VII
- Так говоришь, Валуэр сам объяснил, как делать этот разворот? А раньше почему молчал?
- Кто молчал, я или Валуэр?
- Оба.
Я пожал плечами.
- Мне об этом стало известно в самый последний момент перед стартом, уже в Зурбагане. А мастер Валу… полагаю, не хотел рисковать лишний раз. Утеки хоть слово наружу – вся затея псу под хвост!
После трагедии на Фарватере прошло полторы недели. «Клевер» за это время успел совершить два рейса в Мир Трёх Лун и обратно; я каждый раз сопровождал его в качестве Лоцмана, однако на берег решился сойти впервые.
- Что тебе Тиррей сообщил, не секрет? – осведомился Пётр. Я слышал, как вы беседовали на пирсе, только не понял ни слова…
- Он связался со своими друзьями фитильщиками – я им ещё перед гонкой отстегнул бабок, чтобы понаблюдали за заговорщиками. И вообще, поспрашивали, что о нас говорят…
- И что, выяснили что-нибудь полезное?
- И немало. Во-первых, в гибели Валуэра и «Квадранта» никто не сомневаются - а значит, и те, ради кого и был разыгран этот спектакль, тоже поверили, что Источник сгинул вместе с ними. Из Мальстрёма, как известно, ещё никому не удавалось вернуться - так что ни я, ни тем более, ты больше заговорщикам не интересны. «Клевер» уже сутки, как пришёл в Зурбаган, и Тиррей уверяет, что никто к нему интереса не проявил.
- Так и мы только-только на берег сошли. – сказал Пётр. – Может, они выжидают, следят издали? Спрятались на каком-нибудь корыте и наблюдают…
Я пожал плечами.
- Всё может быть. Но, сдаётся мне, мальчишка прав, мы им больше не нужны. А вот Дзирту ищут - но не заговорщики, а люди дядюшки-адмирала. Он, конечно, ничего плохого ей не сделает – разве что выпорет, и не посмотрит, что она мичман. Но расспрашивать будет всерьёз, с пристрастием, так что лучше ей пока в Зурбагане не появляться.
- Согласен. – кивнул Пётр. - Пусть сидит на Острове Скелета вместе с командой «Квадранта». Рано или поздно всё уляжется, тогда что-нибудь придумаем.
Когда мы проходили мимо «Белого Дельфина» я немного сбавил шаг. Пётр посмотрел на вывеску и облизнул губы.
- Может, зайдём? А то горло что-то пересохло…
- Ну уж нет! – я решительно пресёк это поползновение. – Нам ещё с официальными лицами встречаться, а от тебя ромом будет разить на пять шагов!
- Ничего, переживут… - буркнул мой спутник. - Знаю я этих чинуш, небось после обеда уже на бровях. И вообще, это тебе с ними разговаривать, а я могу и на улице подождать!
- А про запись в реестре забыл? Мастер Валу, конечно, записал твоё имя, но надо ведь и подпись собственноручную поставить! А ещё зайти к казначею, тебе подъёмные полагаются -приличная сумма, между прочим!
- Подъёмные – это хорошо. – согласился Пётр. – Кстати, ничего, что я сам буду на маяке Острова Скелета, а не на Бесовом Носу?
- В реестре записано, что за Маяк отвечаешь ты, а остальное их мало интересует – особенно теперь, когда Регата позади. Ходить туда никто, кроме нас не ходит, парень, которого ты поставил смотрителем вместо себя, вроде, ничего, толковый. А когда решимся официально внести в Реестр Фарватер к острову Скелета – то и тебя перепишем на тамошний Маяк.
- А это можно.
- Почему нет? Мастер Валу говорил, что многие смотрители по нескольку Маяков меняют, пока не осядут где-нибудь надолго.
Пётр невесело усмехнулся.
- До конца жизни, хотел сказать? Я, конечно, сбросил в последнее время лет пятнадцать – а всё же природу не обманешь.
- Валуэру было за девяносто. – сухо отозвался я. Терпеть не могу, когда он заводит разговор о своём возрасте. – Или даже больше, надо уточнить. Так что у тебя всё впереди. Глядишь, ещё и женишься. Тави как-то представила меня своей подруге – насчёт одной своей подруги. Тоже вдова, одинока, и возраст, вроде, подходящий. Хочешь, познакомлю?
- Подходящий – это бальзаковский? –голос Петра сочился сарказмом.
- Между прочим, выражение «бальзаковский возраст» появилось после выхода рассказа Бальзака «Тридцатилетняя женщина». Так что я бы с твоими шестью десятками не особо привередничал.
- Она хоть симпатичная?
