После прочтения Лукин посмотрел на наркома, Меркулов задумался, а Судоплатов и Горянников принялись что-то интенсивно черкать на листочках.
- Какова дальность немецких бомбардировщиков? - спросил комиссар ГБ 3-го ранга.
- Максимальная – около пять тысяч, - ответил Горянников. - Но это общая дальность. Точка возврата - две с половиной.
- Это выходит, что к осени фронт будет проходить… - Меркулов не договорил.
- Вот именно, товарищи, - кивнул нарком. - Вот именно. Получается «Феникс» не верит в силу Красной армии? Стоит ли доверять такому источнику?
На некоторое время воцарилась тишина.
- Считаю – стоит! – решительно сказал Судоплатов. - Во всех трех посланиях все факты были подтверждены. И немцы действовали согласно записей. А раз сообщения «Феникса» сбываются, то не верить нельзя. Зная, мы можем предотвратить предсказанные события. Тем более по Горькому источник только рекомендует. И к этим рекомендациям стоит прислушаться.
- Хорошо, - кивнул Берия. – Примем эти рекомендации к сведению. Теперь возьмите лист номер 12 и прочтите.
Судоплатов нашел нужный лист и с удивлением прочитал:
«4 августа 1941 года состоится совещание командующих и начальников штабов Вермахта. Совещание пройдет в Старо-Борисово, в бывшей усадьбе великих князей Романовых. На совещании ожидается присутствие Гитлера. Он считает знаковым проводить совещание в доме, где ночевал Наполеон в 1812 году накануне Березинской переправы. Перед посадкой на аэродроме города Борисов, самолет рейсхканцлера совершит облет города Минск. Точное время облета и посадки - не известно. Точно известно - перед совещанием запланирована встреча с военным атташе императорской Японии.
Информация без подтверждения – планируется покушение на рейхсканцлера. Инициатор генерал-майор, 1-й офицер Генерального штаба в штабе группы армий «Центр» Хеннинг фон Тресков.
14 августа 1941 года запланировано посещение рейхсфюрерс СС Г. Гиммлера города Минск.
Гиммлер прибудет в Барановичи, в сопровождении Карла Вольфа. Из Барановичей кортеж Гиммлера проследует через Ляховичи в Минск. Гиммлер проинспектирует концлагеря и гетто для евреев. Посетит картинную галерею и оперный театр.
Не упустите такие возможности!».
- Оракул какой-то, не иначе, - резюмировал Меркулов. – Хотя…
Все переглянулись. Последние записи действительно выглядят как пророчество. И если какие-то мысли по всем тетрадям и появились, то последний прочитанный текст смущал, сметая все предположения.
- Сообщение интересное, - произнес Берия. - Горячее, я бы сказал. И проверить сложно и игнорировать нельзя.
И нарком покачал головой. Повисла пауза.
- Такую возможность упускать нельзя!
- И выполнить будет сложно, - кивнул Меркулов.
- Это если забросить несколько групп, – сказал Лукин.
- Забросить можно. Однако необходимо учитывать, что охранять Старо-Борисово будут плотно. И если до начала совещания, немцы что-то заметят, то самолет Гитлера просто вернется в Берлин. И у Гиммлера тоже охрана будет достаточной.
- В любом случае для подготовки очень мало времени, товарищ нарком, - сказал Горянников. - Сбить самолет Гитлера над Минском? Подгадать по времени сложно. Или собрать авиагруппу для налета на Старо-Борисово. Что касается Гиммлера, то времени для подготовки группы перехвата тоже мало, но вероятность удачного исхода гораздо больше.
- Хорошо. Проработайте варианты с перехватом самолета Гитлера, и заброской групп, как под Борисов, так и под Минск. Но остается вопрос доверия источнику. Не исключено, что это масштабная провокация немецкой разведки, хотя цели таковой акции пока не ясны. Что мы знаем? Все три послания идут от людей, которых проверить исключительно трудно. Где и с кем был сержант Резеда, до встречи с лейтенантом? Маевский где-то месяц пропадал до появления в штабе армии. Капитан Жуков вернулся из разведки один. По его словам – группа погибла вместе с языком, под случайной бомбардировкой. По запросу в истребительный полк, дислоцированный неподалеку, ответили утвердительно – да, такой бой случился, и место указали то же. Но это все. Поэтому полного доверия нет. Крайне необходимо выяснить - кто именно скрывается под псевдонимом «Феникс», его намерения и истинную цель. Местоположение источника. Группа это, или одиночка.
