бутолотоксин! Да, да простой и доступный для домохозяек яд. Именно его вырабатывают бактерии Clostridium botulinum в скверно простерилизованных консервах и плохо вяленой колбасе. А вызванный этими палочками ботулизм просто заболевание, часто смертельное.
— И зачем вы это мне рассказываете?
— Так, просто делюсь информацией о том, как один снабженец, назовём его Жиль, с прочими продуктами поставил партию сардин и колбас в 638-й пехотный полк. В общей сложности по дороге от Смоленска французские фашисты потеряли уже четыре сотни своего состава по лазаретам. Поэтому я попрошу вас уведомить своего брата о недопустимости использования трофейных продуктов питания. Выдумайте историю о том, как коварный враг специально оставляет заражённые припасы, отравленное вино и мины-ловушки. Можете рассказать правду, но постарайтесь соблюсти секретность.
Товарищ Сергей покрутил в руках жестяную коробку. На войне все средства хороши, но что-то было в этом неправильно. Остатки хорошего настроения испарились. Сардины как сардины, но есть их — перехотелось.
— Когда я увижусь с братом? — спросил он.
Я посмотрел на часы и развернул карту. Обозначив карандашом точки, в ход пошёл курвиметр.
— Теоритически отсюда до аэродрома шесть часов езды на грузовиках, но вы понимаете, что в реальности они появятся ближе к вечеру. Противник использует своё преимущество в авиации, и даже обладая зенитным прикрытием, лучше использовать объездные дороги и старый Екатерининский тракт. Батальон заночуют здесь в лесном пионерском лагере, а в четыре утра выдвинутся на позиции новой линии обороны, сменяя первый батальон 113-го стрелкового полка. Всё это время ваше.
Товарищ Сергей раскрыл планшетку и, посмотрев на карту «Нарские пруды», которые вовсе не пруды, а болота — стал делать уточнения. Под пушечным ДОТом он подписал калибр орудия, заштриховал не обозначенный у себя участок минного поля и нанёс аббревиатуру только что прибывшей батареи зениток.
— А старые позиции, полагаю, станут ложными?
— Как в лучших традициях, — ответил я. — Ночью и сейчас по линии фронта устанавливают до сотни ФОГов, а в траншеях мины и бутылки с огнесмесью. Гитлеровцев будет ожидать горячий приём.
— Будем надеяться, — с улыбкой произнёс товарищ Сергей.
— Только у меня просьба, — сказал я, снова повернувшись к окошку. — Опять повторяются недавние события под Алексино. Здесь фронтовая полоса, особый режим для гражданского населения. Прорабатывается вопрос об обязательном выселении в районе фронтовой полосы на 20-30 километров . Но как об стенку горох! Перед Москвой кордоны, беженцев не пускают. Сельчане якобы отказались от эвакуации, и лишь половина ушла в Жаворонки. Оставшиеся роют норы у речки, думая, что обойдётся. Видишь, дети во дворе?
— Что нужно сделать? — По-деловому спросил комиссар.
— По дороге на Кубинку, в лесу возле Асаково на случай если всё полетит к чертям оборудован замаскированный лагерь. Землянки, пункт питания и медицинской помощи, хлев для скотины. Запасов хватит на всю зиму для тысячи человек. Когда бойцы 113-го полка под утро станут отходить, может начаться паника. Никто не будет слушать рассказы о ротации и могут найтись активисты, которые станут поджигать дома, исполняя известный приказ. Поэтому эвакуацию нужно проводить прямо сейчас, начиная со стариков и детей с окраины. Распоряжение от представителя партии в твоём лице не посмеют игнорировать, а если присовокупить денежную компенсацию в конечной точке, то исполнят бегом. Какие сейчас выплаты?
— До ста рублей на работающего, — уныло объявил товарищ Сергей и тихо добавил: — на предприятии.
— Колхоз тоже предприятие и я не видел ни одного тунеядца на селе. Не думаю, что народа осталось много, поэтому предупреди главу села, что на месте каждому в руки по сотне. Пусть составит список, поможем транспортом и даже улья с пчёлами вывезем. Одна телега на двор.
— То есть десятки фургонов, которые я видел на окраине села не для медсанбата?
