Вы забываете, коллега, что это уже альтернативная история.

"Комбат" исполняется под гармонь без проблем, так что утверждение не верно.
_________________________________________

Сводку они слушали в пол-уха. Ничего нового, ибо статистика по фронтам без цензуры была известна. Пока находились в главном штабе, их ознакомили и попросили составить собственное мнение, при чем в письменном виде. Написанные эпистолии почему-то забрал сотрудник в гражданском, очень похожий на Калинина. На недоуменные взгляды пояснили – для изучения статистики по событиям, в чем Попель засомневался. Когда такое было? И зачем? Все равно в сводке о многом умолчат. И это правильно, но порой необходимо сказать правду, хотя бы небольшую её часть.
Для глаженья освободили стол от письменных принадлежностей, укрыли одеялом и еще простынкой сверху. Чугунную подставку с утюгом поставили на табурет рядом. Первым утюжить френч принялся Рябышев, его форма оказалась самая мятая. Попель же, наладив иголку с ниткой, стал пришивать нашивки и шевроны на рукава.
- Преодолевая огромные трудности, бьются с врагом советские танкисты, - произнесли по радио и Попель с Рябышевым навострили уши. - Рота лейтенанта Талаина разведала расположение огневых точек противника и места сосредоточения его танков в районе селения Н. Орудия артдивизиона быстро подавили вражеские огневые точки и стремительным броском наши танки обрушились на врага. В результате сражения было уничтожено 16 немецких танков и орудий. Образец исключительной отваги и прекрасного умения водить танк показал младший лейтенант Юхнич. Окружённый пятью фашистскими танками, он метким орудийным огнём расстрелял четыре вражеские машины, а затем, пустив свой танк па предельную скорость, сокрушительным лобовым ударом опрокинул последнюю вражескую машину.
Этого в прочитанных сводках не было. Информацию по описанному бою скорей всего взяли из направления на награждение, а их не читали.
- Напомни - сколько твой взводный Корешков подбил? – спросил Николай Кириллович, рассматривая на рукаве френча пришитую эмблему – ровно ли?
- Девять на своей тридцатьчетверке, и двадцать один на трофее, - ответил Рябышев, расправляя рукав френча, чтобы пройтись утюгом.
Он накрыл рукав платком, набрав в рот воды из стакана, ловко распылил. И поставил туда утюг. Чугунный монстр при этом громко шипел и парил. Перед тем как поставить его на чугунку, Рябышев махал духовым утюгом, раскаляя угли внутри.
- Представление-то написал?
- А как же! Но подбитые на трофейном танке почему-то не засчитали.
- Как это? Ай, бл… – комиссар, пришивая шеврон попал иглой в палец .
- А так! Девять и баста. Надо мол советским оружием врага бить! Я об этом перед самым отъездом узнал.
- Это нельзя так оставлять! – возмутился комиссар, потирая ранку.
- Я не оставлю! – Рябышев потряс громадой утюга, и тот выпустил немного дымка. - Мамлей чуть в танке не сгорел. На трофейной тройке продолжил воевать, а его…
Вот о чем в сводках надо наперво сообщать! Геройский экипаж наколотил три танка и шесть бронетранспортеров, а когда тридцатьчетверку подбили, вытащил их горящего танка всех ребят, только радиста-стрелка не уберегли – погиб. А потом, когда в результате неожиданного для противника удара захватили дюжину немецких танков, быстро освоил трофей, и продолжил бить врага. Двадцать одна единица вражеской техники! Да на трофейном танке… а Корешкову только девять засчитали. Мол, выходит, что вражьим оружием лучше противника бить, чем своим советским?..
Это так оставлять нельзя! – подумал Николай Кириллович, любуясь идеально пришитыми шевронами. Пусть Рябышев через главный штаб справедливости добьется, а комиссар этот вопрос с  Мехлисом решит. Надо будет, и к товарищу Сталину обратится.