- На мой вкус-вполне. Заодно язык подтянешь, сколько мне при тебе работать толмачом?
- Ну, раз симпатичная – познакомь. – сдался Пётр. – И вообще, хватит о бабах. Скажи лучше, как ты решился на разворот посреди Фарватера?
- Валуэр называл этот манёвр «разворот Бельграва». - Проделать его и остаться в живых удавалось лишь немногим Лоцманам.
Пётр недоверчиво хмыкнул.
- А сам-то он его делал? Хоть раз?
- Даже дважды. Потому и был так уверен в себе. О «развороте Бельграва» знают все Лоцманы и капитаны Фарватеров, но никому и в голову не придёт использовать его на практике. Во-первых, это, как правило, ни к чему – куда проще дойти до Маячного Мира, выйти с Фарватера и отправиться в обратный путь. Несколько дольше, да – зато никакого риска!
За неторопливой беседой мы прошли всю улицу Пересмешника, свернули и теперь поднимались по булыжному серпантину на утёс, верхушку которого венчала массивная глыба здания Гильдии.
- То есть Валуэр был уверен, что никому в голову не придёт, что мы решимся на такой манёвр?
- И, как видишь, он оказался прав. – подтвердил я. – В итоге мы вернули Источник на Бесов Нос, а через неделю перевезли его на остров Скелета - и никто ничего не заподозрил!
- Правда, это стоило ему жизни. – Пётр покачал головой. – Неужели нельзя было придумать иной способ?
Я пожал плечами.
- Говорю же: мастер Валу дважды использовал «разворот Бельграва» и точно знал, что надо делать. А погиб он из-за дурацкой случайности, не имеющей отношения к манёвру, сам ведь всё видел, своими глазами… Там вся соль в правильной настройке астролябии, и в том, чтобы пустить её в ход в строго определённый момент, ни секундой раньше, ни секундой позже. Он объяснял, что если поставить судно на ось Фарватера математически точно, буквально до сантиметра, до угловой секунды – то вихревой тоннель как бы отразится сам в себя.
- Этот тот момент тьмы?
- Именно. «Штральзунд» остался на месте относилтеьно окружающего хаоса – если такая аналогия уместна, разумеется - а вот стороны тоннеля как бы меняются местами, а вместе с ними и направление ветра. Правда, Валуэр упоминал, что так случается не всегда - и в этом как раз и есть главная опасность «разворота Бельграва».
- В чём – в этом? В ветре?
- Да, в том, что он не изменит направления. Тогда судно прямо посреди Фарватера зависнет в левентик, и повторный разворот наверняка закончится скверно. Единственный способ –идти против ветра, хотя бы некоторое время. Направления он, конечно, не изменит, но спустя несколько минут ослабнет до полутора-двух баллов.
-… и можно будет дойти до противоположного края Фарватера. – сделал вывод Пётр. – Так вот почему Валуэр настоял, чтобы именно «Штральзунд» сопровождал бригантину!
- Верно. Конечно, против шквалов на Фарватере шхуне не выгрести даже на старом своём дизеле, но паровая машина хотя бы позволит удержаться на месте, не допустить дрейфа кормой вперёд. Это, как я понял, и есть самое опасное – тогда ветер резко усиливается, превращается в ураган, перед которым не устоит ни одно судно. Но нам, к счастью, такие рискованные трюки не понадобились…
Дорога сделала последний поворот. Мы прошли ещё шагов сто – и оказались на просторной площади. Справа и слева она обрывалась вниз крутыми каменистыми склонами стенами; дальняя от нас сторона упиралась в крутой скалистый отрог. Площадь была сплошь вымощена лилово-красный кирпичом, истёртым за невесть сколько веков тысячами, десятками тысяч подошв матросских башмаков, офицерских сапог, рыбацких бахил; через неё к зданию Гильдии протянулась, подобно лунной дорожке на тёмной поверхности воды, узкая полоса из серых округлых булыжников. Перед ступенями на низком постаменте стояла статуя человека в длинном рыбацком плаще, из под которого выглядывал высокий воротник вязаного свитера. На ногах – тяжёлые рыбацкие сапоги, на поясе – плоская сумочка, в точности такая, в которой хранится моя астролябия. Она тоже здесь, в левой руке - в отличие от остальных частей статуи, астролябия изготовлена из тёмной бронзы, Большой лимб, видимо, был недавно начищен, и жёлтый металл тускло сверкает под зурбаганским солнцем, притягивая к себе взгляды.
- Это и есть Ури Бельграв? – почему-то шёпотом спросил Пётр. – Тот самый, изобретатель разворота?
- Да. – я кивнул. Эх, не устроил я тогда пикник возле его ног – а ведь собирался…
Мой спутник хмыкнул, представив себе эту картину.