— Для него, только раненых сегодня они не повезут, до вечера их можно задействовать в нашем деле. К грузовику не привяжешь корову, а за телегой скот дойдёт своим ходом. На время проведения эвакуационных мероприятий я выделил начальнику санитарного батальона 32-й стрелковой дивизии два медицинских автобуса и «виллис». Без возврата, от вашего имени.
— И всё повторится как позавчера в Ленинграде.
— В смысле повторится? — рассердился я.
— Топливо лимитировано и выделенные вами для школ автобусы забрал горком.
— И после этого вы ещё станете укорять меня, что я отказался от встречи со Ждановым?
Товарищ Сергей лишь пожал плечами.
— Их собираются переделать в броневики.
— Капец, мы же только в прошлом месяце тридцать единиц бронетехники в строй вернули. Какой прок от пяти автобусов?
— Тут будет то же самое. В дивизии нет бензовозов. Завтра же их с концами отправят с ранеными в эвакуационный госпиталь , где они в сто раз нужнее.
— Может вы и правы, товарищ Сергей.
— Прислушивайтесь, за советы денег не беру. Андрей Александрович, между прочим, своей головой гарантировал успех на этом участке фронта, и без него ваша затея с французами не состоялась бы. Могли бы и встретиться, а не носиться как угорелый между Парголовом и яхт-клубом.
— Ещё бы он не гарантировал, когда второй батальон «Парголовского» танкового полка с ротой кочующих на мотоциклах миномётов в ожидании команды, а в Кубинке резерв с десяток КВ. Акция — «всё по десять».
— Какая такая акция?
— Десять танков, по десять самоходок, пушек, миномётов и так далее здесь и сейчас получил командующий армией. В общем, задачи известны, в течение часа тут установят телефонную и радиосвязь, а я в медсанбат дивизии.
— Когда вернётесь?
— К вечеру, я же как-никак почётный член РОКК, будем передавать опыт и печенья. Кстати, по поводу «печенек», хозяйствует здесь Вера Степановна. Мы у неё на постое, паёк можете сдать ей.
***
Поставив на стол исходящий паром отварной картофель с котлетами, он манул рукой — мол, налетай, пока не остыло. Сам же товарищ Сергей положил в тарелку маринованный перец с чесноком и покосился на рюмки.
— Ну что, брат, — душевно произнёс он, — с возвращением на родную землю.
Александр Дмитриевич де Кнорре поднял рюмку.
— Серёжа, ты даже не представляешь, как долго я мечтал, что мы когда-нибудь встретимся. Вот так, после парной, за столом. И что бы обязательно была русская печь, простая деревенская еда, образа в углу, лампадка. Да я уже родной язык почти забыл. Наших ведь немного осталось.
«Теперь вспомнишь», — подумал товарищ Сергей и понял для себя: несмотря на долгую разлуку задушевного разговора с братом не случилось. Слишком разные они стали, поэтому спросил вслух совершенно не то, о чём бы стоило говорить:
— Кстати, а как ты с Борисовым познакомился?
— В Индокитае. Официально нас представили друг другу в Сайгоне, но первая встреча состоялась в больнице филиала Ханойского госпиталя де Ланессана. Пока я валялся в бреду, он мне руку пришил.
Товарищ Сергей посмотрел на вычурный, почти полный графин с водкой, оставленный хозяйкой избы вместе с посудой. Не похоже, что от скромной дозы выпитого алкоголя брат стал нести какую-то ересь.
— Вижу, ты удивлён, — произнёс Александр, закатывая рукав. — Такой термин как эволюционно консервативный механизм посттранскрипционной регуляции что-нибудь говорит? И мне ничего, а факт вот, полюбопытствуй.
Внимательно осмотрев шрам, можно было признать, что усилий по лечению было приложено достаточно. На руке у сгиба локтя остались следы от укуса какого-то крупного зверя, чьи клыки украсили бы трофейную комнату любого заядлого охотника. Будь за столом освещение ярче, возможно было бы всё рассмотреть пристальнее, но и при свете керосинки явно читался переход, будто кожа от локтя до кисти немного другая, отличная от всего тела.
— Вот, чем он тебя подкупил, — еле слышно пробормотал товарищ Сергей.
— И не только меня. Он вытащил с того света всех моих людей. Точнее выкупил. В прошлом году в Норвегии мне пришло от него письмо, и я со своей полубригадой встал под знамёна де Голля, теперь мы здесь. Русские, поляки, чехи, французы, испанцы… есть даже остзейский барон.
