В Янауле поезд стоял десять минут; я в сопровождении Димы выскочил на платформу и едва успел затариться у местных бабулек на перроне пирожками с яйцами, варёной картошкой, политой золотистым сливочным маслом, и завёрнутой в промасленную бумагу жареной курочкой. Девять-тридцать пять утра; вагон только-только просыпается, дальняя дорога сразу после новогодней ночи даётся людям нелегко. Мы в этом смысле не исключение – ребята, Середа, Шарль, Андрюша Поляков и Юрка-Кащей ещё только-только подают признаки жизни. Мы же четверо проснулись довольно давно – спасибо Диминым часам с будильником, который он зачем-то выставил на половину девятого. После того, как наш куратор (на время поездки его опека распространяется не только на «юниоров», но и на троих москвичей) отключил проклятый зуммер  - часы у него были новомодные, электронные со слепым серым жидкокристаллическим экранчиком и фирменной угловатой надписью «Электроника»,- и мы ещё с полчаса ворочались, честно стараясь уснуть. Не вышло, несмотря на глухую темень за окошком; а когда за четверть часа до остановки, по коридору принялись расхаживать люди и проводницы зазвенели утренними стаканами с чаем, наши соседки по купе (мы с Димой делили купе с девочками, Лидой-«Юлькой» и Олей Молодых) потребовали, чтобы выйти и дать им привести себя в порядок.
Я примерно представлял, насколько может затянуться этот процесс, а потому, покидая купе, прихватил с собой куртку, в кармане которой лежал кошелёк. И не ошибся -  когда поезд остановился и проводница открыла двери вагона, к которой сразу слетелись работники самодеятельного станционного фастфуда, наши барышни и не думали показываться наружу. Ну и ладно: мы с Димой размяли ноги на твёрдой земле, вдохнули морозного воздуха, приправленного неповторимым вокзальным амбре, в которой примерно в равных пропорциях смешивались угольная гарь, запах смазочного масла, исходящая от колёсных букс, и аппетитного духа разнообразной жареной, печёной и бог знает какой ещё снеди. Потом пополнили стратегические запасы, а когда вернулись назад – девчонки уже направлялись в противоположный тамбур с полотенцами, мыльницами и зубными щётками, очаровательные в своих пёстрых домашних халатах и тапочках на босу ногу. Минут через десять потягиваясь и зевая, выполз из купе Середа, за ним остальные парни, и новый день, первый в этой поездке, начался.
Вчера вечером посиделок с общей беседой не получилось. Никто ещё не успел отойти от праздничных застолий и обязательных просмотров «Голубого огонька», а потому мы даже чай пить не стали, расползлись по каютам – простите, купе, - и принялись мирно посапывать ещё до того, как поезд миновал станцию с забавным названием Шумерля, возле которой в расписании было указано «22-15».
Сейчас на экранчике Диминого электронного чуда значится  «10-32». В Свердловск мы прибываем лишь в семнадцать-сорок семь, так что времени впереди – вагон и маленькая тележка, и неплохо бы уже сейчас начать убивать его, хотя бы путём поглощения завтрака, тем более, что здоровый голод уже даёт о себе знать, а покачивание вагонов и ритмичное «тук-тук-тук» на рельсовых стыках, способствует аппетиту, как ничто иное. А за завтраком, на одну половину состоящим из янаульских перронных деликатесов, а на другую из домашних заедок, которыми каждого из нас снабдили в дальний путь – как не быть беседе?

Дима, устроившийся на нижней полке у окна, дохлебал свой чай и зашуршал страницами журнала. Я покосился на него – декабрьский номер прошлого года, «Знание-Сила». Мы его не выписываем, только «Технику Молодёжи» и «Науку и жизнь» - это не считая «Вокруг света», разумеется…
- Смотри-ка, Ю… то есть, прости, Лида – тут насчёт вашего фантпроекта!
Девочка взглянула на Ветрова с укоризной.
- Дим, ну сколько повторять: называйте меня Юлей все, надоело эти ваши поправки слушать! А журнал – сто раз уже говорено, что наша идея со станцией в точке Лагранжа банальна, и ещё год назад статья была в каком-то журнале.
Я покосился на неё – девочка явно была недовольна. Наверное, действительно неприятно слушать о своём провальном проекте. Хотя – почему провальном? Благодаря ему она и Середа попали когда-то в «космическую смену» в Артек, и в итоге, оказались здесь, верно?
Ветров покачал головой.
