Увы, британские воздушные корабли в этом плате ничуть не уступали германским,
Плане.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Последний цеппелин - 3. "Сила на силу".
Увы, британские воздушные корабли в этом плате ничуть не уступали германским,
Плане.
Балтийское море.
К югу от острова Готланд.
Весенний балтийский ветер разгонял волну. Дредноутам из первой эскадры Флота открытого моря подобная мелочь была нипочём, а вот эсминцы валяло с борта на борт так, что на них даже смотреть было страшно – не то что представить, каково приходится тем, кто сейчас на палубах. И это очень скверно, подумал адмирал Франц Ри́ттер фон Хи́ппер, ведь в таком состоянии экипажи этих храбрых корабликов не смогут выполнять свою главную обязанность – оберегать ордер от нападений из-под воды. К сожалению, кракенам нелюдей волнение ничуть не мешает – они одинаково успешно нападают и в штиль, и в шестибалльную волну – выхлёстывают из-под воды бронированные, суставчатые щупальца толщиной каждое с телеграфный столб, крушат твёрдыми, как алмаз крючьями леера, тонкий металл надстроек, прожектора, вентиляторы. А потом, закрепившись, заливают палубу липким огнём и отравляющими газами, за которой следует волна абордажных бойцов, вооружённых острейшими кривыми ножами. Нормальным огнестрельным оружием нелюди почему-то не пользуются, их метатели ртутных брызг ни по дальности боя ни по поражающей способности не идут ни в какое сравнение с обычным «люгером» - но их много, они дьявольски быстрые, увёртливые и почти нечувствительны к ранам. Чтобы завалить синелицего нелюдя – надо разбить ему голову вдребезги пулей или прикладом, изрешетить грудь – но даже и тогда он ещё постарается достать убийцу клинком. И единственное спасение для– если другой эсминец подойдёт поближе и огнём пулемётов и скорострельных пушек сметёт с палубы абордажников и искромсает прилепившихся к бортам подводных чудищ. Но даже и тогда немалая часть снарядов и пуль достанутся атакованному судну и его команде.
Таких нападений за время приближения к захваченному нелюдями Готланду было не меньше десятка. В семи случаях ближнего боя удалось не допустить – ныряющие снаряды и глубинные бомбы сделали своё дело, оставив от подкравшихся кракенов неопрятные ошмётки посреди разлившихся на воде масляно-лиловых дурнопахнущих пятен. Два раза дело дошло до схваток на палубах, и лишь заполошная стрельба соседей по ордеру позволили эсминцам Z-99 и Z -114 избежать совсем уж скверной участи. Тем не менее, корабли частично утратили боеспособность, лишившись части палубного оборудования, лёгкой артиллерии и, главное, потеряв не менее трети команды убитыми и тяжело ранеными. В остальном же нелюди проявили удивительную пассивность. Адмирал ожидал волн атак с воздуха, однако, кроме двух или трёх разведчиков, появившихся на горизонте, иных воздушных противников замечено не было. С цеппелина-разведчика L-19, сопровождавшего эскадру, передали по радио, что на подходах к Готланду замечены два небольших воздушных корабля неприятеля, но и те, обнаружив цеппелин, повернули и ушли вглубь острова. Что ж, тем лучше – значит, первый этап операции по освобождению острова хотя бы начнётся согласно плану. Что, как подсказывал его богатый опыт (в котором значились и бой в Гельголандской бухте, и сражение у Доггер-банки, и грандиозная баталия возле Скагеррака, которую газетчики прозвали Ютландским сражением) происходит далеко не всегда.
Но сегодня, похоже, ему повезло. Выслушав доклад о курсе и дистанции до берега, Хиппер приказал поворачивать последовательно на два с половиной румба к осту, эсминцам занять положение мористее линейного ордера и развить эскадренный ход в двадцать один узел. Громадные стволы пятнадцатидюймовок поползли по горизонту, задираясь вверх – башни шевелили ими, как расставленными пальцами, нашаривая цели. Увы, вслепую – куда следует стрелять, на какой участок острова обрушить всеуничтожающую лавину стали и тринитротолуола, никто на эскадре пока ещё не имел представления.