— Я решил, что была неудачная охота, — высказал своё предположение товарищ Сергей, косясь на шрамы. — Отца ведь так же в руку укусил волк.
— Охота? Нет, брат. Вышел такой афронт, что вспоминать не хочется. Мы угодили в яму. Нас травили как медведя в берлоге на потеху желтомордым обезьянам, бросали ядовитых змей вместо еды. Из питья только дождевая вода. Хотя мы заслужили подобное обращение, но побывать в моей шкуре я не пожелаю никому. Давай, за наши прочные шкуры, которые сколько не дырявь, а всё зарастают вновь.
Александр налегал на котлеты, хрустел квашеной капустой, отдавая должное бесподобному аромату ржаного хлеба, и всё никак не мог наколоть на вилку соскальзывающий грибочек.
— Ты сказал желтомордым? — уточнил товарищ Сергей.
— Да, желтомордые японские ублюдки. Или ты думаешь, вьетнамские князьки на одном энтузиазме поднимали восстания? Там давно тлеет, но без топлива извне огонь не разгорится. Ладно, что мы всё обо мне.
— С того момента, как мы не сошлись во взглядах на революцию, времени прошло изрядно. Я никогда не жил с оглядкой на нашу семью, может, поэтому и не завёл свою. Сразу скажу: участвовал, в основном в Туркестане. Служу в Ленинграде. Должность не назову. Вчера прибыл оттуда.
Товарищ Сергей собрался подложить в опустевшую тарелку брата котлету, однако, несмотря на активные заверения в потрясающем вкусе щучьих котлет, Александра он явно не впечатлил: испорченный средиземноморскими соусами главный любитель рыбных блюд в семье стал консервативен в своих предпочтениях.
— Ле-нин-град, — пробуя произнести по слогам, скривился Александр. — Дурацкая затея переименовывать города. Что дала игра в патриотизм покойному императору в четырнадцатом году? И твои большевики пошли по той же дорожке. Имя даётся один раз. Или ты не согласен со мной?
— Я дал себе слово, не спорить с тобой сегодня, — спокойно произнёс товарищ Сергей.
— Вот, накуксился, — улыбнулся Александр. — Это правильно, младший. Извини, если обидел. Qui évoque le passé s'en repent (Кто вспоминает прошлое, тот раскаивается в нём). Так что там, в Северной столице, как дома?
— Город в осаде, бомбят, плохо с электроэнергией, не хватает продовольствия, карточки не всегда можно отоварить. Но, не смотря на все беды, город живёт, с двадцать пятого октября вновь заработали школы .
— Постой, в газетах писали, что в Петербурге едят торф, а большевики жрут с голода детей.
— Вот и гадай, шутишь ты сейчас или нет, — недовольно поморщившись, произнёс товарищ Сергей. — Ты-то представляешь, что собой представляет торф? За пару дней до моего отъезда мы сходили в театр. Полный зал, а голодным представления не нужны. Буфет, между прочим, работал как до войны, так что опечатка. Детей учат, а те в свою очередь грызут гранит науки. Я, между прочим, как раз по этому вопросу и был там.
— Стал учителем? — съёрничал Александр.
— Сопровождал нашего общего знакомого.
«И двое суток урегулировал нововведения, подчищая за ним», — мысленно добавил про себя товарищ Сергей.
Наконец ускользавший грибочек попался, и новый тост о пользе образования не заставил себя долго ждать. Старший де Кнорре вспомнил Павловское училище и заметно расстроился, когда узнал, что преемственности в советское время не вышло, а 2-ю Ленинградскую школу авиамехаников, которая размещалась в здании, уже эвакуировали.
— В общей сложности, — подвёл итог товарищ Сергей — сто три школы смогли возобновить работу, и мы обеспечили всех учеников, начиная от тетрадки с форменной одеждой и заканчивая питанием.
— Школы это замечательно, но ты не договариваешь. Мы смотрели с ребятами карту, германцы вот-вот возьмут Тихвин, оборвётся последняя ниточка снабжения. В газетах могут насочинять всё что угодно, но мы люди военные и отдаём себе отчёт, что произойдёт.
— Убеждён, в штабах это тоже понимают и делают всё необходимое.