- Ничего, ещё успеешь… в смысле – успеем. Ты же не собираешься проделывать такую замечательную штуку в одиночку?
- Ни в коем случае! Кстати, Ури Бельграв ещё и строитель Истинного маяка. Вот кто всё знал об Источнике…
К сожалению, его уже не спросишь… - Пётр подошёл к статуе вплотную и принялся разглядывать надпись, грубо высеченную на гранитном цоколе. - Ну ладно, полюбовались, и хватит. Пошли дальше, что ли?
- Поздравляю, вот ты и Лоцман! Сбылась мечта идиота!
Пётр поднял лист – нарядный, из дорогой шёлковой бумаги с золотым обрезом – и посмотрел на солнце.
- Смотри-ка, водяные знаки! И текст на двух языках, русском и местном, зурбаганском.
Я выдернул диплом из его пальцев.
- Дай сюда, помнёшь… Что до языков - Валуэр как=то обмолвился, что в Гильдии издавна заведено выдавать двуязычные дипломы. Во многих Внешних Мирах сведения о маяках и Фарватерах общедоступны – а значит, Лоцманы, или вот маячные мастера должны пользоваться там уважением. А какое уважение без официального документа?
- Ну, к Земле-то это не относится. – Пётр вздохнул. - А вообще, красивая бумажка, так и просится на стену!
- Была бы ещё та стена! Тебе-то хорошо, а вот я до сих пор бездомный бродяга, не то, что некоторые…
- Это ты о домике при Маяке на Бесовом носу? – Пётр пренебрежительно хмыкнул. – Нашёл, чему завидовать…
- А квартира в Москве?
- Ну-у-у… когда я ещё туда попаду?
- Неважно, главное – она есть, и приватизирована по всем правилам. А ты ещё и на Острове домик построишь – благо, теперь есть, на какие шиши его обставить.
- Это точно. – Пётр взвесил на ладони замшевый мешочек. – Сколько там, а то я в здешней валюте не шибко разбираюсь?
- Сотня так называемых, двойных «фарватерных» дублонов – это, чтоб ты знал, основная валюта, применяемая при расчётах между Внешними Мирами. В пересчёте на зурбаганские талеры - две тысячи. Хватит и домик обставить, и лодочку парусную здесь, в Зурбагане приобрести, и на первое время останется. А дальше – тебе, как маячному мастеру положено жалование в двести пятьдесят талеров.
- Да я разве спорю? – Пётр утрамбовал мешочек с золотом в карман, отчего тот оттопырился самым неэстетичным образом. Вот ведь… нет, чтобы на купюры перейти, как все приличные люди!
- Ты бы ещё сказал – на пластиковые карты! Зайдём вот в магазин – купишь себе приличный кошелёк…
Пётр извлёк мешочек и распихал монеты по карманам.
- Вот ты, Серёга, жалобился – бездомный мол, ни кола, ни двора… - заговорил он, закончив эту операцию. - А как же наследство мастера Валу? Помнится, в списке был домик, где-то тут, за городом. Не хочешь зайти, посмотреть собственными глазами? Заодно бы и глянули, что он там ещё написал…
Конверт, тот самый, что Валуэр вручил мне перед стартом Регаты, мы с Петром вскрыли в Гильдии, в присутствии чиновника, оформлявшего наши бумаги. Он же и засвидетельствовал текст, после чего я официально вступил во владение наследством.
- Куда торопиться-то? – ответил я. - Дом никуда не денется, а у нас сейчас имеется кое-что поважнее.
Кроме собственно завещания, в конверте оказалась ещё пачка бумаг, на которые гильдейский чиновник косился с плохо скрываемым любопытством. Я предпочёл этого не заметить – распрощался, спрятал бумаги за пазуху, и поспешил вместе с Петром покинуть здание Гильдии. И теперь места себе не находил, гадая, что там может в них содержаться…
- Тогда пошли в «Белый Дельфин»! – предложил мой спутник. – Устроимся в отдельном кабинете, пообедаем, эля возьмём пару кувшинов – и изучим эти листочки, не торопясь.
- Ну, уж нет! – от возмущения я едва не споткнулся. – Не хватало ещё в кабаке важные обсуждать! Если у каких стен есть уши – так это у тамошних. У стен есть уши – слыхал? В у тамошних стен их двойной комплект, если не тройной – и все ну очень внимательные!
- Паранойя – тяжёлая болезнь. – заметил Пётр. – Сам же говорил, что мы теперь никому не нужны!