Впрочем, это ненадолго.
- Радируйте на цеппелин, - сказал он флаг-офицеру. – Пусть по радио укажут нам цели. Предпочтение – стоянкам воздушных кораблей и скоплениям живой силы.
А сам подумал, что неприятель вряд ли окажется столь глуп, что предоставят им такие лакомые куски. Впрочем – чего только не случается на свете, особенно, когда имеешь дело с нелюдями? Кто знает, какая у них там логика - может, их нечеловеческий разумы как раз-таки мечтаю полюбоваться на разрывы тяжёлых «чемоданов», которые вот-вот обрушат на несчастный остров главные калибры дредноуты Кайзерлихмарине?
И единственное спасение для ()– если другой эсминец подойдёт поближе
Громадные стволы пятнадцатидюймовок поползли по горизонту,
Не использовали немцы дюймовую шкалу. Они пользовались сантиметровой. Так что тридцативосьмисантиметровок.
Причём, 38 см калибр ГК имели только линкоры типа "Байерн", а их до конца ПМВ было построено только две единицы, "Байерн" и "Баден".
Предыдущие серии: "Остфрисланд", "Кайзер", "Кёниг" - 30,5 см, а ещё более ранний "Нассау" - 28 см.
Линейные крейсера: ранние серии, "Фон дер Танн", "Мольтке", "Зейдлиц" - 28 см, последние достроенные типа "Дерфлингер" - 30,5 см.
Не использовали немцы дюймовую шкалу. Они пользовались сантиметровой. Так что тридцативосьмисантиметровок.
Причём, 38 см калибр ГК имели только линкоры типа "Байерн", а их до конца ПМВ было построено только две единицы, "Байерн" и "Баден".
Предыдущие серии: "Остфрисланд", "Кайзер", "Кёниг" - 30,5 см, а ещё более ранний "Нассау" - 28 см.
Линейные крейсера: ранние серии, "Фон дер Танн", "Мольтке", "Зейдлиц" - 28 см, последние достроенные типа "Дерфлингер" - 30,5 см.
Я в курсе.
Но это, скорее, для нашего читателя, причём не самого знающего.
Он-то как раз ждёт в таком контексте дюймов.
Команду на высадку десанта адмирал отдал сразу после того, как погиб цеппелин. Поначалу огонь, который корректировали воздухоплаватели, оказался вполне результативным эффективным – двадцативосьмисантиметровые чемоданы (в составе эскадры не было ни одного «Байерна», несущего совсем уж чудовищные пушки калибром в тридцать восемь сантиметров) перемешали с каменистым, неплодородным грунтом Готланда несколько построек и два воздушных корабля нелюдей, прижавшихся к земле на большом поле милях в пяти от границы суши. Это была несомненная удача; но буквально десятью минутами спустя вынырнувшие неизвестно откуда «Меганевры» плюнули в L-19 длинными огненными языками, и цеппелин почти мгновенно превратился в летучий филиал огненного ада, оставив таким образом эскадру без возможности дальнейшей корректировки и целеуказания. Дальнейшая стрельба по площадям превращалась, таким образом, в пустое разбрасывание куда попало дорогущих тяжёлых снарядов, каждый из которые стоил не одну тысячу золотых марок, и Хиппер приказал перенести огонь ближе к берегу, желая изолировать таким образом район высадки десанта. После чего – к кромке прибоя, заметной издали по широкой полосе белопенных бурунов, двинулись в сопровождении двух эсминцев транспорта с пехотой, все три.