- Кто-то из нелегалов? Сочувствующий?
- В самом генеральном штабе?
- А фон Тресков не может быть «Фениксом»? – спросил Горянников.
- Фон Тресков… - начал говорить Судоплатов, заглядывая в лист, - штабной офицер группы армий «Центр». Каким образом он передает все сведения? Это уже более трех человек в группе, не считая самого штабиста.
- И большая вероятность засветиться, если исходить, что он переправил сведения по нескольким направлениям, - сказал нарком. - Не исключая импровизации источника по способам передачи, но в любом случай это большой риск.
- Считаю, источник имеет большую свободу передвижения, и он вне подозрений, - продолжил Судоплатов. – Пока вне подозрений. Кто бы это не был - одиночка или группа, сочувствующий из генералитета вермахта, кто-то из нелегалов, но работать в том бардаке, который создавали немецкие прорывы, дело рискованное и заметное. Огромный риск не донести важные сведения и засветиться перед немецкой контрразведкой. Есть вероятность, что "Феникс" замолчит навсегда.
- Если не генералитет и штабисты, тогда кто?
- Брайтенбах?*- предположил Судоплатов.
- Хм… Брайтенбах… - Меркулов задумался. – Он по Гестапо проходит. Откуда у него стратегические сведения генштаба? Потом, последняя связь с ним была в середине июня. Не думаю, что он «Феникс», но не исключаю.
- Так, товарищи, - сказал Берия. – Времени мало. Проработкой вопросов займетесь позже. Товарищ Судоплатов, вам поручается создание особой группы при НКВД. Задачи - организация разведывательно-диверсионной работы и партизанской войны в тылу немецко-фашистских войск. Работа по «Фениксу», тоже на вашей группе. На вас же проработка действий по листу №12. Планы действий и потребности на утверждение мне. Даю на проработку 48 часов. Учитывайте, что к группе будут приданы войска особой группы. При необходимости, привлекайте специалистов со стороны.
Меркулов и Судоплатов при этом переглянулись. А привлекать придется. Уже ощущается острая нехватка квалифицированных кадров. Возможно, получится вернуть большинство уволенных сотрудников, а иных вообще освободить из тюрем.
- Товарищ народный комиссар, - обратился к Берии Лукин. - В приемной ожидает майор Крамаренко. Он чуть более меня общался с капитаном Жуковым. И он последний, кто его видел в живых.
Берия позвонил секретарю:
- Пригласи Крамаренко.
Майор вошел, и доложил, прикрыв дверь:
- Товарищ народный комиссар, майор Крамаренко по вашему приказанию прибыл!
- Проходите, товарищ майор, - сказал нарком.- Садитесь. Что можете сказать о капитане Жукове?..

* Брайтенбах? Или Вилли Леман — сотрудник гестапо, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор. Тайный агент советской разведки с 1929 года.

Эпизод не по таймингу.

Маша тщательно - полоскала и отжимала тряпку, в которой теперь никак не угадать бывшую когда-то гимнастерку, и вновь терла пол. По сторонам старалась не смотреть. Тяжело видеть страдания людей. И слышать многоголосый стон и крики боли, и никуда не денешься. Уже четыре дня в госпитале, но привыкнуть никак не получается. Как тут привыкнешь? Вскрикнул ранбольной - Маша невольно вздрогнет. А раненых в госпитале битком, везут и везут, даже в коридорах койки стоят. Полы мыть приходится часто. Что поделать, если грязь постоянно наносится с улицы. Санитары ранбольных несут, лекарства привозят, посыльные снуют туда-сюда, врачи с медсестрами выходят в редкие минуты покурить или просто подышать. Кроме мытья, приходится ухаживать за больными. Поить, кормить и помогать оправляться. К последнему тоже пришлось привыкать.
- Сестричка… - хрипит тяжелораненый боец с койки, - пить… пить…
- Сейчас! – спохватывается Маша и, оставив швабру у ведра, бежит к корзинке с бутылками воды.