- Нет, Юль, та статья тут ни при чём. Речь именно о вас, вашем проекте: посмотри, тут даже имена ваши упомянуты! – Дима перегнулся через столик, заваленный всякой снедью, и протянул собеседнице сложенный вдвое журнал, который немедленно перехватил Середа. – А ну, Витька, отдай! Где твоя галантность?
Ребята сгрудились над журналом, мешая друг друга, причём Шарль и Юрка-Кащей столкнулись головами – с сухим костяным стуком, словно биллиардные шары. Мы с Олей Молодых предпочли держаться в стороне – успеется ещё…
А ведь и правда! – в голосе «Юльки» сквозило удивление. – Вот тут пишут: «В фантастическом проекте калужских школьников рассматривается возможность расположения постоянной станции не только в точке L2 системы Солнце—Земля (расположенной, как известно, на расстоянии полутора миллионов километров на оси, соединяющей Солнце и нашу планету), но и в третьей точке Лагранжа, так называемой L3, которая находится за солнцем, на противоположной стороне земной орбиты, на расстоянии около трёхсот миллионов километров. Отмечается, что с космической станции, если расположить её в этой точке, можно постоянно следить за разнообразными проявлениями  активности на поверхности Солнца — скажем, за  появлением новых пятен или вспышек, — и своевременно передавать полученные сведения на Землю. Кроме того, полученная информация пригодилась бы для обеспечения безопасности дальних пилотируемых полётов, например к Марсу или астероидам...»
- Тут ещё насчёт «Противоземли» написано – хихикнул Юрка-Кащей. – Вот: «в прежние времена, ещё до начала космической эры, среди писателей-фантастов и приверженцев некоторых экзотических космогонистских гипотез была весьма популярна идея о том, что на противоположной стороне орбиты Земли существует ещё одна планета, во многом схожая с нашей, только её никак не получается увидеть…» Слыш, Середа, ты всё знаешь – что такое «космогонистская?»
- Теории о происхождении Земли и Солнечной системы. – неохотно ответил калужанин. К юркиным вопросам он относился с подозрением, по опыту зная что в них могут скрываться подколки, причём не всегда безобидные. – Например, космогонистская теория Канта об образовании  планет и Солнце из гигантского холодного пылевого облака; потом теория Лапласа – он, наоборот, предположил, что все эти объекты возникли из раскалённого газа. Потом ещё гипотеза англичанина Джинса – он утверждал, что планеты возникли из вещества, которое было вырвано из Солнца силой притяжения проходившей мимо звезды. А есть ещё гипотезы академика Фесенкова, Шмита…
- И Огонь-Дугановского. – с ухмылкой закончил я грозившее затянуться перечисление. – И ты, конечно, не только с ней знаком, но и всецело поддерживаешь, верно?
Середа насупился – его давным-давно утомили отсылки к киношному альтер-эго.
- А «Противоземля» в этих гипотезах есть? – не унимался Юрка.
- Нету.
- Погодите, мальчики! – Лида повысила голос, что случалось с ней, вообще-то, крайне редко. – В статье говорится: «учёные рассмотрели предложение, выдвинутое калужскими школьниками о расположении станции в «засолнечной» точке Лагранжа – и сейчас работают над этим проектом…» Выходит, нас действительно услышали?
«Ай да Дима, подумал я, вовремя вытащил свой журнал – давно мы не видели нашу «Юльку Сорокину» такой счастливой…»
- Я вот что думаю… - она стащила с носа очки и принялась протирать их носовым платочком с кружевами по краям. – Помните, в заявлении насчёт инопланетных «звёздных обручей» говорилось, что предположительно ещё один может располагаться в точке Лагранжа?
- Ну да. – Середа кивнул. – Только там шла течь как раз о второй точке, которая в полутора миллионах километров от Земли, по другую сторону от Солнца.
- Да знаю я… - девочка досадливо отмахнулась. – Я вот о чём подумала: а ведь эта самая точка L3, где не оказалось «Противоземли», куда больше подходит для расположения «звёздного обруча»! Будь я инопланетянином – обязательно поместила его именно туда!
В купе повисла тишина – присутствующие обменивались удивлённым взглядами.
- А ведь она права… - неуверенно заговорил Середа.- Это реально даёт массу преимуществ…
- Вот запустят станцию – тогда и увидим. – заявил Юрка, которому тема, похоже, стала надоедать. - Может, и «Противоземля заодно найдётся! А чего вы хихикаете, прикольно было бы…

VII

…Барабаны мы клепали не для сказки.
Мы стянули обручами их стальными.
И никто не виноват, что чёрной краски
Было больше по сравненью с остальными.
