***
- Герр профессор! Смотрите, кого я привёл! А ну, шагайте, стервецы, и не упирайтесь, ухи пообрываю!..
Алекс обернулся – на поляне возник Ганс Фельтке. И не один – между указательным и большим пальцами обеих рук у него были зажаты уши двух самых юных членов экипажа «Баргузина». Один – Семён, припомнил лейтенант, сын драгунского ротмистра Куроедова; приятель его – кажется, Витьька, Виктор, отпрыск артиллерийского есаула Ново-Онежского казачьего войска. Оба пробрались на борт «Баргузина» перед отлётом, и были обнаружены несколькими днями спустя, когда девать «зайцев» было уже некуда. Пришлось включить обоих в состав команды – и, надо сказать, ребята не опозорили своих отцов, неплохо себя проявив. Насколько было известно Алексу, оба в данный момент приписаны к команде, производившей под руководством Елены, дочери профессора Смольского, раскопки в подземельях города-холма. Уж не оттуда ли доставил их очень сердитый механик?
- Отпустите ребят, Ганс. – скомандовал фон Зеггерс. – Фельтке ослабил хватку, Сёмка с Витькой ужиками выкрутились из железных тисков его пальцев и принялись растирать ладошками пострадавшие органы.
Чего они натворили-то? – продолжал допытываться воздухоплаватель.
- Да мы ничего такого!... Он, как увидел – и сразу давай ухи крутить!... Карабин, вон, отобрал, а ведь нам его выдали под расписку!.. наперебой кинулись объяснять «задержанные».
- А ну, тихо! – гаркнул фон Зеггерс, и мальчишки послушно умолкли. Только Сёмка что-то недовольно бурчал под нос, злобно косясь на обидчика. – Я жду, Фельтке, докладывайте!
- А чего докладывать, герр капитан? – старший механик пожал плечами. – Выбрались из какого-то лаза, все в пыли, перепуганные, нож у них инрийский – а ведь настрого приказано все находки сдавать под опись! Ну, я им говорю – давайте, выворачивайте карманы, а они: нам срочно к начальству надо, к самому профессору, потому как такое видели…» Ну, я вдаваться не стал, не моё это дело, и отвёл к вам. А что за уши – так это чтоб не сбежали, потому как больно шустрые!
- Ясно. – под тяжёлым взглядом воздухоплавателя мальчишки утихли окончательно и даже предприняли попытку встать по стойке смирно. – Ну что ж, хотели говорить с начальством? Вот вам начальство, в полном составе. Излагайте, только поскорее. И учтите, окажется какая-нибудь ерунда – Фельтке вам покажется доброй няней после того, что я с вами сотворю!
Сёмка с Витькой испуганно втянули головы в плечи – обещание прозвучало зловеще. Но – не молчать же, когда на тебя с ожиданием смотрит всё руководство экспедиции?
- Мы… это… там тоннель был, а в конце каменная дверь! – решился Сёмка. – Мы её открыли ручкой ножа, там узор такой появился, когда на него инрийским фонариком посветили, а за дверью ещё тоннель, в зал. А в том зале…
И умолк - не хватило воздуха. Эстафету тут же подхватил осмелевший Витька.
- Да, большой такой зал, и потолки сводчатые, высоченные, не допрыгнешь! В зале колонны, много, угловатые такие, и кверху расширяются… - он жестом изобразил предмет своего рассказа.
- А дальше, в середине зала – свет! – Сёмка, воспользовавшись паузой, перехватил инициативу. – Я говорю Витьке: прикрывай меня с карабином, а сам пополз от колонны к колонне, чтоб незаметно было…
- И всё ты брешешь! – возмутился Витька. – Это я пополз, а ты хотел патрон в карабин загнать, но испугался, что звук будет слышен, и не стал! Так и сидел с незаряженным!
- Это я-то брешу? – Сёмка повернулся к оппоненту и замахнулся, явно целя тому в ухо. – А ну, повтори!..
- Ма-алчать! – гаркнул фон Зеггерс и спорщики послушно утихли. – Ты… - его палец упёрся Сёмке в грудь.
- Матрос-доброволец Семён Куроедов! – отрапортовал мальчик, снова вытягиваясь по стойке смирно. - Маат то есть!
- Хорошо, маат. – фон Зеггерс слегка сбавил тон. Докладывайте, только внятно и чётко.
- Так я ж и говорю! – зачастил Сёмка. – Там, за колоннами, были двое. Одна синерожая, страшная такая, глаза, как уголья – она посреди зала, на каменной такой платформе всякие штуки раскладывала, вроде этой, только другие.