- А если всё-таки нужны – что тогда? Вот что: пойдём лучше к матушке Спуль. Я после того идиотского нападения на Смородиновом ни разу не был – извинюсь, объясню, что всё уже в порядке, чтобы обиды на меня не держала. Заодно, внесу плату за несколько месяцев вперёд - теперь мне придётся часто бывать в Зурбагане, квартира и пригодится… А что до обеда – не сомневайся, накормит она нас, и получше, чем в любой таверне!
- И эль тоже поставит? – хитро сощурился Пётр.
- А вот с элем придётся подождать до вечера. Домик Валуэра нам так и так нужно навестить - есть там кое-что, представляющее очень большой интерес. А после надо будет заглянуть на Верфь. Я обещал мастеру Валу закончить там одно дело – вот, не хочу откладывать.
- Это только часть расшифровки. – сказал я. – Страницы из дневника, как и говорил мастер Валу. Обрати внимание – Источник нигде не упоминается, даже намёком. Полагаю, Валуэр нарочно изъял часть текста – видимо, опасался, что пакет может попасть не в те руки.
Пётр ещё раз пробежал взглядом листок. Судя по тому, как он при этом хмурился и шевелил губами, процесс чтения давался ему нелегко.
- Тут описано, как автор дневника нашёл на разбитом корабле тело своего друга, капитана. Ещё есть упоминание о человеке, помогавшем ему в поисках. Имени нет, сказано только, что он не из Зурбагана, а из какого-то из Внешних Миров. Думаешь, это Александр Грин?
- Больше некому. – я сложил листки расшифровки в стопку и убрал в конверт. – Ничего нового мы отсюда не узнаем. Давай, доедай, и пойдём.
Мы сидели в столовой, на втором этаже. Матушка Спуль встретила нас не слишком приветливо – руки сложены поверх передника, губы поджаты, голос сухой, сердитый. Пришлось мне рассыпаться в извинениях, объяснять насчёт происков злоумышленников, клясться и божиться, что ничего подобного более не повторится. Уж не знаю, что подействовало на суровую домовладелицу – мои заверения или увесистый мешочек с золотом, который я передал ей в качестве платы за комнаты сразу на следующие полгода - а только не прошло и четверти часа, как домовладелица сменила гнев на милость. Нас проводили наверх, и предложили привести себя в порядок в ожидании обеда. Мы так и поступили; я наскоро осмотрел свою комнату и убедился, что всё моё имущество, оставленное при поспешном бегстве, на месте.
Ростбиф с жареной картошкой, сыр, кофе, сваренное с пряностями, засахаренные фрукты на десерт – объедение, вкуснотища, пища богов! И, конечно, эль – большой глиняный кувшин, за которым она сгоняла соседского мальчишку. Минут десять в гостиной слышно было только чавканье и звяканье вилок и ножей; удовлетворив первый голод (всё-таки мы с утра мотались по городу) я сдвинул посуду к краю стола, извлёк из-за пазухи пачку бумаг и принялся разбирать мелкий, убористый почерк мастера Валу.
- Пойдём? Куда?
Вопрос прозвучал невнятно – челюсти моего собеседника были заняты куском ростбифа.
- Куда ты и предлагал, в домик Валуэра. Я тебе не говорил – у него там устроен тайник, и он рассказал, как его найти и вскрыть. Подозреваю, оставшаяся часть расшифровки спрятана там.
- Точно, он ещё на Бесовом мысу упоминал о тайнике! – вспомнил Пётр. – Погоди, там ещё должен быть оригинал этого дневника?
- А ещё - список заговорщиков, который по просьбе Валуэра составили его друзья. Так что хорош жрать и поторопимся – что-то у меня предчувствие … нехорошее.
Пётр судорожно сглотнул, проталкивая непрожёванный кусок в пищевод, подавился и закашлялся. Я дважды хлопнул его ладонью по спине. Звук получился гулкий, будто я ударил по пустой бочке.
Кхе… спасибо! Думаешь, нас опередят? Кто? Заговорщики?
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. «Маузер» у тебя с собой?
Он хлопнул себя по боку.
- Здесь. Только коробку на «Клевере оставил, слишком заметна.
- Маслята есть?
- Полный магазин и две обоймы. – он продемонстрировал две жестяные пластинки, в каждой из которых устроились по десятку толстеньких, с латунными бутылочными гильзами, патронов. – думаешь, придётся отстреливаться?
- Надеюсь, нет, но - мало ли? - Я встал, вытащил из-за пояса револьвер, крутанул барабан. – Пошли, что ли?
VIII
Оказывается, экстренные службы в Зурбагане имелись – и работали достаточно чётко. Когда мы явились на место, огня уже не было видно. Работа, тем не менее, кипела – четверо пожарных в латунных, украшенных гребнями касках, баграми растаскивали обугленные обломки; ещё двое трудились у качалки пароконного водяного насоса, а пятый поливал из брандспойта то, что осталось от дома мастера Валу.