Много чего никогда не отразится в сводках. Да – немцев потрепали изрядно. Противник потерял почти всю бронетехнику. По разведданным во встречном бою погиб Герман Гот, но сведения не подтверждены. Тылы фон Бока растрепали знатно. Около двух тысяч пленных, захвачена уцелевшая бронетехника, много горючего и боеприпасов. Это все было в победном сообщении. То, что ГСМ и артсклады отбили свои же, потерянные во время немецких прорывов, умолчали. Умолчали, что Гудериан умудрился вырваться, неожиданно ударив в стык мехкорпусов, а парировать его удар не смогли. В самый разгар битвы немцы практически задействовали всю свою авиацию. Рубилово в небе было под стать танковому. Потери в истребительных полках страшные. Да что говорить - танковые корпуса потеряли до восьмидесяти процентов техники, а та что своим ходом дошла всю прямиком в рембаты отправили. А потери в личном составе…
То, что при такой победе пришлось отойти, тоже не сообщалось. Просто сказали – наши войска закрепились на подготовленных оборонительных рубежах. А причина была в том, что достаточных резервов у юго-западного и западного фронтов в финальной стадии сражения не имелось. Быстро перекинуть резервы не смогли. А немцы оперативно перекинули резервы от группы армий «Север», задержав наступление Фон Лееба на Ленинград. Однако сил у вермахта для наступления оказалось недостаточно. И на фронтах наступило затишье. Командование РККА, воспользовавшись паузой, вывела обескровленные танковые корпуса в тыл на переформирование…
- Эх-ма! – чугунный монстр угнездился на подставке, а Дмитрий Иванович расправил френч. – Так, тут еще складка, - и утюг вновь качается перед тем как опустится на френч.
С нашивками Николай Кириллович возился недолго – делов-то, вот петлицами немного попотел – тут стежки с обоих сторон скрытые нужны, и петлица плотная, так что берем наперсток и вперед. 
Пш-ш-ш! – издал утюг и ухнул на подставку.
- Все, Кириллыч, - сказал Рябышев, - гладь скорее, а то угли дотлели уже.
Разложив свой френч так, чтобы было сподручнее справится со складками на правой поле, Попель накрыл платком, и схватил утюг, отворив на нем задвижку.
- Ого! – воскликнул он, начиная размахивать чугунной утварью. – Как подкалиберный весом.
- Не, - возразил генерал, - меньше, там шесть и три, тут чуть больше трех кило.
- Один хрен, тяжеловат. У нас, помню, был такой один на все село. Так легче был. Этим же, пока все перегладишь, можно руки неплохо подкачать.
- Эт-то точно! – согласился генерал, начиная пришивать петлицы.
Наконец утюг разогрелся, комиссар мазанул проверочно по поверхности смоченным пальцем – шипнуло, после чего закрыл задвижку – не ровен час уголек вывалится, набрал в рот воды, распылил её на платок и опустил утюг на френч…
Перед тем как развесить награды, оба френча легли на диван, а Рябышев с Попелем принялись раскладывать ордена, чтобы ровнее прикрепить и оставить место для наград статутом выше.
- Чуть пониже, как думаешь? - Дмитрий Иванович смотрел чуть прищурившись. Затем немного передвинул награды. – Во, так хорошо.
- Мне проще, у меня места больше.
- Не прибедняйся, Кириллыч. Наградами тебя не обойдут. Война не завтра кончится.
- Это точно… - вздохнул Попель, вспомнив «наследство», оставленное недавним гостем. Четыре года войны!..
Рябышев прикрепил награды, расправил френч, оглядывая критически, и накинул его на себя.
- Кириллыч, что за буча в «губке» была?*
- Уже знаешь? Секретность, мать вашу!
- Так не простой комвзвода, поди. В штабе шушукались, да без подробностей.
- Георгий Константинович хотел меня в главный штаб перетянуть. С Мехлисом до ругани дошло.
- И? – Рябышев застегнул френч и вопросительно взглянул на Попеля.
- Жуков убыл ни с чем. Лев Захарович потом мне всю плешь проел.
- Он может, - согласился генерал. – Пойдем-ка в зеркало глянем.
Ростовое зеркало в резной оправе стояло рядом с напольными часами. Те как будто поприветствовали – под кратковременный скрежет отбили полчаса. Тут же постучали в дверь, она распахнулась и в квартиру вошла Марья Константиновна с блюдом, накрытым платком. Рябышев и Попель сразу принюхались – запахло вкусным печевом до умопомрачения. Следом женщина, в руках чайник и ведро с веником внутри.
- Товарищи командиры, а вот и пироги! – провозгласила комендантша. – А это Людмила, она прибраться пришла.
- Тогда, дорогие наши женщины, уборка подождет, прошу к столу!
Быстро убрали со стола все лишнее. Расставили чашки, заварили чай, расселись, Рябышев и Попель взяли по пирогу, и успели их только ополовинить, как постучали в дверь – прибыл посыльный от кремлевского коменданта.
- Машина ждет, товарищи…

