3.Успеть до восхода.
Последний месяц весны стал подобен срочному переезду цирка: некормленые звери ревут, купол не складывается, костюмер пропал, а артисты после бенефиса пьяны. Все куда-то спешат и каждую минуту дают новые вводные.
Какой же Первомай без парада и демонстрации? Утром было необычайно тепло, ярко светило солнце и всё чаще люди стали снимать верхнюю одежду, оставаясь в пиджаках, кофтах или как колонна спортсменов, в жёлтых футболках. Везде знамёна, портреты Сталина, Молотова, Ворошилова, Калинина, основоположников коммунизма и других менее значимых вождей. Из репродукторов слышались звуки духового оркестра. На площади Урицкого возвышалась трибуна для первых лиц города и мимо неё стройными и не очень рядами должны были пройти военные, труженики города, передовики области, студенты, пионеры и все, кто посчитал нужным оказаться в этот момент здесь. Что бы ни говорили, а в организации праздников страна советов могла подавать пример многим. Наш санаторий был в составе колоны медицинских учреждений, но в отличие от остальных, мы участвовали на машине: автобус с огромным транспарантом на крыше с портретами Ленина и Сталина. Ершов бегал вокруг с фотоаппаратом и неумело делал снимки, Раппопорт держала в руках какие-то списки, одновременно встречаясь с какими-то знакомыми, малознакомыми и совершенно неизвестными ей людьми, но со стороны было видно, что тянулись к ней, а не наоборот. Все, так или иначе, были задействованы, и мне кажется, все эти мероприятия призваны внушить гражданам, что они участвуют в чём-то грандиозном, масштабном и нужным. И едва человек перестаёт осознавать что-либо из этого, на подобные мероприятия придётся гнать силой. Как только прогрохотали танки, промчались тачанки, проскакала кавалерия и, печатая шаг, прошли слушатели академии, курсанты, моряки и прочие войсковые части, отправились мы. Массы людей были разбиты по районам, наркоматам и предприятиям. Прошли, помахали флажками, покричали здравницы и в закуток, снимать портреты и сворачивать транспарант. Первого мая сорок первого погода разделилась на две части. До одиннадцати было тепло, градусов семнадцать-восемнадцать и безветренно, а потом резкая смена погоды и дикий холод. Так же и с нами, все праздновать, а мы поехали на открытие яхт-клуба. Там тоже самое, только дым пожиже и без военного парада с шествием. Трибуна на пятерых, приглашённый духовой оркестр, рабочие и жители трёх посёлков: Ваганово, Борисова Грива и Коккорево. Портреты, флаги, плакаты, танцы, бесплатное угощение дарами сельского хозяйства и кино на открытой площадке вечером. Наш фотограф снял на «Codak Cine» (на электронное устройство, но и на плёнку тоже) несколько минут парада и участие в шествии сотрудников санатория в Ленинграде. Естественно, продолжил благое дело уже тут.
Ближе к вечеру, за столами, сколоченные из грубых досок, всё ещё сидели шумные сборища припозднившихся гуляк. Даже на свежем воздухе плавал папиросный дым наравне с тлеющими поленьями и висел густой запах пива, вина и жареного мяса. К весёлому гаму и смеху примешивалось женское пение. Великолепные дамские голоса взымали звучным крещендо о горькой бабьей доли над неумолчным звоном кружек, тарелок, всевозможных столовых приборов. На столах, куда не глянь, теснились блюда с шашлыками, луком, не русскими соусами «кетчуп», огурцами, зеленью, неизвестно откуда взявшимися помидорами и традиционной закуской: квашеной капустой с клюквой. Шипящим с жару салом, печёным картофелем и блестящими яичницами-глазуньями, похожими на миниатюрные солнца. Где-то там сидел и я, в компании Николая Ивановича и его товарищей. Вместе с народом и без чинов, как и полагалось в советской стране.