Гражданского народа вокруг тоже хватало, и все они принимали посильное участие в ликвидации последствия. Одни, выстроившись в цепочку от ближайшего колодца, передавали вёдра с водой, другие помогали растаскивать брёвна и доски, третьи просто глазели, выстроившись полукругом. Брандмейстер (или как у них тут называется старший пожарной команды?) не делал попыток удалить зрителей, ограничиваясь грозными окриками, когда те путались под ногами. К нему-то я и обратился, пока Пётр озирал пожарище, громко, по-русски, матерясь. «Маузер» при этом он держал, опущенным стволом вниз, хотя стрелять было решительно не в кого, и зурбаганские обыватели косились на вооружённого чужестранца с некоторой опаской, предпочитая обходить стороной.
К моему удивлению, брандмейстер не стал препятствовать – выслушал, глянул (не слишком, впрочем, внимательно) на бумагу, подтверждающую мои права на безвременно погибшее жидище, и даже предложил отрядить в помощь двух своих людей. А так же выдать нам с Петром по комплекту одежды из тяжёлой, грубой парусины, а так же по паре грубых кожаных башмаков с медными застёжками. «Одёжка у вас приличная, господа, больших денег стоит, - сказал он. - испортите ещё, нехорошо…
Мы согласились. Горение к тому времени уже ликвидировали и проливали из вёдер тлеющие завалы. Я точно знал, что и где искать, и мы, соорудив из намоченных водой платков, повязки на лица, с помощью приданных топорников примерно за полчаса расчистили площадку в центре пожарища, где по моим расчётам располагалась гостиная. Я склонился, и долго ковырялся в золе, пока не нащупал прямоугольник из узких щелей в обугленных досках пола. Люк, ровно там, где говорил мастер Валу! Позаимствовав у пожарного топор, я подцепил крышку, откинул её в сторону. Из подпола пахнуло холодом сыростью, и густым винным духом – ага, значит, туда огонь не добрался! Я подобрал тлеющую головню, помахал ею, чтобы раздуть язычки пламени и спустился по скрипучим крутым ступеням вниз. Пётр последовал за мной; топорники остались наверху и наблюдали за нашими действиями, с интересом принюхиваясь к доносящемуся снизу аромату.
Погреб – вернее сказать, обширный подвал, - был выложен изнутри тёмно-красным кирпичом. Вдоль стен, на дощатых полках, громоздились ящики, банки и прочий хлам, а вдоль дальней стены на деревянных подставках выстроилась дюжина дубовых, литров на триста, винных бочек.
Пётр немедленно постучал по крайним рукоятью «маузера»– те отозвались глухим звуком – полные! Он ощупал пробку, торчащую в верхней части бочки, поднёс пальцы к носу и шумно втянул воздух. Довольно крякнул – повторил эту операцию ещё с несколькими бочонками.
- Вино, вино, ром, вино. – определил он. – Ого, а в этой коньяк! Слушай, надо будет потом нанять пару телег и отвезти всё это на пристань, к «Клеверу». Отвезём на остров Скелета, пропадать же добру?
- Хочешь всю колонию споить? – отозвался я. – Ладно, разберёмся – а ты пока, давай, простукивай! Тут должна быть пустая бочка, она-то нам и нужна. Только сперва пошарь на полках, тут где-то должна быть пачка свечей. А то с факелом этим, прости господи, факелом работать невозможно!
Свечи нашлись почти сразу, на верхней полке, уставленной пустыми полувёдерными бутылями и картонными коробками – судя по запаху, с пряностями и сушёными травами. Мы распотрошили бумажную пачку и зажгли с полдесятка, расставив их на полках, на бочонках, просто на полу. Пётр принялся простукивать одну бочку за другой, и почти сразу обнаружил искомое. Подставка не была приколочена к полу железными штырями, как у других бочек, и мы, матерясь и надрываясь, отодвинули его, открывая доступ к стене. Нескольких ударов обнаружившегося здесь же лома хватило, чтобы кирпичная кладка рассыпались, и перед нашими взорами предстал сейф - массивный, даже на вид неподъёмный, с торчащими из дверцы большими круглыми кнопками на рычажках и с римскими цифрами.
- Кодовый замок. – прокомментировал Пётр. – Цифирки-то нужные знаешь, или придётся подбирать?
Знаю, не переживай…. - я сдвинул украшающую дверь сейфа медную заслонку - под ней обнаружилась замочная скважина. - Тут должен быть тайник с ключом, сейчас…
Я встал на колени и принялся осматривать подставку.