— Французы так же веровали в непогрешимость своих генералов, а в результате сдали Париж. Я до последнего момента был уверен, что нас перебрасывают туда. Выдали зимнее обмундирование, бельё с начёсом, свитера, изучение местности, тренировались в десантировании. Десять прыжков с парашютом, а в итоге в шестидесяти верстах от Москвы. Если мы здесь, то дела совсем плохи.
Правда, если бы в этот момент немцев бы спросили, насколько печальны их дела, они бы так же признались в этом. Похоже, информацией о противнике и что предстоит делать, делиться с братом Борисов не спешил и товарищ Сергей сменил тему.
— Кстати, пока ты парился, я стал свидетелем странного поведения твоих людей. Что за придурок, похожий на цыгана бегает по селу и пытается всучить жителям деньги?
— Это Пьер, он нормальный парень и не какой-то там пройдоха, хоть и исполняет должность фурье. Между прочим, за зенитным пулемётом ему нет равных. Где-то здесь, под Москвой его прадед был с Наполеоном, и он пытается вернуть честное имя семьи.
— Сто тридцать лет прошло, — напомнил товарищ Сергей. — Не поздновато ли?
— Разве срок давности имеет значение, когда на кону честь? В Великой армии прадед Пьера был барабанщиком, мальчишка лет десяти-двенадцати. В те времена войска сопровождали целые таборы, а вивандье (vivandiere) так вообще носили сабли. Мужчины гибли, на их место вставали дети, часто с теми же фамилиями. Иначе не выжить. Отступая из Москвы, в какой-то деревне тот украл овчинный тулуп. Говорят, реликвия передаётся по наследству.
Товарищ Сергей встал из-за стола и подбросил в топку печи пару поленьев, пошурудив там кочергой.
— Лютые холода были в ту зиму, — произнёс он, ставя кочергу на место. — Видимо, благодаря этому тулупу мальчонка пережил мороз и в своё время появился на свет дедушка Пьера.
Александр кивнул, скрещивая руки на груди.
— Именно так он и рассказывает, а теперь пытается вернуть деньги за тулуп. Он мечтатель. Как бы не описывал ту обворованную деревню его пращур, вряд ли он её отыщет. Куда только не уносила его бурная фантазия, когда мы летели сюда. Так что я не препятствую. Многие в курсе и даже сообразили фонд поддержки.
— Пустое это. Он бы ещё про лошадь на предмет покататься спрашивал. Народ и так на нервах, эвакуация.
— Парадокс, — протянул Александр, — если говорить начистоту, последние четверть века в России, куда не ткнись, везде какая-то беда. Будто ворожит кто-то.
Товарищ Сергей невольно посмотрел в угол на икону, но смеяться не стал.
— А в твоей Франции всё прекрасно! И проблем совсем нет.
Конечно, обстоятельства отличались, как и обстановка, но капитану легионеров было тяжело принять в качестве реального оправдания некое абстрактное проклятие.
— Мы замечаем это, потому что находимся на острие.
***
Под колокольной балкой звонницы воцарилась долгожданная тишина. Пронизывающий до костей свистящий ветер изменил направление и теперь бесполезно толкался в брезентовую штору, закрывавшую северную и восточную части. Не окажись эрзац-занавески, высидеть наверху, открытой всем ветрам церковной звонницы та ещё задачка. Со всей морозящей ненавистью колючий свистун дул в лицо неистово, до красноты, так, что даже смотреть было больно. Совсем другое дело, когда он злился снаружи в тщетных попытках отыскать лазейку. Да даже если бы и отыскал. Тёплый полушубок и валенки сберегали тепло, а ароматный напиток согревал изнутри. Делая вид, что задумчиво вглядываюсь в панораму стереотрубы, я следил за окружающей обстановкой предоставленной Кораблём. М-да… в какой угол не посмотри даже после короткого артобстрела десятью 155-мм гаубицами Шнейдера (Canon de 155 C Modele 1917 Schneider) зрелище для противника печальное. Обожаю такие моменты, когда нам удаётся застигнуть врага на подготовке к атаке. Жаль, что вскоре подобный фокус вряд ли удастся повторить. Впрочем, пока полковники и генералы не мыслят без торжественных построений, мы будем сеять смерть и разруху в момент зачитывания пламенных речей фон Клюге. Чокнутые крестоносцы, от кого они Европу спасают? Войны не ведутся во