***
Товарищ Сергей сидел за столом, где перед ним лежали несколько фотографий только принесённых из фотолаборатории. Включённая настольная лампа давала неяркий свет, но это нисколько не мешало сравнивать папиллярные узоры, используя лупу. Загадка, которая вроде бы давно уже была разрешена, открыла ещё один слой, как маленькая матрёшка, показывающая новую голову в платке, она напоминала: ещё ничего не закончено. У людей есть увлечения, настолько плотно сросшиеся с обыденной жизнью, что многие о них даже не задумываются. Кто-то играл в шахматы, кто-то разучивал музыкальные партии, насвистывая или напевая в свободное время, или сочинял стихи, а товарищ Сергей любил разгадывать тайны. Это занятие требовало столько внимания, что он мог забыться и не думать о грустном — о своём одиночестве и утратах. Уже много лет он занимался этим, чтобы отвлечься, а не потому, что этого требовал долг. И так получалось, что своим примитивизмом и стяжательством враги революции стали не интересны. Со времён Цюрупы много воды утекло. Фигуры ушли в прошлое, а пешки так и остались пешками. Нет, иногда у него уходили месяцы на то, чтобы методом проб и ошибок выработать определённую последовательность действий и вскрыть какой-нибудь заговор, но с каждым разом он всё больше убеждался в том, что выводит на чистую воду каких-то воров и приспособленцев, а не партийных оборотней и троцкистов. Он был одинок, жизнь — бедна событиями, и для товарища Сергея не имело значения, сколько времени займёт решение поставленной задачи. Казалось, терпение его было бесконечным. Кроме того, он был убеждён: нельзя понять, каким образом доказать виновность врага, не вскрыв его подноготную до костей. Несмотря на то, что он был человеком чувствительным, он не обладал богатым воображением. Но иногда расследование вызывало в нём что-то близкое к художественному вдохновению. Во время работы у него возникала красочная картинка. Он чувствовал себя астрономом, разгадывающим тайны вселенной, движения звёзд и туманных скоплений; чувствовал влюблённым мужчиной, побеждающим сопротивление скромницы, да даже Эдипом, разгадывающим загадку сфинкса. Не имея друзей, он любил общаться со свидетелями, информаторами и подозреваемыми. Некоторых надо было уговаривать, других соблазнять, прибегая к хитрости и уловкам, а иногда и брать штурмом, переходя от угроз к физической расправе. Приходилось и ликвидировать. Кроме ухода от реальности, работа, постепенно замещающая радости в жизни, служила и другим, скрытым целям. Где-то в глубине его души пустили корни ростки амбиций: обширные знания человеческой подлости однажды позволили ему представить поистине неуязвимое зло, которое нельзя будет вскрыть ни одной отмычкой, расследовать ни одному следователю и не доказать виновности ни одному прокурору. Лёжа в своей кровати, во сне он увидел плавающий в темноте образ и от осознанности кого он видит, пришёл в ужас. Мозг скомпилировал его представления и выдал такое, что перечёркивало труд последних десятилетий. И вот вчера он снова увидел сон. Не тот, что потряс до глубины души, но и не лучше. Людям свойственно ошибаться, заблуждаться и сотворить себе кумира. Эти проверенные временем утверждения ни в коем случае не были для товарища Сергея откровением, но всё же…
Дело, над которым он сейчас работал, относилось к личным приказам товарища Жданова. Впрочем, уже лет пять других он и не исполнял. С такими людьми, попавшими в орбиту заинтересованности первого секретаря горкома, нужно было обращаться очень осторожно: не имея права на ошибку и возможности даже оступиться. Если не быть осторожным, очень скоро можно оказаться на месте своих бывших подопечных.
— Невероятно, — произнёс он вслух.
На первой фотографии был отпечаток пальца с попавшей в аварию машины. Всего одни и это легко объяснялось: с какой-то маниакальной педантичностью объект всегда водил автомобиль в перчатках, и видимо попавшая в глаз соринка заставила его снять перчатку и поправить зеркало заднего вида голой рукой. Второй отпечаток был получен из автомобиля, который он попросил у объекта сам. Формула расчёта по количеству совпавших минуций превышала пятьдесят восемь процентов. Шестьдесят пять давали основание считать отпечаток донора и опознаваемого отпечатка идентичными. В принципе, пусть с натяжкой, но можно было сказать, что в разбитой машине находился объект. Только чёртово алиби ставило крест на всех доказательствах. Через сорок минут после аварии, американец встречался с председателем сельсовета Николаем Ивановичем, был на точно таком же «бьюике» и подарил тому ручные часы «Bancor». В отличие от бригады строителей, где объект был даже раньше, коммунисту — товарищ Сергей верил. Сложно было представить, как американец мог успеть, и получалось, что у него есть двойник, как у тех фокусников.
В дверь кабинета постучались.
— Войдите.
— Товарищ Сергей, — перед ним замер его зам — только что по каналу «Глина» получено донесение.
— Что-то важное?
— Не берусь судить, но оно касается дела, которое ведёте.