- Ну-ка посвети! Только смотри, батарею на ногу не урони!
- Какую батарею? – удивился Пётр.
- Свечного сала за шиворот не накапай… Василий Алибабаевич!
Тайник обнаружился на внутренней стороне передней опоры - разглядел тонкие, словно волоски, щёлочки, очерчивающие небольшую, с ладонь, дощечку.
- Вот он! Давай, ближе!
Пётр послушно наклонился, поднёс свечу поближе – и я зашипел, когда горячая капля упала-таки мне на кисть руки.
- Редиска, чтоб тебя… нехороший человек! Просил же, осторожнее!
- Переживёшь… - мой спутник в нетерпении едва ли не подпрыгивал на месте. – Отковыривай, чего ждёшь? Нож тебе дать?
- Своим обойдусь… - огрызнулся я, с трудом удерживаясь, чтобы не лизнуть обожжённое место. И вообще, торопливость хороша только при ловле блох.
Я извлёк из-за пазухи «ка-бар», примерился и вогнал кончик острия в щель. Лёгкий нажим – ничего. Тогда я надавил на рукоятку посильнее – внутри музыкально звякнула освобождённая их запора пружина, и дощечка отлетела в сторону. В открывшейся маленькой нише поблёскивал в пламени свечи большой бронзовый ключ. Я вытащил его, провёл пальцем по вырезам бородки.
- Это запасной. Оригинал был у Валуэра, с ним же и сгинул.
- Предусмотрительный был товарищ… - сказал Пётр. Ну что, открываем?
Погоди… я встал, отряхнул колени. – мы тут, надо полагать, долго провозимся. Поднимись наверх, скажи брандмейстеру, чтобы отправлялись восвояси. И денег ему дай сколько-нибудь, чтобы на всех хватило. За труды, так сказать – а заодно, попроси, чтобы зря языками не чесали насчёт погреба. Пока, во всяком случае.
- Будут они молчать, как же… - он поставил свечу на полку и повернулся к лестнице. – Только ты уж без меня не открывай, дождись!
- Дождусь, не переживай… Я подбросил ключ на ладони. - И вот ещё что: пошли человека в порт – пацана какого-нибудь, я видел, они крутились вокруг пожарища. Дай пару монет, и пусть передаст на «Клевер», чтобы прислали сюда боцмана и двоих матросов, с канатами. И револьверы пусть с собой прихватят – раз уж тут такие дела творятся, осторожность лишней не будет.
- Думаешь, поджигатели вернуться?
Я пожал плечами.
- Вряд ли. Но меры принять стоит. Чтобы, значит, не было мучительно больно. Потом.
«Четвёрка», «двойка», «семёрка» - кнопки одна за другой с щелчками тонули в толстенном стальном листе. Механизм, отметил я, оказался довольно примитивным – ни одну из цифр нельзя использовать повторно, что резко уменьшает количество возможных комбинаций. У нас, на Земле, в Англии или Германии, уже во второй половине девятнадцатого века были в ходу куда более сложные устройства…
Последняя, шестая кнопка с латинской единичкой погрузилась в гнездо. Я выдохнул, сосчитал про себя до десяти, и повернул ключ в скважине. Нажал на массивную ручку так, чтобы она сделала половину оборота, снова провернул ключ – и только тогда потянул дверцу сейфа на себя.
Она распахнулась с музыкальным звоном. Внутри оказалась ещё одна дверца. Пётр шёпотом выругался; я же раскрутил пополам ключ, вставил обнаружившуюся внутри узкую крестообразную бородку в скважину, сделал два оборота против часовой стрелки. Нажал на бронзовые выступы по углам – правый верхний, левый нижний, правый нижний, левый верхний – и ещё дважды провернул ключ, на этот раз по часовой стрелке. Пожалуй, напрасно я обругал неведомого в мастера, изготовившего сейф – запоры достаточно хитроумные, не всякий взломщик с такими справится. Впрочем, что я знаю о зурбаганских взломщиках?
В сейфе было только два отделения. Из нижнего я последовательно извлёк: увесистый мешочек с золотом; ещё один, с кольцами, брошами и цепочками; кортик в ножнах с гербом гильдии и непонятной вязью на рукояти. В самой глубине обнаружился простенький серебряный медальон на шёлковом шнурке – я щёлкнул крышкой и увидел на обратной её стороне превосходно выполненную миниатюру, изображающую женское, лет тридцати пяти, лицо в обрамлении каштановых локонов. Один из таких локонов обнаружился тут же, под стеклом, но изрядно разбавленный седыми прядками.
- Это кто? - спросил мой спутник, снова шёпотом. Я пожал плечами.