Немцам, и командам пароходов и десантникам, было, разумеется, известно о мелководьях, окружающих остров – бесконечные песчаные отмели, по которым придётся выгребать на шлюпках, а потом долго ещё брести по пояс в воде, потому что ближе пароходы подойти не смогут. Но вот чего они не ожидали – так это появления новой разновидности «кракенов», мелких, крайне опасных тварей, лишённых метателей огненной смеси и не несущих в своих хитиновых утробах безжалостных бойцов с кривыми клинками – зато чрезвычайно ловко расправляющихся с беззащитными шлюпками, набитыми людьми. Они выпрыгивали из воды, обрушиваясь на барказы всей своей тяжестью, раскачивали их, вцепившись в борта щупальцами, прокидывали. Обвешенные оружием и амуницией десантники горохом сыпались в воду; те, кому повезло, сразу шли на дно, остальных же рвали на части крючья, которыми были усеяны извивающиеся конечности подводных тварей.
Прежде, чем на эсминцах, наблюдавших за разыгравшейся трагедией издали, сообразили, наконец, что происходит, из десяти отправленных к берегу барказов погибли восемь. Оставшиеся два развернулись и лихорадочно гребли к берегу, причём с мостиков было видно, как солдаты палят в воду и разбрасывают вкоруг шлюпок ручные гранаты, в тщетной надежде спастись от этой новой напасти.
Что могли сделать командиры эсминцев? Они радировали на флагман и сами, не дожидаясь команды, открыли огонь фугасными снарядами по прибрежной полосе воды. На транспортах тем временем спускали в шлюпки вторую волну десанта – и, как выяснилось, зря, потому что именно в этот момент все три парохода были атакованы уже большими «кракенами». В течение четверти часа от барказов остались обугленные головешки; из трёх транспортов два пылали огромными кострами, вокруг плавали трупы пехотинцев, так и не успевших добраться до врага, а эсминцы маневрировали на полном ходу, пытаясь прикрыть огнём единственный уцелевший транспорт. Высадка сорвалась.
На то, чтобы осознать это, Хипперу понадобилось ещё около получаса, после чего он скомандовал дать по обнаруженным ранее целям на острове ещё три залпа, и скомандовал отходить на юг. И в этот момент произошло то, что долго ещё снилось офицерам, оказавшимся на мостиках посудин Кайзерлихмарине в самых их страшных ночных кошмарах…
Отредактировано Ромей (25-07-2023 11:56:43)
Никто не заметил, откуда взялась эта туча. Казалось, она возникла над островом вдруг, без предупреждения – не было, и вот она! – тем не менее, ни один человек на многочисленных дальномерных, сигнальных и артиллерийских постах германских кораблей не заметил момента её появления. А вот то, что происходило дальше видели все – можно смело сказать, что все, сколько их было, глаз на эскадре, было приковано к этому зрелищу.
Туча разрасталась. Не расплывалась по небу, постепенно редея, не накатывалась издали грозовым фронтом, а росла словно во все стороны одновременно, клубясь по краям. В центре её образовалось что-то типа спирального завихрения, и когда это поразительное образование закрыло уже не менее четверти небесного свода – центр спирали вдруг лопнул, и в глаза наблюдателям брызнула яркая до болезненности синева. И снова никто не заметил, как произошла эта почти мгновенная трансформация – только что над мачтами, трубами и орудийными башнями висела клубящаяся махина с спиралевидным рельефом в центре – и вот оно уже превратилось в неправильной формы контур с тёмно-серыми, почти свинцовыми облачными краями – и эти края стремительно истончались, превращаясь в полосу, в кайму, в нитку, и наконец, исчезли вовсе, оставив вместо себя в бледном небе Балтики громадную прореху. Она, эта прореха, была проделана словно над островами Зелёного Мыса или Карибами – таким тропически голубым, жарким, даже на вид, был небосвод по ту сторону.
Продолжалось это недолго, считанные секунды. С той стороны на яркую голубизну наползла тень – наползла, затмила, превратив полдень в вечерние сумерки – и словно стала протискиваться сквозь прореху. Да, именно так – выплывала оттуда, с той стороны, едва не задевая призрачные края. И те, кто наблюдал происходящее через линзы дальномеров, призмы биноклей и прочую военную и навигационную оптику, видели, что вовсе не тень это никакая, а сплошная масса - своего рода летучий остров, придуманный английским шпионом Джнотаном Свифтом. Только вместо сплошной алмазной плиты, основание его – во всяком случае та его часть, что видна была наблюдателям на кораблях, - состояло из бесчисленного количества зеленовато-белёсых пузырей разных размеров, с которых свешивались неопрятные «бороды», чрезвычайно напоминающие то ли морские водоросли, то ли ядовитую бахрому гигантской медузы цианеи, которую так убедительно описал в одном из рассказов о сыщике Шерлоке Холмсе англичанин Конан Дойль.
