– Поешь…
Ложка зависла у рта - парень был уже без сознания.
- Миленький, миленький, очнись… - запричитала Маша, глаза тут же намокли, – как же так, поел бы… имя своё хоть бы сказал…
Погладив забинтованную голову парня, девушка с трудом уняла слезы.
- Пока с этих палат несите! – услышала Кузнецова голос старшей медсестры. – Первыми тяжелых выносим!
В коридорах суетились санитары - ранбольных укладывали на носилки и тащили наружу. А за окнами уже отчетливо грохотало. Бой шел где-то рядом. Неужели наши немцев не удержат?
Пробежала санитарка Евдокия Михайловна. Остановилась, обернувшись.
- Ты дочка не сиди, мы сейчас носилки принесем, будем тоже сердешных выносить.
Две санитарки, охая от натуги, протаскивали носилки через проем, поставили.
- Вот ведь, мужики-то тяжелые… Михаловна! – крикнула санитарка. – Вдвоем не осилим.
Ответ потонул в грохоте. Что-то сильно бабахнуло позади корпусов. С крайних окон осколками брызнули стекла. От неожиданности санитарки взвизгнули, закрывая голову. Маша же обнаружила, что закрыла собой своего милого. Покраснела, но никто этого не увидел. Первый испуг прошел, и санитарки кинулись в крайние палаты проверять ранбольных.
- Целы все! – закричали оттуда. - Никого не посекло!
- Отодвиньте койки от окон, одеялами ранбольных пока укройте! – распорядился главврач.
Быстро схватив одеяло, Маша укрыла раненого со стороны окна. Этот проем уцелел, но мало ли еще снаряд прилетит…
- Валя, Люда, Маша, сюда! – позвала Евдокия Михайловна. - Понесли!
За ручки носилок взялись уже четверо. Все равно тяжело. Пыхтя от натуги, пронесли по коридору, разминулись со встречными санитарами и начали спускаться по крыльцу. Во дворе стояло три полуторки и с десяток телег, очевидно местных, так как возницы были в гражданском. Одна из машин, уже заполненная ранеными, завелась и поехала со двора. Остальные машины и телеги догружались и тоже были готовы отправляться.
- Тяжелый, без сознания, - сказала медсестра, осмотрев бойца на носилках, - к телегам несите.
Что-то с треском, пролетело над головами. Все кто был у крыльца, невольно посмотрели вслед.
Недалеко вспух мощный взрыв. Еще треск. Взрыв чуть дальше.
- Тяжелыми бьют! – крикнул кто-то.
Подбежал боец.
- Товарищ военврач, немцы прорвались. Там танки на окраине уже.
- Быстрее, товарищи! – крикнул главврач. – Выносите раненых!
Санитары подхватили носилки и побежали в корпус.
- Транспорта не хватает, Карл Генрихович, - сказала Вера Федоровна. – Хорошо местные с телегами помогли, но всех не вывести.
- Машины вернулись бы, - ответил военврач, - успели еще рейс сделать. О, едет одна!
Во двор вкатилась полуторка. Из кабины выскочил командир, а из кузова спрыгнул десяток бойцов. Командир что-то крикнул бойцам, те быстро разделились на две группы и выдвинулись за корпуса госпиталя. Сам командир с водителем направился к крыльцу.
- Капитан госбезопасности Лукин, - представился он. - Вы Карл Генрихович Маевский?
- Да, я. Военврач второго ранга.
- Я к вам по важному делу…
- Погодите, товарищ капитан госбезопасности, - прервал Маевский, - у нас тоже важное дело – раненых срочно эвакуировать, а у вас я вижу - машина имеется.
- Машина как раз для эвакуации, но прошу не перебивать. В вашем госпитале находится военврач второго ранга Павлов Валерий Семенович.
- Да, он был мной прооперирован. Сейчас Валерий Семенович без сознания. Вон, на той телеге лежит.