— Любопытно, чем это НКВД заинтересовал наш объект?
— Не могу знать. Доставка оттуда работает с этой недели.
— Улыбку-то спрячь. Или что-то ещё?
— Наши умельцы в гараже в недоумении. Они разобрали машину до винтика и утверждают, что собрана она по индивидуальному заказу. Мы проконсультировались с технологами из экспериментального цеха Нижегородского имени Молотова и даже с Юрием Наумовичем Сорочкиным. Некоторые узлы не имеют аналогов, а используемые стали явно отличаются от марок стали применяемые General Motors для изготовления Buick Series 60 Century Sedanet. Более точные данные можно получить в лабораторных исследованиях, но это займёт много времени.
— Как такое возможно?
— Мнения специалистов сводятся к частному ателье. По стандартам принятым в США, на детали наносится маркировка. На этой машине они отсутствует. По большому счёту, это другой автомобиль, хоть и имеет все внешние признаки серийного.
— Лаборатории не привлекать, только своими силами. Как закончат, отчёт механиков мне на стол, и по второй тоже.
— Слушаюсь.
Комната, где сидел товарищ Сергей была очень скудно обставлена: стол, лампа и несколько простых деревянных стульев. Спартанский аскетизм немного скрашивал фотопортрет вездесущего Иосифа Виссарионовича. Тут он выглядел лет на двадцать моложе своего возраста и словно божество, смотрел вниз, излучая добродушие. Казалось, там, наверху, он готов хоть вечность жить на стенах кабинетов. Товарищ Сергей часто использовал этот портрет при допросах. Бывали моменты, когда он заходил сидящему на стуле человеку сзади, хватал его голову и задирал её вверх со словами: «Ему только не ври!». Обычно, этого было достаточно. В прочих случаях, существовали комнатки куда проще и несколькими этажами ниже. Как же ему хотелось сейчас посадить на стул американца и просить не врать. «Макропулос значит, ну-ну. Как только ты найдёшь цветок и сваришь своё зелье, я буду тут как тут». Он украдкой глянул на портрет и вздрогнул, как в том памятном сне.
***
Дуя поверх стакана, я маленькими глотками попивал горячий чай с лимоном, стараясь решить, что же мне делать с Юлей. Я хоть прежде и чувствовал, что с ней можно сотрудничать, но ни как не в такой форме, когда нет ни малейшей возможности делать то, чего ты хочешь и считаешь важным. Кроме всего прочего, в санатории я находился как на корабле в море, где вся окружающая меня команда так или иначе будет настроена ко мне враждебно, решись я пойти на противоречие с силовыми структурами страны. И выход уйти порталом, это как сигануть в пучину. Вернуться назад будет практически невозможно. Сделав ещё глоток, я поджал губы, явно озабоченный этой проблемой: жалко потраченного времени, за оставшийся месяц я не успею практически ничего, если начну вновь с самого начала. А ведь я отчётливо вижу в глазах Юли, что она понимает, что рано или поздно, в один прекрасный момент кто-либо из её руководства может сказать: «Папку в стол, дело закрыть. Какой в нём прок?» — и ускорит конец моего пребывания здесь, чтобы никто другой не сумел узнать тайны. И она ничего не сможет поделать. А началось всё с простой фразы, когда она зашла с двумя стаканами чая и усевшись напротив меня тихо сказала:
— Прости, я самая настоящая сука. Я шпионю за тобой и рылась в твоих вещах.
— Поговорим?
— Я надеюсь, — сказала Юля, поудобнее усевшись на стуле, — что вы решили сотрудничать с нами.
— Я думал об этом, — ответил я. — Однако вырисовываются некоторые «но».
— Позвольте полюбопытствовать, какие?
— Вы помните тот кусок золота, что я вам показывал?
— Конечно.
— Представьте, например, что вы приходите и говорите: Отдайте мне золото, потому что я ваш друг и не хочу причинять тебе вреда, в противном случае, мне придётся позвать товарищей, и они применят силу. Эти два утверждения в подобном контексте бессмысленны. Во-первых, вы мне не друг, пока не предоставите доказательств нашей дружбы; а во-вторых, ваше заявление, что не хотите причинить мне вреда, несостоятельно. Реальность одна — угроза применить силу. Наш мозг всегда стремиться выбрать путь без преград, различных сложностей и обременяющих обязательств. Путь, который гарантирует быстрые результаты и не требует никакой платы и жертв. В хаосе всё движется по пути наименьшего сопротивления. И всё, что бы вы мне не говорили, обещали, будет притворством. Маленьких детей порют розгами, ибо это самый простой и действенный способ воспитания.