- Понятия не имею. И не хочу знать. Если мастер Валу завещал имущество не этой женщине, а мне, своему ученику – значит, её уже нет в живых. И детей тоже нет и, скорее всего, никогда и не было.
- Н-да… - он покачал головой. – Он что же, так и жил всё время один?
- Наверное. Он и в Зурбагане-то почти не бывал…
Я всмотрелся в миниатюру. Женщина чуть заметно улыбалась, на её шее едва различимо голубел на цепочке самоцвет.
Пётр тем временем извлёк из верхнего отделения стопку бумаг, накрест перетянутую просмоленной бечёвкой и тетрадь в потёртом кожаном переплёте.
- Это, по ходу, дневник, о котором мастер Валу упоминал ещё на Бесовом Носу. – сообщил он, просмотрев несколько страниц. – Кажется, тот самый, куски из которого были в письме…
Я завладел тетрадкой, быстро пролистал.
- Так и есть. И, обрати внимание: всё, до последней строчки, зашифровано!
- О как… - Пётр заглянул в дневник. - Шифр тот же самый?
Я поднёс тетрадку к свече.
- Похоже, хотя наверняка утверждать не возьмусь. Ладно, упаковываем, потом разберёмся, на судне.
Пётр задумался.
- Насчёт дневника согласен, в нём сейчас ничего не поймём. А вот бумаги… - он взвесил на ладони пачку листков. – Матросы с «Клевера» явятся сюда не раньше, чем через час - и не наверху же их дожидаться, посреди пепелища? Давай, пока есть время, посмотрим, что здесь написано?
И, не дожидаясь моего ответа, зубами принялся распускать морской узел на стягивающей пачку бечёвке.
- Это и есть ключ к шифру? – спросил я. Мы торчали в подвале уже час, а помощь с «Клевера» всё не шла. Из всей пачки листков мы сумели разобрать всего три или четыре, и ничего нового не узнали – все они повторяли уже известное нам из рассказа Валу. Я собрался, было, упаковать бумаги с тем, чтобы заняться ими в нормальной обстановке и при нормальном освещении, – но Пётр заявил, что кажется, начал кое-что понимать. И пусть, сварливо добавил он, ему не мешают, а лучше зажгут побольше свечей - работать же невозможно в такой обстановке!..
Пока он возился с листками дневника, разглядывал их на свет, чуть ли не обнюхивал, я от нечего делать, стал рыться на полках. Ничего особенно интересного там не нашлось –пустые бутылки, коробки с пряностями и сушёными травами, старая одежда и всякий пыльный хлам, который можно найти в любой кладовке. Я совсем было собрался выбраться наружу, когда Пётр заявил, что понял, наконец, в чём тут дело.
- Это и есть ключ? Повторил я. – И как им пользоваться?
- Он помотал головой.
- Это подсказка, которую оставил тот учёный, которому Валуэр отдал дневник для расшифровки. Вернее даже, не подсказка, а нечто вроде рабочих материалов. Вот видишь – это оригинальный лист из дневника, а это – листок с расшифровкой.
Я взял оба листа.
- Ну да, бумага разная – эта вот белая, новая. А та жёлтая, вся в коричневых пятнах, как страницы старинных книг.
- Если верить Валуэру – а с чего бы нам ему не верить? Этому дневнику больше ста лет. - сказал Пётр. – но дело не в этом. Видишь, часть букв на странице помечены карандашом?
Я поднёс листок поближе к огню. Действительно, некоторые буквы были обведены кружками.
- Это пометки, сделанные при расшифровке. Ощупай их, только осторожно, самыми кончиками пальцев…
- Зачем?
- Ты делай, сам поймёшь….
Я провёл подушечками пальцев по отмеченным буквам.
- Тут неровности, какие-то, точки…
- Это проколы бумаги, сделанные иглой. заметь – то же самое – на всех оригиналах расшифрованных страниц.
Я посмотрел листок на просвет. Действительно, каждая из помеченных букв была проколота тонкой иглой.
- Думаю, эти буквы, их последовательность, и есть ключ к шифру, которым написана страница. – продолжал Пётр. - Так, сразу, его конечно, не разгадать, но если сопоставить с расшифровкой – можно будет понять принцип…
- ….и расшифровать остальные? – я не скрывал восхищения. – Ну, ты крут, Пётр, не ожидал! Вот так, с ходу, за какой-то час – и во сём разобраться…
- Погоди радоваться. – пресёк он мои восторги. - Если ты не заметил – на всех страницах положение отмеченных букв разное. А на нерасшифрованных проколов вообще нет. Вывод – ключ шифра для каждой страницы разный, и успел найти его только для части дневника.