Капитан сходил к телеге, удостоверился, поправил одеяло на Павлове, вернулся.
- Очень важно его эвакуировать в первую очередь, вместе с вами, Карл Генрихович, - сказал Лукин и, видя приготовившего возражать врача, добавил:
- Это приказ народного комиссара.
- А как же остальные раненые? А персонал? Как с ними?..
- По возможности! – резко ответил Лукин. - Павлова в машину, догружайте ранеными и отправляйте. Вы старший в машине. Быстрее. А мы немцем придержим…
Последних раненых выносили уже под грохот боя, что шел уже в городке. Маша видела, как в пришедшую последней машину и пару телег быстро укладывают ранбольных и отправляют прочь. Подхватив носилки, она кинулась по коридору. В окне мельком заметила командира, явно из НКВД. «Найди любого командира из НКВД…». Девушка хотела окликнуть его, но тот уже скрылся.
- Быстрее! – крикнули от выхода. – Все на выход!
Несколько разрывов рядом. Здание сильно тряхнуло, посыпалась штукатурка и стекло. Прикрывшись носилками, Маша добежала до койки, разложила носилки вдоль, сдернула одеяло и принялась стаскивать парня вниз.
- Немцы! – крикнул кто-то, мелькнув в коридоре и скрылся.
- Как же я тебя понесу? – сквозь слезы простонала девушка. – Эй, кто-нибудь! Помогите!
По коридору загрохотали шаги. Это бежал дядя Ваня. Тяжело бежал, широко перебрасывая правую негнущуюся ногу.
- Ты чего тут, Машутка? – выдохнул он, приблизившись. – Все уж убежали. Немцы рядом.
- Дядя Ваня, помоги! – сквозь слёзы попросила Маша. – Он последний остался.
- Как же так? Забыли что ль? – пробормотал старик, помогая уложить парня ровнее. – А сдюжишь!
Не отвечая Маша укрыла парня одеялом с головой и схватила ручки.
- Взяли!
Подняли носилки и засеменили к выходу. Руки почти сразу начали болеть. Маша закусила губу. Терпеть, надо терпеть! Вот уж выход, спуститься по ступеням, осторожно, чтобы раненого не уронить. Разрыв встал недалеко. Осколками обстригло кусты около крыльца. Послышался лязг гусениц – что-то большое ехало по улице. Длинными очередями стрелял пулемет. На той стороне промелькнули серые фигуры.
- Немцы! – выдохнул дядя Ваня. – Налево, Маша, налево!
Протащили носилки вдоль корпуса, прикрываясь кустами акации. Не доходя до угла, дядя Ваня остановился. Носилки положили на землю. Старик пристально посмотрел сквозь кусты.
- Немцы. Спрятаться надо.
Он повернулся и шагнул к деревянному щиту, прикрывавшему проход в цоколь. Откинул незатейливые крючки, служащие запорами, и отодвинул щит.
- Спрячемся тут пока.
Они затащили носилки в подвал. Старик придвинул щит, закрывая проход, и прильнул к щели.
- Только бы немцы сюда не сунулись.
Бой в городе не стихал, и стреляли совсем недалеко.
- Наши где-то рядом, - прошептал дядя Ваня. – немцев пытаются задержать.
- Так может за помощью сбегать? – спросила Маша.
- Надо бы… - согласился старик. – Тихо!
В щель обзор не ахти, но разглядеть, что происходит можно. Во двор вкатился бронетранспортер. Из него выскочило пять солдат, а пулеметчик нацелил пулемет на корпус. Одновременно послышались шаги по коридорам. Очевидно, немцы проникли в госпиталь через разбитые окна и теперь проверяют пустующие палаты и кабинеты.
- Чисто! – крикнули где-то. – Все русские сбежали!
Солдаты, стоящие у корпуса опустили оружие. А Маша и старик переглянулись. Что-то упало над ними, и кто-то выругался. По-немецки. Послышались голоса. Маша прислушалась. Немецкий она изучала, но с языком были проблемы, давался трудно, однако часть сказанного была вполне понятна.
