Какое-то время друзья стояли у аппарата. Смотрели то на Василия Сергеевича, то на дисплей кардиографа. Давление и пульс были хоть в космос посылай. Василий Сергеевич в свои года не выглядел развалиной. Худощавый, стройный, поджарый. Если бы не абсолютно седая голова и каньоны морщин на лице, то ни за что не догадаешься, что он давно девятый десяток разменял. Еще оставалось впечатление от того напора и властности. Приказал и ноги-руки сами собой спешат исполнять распоряжение.
- Дед всем дедам дед! – выразил всеобщую мысль Вася.
То как он быстро восстановился после выхода в «госпиталь» впечатлило всех. Дед хлебнул минералки и вновь живчик. У друзей силы восстанавливались не так быстро. Порой казалось «поехавшая крыша» на место не вернется. Как у Василия Сергеевича будет, когда он испытает смерть носителя? Почему-то казалось – ничего с ним не случится.
- А он генерал какого рода войск? – спросил Паша.
- У генералов родов не бывает, - сострил Вася.
А Сергей только плечами пожал.
- Генерал-лейтенанта дед получил за шесть лет до моего рождения. Как-то я китель увидел - в петлицах был знак службы военных сообщений.
- Это ничего не значит, - хмыкнул Вася.
- Вполне возможно, - согласился Сергей. - Дед о службе вообще не распространялся. И еще - отец просил его мне место службы в «арбатском округе» обеспечить. Мол, одним звонком, и выполнят.
- И что? – спросил Паша.
- Дед меня спросил – хочешь в Москве служить? Я сказал – нет, буду служить куда пошлют. Уверен, что иной ответ дед бы не одобрил. Ладно, мужики, - сказал Сергей, - Пора за дело. Паша, ты послевоенную историю знаешь? Тогда займись поиском изменений в первые месяцы войны. А мы послевоенные события прошерстим.
Какое-то время сидели, вглядываясь в ноутбуки и планшеты. Было тихо. Тревожный сигнал кардиографа заставил вздрогнуть. На дисплее скакала кардиограмма, рос пульс, понижалось давление. Дед начал елозить по телу руками и сучить ногами, сбивая с себя датчики. Сергей первым бросился к установке, но отключить не успел, Василий Сергеевич очнулся сам. Он стряхнул с себя прищепки и присоски, со стоном сполз на пол, и с недоумением уставился на свои руки.
- Дед, ты как? – спросил Сергей, помогая подняться деду и присесть на кушетку.
- Хреново… - хрипло ответил Василий Сергеевич.
Он ощупал себя, недоуменнно посмотрел на руки, тяжело поднялся с кушетки и отстранившись от помощи Сергея прошел до бара, открыл, достал бутылку водки и набулькал себе граммов сто. Лихо замахнул одним глотком. Занюхал кулаком. Сергей, Вася и Паша переглянулись.
- Рассказывай, дед! В кого попал и куда?
- Сразу и не понял, - сказал хрипло Василий Сергеевич, наливая еще соточку. – Круговерть, тошнота, все болит, матерюсь, куда-то стреляю, а куда не пойму. Потом, вроде как кабина, приборы, облачное небо через триплекс, и мессера атакуют. Четыре, или больше, но уворачиваться успевал. Пару мессеров сбил и бомбардировщик смог достать, но и меня подбили все-таки. «Ишак» горит… или не «ишак», а «Як», не важно. Самолет, падает, вроде надо прыгать, но руки ручку сжали, истребитель к земле несется…
- И что, разбился?
- Сгорел… - Василий Сергеевич передернуло. – Заживо…
- Страшная смерть… - прошептал Вася, и поежился, видимо вспомнив Николая Русова, сгоревшего в Т-26.
Дед выпил водку одним глотком, поморщился, глядя в опустевший стакан:
- Не берет, что-то…
- Как летчика звали? – спросил Свешников. – Мы всех записываем, в кого попадали.
- Иван… - Жуков старший задумался, - Иван Геннадьевич Соловьев. Ты пиши, Паша, это правильно, да...
Неожиданно для всех Василий Сергеевич лег на кушетку.
- Еще раз!
- Дед, ты чего, нельзя вот так, тебе же лет…
- Еще раз! – потребовал дед таким тоном, что друзья поняли - не переубедить…
Подцепили датчики. Свешников нажал пуск…