Продолжение (предыдущий фрагмент на стр. 27)

Иоганн Нассау был прав. И Александр был прав. Услышав, что ему нужен дом, магистраты Гента поморщились. Зато когда полковник сообщил, что не может поселить жену и дочь в гостинице — просветлели.
— Так у вас еще и дочь! — с уважением проговорил глава Совета восемнадцати. — Тогда вам нужен дом побольше.
«Побольше» по-гентский значило не так уж и много. Александр уже знал особенности строительства частных домов в Низинных землях, когда фасад в три окна — это очень достойно, а в четыре — почти роскошь. Дом в пять окон был ему не по карману.
Правда, купить даже самый крохотный домишко для человека, который не был гражданином Гента, было совершенно невозможно. Магистраты во всех подробностях разъяснили Александру, какие виды аренды будут доступны для него, будь он хоть десять раз командующим гарнизоном, сообщили, что в выборе жилья он может почти ни в чем себе не отказывать, пообещали поспособствовать тому, чтобы владельцы выбранного им дома согласились на аренду, и предоставили полковника самому себе и Генту.
Александр мог бы долго искать подходящую для семьи резиденцию, если бы не внезапная забота о нем ополченцев. Почтенные мастера и резвые мальчишки — его люди за каких-то шесть дней подыскали ему четыре крепких дома на выбор. Все уютные, теплые и, к удивлению Александра, довольно просторные. Хотя лишь один из них имел на фасаде три окна, а три другие могли похвастать только двумя, у полковника не возникало вопросов, как в этих домах можно разместиться. Как следует осмотрев все четыре дома, и порадовавшись их удачному расположению, Александр остановился на красивом трехэтажном домике в два окна, который выходил сразу на две улицы, и к которому примыкал небольшой сад. Соланж он непременно должен был понравиться, да и его дочке было, где гулять. А еще там можно было устроить часовню, но за этим опять требовалось идти в магистрат.
Узнав, что граф де Саше хочет получить разрешение на проведение в своем доме папистских богослужений, магистраты скривились и дружно замотали головами.
— Но не могут же мои жена и дочь ходить на службу в казарму! — воззвал к здравому смыслу Совета Восемнадцати полковник.
— Да, действительно, — с сожалением согласились магистраты. — Это было бы ужасающе неприлично.
Через два часа полковник получил желанное разрешение, а еще через час смог договориться с владельцем облюбованного им дома и, наконец, подписать договор аренды. Заверение документов, выплата первого взноса за аренду и улаживание прочих формальностей заняли еще два дня, а к исходу третьего дня бумажных хлопот Александр стал законным арендатором чудесного дома, в котором принялся обживаться.
К удивлению полковника, не только ополченцы приняли участие в его гентском обустройстве. Дядюшка Петер предложил распить в честь счастливого приобретения Александра бочонок пива и пообещал поставлять в его дом завтраки, обеды и ужины за вполне умеренную плату. Ополченцы с радостью присоединились к новоселью, от души поздравляли своего командира, а Шутнуа озабоченно рассуждал, что надо все же заказать для дома новую мебель, потому что не может же мадам Соланж пользоваться чужой обстановкой.
А потом Александр понял, что знает о Генте далеко не все. Вопрос — установил ли он на крыше колесо, поставил его в тупик, и побудил старших из ополченцев поведать увлекательнейшую историю традиций самого славного города Фландрии.
— Гнездо аистов на крыше — это знак милости Всевышнего! — с вдохновением вещал седой суконщик. — Вот чтобы аистам легче было вить гнезда, на крышах и устанавливают колеса…
Александр де Бретей и Готье де Шатнуа переглянулись. Одна и та же мысль посетила их. Они должны были стать в Генте своими. Они должны были говорить с Гентом на родном ему языке. И если для этого нужно лезть на крышу и ставить там самое большое тележное колесо города, что ж — это была не самая сложная задача. В этом они, конечно, заблуждались.
— Завтра, — после краткого раздумья решил Александр, и Шатнуа согласно кивнул.
А наутро начались необычные хлопоты. Доставить тележное колесо к дому — не проблема! Сложнее оказалось затащить его на крышу. Готье благоразумно предложил позвать для этого людей привычных — носильщиков и трубочистов, но старики возмутились, уверяя, будто аистов нельзя обмануть и хозяин должен лично затащить колесо наверх, ну, в крайнем случае, с помощью пары-тройки друзей.
Александр не был уверен, что его не разыгрывают и не пытаются над ним подшутить, но все же отбросил все сомнения и страхи показаться смешным. Если здесь и нет такого обычая, размышлял он, то теперь непременно будет. Да и чем аист на крыше хуже орлов, которые, по мнению римлян, непременно должны были осенять полководцев? Аист даже лучше, потому что давно стал символом верности, чистоты и благородства!
Вот только втащить колесо наверх без подъемника было невозможно. Им и самим надо было основательно постараться, чтобы выбраться на крышу через небольшое чердачное окно.
Лейтенант Карел Даалман, самый толковый из ополченцев Александра, выбрался на кровлю, чуть не ободрав себе бока. Шатнуа вполголоса ругался, с трудом протискиваясь в узкое оконце, так что молодой полковник, понаблюдав за усилиями офицеров, решительно скинул дублет, основательно добавлявший ему объем, после чего в свою очередь полез на крышу.
Ветер обдувал прикрытое лишь рубашкой тело, солнце сияло надо головой, клюв подъемника возвышался на расстоянии вытянутой руки, и Александр неожиданно ощутил высоту, чего прежде с ним не случалось даже на самой вершине сторожевой башни Беффруа. Вскинул голову, заставил себя выпрямиться. Там внизу ополченцы возились с механизмом подъемника, старательно прилаживали колесо, а им надо было подтянуть его к себе, отвязать от веревок и крепко-накрепко закрепить на коньке крыши.
— Я покажу как, — на правах знатока успокоил Даалман, пока они наблюдали, как колесо медленно поднимается над улицей.
Потянуться, подхватить, удержать… Пот выступил на лбу, рубашка прилипла к спине, руки вцепились в колесо, так что пальцы побелели, и Александр понял, что управиться с этим делом было непросто даже для троих — особенно на высоте. Никогда прежде не проявлявший страх, Шатнуа спал с лица, и даже всегда выдержанный Карел пару раз ругнулся, вспоминая гром, молнии и чертей. А потом они старательно прикручивали колесо, солнце милостиво благословляло их труды, и даже ветер бережно прижимал к крыше, не давая упасть. Страха больше не было — только радость от свершенного дела, мир и покой в душе.