Раненый голову поднять не может, значит надо налить чуть-чуть в глубокую ложку  и поднести к губам. Кому воды можно вволю, комто дать только-только, чтобы немного жажду утолить, а некоторым пить вовсе нельзя, лишь губы и полость смочить. Это Мария знала, старшая медсестра несколько раз повторила.
- Спасибо… - выдохнул боец и бессильно откинулся, закрыв глаза.
Маша вернула посуду в корзину и вернулась к мытью полов. Протирая половицы, сместилась к следующей койке, где остановилась, глянув на лежащего. Этот ранбольной несколько дней был без сознания, лишь раз очнувшись во время перевязки. Молодой, но геройский – санитары рассказали, что подобрали его около сгоревших немецких танков. Имя бойца выяснить не смогли – документы сгорели, а сам, когда очнулся, ничего не смог сказать. Маше особенно было жаль его, почему-то запал он в сердце.
Вдруг ранбольной на левой койке, которого недавно напоили водой, захрипел, сделал судорожный вдох, выгнулся весь…
- Вера Федоровна! – крикнула Маша. – Скорей сюда!
Девушка обхватила раненого, зашептала, успокаивая, но боец смотрел в потолок, хрипел и вздрагивал. Уже спешила по коридору старшая медсестра, даже из операционной выглянул главврач.
Ранбольной задрожал, еще раз судорожно вдохнул, выдохнул и замер. Глаза остекленели…
- Отмучился, бедняга, - сказал кто-то из ранбольных.
Маша прижала ладони к лицу, подавляя крик. Потекли слезы. Иван Семенович отстранил Машу, тронул ранбольного за шею, вздохнул, прикрыл умершему веки, и тихо сказал старшей медсестре:
- Санитаров позови, пусть в мертвецкую унесут.
Затем посмотрел на девушку. Сжал ей плечо, и устало пошел в операционную.
- Выйди и слезы вытри, - шепнула медсестра.
Маша выскочила из корпуса, с свернула в скверик. Слезы катились не переставая. Хотелось взвыть, но крик удалось удержать. Как к такому привыкнуть? Страшные ранения, оторванные руки и ноги, ожоги… боль и смерть…
Маша могла стерпеть боль, ни пискнув даже, но слезы сдерживать никогда не могла. Глаза мгновенно намокали, видя даже чужие страдания. Да, комсомолка, но не сдержать…
На улице остро пахло горелым – в городке бушевали пожары, недавно авианалет был. Немцы что-то бомбили на окраине. Слышалась далекая канонада. Но несмотря на дым, дышалось легче, чем в корпусах, и особенно в палатах. В госпитале стоял одурманивающий и сводящий с ума смрад. Запах лекарств и крови перебивала вонь гниения, пота и давно не мытых тел. Проветривай-не проветривай…
Со свежего воздуха зайдя в госпиталь шибало в нос так, что даже в глазах темнело, и приходилось подавлять тошноту. Конечно, потом неприятные запахи притуплялись, да и не до брезгливости было - дел невпроворот. Медбригады работали бессменно, отдыхали мало, даже поесть спокойно, да покурить, не было времени - все на бегу.
В корпусе как обычно шибануло в нос вонью. Как к этому привыкнуть? Переждав приступ тошноты, Маша прошла по коридору, подняла швабру и принялась домывать пол. Умершего уже унесли, и белье в прачечную забрали, но на пустую койку Маша старалась не смотреть…
- Кузнецова! – из дверного проема выглянула медсестра.
Девушка распрямилась и обернулась.
- Что?
- Домывай и приходи помогать.
- Хорошо.
Уже через пару минут пол был вымыт. Маша прополоскала тряпку, тщательно её отжала, но сушиться не повесила, а пристроила в углу, ибо вскоре опять придется полы протирать.
Ведро было тяжелое, несмотря на то, что воды было всего наполовину. Маша протащила его по коридору к выходу, осторожно спустилась с высокого крыльца и свернула к кустарнику. Воду слила под куст, и направилась к колодцу. Следовало сполоснуть ведро и набрать воды в запас, чтобы потом за ней не бежать.
У колодца воду набирал дядя Ваня. Ему было лет за шестьдесят, правая нога у него практически не гнулась из-за ранения, полученного еще в империалистическую. В госпитале он работал на кухне.  Кашеварил, и замечательно. Любое блюдо у него выходило – пальчики оближешь, а кулеш какой варил…
- А, это ты, Машутка-малютка? – обернулся дядя Ваня. – За водой? Давай ведро, налью.