— Самый простой не значит самый лучший.
«Наверно, так оно и есть, если тебе не надо быстро добраться из точки «А» в точку «Б», — подумал я.
— Расскажите о себе, не ту легенду, которую старательно зазубрили, а о том, какой вы человек и что в вашем понимании добро и зло?
Она коротко кивнула и улыбнулась уголками губ. Такие женщины одной улыбкой, кивком или движением плеча говорят много и одновременно ничего. Так вышло и в этот раз.
— Я сотрудница НКВД, вот и всё, что вам следует знать.
— Нет, — возразил я. — На чьей вы стороне?
— Не понимаю вопроса, какая может быть сторона?
— Есть огромная страна, и есть партийная организация.
— И то и другое. Партия и страна одно целое.
— Немного не так и я постараюсь перефразировать: товарищ Сергей из ваших?
— Он из партийного контроля, — несколько пренебрежительно ответила Юля.
— Судя по вашему тону, он вам не нравится. Хотя я твёрдо убеждён, что он считает себя патриотом. По крайней мере мне показалось, что он хочет того о чём думает и о чём писал Ленин. Но объясните мне, пожалуйста, — продолжал я, — если у меня есть что-то ценное или эксклюзивное и я передам или захочу передать это представителю вашей страны, оно попадёт к вам или к товарищу Сергею?
— Ко мне.
— А если товарищ Сергей потребует это у вас?
— Какое это имеет значение? — С вызовом спросила Юля.
— Я повторюсь, есть страна, и есть партийная организация.
Юля опустила глаза. Вопрос не из лёгких и возможно, она уже задавала его себе, стараясь понять, как стало возможно, что при общем деле возникло противоречие? Ведь все в одной лодке и как на любом корабле есть капитан, его помощники и команда. И выходит, что капитан не доверяет помощникам.
— Можете даже не отвечать, — произнёс я, когда пауза в разговоре затянулась. — Именно поэтому я не стану сотрудничать ни с теми, ни с этими. Мне интересны лишь вы, даже если ваше имя не Юля, и вы никогда не были воспитанницей детского дома, как наши медсёстры. И не коренная петербурженка, хотя с этим я бы поспорил, так как белые ночи воспринимаете как вынужденное зло, и хлеб именуете булкой. Как ни странно это прозвучит, вы мне импонируете как женщина, а то, что НКВД, взяло над вами опеку… что ж, могло быть и гораздо хуже. Будет даже резонно, если от вас последует вопрос: «какого чёрта мы тут беседуем?» И на это я дам ответ. Сейчас в мире идёт затянувшаяся партия, где встретились два непримиримых игрока. Они настолько ненавидят друг друга, что ничья даже не рассматривается. Они будут играть до последнего, пока проигравший король не упадёт на доску. В этой партии я пешка, которая подкрепила слона. Падёт слон и пешка не переживёт следующего хода. Но есть одно «но», без которого мой рассказ стал бы не интересен. Игрок не играет этой пешкой, пешка играет сама по себе. Но мы отвлеклись.
— От чего же, продолжайте. Мне интересно вас слушать.
— У меня есть для вас то золото, которое хотели бы получить.
— Давайте сюда, — Юля бесцеремонно протянула руку.
Вот была в ней эта женская наглость, которая ни чуточку не являлась провалом в воспитании. Просто в определённый момент она на секунду становилась ребёнком, сбрасывая всё ложное и напускное, открывая себя. И любой мужчина подтвердит, женщиной хочется обладать без этой оболочки, и они этим пользуются.
Я встал из-за стола и, подойдя к сейфу, открыл его. Там лежали два конверта. Один с фотографией среднего качества, а именно записка Черчилля к королю Эдуарду, а во втором документ. Раскрыв первый конверт, я положил фотографию на стол таким образом, что бы Юля ни смогла до неё дотянуться, но прочитать вполне.
— Сомневаюсь, что вам знаком почерк премьер-министра Великобритании, но специалисты легко смогут его сличить с известными образцами. Я видел, как вы читали мои записи на столе, посему переводчик с английского не потребуется. Прочтите.
«Я считаю, что время мирных переговоров ещё не наступило. По крайней мере, не сейчас. В процессе дальнейшего развития войны Гесс, вполне обоснованно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира. Более того, будет полезен как для Англии, так и для Гитлера».
— Это фотография, а где оригинал?