- Эй, Карл, это больница, а не туалет! – крикнул крупный немец с автоматом. Он стоял напротив корпуса и смотрел на окно.
- А тебе-то что? – послышалось сверху.
- Тут возможно наш госпиталь будет, а ты гадишь.
-  Пригоним русских – уберут. Эй, Михель, смотри!
Пулеметчик посмотрел направо, и резко развернул пулемет. Прогрохотала короткая очередь. Полетели сбитые ветки и листья, кто-то вскрикнул, и наружу вывалилось тело.
Дядя Ваня скрипнул зубами, Маша чтоб не вскрикнуть зажала ладонью рот. В убитой они узнали Евдокию Михайловну. Наверное, она не успела уйти и спряталась в кустах…
- Швайне! – выругался солдат и подошел к телу, пнул. - Это просто старуха.
- Что тут происходит? – властно спросил кто-то, спускаясь с крыльца.
- Михель, русскую ведьму пристрелил, господин фельдфебель.
- И все? Больше никого? Здание проверили?
- Яволь, все русские сбежали.
Интенсивность стрельбы неожиданно возросла. Бахнули несколько разрывов совсем недалеко. Фельдфебель скомандовал «Вперед» – часть солдат скользнула на улицу, часть запрыгнула в бронетранспортер и машина двинулась следом. Через минуту двор опустел.
- Пора, дядя Ваня, - прошептала со всхлипами Маша. - Я задками пройду, найду наших. Должны помочь, ведь нельзя парня бросать.
- Нельзя… - вздохнул старик. – Ты халат-то скинь, белое далеко видать…
Он осторожно сдвинул щит, высунулся, осматриваясь.
- Никого. Иди, дочка, дай бог тебе наших найти…

Красноармеец натужно сопя и еле слышно читая надписи, водил по карте грязным пальцем. Горянников бойца не торопил. И так тот выглядел не ахти. Худой, осунувшийся.  Глаза впали… четыре дня по лесам впроголодь, да и по выходу к своим его запугали до дрожи. Перестарались, подозревая в каждом одиночном окруженце диверсанта.
- Ты не торопись, подумай…
И боец старался. Еле шевеля губами, читал названия населенных пунктов, прикрывал глаза, тер лицо…
Читать карту красноармеец не умел. Образование три класса. Но капитан надеялся, что карта поможет, если не бойцу, то ему, хотя бы наводящие вопросы подкинуть…
- Может особенное что видел, - сказал капитан, - необычное строение, высокий холм, башня водонапорная…
Боец покачал головой:
- Нет, не видел башен.
- А церковь?
- Да! Видел храм! – воскликнул боец, рука его дернулась было к голове. И в потухших глазах промелькнула искра. Красноармеец одернул руку и зыркнул настороженно.
- Веруешь? – поинтересовался Горянников, - Верь на здоровье. Так ты видел там церковь?
- Видел, - подтвердил красноармеец. – только храм далече стоял, на холме.
- Село, значит недалеко, - кивнул Грянников. - А описать сможешь?
- Храм, - пожал плесами боец, - обычный.
- Деревянный или каменный, есть ли колокольня, и какая, действующий храм или нет.
Боец задумался. Вновь потер лицо.
- Колокольня беленая было, значит каменный, а… крест был… да был.
Горянников взглянул на карту. Теперь стало проще. Болот в этих местах не так уж много. С немцем он столкнулся на выселках, что около ручья стояли, а по ту сторону ручья – болото. И каменная церковь недалеко. Припомнил список зондеркоманд и направления их движения, но тут память пасовала, слишком много документов пришлось просмотреть, и не со всеми листами он тогда ознакомился. Но это пока не важно. Важно что по зондеркоманде 7«б» имеется подтверждение.
