VI
- Сорок пять метров. – прозвучало в наушниках. – Всё, хватит.
- Ты же говорил – сорок! – возмутился Леднёв. – Давай ещё немного, а?
- Хватит, сказал! – Дима добавил в голос металла. – Ставь уже свои датчики, и валим отсюда! А будешь препираться – прямо сейчас поднимемся!
Я отвернулся от Диминого «омара» и сделал попытку заглянуть вниз, под лыжи буксировщика. В громоздком «Кондоре» с закреплённым на плечах шлемом это было не слишком удобно - пришлось распустить плечевые ремни, чего, вообще-то, делать категорически не рекомендовалось. То, что я увидел, походило на озеро жидкой, подкрашенной лиловыми чернилами, ртути, по которому расходилась лёгкой рябью. Пресловутый «альфа-ритм» в его сиянии терялся совершенно; блеск поверхности – на самом деле, тонкой плёнки образованной сложной комбинацией энергетических полей – слепил глаза, смотреть на него без светофильтров было почти невозможно. Но мне было не до красот - буксировщик завис метрах в трёх от вертикальной ледяной стены, повернувшись к ней левым бортом, где на грузовой решётке висел Леднёв. Дима, пред тем, как начать спуск, самолично проверил надёжность креплений и раза три повторил запрет прикасаться к удерживающим его защёлкам и карабинам.
Справа и слева от астрофизика на скобах болтались контейнеры с датчиками. Ещё четыре точно таких же оставались на втором «омаре» - на мой вопрос, почему он решил установить в колодце только два датчика, а не три или четыре, Леднёв ответил, что дело тут не в научной целесообразности, а в банальной конспирации. Отсутствие сигналов двух датчиков ещё можно как-то объяснить – скажем, один получил повреждения при посадке, а второй не отвечает на сигналы – но три неработающих устройства наверняка вызовут у Гарнье подозрения. Дима, услыхав это объяснение, скривился – ему претило врать, даже французу! – но промолчал, сочтя аргументы достаточно убедительными.
Каждый из датчиков был снабжён парой петель-проушин, за которые их и предлагалось крепить. Делать это нужно было при помощи обычного монтажного пистолета – сейчас Леднёв держал его в руках, а запасные штыри, шесть штук, по числу патронов в обойме, торчали из закреплённого на бедре скафандра футляра. Патроны были самые обыкновенные, строительные, близнецы тех, с которыми, случается, балуются мальчишки во дворе, порой получая при этом серьёзные травмы; каждый раз перед выстрелом следовало передёрнуть затвор, а потом вставить в ствол новый штырь.
С первым датчиком всё прошло гладко. Астрофизик вогнал в лёд сквозь проушину первый штырь, перезарядил пистолет и произвёл второй выстрел. Подёргал, проверяя надёжность крепления – всё оказалось в порядке - нащупал клавишу «пуск» и нажал. Датчик в ответ мигнул зелёным светодиодом и сразу замигал другой, в коконе моего «омара». Мы по очереди отрапортовали Диме; тот предложил не возиться, а поставить второй датчик поблизости, в десятке метров от первого. Но Леднёв упёрся: мы заранее договорились, что установим датчики один напротив другого, и астрофизик нипочём не желал отступать от этого плана, уверяя, что только так можно будет получить полные данные. Дима, поворчав, сдался – и приказал изготовиться к манёвру.
Я отошёл на десяток метров от ледяной стены, развернулся на месте и направился к противоположной стене колодца. Отсветы «тахионного зеркала» плясали на идеально ровной поверхности - работа энергетического выброса, пробившего этот вертикальный тоннель в восьмисотметровой толще ледорадо. На миг мне показалось, что я вижу выступающие изо льда кромку «звёздного обруча» - а может, это был обман зрения, порождённый рябью энергетических полей? Ладно, потом рассмотрим повнимательнее, видеозапись ведётся, а пока – ледяная стена приближалась, и я развернул буксировщик, чтобы подойти к ней левым бортом, на котором висел изготовившийся к «швартовке» Леднёв. Монтажный пистолет висел у него на запястье; блок датчиков он держал перед собой на уровне груди, отстегнув от скобы. Это было нарушение инструкций – при работе в условиях слабого тяготения или полного её отсутствия, ценную аппаратуру предписывалось пристёгивать страховочным фалом. Я хотел, было, сделать астрофизику замечание, но не стал – «омар» уже приблизился к стенке колодца, и я сосредоточился на пилотировании. Это было непросто – отсветы ртутного озерка на ледовой глади не позволяли точно оценить дистанцию; дальномером же я воспользоваться не мог, поскольку обе руки были заняты управлением маневровыми дюзами.
Я пересел с «крабов» на «омары» совсем недавно, перед самым вылетом на «Тихо Браге», и не успел отвыкнуть пилотировать буксировщик в скафандре. Тем не менее, управляться с джойстиками в «Кондоре» было заметно сложнее, чем в тонком «Скворце» - это и сыграло роковую роль в том, что произошло несколькими секундами позднее.