* ГУПП КА - Главное управление политической пропаганды Красной армии (до июля 1941 г.)

Отредактировано ВВС (28-08-2023 18:02:32)

Смотрел года производства, вроде как был подкалибер в 41-м. Может и ошибаюсь.

Глава - 16.

Великолепие кремлевского дворца завораживало. Есть на что посмотреть, и хорошо, а то еще на входе появилась некая нервозность. Сначала Николай Кириллович посчитал мандражом перед награждением. Было что-то похоже перед вручением орден Красной Звезды. Естественно награда предстоит гораздо значимей. Однако волнение и нервозность имеют разные причины. И дело явно не в награждении. Если бы не война, может и волновался бы. Но после тяжелых боев, когда такого нагляделся, когда любая боязнь стала чем-то привычным и незаметным, подобная нервозность становится такой же незначительной мелочью. Имелось предчувствие. Что-то произойдет, что изменит судьбу. Комиссар задумался, припоминая события из «наследства» гостя, но ничего такого не находилось. Единственное что - почему-то казалось, что первое награждение медалью "Золотая звезда" с присвоением звания Герой Советского Союза должно быть только через три дня – восьмого июля. Даже имена некоторых кандидатов «вспомнились» Жуков, Здоровцев и Харитонов – летчики-истребители, что совершили тараны немецких самолетов. Про их подвиг и то что герои представлены к высокой награде по радио говорили, как говорили о награждении его и Рябышева. Но Николай Кириллович был уверен, что об этом он не по радио услышал, а знал заранее. Только радио напомнило…
Может это знание и есть причина волнения?
- Волнуешься? – спросил Рябышев.
- Есть немного, - кивнул Попель.
- Брось! И так последнее время как не в себе.
- Так заметно? И давно я не в себе?
- А как нас мессера тогда в поле накрыли, - хмыкнул генерал. – Я-то тебя давно знаю. Сразу заметил, а потом и остальные замечать стали.
- И что теперь?
- Да ничего! Война ведь. Помнишь как в песне - смерти в глаза смотрим и на брудершафт с нею пьем.
- В песне иначе.
- Не важно. Если после первого боя человек не свихнулся, то разуметь точно по-иному станет, так что это нормально
- Вообще-то это я эти слова как комиссар должен говорить.
- Вот и хорошо, что ты это понимаешь! Оставь, лучше полюбуйся-ка на эту красоту!
И действительно, - подумал комиссар, - чего это я? И переключился на окружающую обстановку – есть же на что посмотреть. Когда еще в кремле побывать доведется?
Тут бы пройтись не спеша и каждую залу осмотреть, но нельзя – протокол, за которым неукоснительно требуют следовать. В каждом зале, у каждой двери сотрудники из УКМК НКВД, что тщательно следят за порядком. Если кто-то отклонится, немного заднржится, то непринужденно поясняют – куда надо идти. Вот ковровая дорожка, прям по ней, а экскурсии… после войны, товарищ генерал…
Красное крыльцо, Владимирская палата, Георгиевский зал… у каждой палаты имелся свой шарм. Много ли рассмотришь без задержки проходя через палаты. Впрочем, в Георгиевском зале, где намечалась церемония награждения, одергивать точно не будут, есть на что посмотреть.
Кружева белого и золотого тона, чудесная лепнина стен и колоннад, на которых поставлены статуи побед. На полу сверкает изумительной красоты паркет, который в центре укрыт ковровыми дорожками. Все это великолепие освещают шесть массивных ажурных люстр и несколько десятков светильников.
Напротив дверей в Александровскую залу стоит длинный стол для президиума, накрытый кумачом. И ряд стульев за ним. Несколько рядов стульев напротив. Судя по количеству – на шесть десятков человек. Однако в зале находится от силы тридцать - не все еще прибыли. По протоколу первыми будут вручать медали "Золотая звезда" Героям Советского Союза, следом ордена. В списке героев двадцать три человека. Остальные орденоносцы?
Номинанты стоят малыми группами. Беседуют. Знакомых среди них Николай Кириллович не заметил, так, несколько человек разве что шапочно.
Заинтересовали множество мраморных досок, что находились с боков за колоннами. Вместе с Рябышевым выдвинулись ближе к стене. Присмотрелись.
- Смотри-ка, тут номера бригад, полков, батальонов.
- Имена георгиевских кавалеров тоже. Может и наши тут выбьют?
- Вряд ли, - хмыкнул Попель, - тут только георгиевские, хотя…
И Николай Кириллович припомнил, что в 1943 году введут орден Славы, который являлся прямым наследником георгиевского креста, ибо муаровая лента будет иметь георгиевсие цвета. Но заслужить эту награду не светит ни комиссару, ни генералу, так как по статуту орденом будут награждаться рядовой и сержантский состав. Впрочем, загадывать комиссар не стал – когда это еще случится, и озвучивать эти мысли тоже. И так отметился больше некуда.
С мраморной плиты взгляд скользнул выше, на статую, а затем на сводчатый потолок. Точнее на край, ближе к стене, почти над головой. От чужих воспоминаний стало не по себе, так он стоит аккурат на том месте, где примерно через месяц немецкая бомба проломит крышу дворца. Случится это или нет, гадать сложно. Но немецкий фугас не детонирует. Факт сам по себе жуткий. И знание этого вновь вызвало беспокойство. Многие знания – многие печали. Только деться от этого некуда, теперь с этим жить…
Попель присел на банкетку, что стояла у мраморного камина, а Рябышев, пробежав взглядом соседние памятные таблички, вернулся и присел рядом.
- А ведь правильно, что это все оставили! – сказал он. – Пусть все знают - Родина своих героев не забыла. Ты чего, Кириллыч?
- Да так… предчувствие, - и Попель посмотрел вверх.
Туда же глянул и Рябышев, но не найдя ничего такого, осмотрелся.