Капитан прикрыл глаза, припомнив прочитанные строчки: «Военному командованию предписано оказывать айнзатцгруппам материально-техническую поддержку, обеспечивать боеприпасами и продовольствием, местами отдыха и не обращать внимания на их деятельность. Айнзатцгруппы подчинены СС, однако отчеты и рапорта идут напрямую Гитлеру».
Не обращать внимания на деятельность…
Горянникова передернуло. Он представил, что могут вытворять эти палачи, если даже военнослужащим Вермахта дали такой приказ. Подавив вспыхнувшую злобу, капитан вернулся к размышлениям.
Подчинены СС… доклады Гитлеру…
Значит, имеют мощный карт-бланш. А это мысль!
Достал из планшетки зольдбух и жетон. Повертел последний, рассматривая. А скопировать его не проблема, затем зная, где и какие зондеркоманды действуют…
- Гражданин капитан госбезопасности, а меня куда теперь?
Горянников взглянул на понуро сидевшего бойца.
- Не гражданин, а товарищ, - поправил он. – Ну-ка, расскажи еще раз с самого начала…
По рассказу бойца, его отделение следовало в полк на бортовом Газ-АА, когда налетели штурмовики. «Юнкерсы» появились внезапно и сразу зашли на дорогу. Полуторку накрыло первой же бомбой, прямо под борт. Лапину повезло несколько раз подряд. Взрывом его отбросило к лесу. Проломив кусты, он влетел в бурелом, за малым не насадившись на сухие сучья. Пришел в себя ненадолго, был еще день. Ничего разглядеть не смог, в глазах все плыло, кружилась голова и тошнило. Сквозь гул в ушах слышались выстрелы. Отключился. Сознание вернулось уже в сумерках.
Первым делом ощупал себя. Ран, кроме саднящих царапин, не нашел. Если головную боль не считать. И это после взрыва бомбы!
Винтовки нет, ремень сорвало. Гимнастерка практически в клочья. Потрогал голову болит, а пилотки нет. Жаль, там иголка с нитками была.
Пополз к дороге. Долго полз, удивляясь – так далеко его отбросило. Из-за головной боли и гула в голове не сразу увидел, что по дороге идут машины и танки. Немецкие. И опять повезло – не заметили его. Вернулся в лес, отошел поглубже, наломал еловых лап для ночевки, лег и сразу уснул…
Два дня Лапин шел вдоль дорог. Живот сводило от голода.  Раз наткнулся на труп красноармейца. Правая рука его была в бинтах и, похоже, бедолага умер от ранения, недавно, так как пахло не сильно.
Зато имелся ранец. Правда в нем было небогато. Из провизии - три кусочка сахара и четвертинка хлеба. И ничего, что черствый.
Из снаряжения  котелок и саперная лопатка. Нож. А оружия не было. На ремне подсумки отсутствовали. Документов никаких не нашлось, только затертая фотокарточка, на которой счастливо улыбался карапуз в распашонке. Пацан…
Бросать тело он не стал. Выкопал неглубокую могилу и похоронил, накрыв голову своим рваньем. Чужие штаны и гимнастерка подошли как свои. Ботинки с обмотками в могилу положил, малы оказались…
На немца Лапин натолкнулся неожиданно. Пока пробирался вдоль ручья, заметил постройки и свернул к ним, в надежде разжиться провизией. Или поесть, если не прогонят. От усталости и голода голова совсем не соображала, поэтому поперся прямо по натоптанной тропе и натолкнулся на немца. Тот шел к ручью, чуть разведя руки. С них капала кровь, и на форме были кровавые пятна.
Оба на миг оторопели.