Но раз есть вполне материальный объект – значит, можно определить до него расстояние, а потом сделать ещё что-нибудь, для чего расстояния обычно и определяют во флоте? Синхронно, без команды, посыпались металлические щелчки на лимбах десятков дальномеров и артиллерийских прицелов. И скоро превосходная оптика произведённая фирмой «Карл Цейсс АГ» выдала ответ – нижняя, самая нижняя кромка «летающих островов» (да, их уже было два, и в «прореху» протискивался третий) находился на высоте чуть меньше полутора миль. Это было уже нечто, понятное офицерам Казерлихмарине, как раз начавшим приходить в себя от фантастического зрелища. Поползли вверх стволы орудий, чавкнули затворы, заглатывая противоаэропланные и осколочно-фугастные снаряды и…
Всё же, это был германский флот, и ни один из тех, сто держал сейчас в руках спусковые, обшитые замшевой кожей шнуры, не решился открыть огонь без приказа. Он и последовал - сначала в виде довольно-аки нестройной пальбы с флагманского дредноута, а уж потом в виде флажной команды и заполошного писка морзянки в радиорубках. Боевые корабли окутались огнём и кордитным дымом, и каждый наводчик, каждый артиллерийский офицер, командующий орудийной башней или артиллерийским плутонгом, с удовлетворением отметил, что заряды угодили, куда нужно. Сначала под нижней кромкой «передового» острова вспухли ватные облачка разрывов, потом снаряды начали рваться в его пузырчатой утробе – это было видно по вспышкам, терзающим летучую невидаль изнутри, по отделяющимся после особенно удачных попаданий пузырчатым гроздьям, часть из которых медленно шла вниз, волоча за собой шлейфы «водорослей».
Попаданий было много, очень много – только вот почти все они приходились на орудия калибром семи с половиной сантиметров и меньше, ибо именно они были предназначены для стрельбы по аэропланам и имели достаточно большие углы возвышений. Видимо, эти снаряды нанесли «летучему острову» недостаточно серьёзный ущерб, потому что он продолжил поступательное движение, но начал, к тому же, набирать высоту. "Тысяча восемьсот метров… Тысяча девятьсот.. Две сто…» с регулярностью метронома докладывал обермаат-дальнометрист с поста управления зенитной стрельбой. И когда счёт дошёл до двух тысяч пятисот, голос его перекрыла команда, отданная через жестяной раструб офицером, стоящим на правом крыле мостика:
- Воздух!..
Их было куда больше сотни – следом за первой, довольно жидкой волной, состоящей из дюжины знакомых «меганевр», шли какие-то новые летательные аппараты нелюдей. В отличие от «меганевр», в самом деле, чрезвычайно похожих на гигантских перепончатокрылых тварей, эти напоминали, скорее коконы, куколки, из которых им предстоит вылупиться белёсые, обтекаемые, округлые с обоих концов, но в отличие от нормальных коконов, снабжённые парой полупрозрачных жужжащих крыльев. «Коконы» выстраивались за «меганеврами» острыми клиньями, по десятку-полтора в каждом, и в точности следовали за ведущими, почти отвесно пикирующими на германский ордер. На высоте в сотню метров «меганевры» конвульсивно изогнулись, почти мгновенно затормозив в воздухе; «коконы» же продолжали своё стремительное падение. И это было последним, что увидели в своей жизни немецкие сигнальщики, дальнометристы и расчёты зенитных орудий – двумя секундами спустя, «коконы» стали врезаться в палубы и надстройки кораблей, превращая их в сплошные, от носа до кормы, костры.
VI
Советская Россия,
Петроград.