Продолжение следует...

Если вы помните, она как раз очень хотела к нему ехать, и только Аньес напоминала, что пока рано. А сейчас прошло время, дом в Генте есть, ехать можно. Для той эпохи это было обычно. Это еще что -- многие жены сопровождали своих мужей даже в походе.

Продолжение

Они сидели на крыше, и Александр разглядывал Гент, словно видел его в первый раз. Обычно мутные воды Лиса, Шельды и каналов сияли на солнце. Лес мачт завораживал и манил в путь. Люди на улицах казались на удивление близкими и родными, а нарядные дома и строгие церкви переполняли сердце восторгом и гордостью. И дом, его первый дом, который он заработал своим трудом… Хотя Жорж уверял, будто некогда земли Азе-ле-Ридо и Саше тоже были землей его предков, Александр так и не смог прочувствовать это всей душой. Возможно, потому, что сотню лет назад подобных замков на земле Турени просто не могло быть?
В Азе-ле-Ридо Александр чувствовал себя гостем — гостем любимым и желанным, которого всегда с нетерпением ждут, и чьи желания стремятся предвосхищать в любой мелочи, и все же только гостем, а не хозяином. Саше будило в памяти Александра самые грустные воспоминания, даже те, которые в силу возраста он не мог помнить. В Бретее нельзя было жить. Александр признавал, что совет управляющего принцессы Релинген заколотить двери и ставни замка, был разумен, но раз так — мог ли он говорить, будто у него когда-либо был свой дом?
Правда, оставалась еще губернаторская резиденция в Туре, заботливо предоставленная принцем Релингеном в его полное распоряжение, но Александр всегда думал о ней, как о месте службы, а не о доме. Думать иначе было бы нелепо, так же нелепо, как пажу и даже офицеру представлять своим домом Лувр. И уж тем более Александр не мог считать домом старое убежище на площади Мобер — скорее это была заветная нора, куда раненый зверь заползает, чтобы зализать раны.
И вот теперь у него впервые появился свой дом. Пусть арендованный, пусть еще не обжитый, но уже свой. Дом, куда он приведет жену и дочь, где появятся другие его дети, где они будут жить в любви и согласии, даже если аисты не заметят поставленное для них колесо.
Александр смотрел на город, размышлял, что обязательно выяснит, как стать гражданином Гента, как заветные слова повторял имена Шельда, Лив* и Сассеваарт**, и мечтал спуститься по ним вниз, к невиданному им никогда морю, желание, которое прежде никогда не посещало его при виде Сены и Луары. И только теперь… Кто знает, возможно, Иоганн Нассау был прав, и ему не так уж и долго ждать разрешения выезжать за пределы города.

* Лив — канал Гент-Дамме, был прорыт в XIII веке. В XV веке из-за заиливания потерял экономическое значение.
** Сассеваарт (канал Сассе) — канал Гент — Сас-ван-Гент в устье Шельды, работы были завершены в 1549 году.

Продолжение следует...