ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пленники планетоида
I
В последние несколько дней время Дима видел один и тот же сон. Не жена Нина, не Земля над куполом обзорной площадки «Гагарина», не сминающий его «краб» грузовой контейнер – памятная авария на станции «Гагарин», едва не стоившая ему жизни... И даже не «звёздный обруч» на фоне чёрной, усыпанной звёздами, бездны, таинственный артефакт иной, древней и могущественной цивилизации, благодаря которому он и прочие обитатели станции «Лагранж и оказались здесь. Нет, во сне к нему раз за разом приходили картинки из «космической» артековской смены: Пушкинский грот у подножия утёса, волны, плещущие в его таинственном полумраке, привязанная к скале лодка - и мальчишеские физиономии, едва подсвеченные электрическим фонариком.
Тогда он помог проштрафившимся пионерам избежать наказания – и ни разу об этом не пожалел. И вот теперь он сам, Дмитрий Олегович Ветров, бывший артековский вожатый, а ныне, опытный космонавт, ждёт помощи от своего бывшего подопечного. Только на этот раз на карту поставлено гораздо больше, чем карьера «юного космонавта» с которой тот едва не распрощался после разразившегося скандала.
Конечно, Лёшка Монахов не единственный из его третьего отряда дружины «Лазурная», кого так ждут сейчас на «Лагранже» - Диме было наверняка известно, что в экипаж «Зари» входят ещё четверо его прежних подопечных. Лида Травкина – однокашники по «юниорской» группе упорно называли её «Юлькой», в честь девочки из «Москвы-Кассиопеи», на которую она действительно походила до чрезвычайности; Витя Середа (настоящее имя, не прозвище!) Юрка-Кащей, Лёшкин товарищ по кружку юных космонавтов Московского Дворца пионеров. Замыкал этот список француз Шарль д'Иври, и Дима не уставал удивляться: насколько плодотворной оказалась «космическая» смена, если пять её участников не просто связали свою жизнь со Внеземельем, а прямо сейчас, в этот самый момент летят на выручку экипажу станции «Лагранж», горстке отважных людей, угодивших в переделку, равную которой не знает вся недолгая история космонавтики.
Зажужжал зуммер электронных часов, встроенных в переборку над изголовьем койки. Димка потянулся, хрустнув суставами - пора вставать, начинается ещё один день космического плена. Какой он по счёту, Дима не вспомнил - да и зачем? Этот день вряд ли не будет отличаться от вчерашнего… и от позавчерашнего… да и от завтрашнего тоже. Новые дни давно уже не приносили людям на «Лагранже» ничего, кроме однообразия и тоскливого, а порой и безнадёжного ожидания.
Зуммер снова подал голос – всё, хватит валяться, пора вставать! Дима отстегнул ремни, удерживающие его на койке – предосторожность, может, и излишняя, поскольку вращение станции не останавливалось ни на миг с того самого момента, как они оказались в системе Сатурна, однако аккуратно соблюдаемая всеми на борту… Ужасно хотелось принять душ. Раньше, пока «крабы» были в строю, можно было позволить себе сколько угодно этого удовольствия – но сейчас об этом не могло быть и речи. Воду для гигиенических процедур старались не расходовать, каждая капля была на строгом учёте… и это не изменится, пока не прибудет «Заря»…
Такой же режим строжайшей экономии касался и пищи. Он был введён с самого первого дня их «космической робинзонады» - если воду и кислород и станция могла получать, то пополнить запасы провизии здесь, в десяти с лишним астрономических единицах от Земли, (что, как известно, составляет около миллиарда трёхсот миллионов километров) не представлялось возможным. От слова «совсем» - так, помнится, говорил Лёшка Монахов, а за ним и остальные члены «юниорской» группы…
Что ж как бы не был скуден завтрак – пренебрегать им не стоило. Дима, как мог, почистил зубы (недостаток воды, чтоб его…), привёл себя в порядок и направился в кают-компанию. В это время суток (станция жила по московскому времени) народу в коридорах почти не было – кто спал, кто торчал в лабораториях, кто возился с разного рода починками, которых день ото дня становилось всё больше.