спасение, те, кто располагает силой — альтруизмом не страдают. Бегите, глупцы. Кто быстро бегает, тот дольше проживёт, но французские фашисты решили продолжить деяния предков в пополнении придорожных кладбищ. Что же, мы тоже не альтруисты и готовы ответить ударом на удар. Хотя, какой там удар? Жидкий ответ с позиций из-за елового бора на работу наших гаубиц не в счёт. Вчера немецкий самолёт-разведчик дважды покрутился над болотами у Асаково и видимо, поверил в обманку. Уж больно правдоподобно выглядела выстроенная в ряд батарея 154-го артполка с дымящими полевыми кухнями, редкими кострами, полузаконченными мероприятиями по маскировке, палатками, выходящей в эфир радиостанцией и курсирующими взад-вперёд грузовиками. Два отделения выздоравливающих красноармейцев из медсанбата помимо массовки и заготовки леса даже умудрились выстрелить по аэроплану из старой зенитки Лендера. Так что вместо контрбатарейной борьбы с разбомбленными утром декорациями гитлеровцы решили отработать по позициям нашей пехоты. Ну, разворошили бруствер в нескольких местах, ну повредили макеты трёх танков и что? Если бы не умышленно подожжённые кучки с промасленным тряпьём, то разбежавшимся по щелям артиллеристам и похвастаться было бы нечем. Вовремя вызванные для подавления вражеских гаубиц пара «Поте» (Potez 63.11) худо-бедно со своей задачей справились, и возвращались на аэродром пусть и потрёпанными зенитками ПВО, но своим ходом. Тут же поступивший доклад на командный пункт по результатам обстрела лишь подтвердил наблюдения: спешащих в тыл от наших траншей санитаров не появилось. Волнения не было, я прекрасно знал, чем сегодня всё закончится, но в первом бою принято спрашивать гораздо строже.
Поредевший личным составом и техникой 638-й пехотный полк в последний момент усилили танковой ротой, которой здесь не должно было быть. Неожиданно, но редко когда бывает, что бы всё шло по плану. Перекинутый из-под Можайска в Выглядовку бронированный винегрет удивлял разнообразием: начиная от огнемётного танка (Pz.Kpfw.B2 (Flamm)), Hotchkiss H39 и заканчивая восстановленным трофейным Т-26. Большего французским коллаборационистам немецкое командование ничего не доверили, но и это уже могло стать смертельной проблемой, окажись вместо подготовленных позиций наспех отрытые траншеи, а вместо прошедших ни один бой ветеранов — отрядов ополчения. Впрочем, судя по картинке, из шестнадцати единиц в бой смогли отправиться девять железяк. Но вот запустили моторы парочка «Сомуа» и грозная солянка выплеснулась из огромной кастрюли. Вминая траками снег, огибая лес, танки двинулись к нашей линии обороны. Чуть позади, укрываясь за броней, посеменила пехота. Шестьсот метров до ложной траншеи и первый выстрел. У кого-то не выдержали нервы, но как иногда бывает, посланный в белый свет снаряд оказался золотым. Угодивший в амбразуру ДЗОТа, он вызвал детонацию взрывчатки и сложенных бутылок с огнесмесью. В небо взлетели сломанные на щепки брёвна под аккомпанемент огня, дыма и клочьев земли. Ярко-жёлтый шар тут же утонул в облаке чёрно-коричневого дыма и по полю пронёсся грохот, заглушивший любые звуки. Погода словно ожидала какого-то знака, и как по волшебству пошёл снег.
— В передовой траншее шестеро добровольцев-зуавов, — наблюдая в зрительную трубу, сообщил де Кнорре…
Товарищ Сергей зло посмотрел на меня. Идея оставить несколько человек для поддержания видимости сопротивления, было моей.
— …Будем надеяться, что они сообразили не прятаться от непогоды в ДЗОТе.
— Они знали, на какой риск идут, — ответил Александру я. — Сейчас поймём. Как только пулемёты откроют огонь, всё станет ясно.
Поверх резинового демпфера окуляра опустилась крупная снежинка, словно заколдованная, не спешившая таять. Я сдул её, отпустив на волю ветра и мне показалось, что в этом морозном воздухе посреди начинающего снегопада она прилипла к другой, такой же большой и пушистой, будто бы терпеливо её ожидавшей. На флангах дали скупую очередь два гочкиса. Выстрелов по центру не последовало. Вот и первые потери.
Александр поднял трубку телефона.
