Cherdak13, это был бы уже фанфик.

Продолжение

Штатгальтер двух провинций взглянул на полковника почти с умилением. Для родича Релингенов мальчик был еще очень наивен. И все же… в этом юноше что-то было. При умелом руководстве из него мог получиться толк.
— А что вы хотели, молодой человек? — вновь заговорил Нассау. — Эти люди — простолюдины и не слишком верят таким эфемерным вещам, как слово дворянина. Не говоря уж о том, что господа дворяне слишком часто их обманывали. И потому все эти суконщики, рыбники и торговцы предпочитают нечто более существенное, чем слово, как это и бывает в делах — заклады, залоги, нечто, на что можно посмотреть или пощупать, нечто, что имеет в их глазах ценность. Так каков будет ваш залог? Не забывайте, вы приехали в Гент без жены.
— То есть, моя семья должна стать заложником?!
— Можно сказать и так, — ничуть не смутился младший брат Молчаливого. — Если вы хотите, чтобы вам верили, вы и сами должны доверять. В данном случае, доверить Генту свою семью. А пока они видят перед собой чужака…
— Да половина здешнего дворянства со мной в родстве! — возмутился Александр.
— Вот когда они это признают… — заметил Иоганн. Про себя он подумал, что Гент в очередной раз показал себя во всей красе. Конечно, Арсхот сам напросился и своими интригами в пользу Испании полностью заслужил месячный арест, однако запереть в городских стенах этого мальчика… И все же кое-что следовало уточнить. — Вас ничего не связывает со здешними землями. Сегодня вы защищаете Гент, завтра — когда ваш контракт закончится — с тем же усердием будете его осаждать. Для Франции, Испании или Англии, — Нассау остановился, заметил возмущение на лице мальчишки. — А что в этом такого, юноша? Вы не фламандец, вы француз, вы даже говорите с акцентом…
— Но вы тоже не фламандец! — немедленно парировал Александр. — Да, я француз, но мой род берет начало из этих мест и лишь четыреста лет назад перебрался в Пикардию. Я француз и по-фламандски говорю с акцентом, но ведь и вы немец и тоже говорите с акцентом, пусть и другим. Но теперь мы оба служим Низинным Землям…
Штатгальтер двух провинций на мгновение стиснул зубы.
— Я — это другое дело, молодой человек, — холодно и строго произнес он. — Да, я немец, но у меня давние счеты с Испанией. Нас было пять братьев, а осталось двое. И старшего племянника у нас тоже отняли, и вряд ли мы сможем увидеть его вновь. Он как сухая ветвь, которой не суждено принести плоды. Но вы-то другое дело. Вы можете заключить один контракт, потом другой — и это никак не затронет вашу честь или вашу семью. Слава богу, вы не знали таких потерь, как мы!
Александр с сочувствием взглянул на этого сильного человека, который на мгновенье поддался горю.
— Вы правы, я не терял братьев, у меня их вообще не было, — серьезно ответил он. — Я рано осиротел и плохо помню своих родителей. Но почему вы думаете, будто мне не случалось терять близких людей из-за такого хищника, как Испания? Я помню, кто раздувает пламя религиозной розни во Франции, кто платит Гизам и Лиге, кто вновь и вновь натравливает французов друг на друга. Я не могу остановить гражданскую войну там, но могу не участвовать в ней и сражаться за правое дело здесь. Если Испания потерпит поражение в Низинных землях, возможно, она утратит свое влияние и во Франции.
— Это только слова молодого человека, который мало что видел и пережил…
— Нет! — Александр вскинул голову. — Это не слова, и я видел и испытал не так уж и мало. Я говорил, что почти не помню своих родителей, но я всегда буду помнить наставников, тех, кто воспитывал меня и обучал наукам. Их больше нет… В семьдесят втором мой опекун был арестован прямо в Лувре, потому что отказался участвовать в парижской резне. Слава богу, он хотя бы остался жив. Но мои учителя и воспитатели… Рамус, Гудимель, даже старик Бреу!.. Я видел их растерзанные тела на воротах Парижа и ничего не мог сделать. Мне было пятнадцать, и я должен был вывезти из Парижа свою невесту, ее отца и ее кузенов-гугенотов. Слава Богу, меня отправили в Париж с десятком солдат, отправили как раз для того, чтобы я очищал Париж от протестантов, но я не выполнил приказ, — полковник почти с вызовом взглянул на штатгальтера. — И мой кузен Релинген тоже отказался это делать. Он предотвратил резню в Турени, хотя тогда и не был губернатором. Он спас Барруа. Он наказал тех, кто пытался схватиться за нож. А вот король Филипп смеялся, когда узнал о бойне. Вы полагаете, это можно простить?!
Нассау молчал, задумчиво разглядывая Александра.
— Семьдесят второй трудно забыть, да я и не хочу забывать, — продолжал граф де Саше. — Как не хочу забывать и того, что стало с моими солдатами. Их тоже больше нет! Их убили протестанты… Убили безоружными просто потому, что кто-то крикнул, что они были в Париже в семьдесят втором, но даже не подумали спросить, а что они в этом Париже делали. Я в долгу перед своими наставниками… И перед своими солдатами тоже. И отдать эти долги я постараюсь здесь.
Граф де Саше вскинул голову, как обыкновенно делал, чтобы унять подступившие слезы и не зажмуриться от внезапного видения растерзанных тел, а потом выпалил резко и яростно:
— Да, у меня есть счеты, и я слишком долго ходил в должниках, и теперь пришло мое время отдавать долги!  И если для этого мне нужно доверие кальвинистов Гента — я завоюю это доверие. Если для этого мне нужно  заставить дворянство Низинных Земель признать меня — я заставлю считаться с собой. И каждый мой вздох, каждый миг моей жизни будет наполнен только этим смыслом — борьбой с захватчиками! Верят в меня или нет, не так важно, потому что себя я знаю и дело мое правое!
Во время этой пылкой речи граф де Саше даже слегка подзабыл, что приехал в Низинные земли добывать корону для друга. Прошлое нахлынуло внезапным, сбивающим с ног потоком воспоминаний о разоренных землях в заревах пожаров.
Иоганн Нассау вздрогнул, как, бывает, вздрагивает внезапно разбуженный человек. И угадав отблеск зарева этих пожаров в глазах молодого человека, произносящего свою пылкую речь, Иоганн Нассау понял, кого он видит перед собой. Да, его собеседник выглядел как Ахилл, и, возможно, был где-то и когда-то Ахиллом, но вот здесь и сейчас он стал Гектором. Античным героем, готовым бросить вызов самому грозному противнику и отдать жизнь за то, что считает дорогим для себя.
Нет! Этот юноша не повторит участь Гектора, пока у Иоганна Нассау есть хоть какое-то влияние в Низинных Землях. И еще Иоганн подумал, что они, кажется, уже несколько подустали от своей священной войны, низведя ее до уровня семейных вендетт, и им всем — Низинным Землям и их жителям — нужен такой молодой герой, не отягощенный памятью о поражениях от испанцев и горящий желанием биться за свое правое дело и упрямый кальвинистский Гент.
Автор Утрехтского договора посмотрел Александру прямо в глаза и наткнулся на такой же прямой и открытый взгляд человека, который принял решение, и не отступит от него, пока сердце его бьется и глаза открыты. Кивнул.
— Я помогу вам, полковник. Нам нужно составить план действий, но прежде уведомьте магистратов, что в Генте вам нужен дом для вашей жены и детей.  Я уже слишком стар, чтобы быть вашим гонцом.

Продолжение следует...

Это верно.