— Вы меня удивляете Юля. Записка поступила по адресу.
— Я могу её забрать?
— От своих предков я унаследовал крайнюю подозрительность, и теперь она подсказывает мне, что вся эта история чревата дальнейшими неприятностями. Вот один документ, — сказал я, — а вот второй документ, мисс, который вы должны подписать.
С этими словами я протянул второй конверт.
— В мире столько обманщиков и мошенников, — продолжал я, — разумеется, я не отношу вас к их числу, но как говаривал мой дедушка: «Без предосторожности никак нельзя». В случае если что-то пойдёт не так, вы должны будите мне заплатить своей жизнью. Как, устраивает?
Юля бегло просмотрела подписку о сотрудничестве и заявила:
— Я и так работаю у вас, какой в этом смысл?
— Вообще, в вашей трудовой карточке записано, что вы занимаете должность секретаря в учреждении 3А. Директор сегодня один, а завтра другой, так что увильнуть не получится. В этом документе важен предлог, который, как известно, неизменяемое слово. Замените «у» на «на», как смысл заиграл совершенно другими красками.
— Я с чистой совестью подписываю вашу бумажку, и знайте, мне очень обидно, что вы вынуждаете меня это делать.
— Вот видите, как всё просто, — произнёс я, забирая листок. — Не могу обещать, что всё изменится в вашей жизни, но кое-что уже поменялось. Для начала, повысилась заработная плата, и появился ряд привилегий.
— Это каких?
— Как вы знаете, в откровенной беседе я предпочитаю метод свободных ассоциаций — когда собеседник говорит всё, что приходит ему в голову, без всяких ограничений. Я слушаю и делаю выводы не только из слов, но и из того, что их сопровождает: пауз, колебаний, изменений громкости голоса, направления развития логической цепочки. Некоторые предпочитают гипноз, но с ним связано множество проблем.
— Да неужели?
— Связано, связано, просто поверьте. Да хоть бы самой простой: не каждого человека можно ввести в транс, а уж тем более, если он умеет противостоять этому. Помню, когда я был в Лас-Вегасе несколько лет назад, там выступал известный в узких кругах гипнотизёр. И так сложились судьбы, что на его представление попал Милтон Эриксон. Сам Милтон добился очень внушительных успехов на этой ниве, но всегда предпочитал науку дешёвым развлечениям толпы. Может из-за перенесённого полиомиелита, а может по другим соображениям. Он так же был родом из Невады и на этой почве мы завели знакомство. Всем, кто сидел с ним рядом на выступлении, Эриксон подсказал, как войти в состояние транса путём повторения нескольких одинаковых фраз, и гастролировавший гипнотизёр оказался бессилен. Он приглашал на сцену людей и позорно разводил руками. Милтон добился большого успеха, и он мне поведал, что полное погружение в транс возможно гораздо реже, чем можно подумать. Как бы то ни было, по моему мнению, самая важная проблема, связанная с гипнозом, заключается в том, что никогда нельзя быть до конца уверенным, является ли наблюдаемое состояние настоящим или нет. В гипнотическом трансе пациент становится чрезвычайно внушаемым и не мудрено, что в клиниках, где применяют гипноз, чаще обнаруживаются случаи раздвоения личности. В ФБР частенько приглашали гипнотизёров. Вряд ли я ошибусь, если в вашем НКВД поступают аналогично. Я же не хочу тебя программировать на что-либо. Это твоя первая привилегия.
— Тогда, шеф, наверное, вы помните слова Гамлета: «Горацио, много в мире есть того…»
— «…что вашей философии не снилось?», — рассмеялся я. У нас бытовала присказка: «…что не укажешь в декларации». Но смысл твоего послания я понял. Да есть и есть много.
— Тогда вернёмся к методу свободных ассоциаций. Руководство интересуется необычными вещами. И я хочу сказать спасибо, что эту «необычную вещь» вы истратили на меня, шеф. Я же тогда почти умерла?
— А вот теперь поясни.
— Я же помню, что мы попали в аварию. Всё просто, чулки шеф. Вы перепутали чулки, порвался левый. Женщины очень трепетно относятся к подобным вещам, и я сразу заподозрила неладное. В день поездки в Сосновку, наш дантист пломбировал мне зуб и поставил временную пломбу. А когда я проснулась, зуб был как новый, без всяких пломб. Если коротко, то я всё вспомнила, и нет ни какого раздвоения личности. Но ваша идея мне понравилась.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