Первое, что он увидел, войдя в кают-компанию, была «доска памяти» с шестью фотографиями тех, кто погиб с момента катаклизма, забросившего станцию сюда, в систему Сатурна. Доску повесили по распоряжению начальника станции Алексея Леонова – один из королёвского отряда космонавтов, первый человек, вышедший в открытый космос, дважды герой СССР, держал коллектив станции в ежовых рукавицах. Дима присутствовал при разговоре, когда старший медик «Лагранжа» предложил убрать фотографии погибших – они, мол, угнетающе действуют на людей – но Леонов даже слушать об этом не захотел. «Мы все должны бороться за жизнь, держаться, пока есть силы, и даже когда их не останется – и в этом поможет нам память о товарищах, отдавших жизни для того, чтобы мы могли дождаться спасения. А заодно – напомнит о необходимости строжайшей дисциплины, без которой мы тут и недели не протянем…»
Дима как делал это всегда, остановился перед доской. Татьяна и Константин Панюшкины – супруги-планетологи, погибшие на третий день, когда шальной метеорит пробил служебный отсек. Рядом Толя Привалов – он был с ними, помогая монтировать аппаратуру, с помощью которой астрономы собирались сканировать атмосферу Сатурна. Следующим и крайним в верхнем ряду был Тимоти Сандерс, американец, инженер-техник по обслуживанию внешнего оборудования. Когда на девятнадцатый день «космической ссылки» сработали датчики контроля герметичности служебного кольца «Лагранжа», он, не дожидаясь команды диспетчера, облачился в «Кондор» и вышел наружу – один, не дожидаясь напарника. Повреждение оказалось пустяковым, но Тимоти об этом не знал. Он был уверен, что от гибели станцию отделяют считанные секунды – и, экономя время, не стал пристёгивать страховочный фал. Опытный монтажник, Тимоти потратил всего пять минут на то, чтобы поставить временную заплату из полимерной смолы – но на обратном пути к шлюзу сорвался и улетел прочь от станции. Стартовавшие спустя пять минут «крабы» старательно, но увы, безрезультатно обшарили близлежащее Пространство. Лучи всех станционных радаров ещё много часов ощупывали пустоту в поисках металлической пылинки скафандра; всем было ясно, что инженер уже мёртв, запас кислорода в ранце скафандра давно закончился, но и тела его обнаружить не удалось…
Шестой жертвой, с чьего портрета начинался второй ряд фотоснимков, стал Клод Леклерк, внук прославленного генерала Второй Мировой - чьим танкам в сорок четвёртом рукоплескал восставший Париж. первыми вошли в Париж. Он тоже погиб за пределами станции – распорол свой скафандр дисковой пилой, и умер, прежде чем товарищи успели доставить его к шлюзу. Дима тоже был в их числе – и на всю жизнь запомнил, как кровь, хлеставшая из пробитого «Кондора», застывала в вакууме и разлеталась фонтаном крошечных алых шариков…
Замыкал скорбную экспозицию Леонид Мартынов, техник систем жизнеобеспечения заменивший Васю Гонтарева, постоянного Диминого напарника, виртуозно управлявшего буксировщиками-«крабами». Сейчас Гонтарев был на Земле – он избежал путешествия к Сатурну», но и оставил станцию без второго водителя «крабов». Конечно, никто и не думал винить напарника за это – кто же знал, что так оно обернётся? – но замену нужно было готовить, причём срочно. Такой заменой и стал Лёня. Дима научил его управлять «крабом», и с тех пор они не раз они вместе занимались делом, от которого зависела жизнь всех и каждого на станции – пополняли запасы воды.
Для этого «крабы» опускались на ледяную поверхность спутника Сатурна, и Дима с напарником электрическими пилами вырезали большие бруски льда, которые крепили потом к рамам буксировщиков. Работа была не слишком сложной – тяготение у небольшого, диаметром чуть больше пятисот километров, планетоида почти отсутствовало, и лишь скромные габариты буксировщиков ограничивали размер груза, который можно было доставить на станцию одним рейсом. В результате вылазки за водой приходилось повторять довольно часто, и всегда вдвоём. Это продолжалось, пока один из «крабов» получил при швартовке к «Лагранжу» повреждения настолько сильные, что о ремонте не могло быть и речи, и волей-неволей пришлось летать на Энцелад в одиночку, по очереди. Это нарушало, конечно, все инструкции и наставления, категорически запрещающие работать в Пространстве без напарника и подстраховки, но выбора у обитателей станции не было: либо погибать от жажды и недостатка воздуха (кислород тоже добывали из воды), либо рисковать.