Маша протянула свое ведро. Хорошо, что не самой воду набирать. Нет, ничего трудного, просто колодезный сруб для неё был высок, а приступок у него не было.
Журавельная жердина качнулась вниз, задирая противовес, послышался всплеск, затем дядя Ваня, перебирая руками по сцепленным скобами жердинам, вытащил полное ведро воды и из него наполнил ведро Маши.
- Вот, полное. Ты погоди, я свою бадью наполню и твое ведро донесу.
- Да я сама…
- Сама-сама, - гмыкнул в бороду дядя Ваня. – Машутка-малютка, росточком с ведро.
- Да я невысокая, но мне почти шестнадцать! – на шутки по поводу своего невысокого роста Маша давно не обижалась.
- Не в этом дело, дочка, - возразил старик, - на тебе же лица нет. Сутками в госпитале работаешь. Ветром уж шатает. И опять слезы лила, гляжу. Отдохнуть бы тебе…
- Некогда отдыхать! Война идет, а я комсомолка!
- Война… - вздохнул кашевар. – Это да…
- Я пойду, дядь Вань, там раненые…
- Как там твой? Очнулся хоть?
- Какой он мой? – смутилась девушка. – Я даже имени его не знаю.
Дядя Ваня лишь усмехнулся в бороду. В госпитале всё на виду, и то, что Кузнецова Маша чаще других ухаживает за молодым парнем, заметили все.
Тут очень сильно загрохотало. Недалеко. Отчетливо слышались разрывы и стрельба. Как будто фронт прыгнул на пару десятков километров ближе. Все кто находился в госпитальном скверике, замерли, настороженно смотря на запад.
- Наши ведь не пустят сюда немцев?
- Не пустят, дочка, не пустят.
Девушка ушла,  мелко семеня ногами из-за тяжелого ведра. Дядя Ваня спохватился было помочь, но Маша уже подошла к крыльцу.
- Дай-то бог, дочка, - прошептал старик. – Дай-то бог…
Маша свернула к углу, где поставила ведро. И наконец заметила странную суету. Медсестры и врачи сновали более озабоченно, чем обычно.
- Вера Федоровна, что случилось? – спросила она проходившую мимо операционную медсестру.
- Немцы фронт прорвали. Будем госпиталь эвакуировать.
- Что надо делать?
- Пока помоги ранбольных покормить, тех кто в сознании.
Маша кинулась к кухне госпиталя. Там уже суетились пожилые санитарки, набирая в корзины посуду, судки с кашей, и бутылки с водой. И как всегда распределили нагрузку, взяв на себя самое тяжелое:
- Ты Маша корми тех, кто в коридоре лежит, а мы в палатах управимся.
И ничего про то, что койка объекта её повышенного внимания как раз в коридоре стоит. В голосе никаких оттенков. Даже не улыбнулись. Ну, нравится парень, ну и что, дело-то молодое. Слишком молодое…
Кормежка ранбольных – трудная работа.
- Ты, сестричка, меня подыми чуть, да ложку дай, сам управлюсь, - сказал один из раненых, - сама вот тех покорми.
Ворочать здоровенного мужика то еще дело, больное место бы не потревожить. Ранбольной кряхтел, по мере сил помогая маленькой санитарке, и усаживаясь так, чтобы здоровой рукой можно было поесть самостоятельно.
Подав тарелку гуляша, Маша проверила – не пришел ли в себя тот молодой боец, но он не пошевелился. Накормила другого ранбольного, и вновь проверила бойца.
- Ну, очнись же! – прошептала Маша, поглаживая перебинтованную голову. – Бедненький мой…
Парень неожиданно открыл глаза. Очнулся! Сердце радостно забилось. И позабывались все слова. Парень еле заметно улыбнулся, прислушался и тут же его глаза стали тревожными.
- Это фронт грохочет?
- Да. Ты поешь…
- Некогда! – прервал её парень. - Найди любого командира из НКВД, и передай «Феникс возродится». Это важно. Очень важно. Только командирам НКВД, поняла?
- Поняла, - кивнула Маша, и подчерпнув ложкой варева, поднесла к губам парня. – Поешь…
Однако тот уже был без сознания.

Отредактировано ВВС (22-10-2021 22:47:55)