- Хм-м… - это, и правда, меняло дело. - Хочешь сказать, что ключевые буквы для тех, других страниц мы не сможем?
- Как и не смог знакомый мастера Валу – и потому он прочёл только часть дневника. И я, кажется, догадываюсь, почему….
По крышке люка что-то заскреблось, раздались один за другим два удара.
- Там вы, что ли? – крикнули по-русски, с заметным прибалтийским акцентом.
- Валдис? – обрадовался я. – Мы, кто ж ещё? Сейчас отодвину засов…
Люк распахнулся, в погреб ударил луч мощного электрического фонаря.
- Спускайтесь, только по одному, лестница узкая. А ты пока, - я повернулся к Петру, - упакуй содержимое сейфа в какой ни то ящик. После договорим, на «Клевере».
- По ходу, поджигатели обронили. – сказал Пётр, рассматривая изгвазданный грязью плащ. О том, что пожар в доме стал результатом поджога, нам сообщил брандмейстер, успевший расспросить соседей.
- Карманы проверь. – посоветовал я. - Может, найдётся что-нибудь, способное вывести на их след?
- Сейчас. Ну-ка, парень, посвети! – сказал он матросу. Тот направил на находку луч фонаря.
Мы стояли возле двух подвод, на которые только что закончили грузить извлечённые из погреба бочки – Пётр всё же настоял на том, чтобы забрать их с собой. И пока вызванные с «Клевера матросы ставили над люком треногу из брёвен, пока ладили подъёмные тали, мы, как могли, обыскали остатки дома. После пожарных там почти ничего не сохранилось – втоптанный в грязь плащ оказался единственной находкой, вызывающей хоть какой-то интерес.
Пётр вывернул карманы – что-то металлически звякнуло.
- Глянь-ка, что это? Отмычки?
В руке у него блеснула металлом связка проволочных крючков.
- Они и есть! – я присвистнул. – Брандмейстер, выходит, прав, домик не сам по себе загорелся…
Пётр перебрал проволочки, выбрал одну, длиннее остальных, и попытался согнуть. Отмычка поддалась с трудом..
- Хорошая сталь. – определил он. – И это странно: отмычки, насколько я могу судить, вполне профессиональные, а их владельцы– лохи педальные.
- Это почему?
- А потому, что не смогли найти люк в винный погреб. Фраера дешёвые, а не взломщики!
Я взял отмычки и повторил опыт со сгибанием-разгибанием. Сталь действительно пружинила, что говорило о хорошей закалке.
- Это я как раз могу понять. На люке стоял тяжеленный буфет – Валуэр отдельно предупредил, что сдвинуть его будет нелегко. Те, кто влез в дом, люк нашли и стали двигать буфет, но подняли шум…
- А дальше прибежали соседи, и им пришлось рвать когти. – закончил мою мысль Пётр. – А дом – что, напоследок подожгли? Зачем это обычным воришкам, сам подумай?
- А кто сказал, что это были воры? Думаю, им нужен был архив мастера Валу, адом они подожгли обдуманно: раз уж бумаги им не достались – так пусть и никому не достанутся.
- Ни себе, не людям, значит… - Пётр вывернул плащ. - Постой, а это что?
Я пригляделся – у воротника с изнанки белела этикетка с золотой коронкой и надписью латинскими буквами.
- «Акваскутум». – почёл Пётр. – Ну, ни хрена же себе!
- Так он что, с Земли? - я выхватил плащ у него из рук. Ткань была плотная, качественная, вроде очень дорогого кашемира. – «Акваскутум», говоришь? Впервые слышу…
- Это знаменитый британский бренд, дорогущий. А ты потому не знаешь, что явился из начала девяностых явился, тогда в Москве их магазинов ещё не было.
А сейчас есть?
- Сейчас есть, хотя как бы и нет. Санкции, понимаешь…
- Понимаю. - я кивнул. - Поправь, если я что-то не так понял: у одного из злодеев был плащ, приобретённый у вас… то есть у нас, в Москве? Кто же они в этом случае такие?
Он пожал плечами.
Ну почему обязательно в Москве? Может, в самой Англии, да мало ли где?.. И вообще – с чего ты взял, плащ одного из грабителей?
- А чей? Брандмейстера?
- Может, Валуэра? Он нечасто, но бывал на Земле, вполне мог прибарахлиться. А грабители, когда делали ноги, прихватили плащ с собой.
- Может, и так. Я отряхнул плащ, сложил, засунул между бочек, стоящих на телеге. – А может, и нет. Найдём – спросим.
- Где ты собрался их искать?
- Пока не знаю. – я вытер ладони извлечённым из кармана платком. - Но одно верно: это дело становиться всё интереснее и интереснее…