Палец мальчишки уткнулся в орбиталь. Фламберг от такой непочтительности к уникальному прибору скривился, но смолчал.
- А второго мы узнали! – не выдержал Витька. – Это наш, пилот, тот, что пропал, когда разведку делал!
- Я кому приказал докладывать? – осведомился воздухоплаватель, и Витька, осознав всю чудовищность своего промаха, умолк. – Продолжайте, маат!
- Витька верно говорит. – пришёл на помощь другу Сёмка. Это он его узнал – англичанин, лётчик, который лейтенант. Только он лежал на камне и стонал – видать совсем ему было плохо, и нога замотанная от колена, повязка все в крови. А этой, синерожей, нипочём, что человек страдает – склонилась к нему, резанула по запястью и кровь сцедила в плошку.
- Всю кровь? – деловито осведомился Фламберг. – Он что, умер?
- Не, живой. – мотнул головой «маат». – Она ему потом платок швырнула, так он к ране его прижал и зубами принялся узел затягивать. А синерожая к своим штучкам подошла и стала на них кровь лить тонкой струйкой. И запела что-то на своём, инрийском – да так жутко, что у меня всё внутрях аж заледенело! Штучки засветились, вокруг них появились вихри какого-то серого дыма, только дым тот ещё и светился – и потянулись вверх, к потолку. А потом как грохнет!..
- Что именно грохнуло? – спросил Фламберг. – Где?
- Не знаю. - Мальчик развёл руками. - Я, как загрохотало, назад кинулся, упал и головой о колонну приложился, меня во он вытаскивал…
- Точно! – подтвердил Витька, дождавшись на этот раз кивка фон Зеггерса. - Подхватил под микитки и поволок в коридор, где дверь. Всё боялся, что та, с красными глазами, за нами кинется, но обошлось. Но дверь я всё же запер, только он – мальчик показал на Фельтке, нож отобрал!
Фламберг посмотрел на механика. Тот вытащил из-за пояса изогнутый инрийский кинжал и передал его магистру.
- Что ж, господа… Фламберг повертел оружие в руках. – Так, говоришь, их там двое было?
- Вроде…. Мальчик замялся… - да, двое, герр магистр!
Заминка, однако, не укрылась от Фламберга.
- А если хорошенько вспомнить?
- Я точно не знаю. – признался Витька. Я, когда Сёмку вытаскивал, вроде видел вдали, за колоннами, ещё одного. Тоже синерожий, только старик, лицо всё в морщинах.
- И глаза тоже красные?
- Не видел я! Он вообще боком сидел, и мелькнул только раз, я потом подумал – обознался, или статуй какой, только синей краской крашеный! Он же не шевелился, герр Фламберг, вот нисколечко!
- Не шевелился, значит… Фламберг в сомнении покачал головой. - Что ж, может и так. Когда, говоришь, это всё случилось?
- Ну… - мальчик задумался. - Пока Сёмка в себя приходил, пока я дверь обратно запирал, пока по коридору бежали – ну, может, с четверть часа прошло, прежде чем нас дяденька Фельтке… виноват, герр старший механик сгрябчил. Часов-то у меня нет, точно не скажу…
- Теперь будут. – улыбнулся Фламберг. – Лично подарю, самые лучшие, с музыкой – как только домой вернёмся. Благодаря этим храбрым юношам, господа… - объяснил он удивлённым слушателям, - мы можем теперь обойтись без дополнительных исследований. Сомнений нет, это был именно Тусклый шар, и ничего больше!
Он сделал паузу и снова взял в руки инрийский клинок. Чёрный камень в его рукоятке отсвечивал багровыми прожилками.
- Говорите, вы заперли за собой дверь в тоннеле?
Сёмка и Витька наперебой закивали. Фламберг довольно улыбнулся.
- Отлично! Те двое, скорее всего, ещё в зале. Дело в том, господа, что ритуал вызова Тусклого шара отнимает очень много сил даже у лучших инрийских мастеров, даже если для него берётся не собственная, а чужая кровь – как, судя по всему, и было сделано. Так что… - Фламберг посмотрел на Алекса. – если вы поторопитесь, герр лейтенант, у нас есть схватить их. И пилота спасёте – если он, конечно, ещё жив, - и дадите мне возможность побеседовать с этой инри. Очень мне любопытно, почему у неё красные глаза? А главное – что это за статуй был такой… неподвижный?
Отредактировано Ромей (06-07-2023 15:19:23)