Заблестели барабаны чёрным лаком,
Стал их марш предельно чётким и коротким —
Это голос первой утренней атаки,
Это песня барабанщика Володьки…
Нас встретили прямо на вокзале – пятёрка каравелловцев в оранжевых рубашках под распахнутыми, несмотря на мороз, пальто и чёрных беретах. Встретили – и повезли сначала в выделенное нам общежитие, где мы бросили вещи, а потом и к себе: мы вас с самого утра ждём, все собрались, и Владислав Петрович тоже!» Ясное дело, мы не стали спорить и последовали за нашими весёлыми провожатыми.
…В барабанах дремлет эхо синих шквалов,
Что над нашими носились парусами,
В гулкой памяти у них живёт немало
Звонких песен, что придумали мы сами.
В них живут сигналы яростной тревоги,
Что срывала нас с постелей утром рано, —
Это голос нашей парусной дороги,
Это песня наших чёрных барабанов…
Я нарочно не стал брать с собой гитару – ехать с ней в «Каравеллу», это как по старинной поговорке, всё равно, что ехать в Тулу со своим самоваром. Впрочем, самовар тут тоже был – правда, электрический, зато большой, хватило всем, кто собрался за сдвинутыми вместе столами, на которых кроме латунного пыхтящего  артефакта теснились плошки с домашним вареньем, блюдца с печеньем, баранки, конфеты, открытые банки со сгущёнкой – всё, что каравелловцы притащили из дома или купили в соседней булочной. Мы вслед за сопровождающими ввалились в помещение клуба, обмели специально приготовленными вениками снег с обуви (покосившись на плакатик «Не забывайте о сменной обуви!») свалили куртки – пижонские фирменные «аляски» с эмблемами «юниорского» Проекта и «школы космонавтов» - в боковой комнатушке, выполняющей сегодня роль гардеробной – и прошли в большой зал.
…Как безжалостны декабрьские рассветы,
Серый снег засыпал дремлющие лодки,
Но опять среди зимы приходит лето
По сигналу барабанщика Володьки —
И мальчишка-ветер тёплою ладошкой
Осторожно бьёт по барабанной коже,
И встают в шеренгу Саня и Антошка,
Дима с Лёшкою, Андрюшка и Серёжа...
Столы с угощениями были сдвинуты к стенам; вся середина зала (судя по размеченной на линолиуме фехтовальной дорожке и стойке со шпагами и рапирами он служил и для занятий фехтованием) пустовала, а вдоль дальней стены, на которой красовалось большое изображение летящего по волнам парусника, выстроилась шеренга. Пятеро мальчишек, не старше лет двенадцати – в чёрных шортиках, чёрных и оранжевых рубашках с плетёными из белого шнура аксельбантами и в знакомых уже нам чёрных беретах. Барабанщики «Каравеллы» -  один из самых, наверное, известных символов как флотилии, так и творчества самого Крапивина.
Барабаны. Не обычные, пионерские, толщиной в ладонь – нет, эти более всего походили на барабаны петровских и суворовских гренадеров – высокие, перетянутые шнурами. И – разные:  у троих тёмно-синие, с зубчатыми красно-белыми полосами по верху и понизу, а у  оставшихся четверых те самые, чёрные.
…Что несёт им ветер солнечного детства?
Будет день их нынче ясен и спокоен?
Или снова бой с циклоном от норд-веста?
Или вновь война со злобою людскою?
Бьётся луч над загорелыми руками,
А по краю неба вновь легли туманы.
И взвели мальчишки палочки курками
Над упругой кожей чёрных барабанов…
Большой, парадной встречи не было, как и торжественного выноса флагов флотилии, да и шпаги с рапирами, которыми вооружался обычно почётный караул, оставались в своих гнёздах. Барабанщики выстучали длинную рассыпчатую дробь, каравелловцы, выстроившиеся вдоль стен, вскинули руки у пионерском салюте – а потом, после залихватского финала, который отстучали лакированные палочки по натянутой барабанной коже, все хором, несколько вразнобой, крикнули : «Здрав-ствуй-те!»
Потом был самовар, чай с конфетами и печенюшками, а когда этот праздник живота закончился – столы со стульями споро сдвинули назад к стенам, и все присутствующие выстроились в круг – плотно, плечо к плечу и руки на руках. Из всех гостей я один знал эти песни; остальные старались подпевать, угадывая незнакомые слова…
...Барабаны мы клепали не для сказки.
Мы их сделали для вахты и для строя.
И никто не виноват, что чёрной краски
Было больше, чем других, пожалуй, втрое.
Да к тому же для походов и для споров
Им не нужно красок радужных и броских.
Вот и стали барабаны — словно порох
И суровый траур ленточек матросских...