***

Договор — это ряд чётко поставленных обязательств, на которые возлагаются вполне конкретные надежды. Все эти: мы работали, но кто-то не доработал, мы старались, но что-то пошло не так, действуют лишь в стенах дошкольных учреждений. Во взрослой жизни такое проявление ответственности влечёт за собой потерю репутации. И сегодня у меня состоялась весьма неприятная беседа с представителем пятого инструментального цеха. Речь шла об изготовлении пробной партии пулемётов «ЛАД». Завком Зимин клятвенно пообещал мне, что как только станочный парк разместится под крышей, то сразу же «начнут точить и строгать». По результатам, курочка яичко не снесла. Одним словом, балабол этот Зимин. Только и делает, что считает себя необычайно умным, обречённым существовать на заводе, где одни идиоты, которые только и делают, что пытаются воспользоваться его гениальными способностями и термины у него, как на кустарном производстве артели «Кривые руки». Даже общаться больше не хочется. По телефону, ничего не понимающий начальник участка Сидоренко объяснял, что только сегодня и совершенно случайно узнал о договорённости. И то, после моего общения с главным технологом, который интересовался некоторыми марками сталей. Сказать, что я был сюит с толку, значит, почти ничего не сказать. Не то чтобы я растерялся, что любые готовые сорваться с языка выражения приходилось отбрасывать как совершенно неуместные. В результате я так ни слова и не сказал. А уж на том конце провода наверняка сделали из моего молчания свои выводы. Но теперь, тщательно взвесив все за и против, я начал оценивать ситуацию более спокойно. Да, она была возмутительна, она была немыслима, но всё-таки случилось то, что случилось. Забирать станки я не стану, а вычеркнуть Зимина вместе с его подружкой Сарой Наумовной из списка «близкого круга» — запросто. Жалко, конечно. Такие перспективы открывались в Колпино, но не срослось. Странно ведь вышло. Не отягощённая строгой моралью Елизавета, уже через несколько дней после нашей встречи подготовила план мероприятий, список сотрудников и список необходимого для них, расписав всё до копеечки. Более того, она умудрилась увлечь меня через ОСОАВИАХИМ своей задумкой по возведению общежития для молодых семей, решивших осваивать лётные специальности. И место подыскала и даже фонды кое-какие выбила, которых у неё и быть не могло. Понятно, что лётчики-механики это всё вокруг да около, но она смогла принести пользу. А профком завода был горазд лишь на обещания. Видимо, лозунги, и пустой трёп крепко поселились в голове уволенного в запас младшего политрука. Но пулемёты от всех этих стенаний делаться не станут. А значит, если ты чувствуешь, что не владеешь полной информацией по данной проблеме, в этой ситуации следует найти того, кто более компетентен. И Елизавета Абрамовна нашла решение.
«Знаете, — говорил я ей по телефону, — мне пришла в голову мысль: а вдруг вы сумеете мне помочь. То есть, я хочу сказать, может быть, мы сумеем помочь друг другу. Возможно, у вас есть такие знакомые, которыми я смогу воспользоваться, а у меня есть что-то, что может оказаться вам полезным. Мне нужны мастерские или даже лучше завод, на котором я бы смог разместить свои станки и начать выпуск продукции военного назначения. Горком Ленинграда меня поддерживает в этом вопросе, и товарищ Кузнецов пришлёт резолюцию».
«А что же, — отвечала она, — ваша дорогая Сара Наумовна не подсобила, у них же профильных цехов больше чем пальцев на руках? Или она уже ни о чём не думает, как только затащить в постель своего начальничка?»