В тот раз была очередь Димы, но инженер-энергетик «Лагранжа» попросил его задержаться, помочь с проверкой системы охлаждения реактора. Дело это было не менее важным, чем добыча воды – без энергии обитатели станции погибли бы в течение считанных часов – и Дима согласился. Вместо него на Энцелад отправился Леонид – и погиб. Виной тому стал отнюдь не недостаток опыта; каждый из них знал о работе на поверхности планетоида не больше и не меньше напарника и хорошо представлял себе опасности, которые подстерегают там незваных гостей…
До сих пор учёные могли наблюдать Энцелад лишь в самые мощные телескопы, не имея иных способов собрать сколько-нибудь внятные данные об этом крошечном спутнике Сатурна. Но теперь, когда они могли рассмотреть планетоид с орбиты высотой всего в три с половиной десятка километров – и не только осмотреть, а сделать анализ доставленных «крабами» проб - выяснилась масса интереснейших подробностей. Поверхность Энцелада покрывал сплошной ледяной панцирь, испещрённый разломами, следами метеоритных ударов и нагромождениями ледяных глыб, и это дарило людям на «Лагранже» надежду – выжить, дождаться спасательной экспедиции, которую, конечно, уже готовит Земля…
Первые же исследования показали, что ледяным панцирем планетоида скрывается океан, состоящий из жидкой воды; слой льда толщиной в сотни метров защищал его от мертвенной пустоты Пространства, а невероятная для такого скромного космического тела геологическая активность подогревала океан изнутри, не давая ему промёрзнуть до самого дна. Время от времени лед лопался, выпуская наружу столбы водяного пара, азота и углекислоты. Учёные «Лагранжа» ухитрились взять пробы из облака, порождённого одним из таких гейзеров, и пришли в восторг, обнаружив там следы некоторых солей, органические соединения и даже мелкие песчинки.
Это открытие породило массу споров о возможности жизни в подлёдном океане, но Диму и его напарника интересовало совсем другое. Предсказать возникновение гейзеров никто не мог – то есть, можно было бы, наверное, расставить какие-нибудь сейсмические датчики, улавливающие возникающие в толще океанской воды вибрации и по ним составить прогнозы, но на «Лагранже» подобного оборудования не имелось, и изготовить его было не из чего.
Так что оставалось полагаться на удачу – и статистику, закон больших чисел, поскольку гейзеры прорывались сквозь лёд не так уж и часто. Со временем вокруг гейзеров сложился даже своеобразный фольклор в виде анекдотов и баек. Их сочиняли те, кому не доводилось поставить ногу на поверхность планетоида; Диме же с Леонидом было не до шуток. Дважды им случилось оказаться вблизи «сработавшего» гейзера, и только страховочные фалы, привязанные к вбитым в лёд стальным прутьям, не позволили яростным струям пара и разлетающимся во все стороны глыбам льда сдуть с поверхности Энцелада, словно пылинки. Тем не менее, они научились жить с этой угрозой, и даже подшучивать над ней – исключительно между собой, - пока очередной гейзер не прорвался прямо под ногами Леонида. Дима наблюдал за катаклизмом с орбиты, из обсервационного купола «Лагранжа», и на миг ему показалось, что он увидел крошечную фигурку, кувыркающуюся в устремившейся к звёздам струе пара. Но это, конечно, было не так: расстояние до станции превышало сорок километров, и разглядеть такие мелкие объекты, как «краб» или человек в скафандре без мощной оптики, было, конечно же, невозможно.
В кают-компании было всего трое, и среди них –Валера Леднёв. Увидав Диму, он помахал ему рукой; тот ответил на приветствие, взял поднос с завтраком и сел за столик астрофизика.
- Что у вас на сегодня? – осведомился Валера. – снова охладители?
Дима кивнул.
- Да, выйдем наружу, надо проверить теплообменники.