Немец открыл рот, но крикнуть не успел – Лапин зарядил в бубен саперкой. Как она в руках оказалась – сам не понял. Немец упал. Лапин почему-то первым делом обхлопал карманы – расческа, платок, документы, какая-то железка на бечеве. Сунул все в карман и принялся расстегивать ремень. Послышались голоса, причем голоса приближались. Тут Лапина начало трясти. Пальцы перестали слушаться - кобуру никак не расстегнуть. Поняв, что достать оружие уже не успеет, он кинулся по тропинке. Позади закричали. Хлопнуло несколько выстрелов, что прибавило прыти. Трехметровый ручей перепорхнул влет. Скакал через сушняк как олень. Немцы не отставали, порой пули свистели буквально у головы, а стреляли по нему часто…
Лапин рухнул в жижу, затем, еле перебирая конечностями дополз до кочки и повис на ней. И понял – все, больше сил нет. Верст пять по лесу и болоту. Так он не бегал никогда. Видели бы его забег товарищи, особенно Савушкин, что физ-зачеты принимал. Сразу бы отлично поставил. Теперь зачет принимали немцы. Вот подойдут и зачтут…
Щебетали птицы. Ветерок шумел листвой осин. Немцы на зачет запаздывали…
- Как фронт перешел?
Лапин пожал плечами.
- Я все по болотам шлепал. Немцы-то в болото побоялись сунуться. Слегу срезал и шел по трясине. На наших случайно вышел. Сначала запах учуял, гороховым пахло, так по нему и шел как собака. Потом голоса - матом кого-то крыли, - усмехнулся боец, - и я понял – дошел.
Похожую историю Горянников уже слышал. И  подумалось, что услышит еще не раз.
Что делать с этим Лапиным – ясно. Не так чтобы он сильно прояснил по зондеркоманде, но и это результат.
- Подтвердить твою историю некому, и проверить трудно, но… - капитан постучал пальцем по планшетке, в которую убрал жетон и документы немца, - вот эти документы говорят в твою пользу. Поэтому пойдешь на фильтр, потом на формирование.
Лицо Лапина разгладилось, глаза заблестели.
- Спасибо, товарищ капитан госбезопасности!
- Все, боец, иди, - отмахнулся тот.
Только вышел Лапин, в кабинет вернулся Котов.
- Ну как, поговорил?
- Поговорил, - кивнул Горянников, - он очень помог, так что пусть воевать идет. А после таких приключений, злее бить врага будет. Ты вот что, Витя – если столкнешься с информацией как у Лапина, пусть даже на уровне слухов, то фиксируй и сообщай по нашей линии сразу. На имя товарища Андрея…
В дверь настойчиво постучали. Заглянул ординарец.
- Товарищ капитан, срочное донесение из энской.
И протянул лист. Котов взял его и вчитался.
- Хм, Сумароков еще в полк не вернулся, а эти орлы еще двоих диверсантов отловили. Только непонятно – тут и про заминированный мешок с секретными документами, и про одного засланного диверсанта… - Котов глянул на подпись, - политрук Мануилов. Вот ведь затычка! Делов тонна, а толку грамм. Надо поторопить Сумарокова, пусть едет разбираться.
- И я с ним, - решил Горянников.

Солнце жарило нещадно. Дождя бы. На западе виднеются тучи, и слышны редкие грозовые разряды. Догонит ли гроза?..
Шли вдоль грунтовки. Из-за тяжелораненых старались держаться  в тени. Да и самим легче. Хотя как посмотреть. Носилки самодельные, из жердей и плащ-палаток коих хватило на пару. Ничего - двоих худых валетом положили.  Несут все кто не ранен, или ранение незначительное, а таковых семеро. Остальных задействовали в дозорах – трое на метров двести шли впереди, трое позади.
Лейтенант тоже нес раненых. Сержант, было, намекнул – командир же, но Чичерин так посмотрел…
Вот и выходило – четверо несут, четверо рядом. Устали – смена. Но чем дальше, тем тяжелее. Стали чаще  делать смену. Тяжело? Надо терпеть! Вон  Абадиев несет и перекура ни разу не попросил. Тихо ругается, непонятно, зло, но несет. И на очередной смене меняться отказался.
- Это мой товарыщ! – объяснил он.