Литейный проспект.
Грузовик отыскался в подворотне, в паре кварталов от баррикады, которую оборонял отряд «товарища Павла». Кроме машины, в подворотню набилось дюжины полторы разнообразного люда; обитатели дома, перепуганные таким нашествием, наглухо запечатали двери и окна, и на призывы вынести страдальцам хоть водички не откликались.
- Чья тут машина? – осведомился Мезенцев. – Откомандированные на предмет охраны и погрузки бойцы шли за ним; один волок на плече толстую трубу «люськи».
- С вашего позволения госпо… гражданин офицер, моя. – раздалось в ответ. Мезенцев обернулся – из-за радиатора выглядывал господин интеллигентной наружности, и вправду, похожий на университетского доцента. В тёмном пальто, шляпе котелке и совсем неуместных в эти сравнительно сухие дни галошах, натянутых поверх башмаков. Картину дополняло пенсне и криво повязанный галстук, выглядывающий из-под пальто. Вид у доцента был слегка потрёпанный – вон, и сукно всё в побелке, а на рукаве красуется большое пятно от машинного масла…
- Позвольте представиться: Каменецкий Артур Аполлинарьевич, приват доцент Петербургского Университета, по кафедре химии.
Мезенцев машинально отметил, что во-первых, впечатление касательно научного звания оказались верны, а во-вторых, Каменецкий употребил старое, ещё довоенное название своей альма матер.
- Что везёте? – сухо осведомился моряк.
- Видите ли… приват-доцент зачем-то стащил с нова пенсне и стал протирать их носовым платком. – У меня там научное оборудование, реактивы, справочники… Я везу всё это в Гатчину – там у моей жены дом, хочу оборудовать в нём лабораторию, подальше от всего этого…
Мезенцев покачал головой.
- Насчёт Гатчины - рекомендую бросить эту мысль. Есть сведения, что нелюди расположились лагерем где-то между Пулково и Гатчиной – недаром они прорываются в сторону Сенной, со стороны Московской заставы. Там вы не проедете. Вы сейчас вообще нигде не проедете – в городе острая нехватка автомобильного транспорта, первый же патруль машину у вас отберёт.
- Но что же мне делать? – растерялся приват-доцент. – Понимаете, мне обязательно надо закончить исследования…
Мезенцев невесело усмехнулся.
- Не кажется вам, господин приват доцент, что сейчас не слишком подходящее время для исследований?
Каменецкий вскинул острую бородку, украшавшую его подбородок, отчего приобрёл независимый и несколько комичный вид.
- Я, видите ли, не только химик, но и биолог, исследую действие химических боевых веществ, кислоты и ядовитого газ, которые применяют нелюди. Кстати, тут говорят, что вы тут уничтожили оного арахнида?
- Арах… кого? – моряк недоумённо хмыкнул. – Первый раз слышу о таком!
- Ну, огромного паука, которые кислотой плюются. Так верно, или врут?
А-а-а, понятно. – Нет, не врут, было дело.
- Замечательно! – оживился приват-доцент. – Скажите а далеко отсюда вы его?..
- А тебе на что, шляпа? – хохотнул дружинник с «люськой» из-за спины Мезенцева. – Там, между прочим, стреляют!
Моряк едва не гаркнул «Молчать!» – но вовремя сдержался. Не те нынче времена, чтобы брать на голос, вполне можно получить в спину очередь из этой самой «люськи».
Каменецкий.
- Я, если можно, хотел бы взять несколько образцов этой…. Этого существа. Вы меня не проводите? Это секундное дело, только вот эти пробирки наполню – и сразу назад!
Такого Мезенцев не ожидал.
Пробирки? Наполните? Кишками этого паука, или что там у него в брюхе?