Может, и я с вами? – предложил Леднёв. – А то у меня спектрометр сдох окончательно, делать ну совершенно нечего…
- Иди к Михалычу. – посоветовал Дима. – Он тебе подыщет работу, а нам экскурсанты ни к чему, уж извини…
«Михалычем» на «Лагранже» звали старшего инженера систем жизнеобеспечения, и Дима примерно догадывался, куда тот отправит страдающего от безделья астрофизика – установка по переработке отходов и «серых стоков» (так именовалось содержимое канализационных труб) нуждалась в постоянной чистке, и добровольцев для этой работы постоянно не хватало. Сам же Дима, с тех пор как станция лишилась последнего «краба», занимался исключительно обслуживанием систем внешнего теплообмена. Вот и сегодня планировался выход наружу для проверки решёток-теплообменников - эти нехитрые устройства служили для того, чтобы отводить избыточное тепло из внутреннего объёма станции в бункер, набитый ледяными брусками. Лёт растапливался, превращаясь в воду, а потом и в пар – и в таком виде рассеивался в окружающем пространстве. Так было раньше, когда недостатка в ледяных брусках не было – до постигшей станцию катастрофы лёд доставляли с Земли грузовыми контейнерами в любом потребном количестве – но здесь, на орбите Энцелада, воду приходилось экономить. Пришлось кардинально переделать всю систему отвода тепла – теперь горячий пар из неё поступал в пластинчатые теплообменники, установленные на внешней поверхности «Лагранжа», а те, нагреваясь, излучали избыточное тепло в окружающее пространство. Не слишком эффективная система; теплообменных пластин требовалось много, изготавливали их здесь, на станции, из подручного материала. В результате теплообменники постоянно текли - и, чтобы свести к минимуму потери драгоценной воды, приходилось постоянно контролировать их состояние, оперативно устраняя течи. Благо, найти их было несложно – белая струйка пара из прохудившейся панели сразу бросалась в глаза на фоне черноты Пространства…
- Ну нет, так нет. – покладисто согласился Леднёв. С некоторых пор он избегал возражать Диме. Это было необычно для обычно ершистого и настырного астрофизика – если не вспоминать о том, что это именно из-за него Дима задержался на «Лагранже». Леднёв планировал исследования недавно отбуксированного к станции «Звёздного обруча», и для этого ему необходим был именно Ветров - в качестве водителя «краба» и испытанного, опытного напарника по работе в открытом космосе. Леднёв долго убеждал Диму задержаться до прибытия очередного корабля – и тот в итоге согласился, отложить на неделю встречу с Землёй и Ниной, уступив своё место на отправлявшемся к Земле «Резолюшне» Васе Гонтареву. Чем это закончилось – известно; Астрофизик же, чувствуя себя до некоторой степени виноватым перед Димой, стал вести себя с ним чуть ли не заискивающе. Это немного раздражало – в конце концов, Леднёв никоим образом не мог предвидеть подобную коллизию, - но Дима делал вид, что ничего не замечает. Если Валере становится от этого легче – пусть так и будет, ведь душевное спокойствие каждого из них сейчас ненамного менее важно для выживания, чем вода и кислород.
Дима допивал воду – крошечными глоточками, растягивая удовольствие, - когда под потолком кают-компании взвыл ревун и замигала тревожная красная лампа. Леднёв вскочил, Дима последовал его примеру, опрокинув с грохотом стул, но тут ревун затих, и вместо него из решётки внутреннего вещания раздалось:
- Начальник станции «Лагранж» - экипажу. – в голосе Леонова звучали плохо скрываемые нотки торжества. - На орбите Энцелада обнаружен неопознанный космический объект, предположительно, корабль, с Земли. Тип его установить не удалось, но кое-какие признаки указывают на то, что это орбитальный грузовик, вроде тех, что обслуживают наши лунные станции. Также не удалось засечь корабль на траектории сближения - вероятно, это случилось из-за неполадок нашей аппаратуры….
- Лунный грузовик? - Леднёв удивлённо приподнял бровь. – Мне случалось летать на таких – «Ломоносов», «Тихо Браге», «Лавуазье», «Франклин»… Но как он мог попасть сюда в систему Сатурна?
- Дима подал плечами. Вопрос был не праздный – корабли межорбитальных сообщений, такие как те, чьи названия только что перечислил Валера, не были приспособлены к дальним перелётам. Вот если бы здесь поблизости имелся функционирующий «батут» - тогда конечно…
- И как можно было не обнаружить корабль на курсе сближения? – продолжал удивляться астрофизик. - Я понимаю, обзорный радар барахлит, но в оптике-то могли разглядеть?
- Да помолчи ты! – Дима не глядя ткнул Леднёва локтем. - Сейчас всё объяснят, имей терпение!
- Связь с кораблём пока не установлена, попытки предпринимаются, и в скором времени мы сможем с ним поговорить… - продолжал Леонов, и Диме показалось, что голос его дрогнул. - Поздравляю вас, товарищи! Мы дождались!