«Лиза, — отвечал я, — если бы мне нужно было отлить набалдашник для кровати или ещё какую-нибудь стеклянную фигуру, так у меня и свой есть… Глупостями заниматься некогда, вопрос серьёзный. Сможешь решить?»
«А что мне за это будет?»
«Луну с неба обещать не стану».
«Одной луной ты не отделаешься. Сделаю всё, что смогу».
Через подведомственный профком наркомата тяжёлой металлургии, она вышла на 181-й завод «Двигатель» и смогла выбить и место и троих рабочих: слесаря, фрезеровщика и токаря. В десять утра ей была поставлена задача, а к семнадцати она доложила о выполнении. Пришлось просить товарища Сергея, дабы из Смольного на завод пришла телефонограмма.     
К одиннадцати часам на территорию завода, через ворота со стороны набережной Фокина (Пироговская) въехало два панелевоза с бетонными плитами и автокран «Brockway». Инженер по ТБ Розенгаузен указал подготовленное место, куда следовало установить плиты, и очень удивился той скорости, с которой крановщик, сварщик и двое подсобных рабочих сообразили площадку под станки. Действовали ребята слажено и видно, что далеко не в первый раз. Следом пошли монтажные чугунные плиты под четырнадцать тонн, устанавливаемые в две линии. Кран остался, а панелевозы уехали. Спустя тридцать минут доставили станки. Выгрузили, поставили по меткам, и пока уже монтажники 181-го завода фиксировали и «шабрили» их, крутили винты опорных бабок, где точность меряется в микронах, явился парторг завода. Колобок средних лет, низенький и крепенький. Круглолицый, с тёмными волосами, прикрывающих небольшую лысину. Карие глаза закрывали очки в роговой оправе. Одет он был в рабочую спецовку и сапоги. Вот так посмотришь со стороны, от монтажников и не отличить. Парторг перебросился парой-тройкой слов с инженером, и пошустрил в цех, чтобы через некоторое время вернуться с шестью рабочими. И вовремя, так как едва станины станков были выверены и закреплены, в ворота заехал ещё один грузовик, привезший гофрированный металл. Спустя сутки, на пустыре стоял небольшой металлический ангар и два технических здания. В одном стоял дизель-генератор Caterpillar D13000, а во втором станция для отстоя охлаждающих жидкостей. Заданный темп настолько понравился парторгу, что он поинтересовался, откуда такая ударная коммунистическая бригада и был удивлён ответом: «Для членства в партии, трудиться нужно в два раза лучше. Пока не готовы».
В тот же день, когда объект был фактически сдан под ключ, на завод прибыла Елизавета Абрамовна. Приехала на такси, причём машина осталась дожидаться её. Заместитель начальника профкома Элла Леонидовна, по виду совсем школьница, встретила её у проходной, передал записку охране от коменданта Шаганова и, узнав, что обещанный грузовик вот-вот должен оказаться здесь, перекинулся с ней парой слов. В основном, она задавала общие вопросы и фактически сама на них отвечала. В ходе беседы чувствовалось, что на языке крутиться один важный вопрос, но его то ли стесняются задать, то ли ещё какая-то причина. И когда охрана сверила номера машины с пропуском, Элла напоминала вот-вот готовый лопнуть шарик.
— Что привезли? Вы это хотели узнать, но не хотели говорить при посторонних? — дружески уточнила Елизавета Абрамовна.
Элла Леонидовна кивнула.
— Милочка, в нашей работе нельзя быть такой скромницей.
— Меня только взяли на должность, две недели.
— Вот оно как? — приобняв за талию, весело сказала Елизавета. — Слушай только меня и товарища Сталина. Значит, смотри. В грузовике есть хлам, хорошие вещи и очень хорошие вещи. Хлам — мужикам. Пусть они забирают себе все эти наборы инструментов для дома. Радиоприёмники и часы вручишь всем начальникам. Что останется, разыграйте. Только учти, в любой комиссии должны быть представители партии, комсомола и ты. Даже гвоздь они должны получать только из твоих рук.