— Орудия один и два. Цель танки противника, дистанция триста, открыть огонь!
Укрыть за короткий срок огневую точку на равнине, где складки местности не играют впадинами и холмами довольно таки сложно. Открытой для выстрелов прямой наводкой вражеской артиллерией она лакомая цель. Поэтому в здравом уме и при памяти, военные инженеры стараются обезопасить свои строения любыми доступными способами, и если холма нет, то его нужно нарастить. Армировать деревянными столбами и всю вырытую специальными зарядами землю разместить промеж них. То есть внезапное изменение ландшафта своими руками действительно запутывают противника. И это не байка прапорщика из кинофильма, а реальность. Чуть позади второй линии траншей в «ДЗОТах», хотя на классическую фортификацию они мало походили, стояли 47-мм противотанковые пушки Пюто образца 1937 года(Canon antichar de 47mm modèle 1937). Сопоставимые с нашей «сорокапяткой» если сложить все плюсы и минусы в одну кучу, но превосходящие в глухой обороне, когда не требуется срочных перемещений. Вот только если дислокация орудия не является секретом для противника, то вся надежда артиллеристов уповает на прочность укрытия со стенками из снарядных ящиков с грунтом, пусть и спасающие лишь от шрапнели и осколков. Поэтому сердце не у одного меня ёкнуло, когда по ним выстрелило сразу два танка.
— Мазилы, — выругался я.
— Кто? — спросил товарищ Сергей.
— Французы. И наши и, слава богу, те.
Противотанковые пушки вели огонь, словно патроны к казённику подавались как в пулемётной ленте. Что ни говори, а скорострельность была отработана выше всяких похвал, только результативность требовалось подтянуть.
— Чёртовы тупые кретины, — Александр отпрянул от смотровой трубы и сжал зубы, чтобы не вылетело чего похуже. — Мальчишки-новобранцы подписали контракт за день до отлёта. Они не знают.
Товарищ Сергей вновь потребовал уточнить.
— Полное снабжение! — гаркнул капитан и схватил телефонную трубку. — Не удивлюсь, если там сыщется и пристрелочный дымовой.
— Осколочный снаряд, — пояснил я. — Во французской армии он, как правило, отсутствует в зарядном ящике противотанковой пушки. Расчёт орудий стреляет не бронебойными, а первыми попавшимися из ближнего ящика. Их вес отличается на триста грамм и в горячности боя всякое возможно. А снабжение да, полное. Даже спирт для протирки.
Комиссар хмыкнул.
— Лучшее — враг хорошего. Мухин как-то рассказывал, что его орудия успешно боролись с танками, поставленными на удар шрапнельными зарядами.
— Только он забыл добавить «с лёгкими танками и бронетранспортёрами» и что калибр не 47 мм.
Наконец произошло результативное попадание. Грубая ругань Александра или горе-артиллеристы разобрались с боеприпасами, но дело сдвинулось с мёртвой точки. Угодивший в фашистские лапы Т-26 замер и задымил. Тут же на правом фланге подорвался на мине ещё один «панцер», переделанный в огнемётный танк французский B1 bis. Судя по тому, что изделие успело выйти из сборочного цеха фирмы «Wegmann» и появиться под Москвой, немцы проводят его финальное испытание в боевой обстановке и уверены в успехе наступления. Какой бы ни был по качеству, бронированный кулак собран не малый и, учитывая прошлую результативность применения танков против стрелковых частей, шансы на успех оценивались высоко. Этот вывод не на пустом месте, если ознакомиться с донесениями комбрига Любарского о слабой способности к выполнению манёвров деморализованной «теперешней пехотой». Де Кнорре тем временем дал подтверждение по телефону по корректировке гаубиц и беглый огонь не заставил себя ждать. Да, так воевать можно, года батальон поддерживают такие силы. Нужна помощь с неба — пожалуйста, вызвать «бога войны» — нет проблем, «снарядный голод» — о чём это вы, закрома полны. Противник испытывал на себе то, через что прошли советские войска летом сорок первого.