- А что тут такого? - удивился приват-доцент. – надо же хорошенько его изучить, прежде чем…
А то, что сейчас не время заниматься естествознанием! – оборвал его моряк. – Всё, поболтали и хватит! Убирайте свои склянки, пока они тут ненароком разбились, и освобождайте машину. Я скажу бойцам, чтобы ящики ваши поаккуратнее ворочали, можете присмотреть…
- Я решительно протестую! – тонко взвизгнул Кременецкий. – Вот вы изволили заявить, что сейчас не время заниматься наукой – а, как мне представляется, сейчас как раз самое время и есть! Вам, вероятно, известно, что от отравляющего газа, который извергают арахниды, не спасает ни один противогаз?
Мезенцев кивнул. Он сам и его соратники имели газовые маски, выданным со складов вместе с винтовками и прочей амуницией, но они уже успели убедиться, что против ядовитого газа нелюдей это не слишком надёжная защита. Противогазы спасали только от паров «паучьей» кислоты – да и то, фильтры выходили при этом из строя с пугающей быстротой.
- Так вы что же, хотите найти против него средство?
- Именно! – приват-доцент снова задрал бородку; при этом пенсне слетело с носа и повисло на шнурке. – Как вы не понимаете: до сих пор мы тыкались, как слепые котята, не зная, за что зацепиться – а тут сама судьба даёт в руки такой материал для исследования, этого вашего дохлого арахнида! Возможно, я смогу отыскать какой-то химический или биологический состав, безвредный для людей, но смертельных для этих тварей!
Мезенцев на секунду задумался.
- Пожалуй, господин Кременецкий…
- Каменецкий, с вашего позволения. Каменецкий Артур…
… Аполлинарьевич, я помню, спасибо. Что ж, то, что вы мне сообщили, пожалуй, меняет дело. Однако ж и вы поймите – если мы сейчас не доставим снаряды и патроны к баррикаде, нелюди прорвутся и тогда все ваши исследования окажутся никому не нужны.
- Но как же тогда…
Доцент выглядел теперь озадаченным.
-Давайте поступим так. Мы выгрузим ваши ящики – со всей аккуратностью, сами можете проследить! – потом скоренько сгоняем за огнеприпасами, а кода вернёмся – я вас отпущу. Ещё и сопровождающих дам, с винтовками, чтобы вас больше нигде не задержали!
- Погодите, мистер офицер!...
Этот голос бы с сильным иностранным акцентом. Мезенцев обернулся - молодой человек в клетчатой твидовой куртке чуть ниже пояса и высоких, шнурованных, ботинках, какие любят носить пилоты и офицеры автоброневых и мотоциклетных команд. На шее у него висела большая угловатая фотографическая камера.
- Прости… кхе… простите!...
И зашёлся в кашле, прикрывая рот большим, тоже клетчатым платком.
- Вы англичанин?
Да, англичанин. – ответил незнакомец, справившись с приступом. – Джордж Тауни, репортёр. На Сомме был отравлен газами, долго лежал в госпитале. Потом демобилизован, устроился в «Дейли Мэйл». Поскольку знаю русский – послали сюда, в Петроград, репортёром.
По-русски он действительно говорил отлично – если не считать акцента.
Вы, как я понял, собираетесь поехать по городу? Может, возьмёте меня с собой, ч много места не займу. Понимаете, нужны кадры для репортажа, а здесь я уже всё видел…
Мезенцеву уже приходилось иметь дело с репортёрами, правда, американскими, а потому на просьбу англичанина он отреагировал вполне благосклонно.
Отчего бы и нет, мистер Тауни, теперь у вас будет достаточно материалов для ваших репортажей. Говорите, воевали?
- Да, начальником пулемётной команды.
- Отлично. Значит, с «люськой» справитесь. Помогите разгрузить машину, потом полезайте в кузов, и поехали!
Через десять минут «Фиат» тарахтел по мостовой. Дружинники улеглись на крылья, выставив перед собой винтовки с примкнутыми штыками; англичанин устроился в кузове, оперев пулемёт сошками на крышу кабины – фотокамера по прежнему висела у него на шее. Со стороны Охтинской слободы вставало над крышами багровое полотнище зарева; в соседних кварталах раздавалась перестук винтовок, пулемётная трескотня и взрывы ручных бомб. А один раз низко, на уровне крыш пронеслась, пронзительно визжа, пара боевых «стрекоз», и английский репортёр, вместо того, чтобы полоснуть по крылатым гадинам очередью, целился в них из своей фотокамеры и громко ругался от восторга, что сделал такие отличные кадры… едва успел выпустить им вслед длинную очередь.