— Так я тоже комсомолка.
— Ты, в первую очередь, представляешь интересы всех рабочих.
— Поняла.
— Теперь про вещи, которые можно отнести к категории «хорошие»: это отрезы костюмной ткани и пальтовой; шерсть, оксфорд, и лён в рулонах. Есть ещё ситец и хлопок.
— А что такое оксфорд?
— Это как наша рогожка. Все ткани в лотерею. Как её проводить, есть отдельная инструкция. Теперь, очень хорошие вещи. Из тканей это шёлк. Два отреза директору завода и главному инженеру.
— А почему не лучшим рабочим?
— Потому! Наряды из такой ткани сами по себе штучные вещи. Чтобы пошить что-нибудь приличное из шёлка, потребуются большие деньги. Если жена рабочего изымет из бюджета семьи половину зарплаты мужа, то будет скандал. Хорошо, если обойдётся без рукоприкладства, а если нет? Вот прибежит жена этого рабочего вся в синяках и укажет на тебя пальцем, мол, из-за сучки этой всё случилось. Тебе оно надо?
— Не надо.
— С женским бельём всё понятно, всех баб обеспечь. Теперь основное — обувь. Вся обувь, как мужская, так и женская должна пойти простым рабочим. Если не догадалась, то поясню: ты представляешь интересы рабочих и самое лучшее отдаёшь им. Себе вообще ничего не бери. Я тебе на днях позвоню и скажу куда подъехать. Там и заберёшь.
— Но это неправильно, — неуверенно возразила Элла.
— У тебя какая зарплата, рублей двести пятьдесят?
— Меньше.
— То-то же. Получала бы ты тысячу, не было бы и вопросов. Развратила я тут тебя. Ты просто пойми, обязанных тут нет. Завод попросили о помощи и в ответ поблагодарили. Могли бы и машину картошки прислать. А теперь, проводи ка меня к директору Розенштейну, мне с ним переговорить нужно.
Новенький кожаный чемодан тёмно-коричневого цвета со знаменитыми замками-застёжками стоял открытый у изножья кровати. Два ремня, как бездыханные змеи, выполнившие свой долг, свесились язычками. В углу стояла закрытая сумка и шляпная коробка той же, что и чемодан фирмы, из того же материала и того же цвета. Из раскрытого чемодана выглядывало симпатичное платье кремового оттенка, только что из магазина. Рядом с сумкой валялись оригинальные босоножки-тапочки, немного пикантные, состоящие всего лишь из подмётки на каблучке и крошечной перемычки спереди. Поскольку дело шло к вечеру, а женщины относятся к своему отдыху очень серьёзно, Елизавета уже разобрала кровать. Оценив соблазнительность сего зрелища, я поставил 1:0 в пользу хозяйки квартиры. Я-то только на часок отлучился. Лиза, кажется, была удивлена и капельку смущена столь интимным видом своих покоев, и всё не могла сообразить, куда поставить цветы. Во всяком случае, она подошла к окну и плотнее задёрнула занавеску. Однако не стала поправлять постель, а уж тем более убирать соблазнительные ночные одеяния с глаз долой. Короткие ночные рубашки выглядят ангельски мило.
— Положите свои вещи куда-нибудь, — тихо сказала она. — А я пока наберу в вазу воды.
Её голос звучал спокойно, возможно, чуточку подчёркнуто спокойно, к тому же она отвернулась, чтобы я не смог заметить её покрасневшего лица:
— Я никогда не приглашала мужчину сюда, домой.
Взгляд карих глаз был ясным и простодушным. Она поворотом головы указала на массивный деревянный шкаф-истукан, который являлся единственной мебелью, кроме столика с зеркалом в комнате. Едва я разделся, как она повернулась ко мне. Если у неё и были какие-то проблемы с самообладанием или совестью, то она очень быстро их разрешила.
— Прости, я ненадолго, — произнёс я.
— Мне хватит и пяти минут, — сказала она. — Пяти минут простого женского счастья.