Три десятка снарядов на пару минут охладили горячий энтузиазм легионеров полковника Лабонна, но залёгшие в снег французы снова пошли в атаку, уже бегом. Танки проделали проходы в рядах колючей проволоки, смяли и обсыпали в траншеи брустверы с выложенными на них касками и двинулись вперёд, где в сотне шагов начиналась новая оборона русских и мост. Панцер-гренадёры вот-вот должны были показать свою отвагу, занимая окопы противника. Ещё не выветрились из голов моменты ликования на «Восточном вокзале» (Gare de l'Est) столицы, когда женщины провожали их на Восточный фронт. Ещё помнился вкус выпитого вина и запах духов парижанок. Сейчас к букету впечатлений добавится ещё один штрих. Неприятный, я бы даже сказал смертельно неприятный. Его можно называть подарком из глубины веков, когда одно лишь упоминание заставляло варваров искать душу в пятках. Огонь вырвался, будто из-под земли. В одно мгновенье, пожрав всё встретившиеся на пути: и живое и мёртвое, плоть и сталь; он закрутился в ускоряющемся вихре и опал, чтобы дымным следом подняться в небо. Сотня сифонов изрыгнула огненную смесь, создав стену всепоглощающей смерти. Возникший на жёлто-чёрном фоне танк, удачно вырвавшийся из огненного плена, тут же был поражён выстрелом из ДОТа. В бой вступили зенитки блокпоста. Опыт — счастливый билет, который, к сожалению, вытягивается не многими, который заслуживается временем, потом и кровью. Эти ребята не перепутали боекомплект, не спешили, грубо вращая маховики наводки орудия и ошибаясь в делениях шкалы. Они чётко и вовремя всё сделали правильно, как и положено профессионалам своего дела.
С очередным подбитым танком по всей линии обороны в бой вступили наши пулемётчики. Пули выбивали пульсирующие гейзеры из снега, словно под настом оказалась огромная раскалённая сковорода. Тёмные шинели как ростовые мишени на полигоне, по которым грешно промахнуться. Помощник показывал картину поспешного отхода противника и тут же анализировал тысячи фактов и множества планов, чтобы выбрать наиболее подходящий, обозначить его литерой или цифрой и показать мне уже без обоснований. И скоро один и ни стал казаться идеальным, осуществимым и даже необходимым.
— Александр Дмитриевич, — обратился я к капитану. — Самое время задействовать резерв на левом фланге.
Командир с позывным «Лютик» вернул трубку телефона на место и, не переставая наблюдать за полем боя отдал бойцу команду сидевшему у лебёдки. Росшие в ряд ёлочки под действием хитрой системы из тросов и блоков раздвинули пушистые верхушки в разные стороны, открывая ствол 57-мм пушки.
— Пшечивпанцерный (Бронебойный), — сухо произнёс бывший второй лейтенант Польской Карпатской стрелковой бригады Анжей Лютиков.
Воле казенника, припав к прицелу, капрал поправил наводку по пятящемуся танку и установленная на «комсомольце» длинноствольная пушка после команды «выстрел!» слегка дернулась, посылая снаряд в цель. Следующий не должен был стать исключением: прошмыгнув мимо подорвавшегося на мине танка, юркая «двойка» непонятным образом в последний момент затормозила, поворачиваясь кормой к засаде пропуская снаряд у самого борта, впритирку, со снопом искр. Очередной выстрел и снова мимо. В метре от танка снаряд зарылся в снегу и рикошетом ушёл в лес. Противник выстрелил в ответ из автоматической пушки, но явно в предполагаемую сторону. Серия глухих хлопков утонула в детонации топливного бака огнемётного танка.
— Смотри, как лупит, — обрадовался капитан. — Не зря его бобёр утром покусал.
Мы удивлённо переглянулись с товарищем Сергеем.
— Позиция у заводи, а там бобровая хатка, — стал пояснять Александр, не сводя глаз с дуэли. — Лютиков из Варшавы, бобра никогда в жизни не видел, вот и полез.
Тем временем страсти накалялись. Противник уж не был столь неопытен, чтобы упустить из вида демаскирующую вспышку на фланге. К обстрелу лесополосы из ёлочек присоединился командирский «сомуа» (S35), стальная осколочная граната которого разорвалась в непосредственной близости от «комсомольца».
— Неплохо, неплохо… — оценил я действия Лютикова, который вместо продолжения обмена выстрелами, выбросил перед собою дымовую гранату и отвёл «комсомолец» назад. Эрзац САУ практически ничем не защищена. Даже 20-мм KWK прошьёт лобовую броню, не говоря про противоосколочный щит.
Отредактировано Алексей Борисов (29-10-2024 19:01:27)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