«Третий день уличных боёв… - думал Мезенцев, едва удерживаясь в нещадно трясущейся кабине грузовика. - Третий день пожаров, смертей, яростных схваток. Что-то будет дальше? Может, и правда, этот чудаковатый приват-доцент отыщет своё волшебное средство и им на баррикадах станет хоть немного полегче?»
Увы, подобные чудеса случаются разве что, в романе футуровидца Герберта Уэллса, где кровопийцы-марсиане, захватившие Землю, в одночасье передохли от банальной инфлюэнцы. В газетах писали, что незадолго до начала Нашествия в Европе началась эпидемия «испанского» гриппа – может, хоть он их остановит? А пока… что ж, пока придётся уничтожать нелюдей и их «арахнидов» трёхдюймовыми снарядами и прочими огневыми средствами, коих на столичных складах слава богу, запасено предостаточно. Кстати, подумал он, может уговорить-таки выдать им хотя бы парочку огнемётов? На нелюдей, постоянно лезущих в ближний бой, и на их «арахнидов» это оружие должно действовать особенно эффектно.
Налёт «стрекоз» оказался единственным - больше никаких неприятностей с Мезенцевым и его спутниками не приключилось, и уже спустя полчаса они перетаскивали с пришвартованной возле Николаевского моста ящики со снарядами и ручными гранатами и винтовочными патронами. Выдали и огнемёты в количестве двух штук – к удивлению лейтенанта, без малейших возражений. К ним прилагались три плоских бака с горючей смесью и пару металлических бутылей со сжатым газом азотом – на горлышке у них были закреплены манометры в круглом эбонитовом корпусе. И то и другое выкрашено в серый цвет, с белыми надписями готическим шрифтом – огнемёты были германские, системы Kleinflammenwerfer М. 1915 - старого образца, выпускавшиеся до шестнадцатого года. Мезенцеву эта система была незнакома, но из потрёпанной брошюрки-инструкции, нашедшейся во внутреннем кармашке брезентовой сумки с принадлежностями, следовало, что баки огнемётов следует перед использованием заполнять горючей смесью через особую воронку, а газовый баллон подкачивать азотом из бутыли с манометром, пока тот не покажет рабочее давление в двадцать три атмосферы.
Всё это Мезенцев изучил на обратном пути, сидя в кабине грузовика. Машину нещадно трясло, освещение оставляло желать лучшего – уличные фонари не горели, а в карманном жестяном фонарике Мезенцева еле-еле тлела оранжевым нить накаливания – батарея села. Тем не менее, он разобрался достаточно, чтобы сделать вывод: его соратники по «дружине товарища Павлова» в незнакомой системе, скорее всего, разберутся -как-никак, мастеровые, имеют некоторые навыки в механике. Кроме того, в брошюрке, была указана рабочая дальность огнемёта – 22 метра, а так же масса в полностью заправленном горючим и газом состоянии, тридцать три с половиной килограмма. Мезенцев порадовался, что не ему придётся таскать тяжеленную, опасную для владельца штуковину - и тут же непоследовательно подумал, что надо бы зажать один из «фламменверферов» с полагающимся к нему запасом точно так же, как он собирался зажать выцыганенный у кондуктора на барже «Льюис» вместе половиной из дюжины рубчатых, похожих на шляпные картонки, патронных дисков. Тот пулемёт, который они взяли в дружине, и с которым сейчас обнимался в кузове английский репортёр-фронтовик, всяко придётся вернуть…