Отредактировано Алексей Борисов (17-03-2021 21:41:17)

***

Храпинович вошёл в кабинет и грузно опустился на стул.
— Тебя увольняют? — спросила его Раппопрот.
— Хуже. Меня убивают.
— Залман, я серьёзно.
— Мне предложили парабеллум и чемодан с мильёном долларов.
— Миллион это замечательно. А зачем парабеллум?
— Хиля! Охранять этот мульён до дверей банка.
— Я поеду с тобой, и буду держать чемодан на коленях. Нет, я буду держать тебя.
— Лучше звони в Торгбанк и заказывай деньги.
После двух звонков и десяти минут общения, Рахиль Исааковна, закрыла рукой телефонную трубку и произнесла:
— В банке денег нет.
— Хиля, скажи, что меняешь доллары на рубли.
— Денег не… и уже в трубку: «Да, желательно сегодня. Лучше крупными. Какая комиссия? Это председатель профкома Раппопорт говорит, если вы не поняли. Как ваша фамилия, товарищ? Как, не расслышала? Как это зачем? Я сейчас Александру Максимовичу позвоню. Вы и Науменко не знаете? Вот так бы и сразу. Ждите».
— Храпинович! Переодевайся в лучший костюм, мы едем в храм. Они на всю жизнь узнают, кто такая Рахиль Исааковна.

***

Как только озабоченный своей судьбой Храпинович вышел от меня, я попросил Юлю соединиться с отделением милиции, где я писал заявление и разыскать лейтенанта Хорошенко. Минут через пять Юля ответила по селектору:
— Вашего милиционера выперли в Кабаловку. То ли постовым, толи вестовым.
— Юля, хоть пугалом. Разыщи.
— Пробую шеф… О ответили.
Через минуту я разговаривал с Хорошенко.
— Здравствуйте, Дмитрий Андреевич. Это Борисов, вы у меня заявление по «Астории» принимали. Помните?
— Здравствуйте. 
— Нужна ваша помощь.
— Снова с официантами разобраться не можете или опять деньги фальшивые мерещатся?
— Нет, слава богу, больше не мерещатся. Мне тут груз один сопроводить нужно с товарищем и желательно ваше присутствие.
— Я вообще-то на службе.
— Дмитрий Андреевич, служба не волк, в лес не убежит. А вот пять червонцев улетят только ветер подует. Я за вами нашу представительскую машину сейчас вышлю, сообщайте адрес.
— Какой тут адрес? От станции направо. На избе флаг.
— Через двадцать минут машина у вас.
— Хорошо, жду.
Вскоре Храпинович составил обоснование для банка и смиренно ждал на стуле, пока Раппопрорт пересчитывала банкноты прямо у меня в кабинете.

Тяжёлый и надёжный как паровоз, кадиллак шестидесятой серии с толстыми бронированными стёклами подъехал к центральному входу банка. Из передней открытой двери вылез милиционер с иностранным автоматом, поправил фуражку, взял оружие на ремень и помог отворить заднюю дверь, из которой вышла Раппопорт в шляпке с вуалью. Следом за ней Храпинович, в старом, повидавшем не один десяток лет костюме, но всё ещё приличном и заслуживающим внимание с точки зрения историков моды и может быть производителей сукна, дабы понять, как они умудрились справить такой долговечный материал. Раппопорт ловко открыла багажник и, проявив изрядную сноровку, рывком, как штангист, вытащила внушительный чемодан и передала его бухгалтеру со словами:
— Залман, только не думай о плохом. А то этот ценный саквояж обязательно раскроется прямо на ступеньках.
После этих слов, Хорошенко достал из кармана платок и утёр лоб. За время поездки он изучил идиш и иврит и даже знал, что «хатуль мадан» — это учёный кот Рахиль Исааковны, и он ловит мышей у соседей и приносит хозяйке, но напрочь отказывается ловить у неё в комнате, так как стережёт хозяйское добро. Уже после пятнадцати минут поездки он задумался, а не прогадал ли он с вознаграждением, ещё через пятнадцать, был точно уверен, а сейчас был готов доплатить из своих, но больше никогда не связываться с этой Рахиль Исааковной.

Если дочитать до последней главы.