- Отдыхать надо, красноармеец. Уступи-ка командиру.
Чичерин поднял носилки и группа двинулась дальше. Пока несешь, можно подумать, а над чем поразмышлять было, и изрядно.
Большую часть тетради Чичерин пробежал поверхностно, лишь иногда внимательно вчитываясь в некоторые места. Если делали большой перерыв на отдых, то обязательно доставалась тетрадь и, найдя интересующее место, лейтенант читал. И сразу возник вопрос - откуда простой лейтенант может это знать? Да с подробностями! Шпион? Как бы не так. Тут вовсе наоборот выходит. Разведчик? Это Юрка-то?! Но первоначальный вопрос виснет без ответа. Чичерин точно знал, что никуда друг из части не отлучался, а собирать такие сведения, находясь неотлучно на службе…
Количество дивизий на многих направлениях, их состав, вплоть до имен командующих и штабистов, количество техники подробно. Информация прямиком из немецкого генштаба? Не смешно. Черт, тут мистикой попахивает. А в бога Чичерин не верил.
Тут даже аналитика не помогает, а этому хорошо учили. Вопросы бы позадавать, сопоставить ответы, да кого опросить-то?
Чичерин принялся размышлять, перебирая в уме прочитанное. И неожиданно почувствовал несуразность. Что-то в тетради цепляло. Еще в первый раз, читая, странное чувство ощутил, но события закрутили, и забылось, а вот сейчас вновь свербит.
Но что?! Арьергард танковой дивизии, что скоро может нагнать их маленький отряд? Нет, не то. Техника... личный состав… командующие… тоже нет.
Что-то имеется очевидное, о чем он знает наверняка.
На каждом передыхе, лейтенант вытаскивал тетрадь и начинал пролистывать страницы. И наконец, нашел! В описании действий немецких диверсантов из «Брандербурга» (правильно ли название, надо уточнить) имеется слово «рекогносцировка». Написано правильно, а Юрка всегда путался в этом слове. Арьергард, кстати, тоже правильно написан. И вообще – нигде нет ошибок! А Юрка их много делал. Чичерин бывало стыдил друга - почерк идеальный, грамотность никакая! А тут ни одной. Даже в сложных словах. Даже в незнакомых словах, хотя тут не уверен. Но факт – ошибок нет. Почерк несомненно Юркин, значит писал он. Кстати, когда успел только? Надо помкомвзвода спросить - может знает чего.
Лейтенант оглянулся - Степаненко шел позади, внимательно осматривая окрестности и держа «Суоми» наперевес.
- Сержант!
Степаненко нагнал носилки и зашагал рядом.
- Сержант, ты ничего странного за Юр… за лейтенантом Петровым ничего не замечал? За два крайних дня.
- Ничего, товарищ лейтенант госбезопасности.
- Ты вот что, обращайся просто – командир. Значит ничего странного?
- Ничего, командир. Разве что вчера, с самого утра никуда из своего кабинета до вечера не выходил, так часто бывало - выпили накануне, за «Победу». А с утра никаких приказов не поступало, так он мне – занятия проводи, а сам заперся. А вечером к связистам сбегал, но не надолго, минут на десять. Потом сразу в штаб к командиру сходил, а потом приказал машины готовить и поутру выдвинуться.
- Так… - задумался Чичерин.
Значит весь день Юрка писал, а вечером к связистам. Зачем? Если в райцентр звонить, так пара минут на соединение, возможно больше. А если абонент не на месте? И за десять минут толком не поговорить. Связистов опросить бы. И поскорее. Только топать еще долго...
- Черт, добраться бы быстрее!
- Да, - согласился сержант. - Жаль, машины раздолбало, давно бы на месте были.
Обе полуторки стояли за гребнем, но под снаряды попали. У одной прямое в кабину, у второй осколками разорвало все скаты, и мотор повредило. Из водителей уцелел только легкораненый красноармеец Голубев. Вон, впереди с дозором группу у развилки дожидается. Ждут командирского решения – налево или направо. Чичерин помнил карту и с местностью был знаком, но уточнить стоило. Следовало отдохнуть.