Дело в том, что по дороге у Мезенцев задумал на время расстаться с «товарищем Павлом» и его подчинёнными. Пока стрелки и англичанин грузили боеприпасы, он успел поговорить с охранявшими баржу солдатами, и их командиром – совсем юным прапорщиком в кожанке, какие носили авиаторы и офицеры автоброневых команд. Прапорщик-то и сообщил, что за четверть часа до прибытия Мезенцева с его грузовиком, подъезжал вестовой из штаба на мотоциклетке, передал пакет и сообщил на словах, что дела несколько поправились: моряки-кронштадцы ударили нелюдям во фланг, со стороны Охты. Подошли по Неве на миноносце и барже, сбросили десант с тремя броневиками, и сильно их теснят. Так что, жизнерадостно улыбаясь, сказал прапор, у вас на Литейном будет тихо – до утра нелюди точно не сунутся, и отдохнуть успеете, и позиции укрепить, чтобы встретить новый накат, который рано или поздно наверняка последует. В Гатчине, сказал прапор, понизив для пущей важности голос, опустились с неба две громадины, вроде летающий островов – гораздо больше любого цеппелина, полверсты в поперечнике каждый – и сейчас с них сгружается пехота и десятки боевых пауков. На вопрос Мезенцева – откуда он это знает, если дело происходит в Гатчине, а сам прапор – тут, в центре города - владелец кожанки ответил, что к Гатчине послали два гидроплана на разведку. Один из них нелюди сбили, зато со второго успели всё разглядеть и вернулись невредимыми и с ценными сведениями. «Вот тут, на Неве, и садился, возле самого моста! – рассказывал прапорщик. – Пилот в штаб уехал, а моторист остался при гидроплане. Да вот, коли не веришь, сам глянь – вон он, пришвартован к другому борту баржи! Мы его подтащить помогли, закрепили канатами, а моторист нам всё и рассказал. Сейчас он сит, умаялся болезный…
За баржей, со стороны реки, действительно покачивался на волнах похожий на лодку с крыльями гидросамолёт. Мезенцев поблагодарил прапора за важную информацию и полез в кабину, прикидывая, как бы теперь уговорить «товарища Павла» предоставить ему отпуск часов на десять. Пожалуй, согласится, решил лейтенант – ведь если сведения о десанте со стороны Охты верны, на Литейном должны уже об этом знать. И если сослаться, к примеру, на крайнюю усталость, приступ застарелой хвори, от которой в глазах двоится и голова идёт кругом, и необходимость срочно разыскать и принять лекарство – «товарищ Павел» вполне может на это купиться. Тем более, что дезертировать лейтенант не собирается, а вот посмотреть, что там на самом деле затеял доцент со своими научными приборами – очень даже имеет смысл. Мезенцев и сам не смог бы объяснить, отчего эта мысль так запала ему в голову – знал только, что непременно должен поступить именно так.
Когда грузовик вывернул на Литейный, лейтенант затормозил, отправил в перёд обоих стрелков с приказом проверить, нет ли дальше по проспекту какой-нибудь угрозы - а сам вместе с англичанином отложил в сторону «Льюис», огнемёт и положенные к ним огнеприпасы, и тщательно укутал их брезентом. На вопрос репортёра - что это задумал господин офицер? – только ухмыльнулся и в свою очередь поинтересовался, не передумал ли мистер Тауни, по прежнему ли он намерен искать эффектные материалы для своих репортажей? Если не передумал, то пусть едет вместе с Мезенцевым и доцентом, которого они сейчас заберут с собой - сенсация гарантирована…
Налёт «стрекоз» оказался единственным - больше никаких неприятностей с Мезенцевым и его спутниками не приключилось, и уже спустя полчаса они перетаскивали с пришвартованной возле Николаевского моста баржи ящики со снарядами и ручными гранатами и винтовочными патронами.
Пропущено.
Последний цеппелин | Произведения Бориса Батыршина | 01-11-2020 |
Последний цеппелин-2. Новая сила. | Произведения Бориса Батыршина | 02-02-2022 |
Библиография и планы | Произведения Бориса Батыршина | 16-08-2024 |
Готовятся к изданию | Библиография участников форума | 12-08-2024 |
Этот день в истории | История | 05-03-2013 |
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Последний цеппелин - 3. "Сила на силу".