- Голубев, по какой дороге ближе?
- Ежели к штабу, то налево, правая - в расположение саперного батальона ведет, и на десяток кэмэ длиннее. Мы из расположения именно по ней ехали. Не ахти дорога…
- Понял, спасибо, боец, - прервал красноармейца лейтенант. - Привал десять минут!
Носилки положили на землю. Чичерин встряхнул уставшими руками, и полез было в планшетку за тетрадью, но его окрикнули:
- Командир!
Над двумя тяжелыми склонились бойцы. Третий ерзал на носилках, силясь посмотреть – что происходит. Лейтенант подошел ближе.
- Не донесли… - Степаненко поднялся и стащил пилотку с головы. - Тихо ушли ребята… эх!
С минуту постояли молча. Затем Чичерин шагнул к носилкам и присел.
- Как самочувствие, Маврищев? – спросил он у раненого бойца.
- Терпимо, товарищ лейтенант госбезопасности, - с трудом произнес тот.
- Крепись, боец, - кивнул Чичерин. - Тебе еще с немцами поквитаться надо.
Встал. Отвернулся. Плох Маврищев, и ничем не поможешь. Ни лекарств, ни бинтов. Донести бы…
Могилу выкопали быстро - грунт песчаный. На дно нарезали еловых лап. Положили бойцов, лица прикрыли плащом. Сделали аккуратный холмик. Вместо памятника положили пилотку.
Встали вокруг. Помолчали. Сержант вдруг резко сдернул «Суоми» и отсоединил диск. Глядя на него, лейтенант тоже достал пистолет. Разрядил, затем взвел курок. Щелкнули спуски оружия в последнем тихом салюте. Прогормыхала гроза.
Чичерин убрал «ТТ» в кобуру и оглянулся. Грозовые тучи приблизились. Надо поспешить. Вдруг не только гроза их догонит. И из-за грозовых разрядов гул техники не услышишь...
Теперь шли быстрее. Носильщики сменялись практически на ходу, а лейтенант опять размышлял о друге и тетради. Пытался понять источник сведений, но мысли вязли в этом вопросе. Наконец он решил его отложить.
Дорога начала петлять. На очередной «змейке» группу дождался Голубев.
- Командир, там у река наши вроде, - доложил боец.
- Что значит вроде?
- Охраняют его. А старшой у низ в форме НКВД. Странно это.
- Почему странно? - спросил Чичерин и осекся.
Боец хотел было ответить, но лейтенант остановил его жестом.
- Как разглядели? Вас не заметили?
- Не заметили, командир. Мы обочкой шли, там ветла густо растет, но воду и противоположный берег видно. Заметили мост и людей на нем, затаились и понаблюдали...
- Та-а-ак… - задумчиво протянул Чичерин.
Из дальнейшего рассказа Голубева, лейтенант выяснил — на виду у моста четверо. Еще двое на том берегу в кустиках сидят, да так, что с дороги их не видно. Значит на этом берегу тоже «секрет» имеется.
Но кто это? Память подкинула название из тетрадки - «Бранденбург», и вспомнились Юркины слова, сказанные перед появлением немцев. Но если это  «брандербурги», то зачем охранять этот мост? Речка-то не широкая, один пролет всего. И как эта группа диверсантов разминулась с Петровым? Или они налево свернули, а потом с правого Юрка проехал?
Эх, Юрка, Юрка…
Лейтенант вздохнул. И вспомнил слова друга.
- Голубев, а чем вооружены рассмотрели?
- Автоматами. ППД вроде, не уверен.
- Такой? - ткнул пальцем в «Суоми» у Степаненко в руках.
- Такой, - подтвердил боец.

Отредактировано ВВС (19-04-2022 20:58:17)