Леднёв, как я уже упоминал, висел на грузовой решётке левого борта. Здесь, на Энцеладе он тянул едва ли на десять килограммов вместе со скафандром – но инерция-то никуда не делась, и из-за неё «омар» выполнял левый и правый развороты в разном темпе, а при левом ещё и перекашивался градусов на десять. И когда я выстрелил двумя импульсами из боковых дюз, стараясь как можно точнее притереть буксировщик к намеченному месту, рука в толстой, плохо сгибающейся перчатке задержалась на джойстике чуть дольше необходимого - «Омар» врезался в стенку колодца углом рамы и сразу же отлетел метров на пять.
Сотрясение было не таким уж сильным – но его хватило, чтобы я стукнулся лбом гермошлема о прозрачную скорлупу капсулы. Мягкие подушечки внутри шлема защитили голову, но язык я себе прикусил – и едва не взвыл от боли. Возгласа же Леднёва я вовсе не слышал, зато успел увидеть, как его мотнуло на привязных ремнях, а блок датчиков, вылетевший из его рук, отлетел за корму буксировщика, пропал из виду.
Как я успел среагировать – ума не приложу. Двумя толчками джойстиков я развернул «омар», а когда тот поплыл к середине колодца, перехватил задвинутые за ложемент рычаги клешней-манипуляторов и заученным движением вытянул их вперёд.
Честное слово, лучше бы я этого не делал! А ещё лучше – немного подумал бы и не стал торопиться. Беглый прибор, вырвавшись из рук астрофизика, отправился вверх-вбок, через весь колодец, к его противоположной стенке. Там он снова ударился бы об лёд чтобы в полном соответствии с законами механики продолжить движение к верхнему обрезу Дыры. Микроскопическая сила тяжести Энцелада сказывалась на баллистике этого полёта минимально, и мне оставалось только дождаться, когда контейнер остановится и начнёт медленное, очень медленное падение - и уж тогда, в безопасном отдалении от «зеркала» заняться ловлей. Вместо этого я сделал попытку поймать его сразу – и почти преуспел, промахнувшись совсем чуть-чуть, на несколько сантиметров. Вместо того, чтобы ухватить пропажу клешнёй, я только задел его, и блок, блеснув алюминиевыми боками, отскочил, словно целлулоидный шарик от ракетки игрока в пинг-понг – и, кувыркаясь, полетел вниз, в ртутно-лиловое сияние, разлитое на дне колодца.
- Орбита - Первому. Вы там как, живы? Что произошло?
Я узнал голос Сансара. Первый монгольский космонавт был взволнован – неудивительно, если вспомнить, какую картину они только что наблюдали с орбиты…
- Первый - Орбите. При установке датчиков возле Дыры... – э-э-э… объекта «Провал», возникла нештатная ситуация. Буксировщик Второго получил повреждения, сам он без сознания, на запросы не отвечает….
Я нарочно строил фразы из казённых, максимально длинных, неуклюжих оборотов – хотел выиграть время, сообразить, что отвечать, по возможности, обойдясь без прямого вранья. Пока что это получалось.
- …визуальный осмотр показал, что его скафандр сохраняет герметичность, данные телеметрии не поступают, понять, жив он или нет, не представляется возможным…
Повторилась та же история, что на Луне. Телеметрия, как и прочая электронная начинка, и оборудование, установленное на «омарах», вырубилась напрочь. Электромагнитный импульс пощадил только резервную ламповую радиостанцию (наследие советского ВПК, рассчитанное на ЭМИ ядерного взрыва, неожиданно пригодившееся и во Внеземелье), с помощью которой я сейчас и беседовал с «Лагранжем».
- Орбита – Первому. – теперь говорил не монгол, а сам Леонов. - Наши приборы засекли мощный энергетический всплеск электромагнитного поля в вашем районе. Доложите подробнее, что у вас случилось?
Ещё бы они не засекли! Энергетический столб ударил из колодца на десятки, если не сотни метров вверх – сам я, правда, не мог оценить высоту, поскольку в этот момент был повёрнут к нему спиной.
- Первый – Орбите. При маневрировании на малой высоте произошло столкновение одного из буксировщиков… э-э-э… с элементами поверхности. Контейнеры с аппаратурой сорвались с грузовой решётки, причём один из них отлетел к объекту «Провал» и попал в «тахионное зеркало» на его дне. Видимо, вследствие этого и возник энергетический всплеск, который вы наблюдали.
Я же не сказал, что датчик свалился в «»обруч в результате столкновения, верно? Осознав, что до его падения в «зеркало» осталось всего несколько секунд, я дал полную тягу - и рванул вверх, волоча на буксире второй «омар». Дима не успел понять, что случилось; его буксировщик болтался на конце десятиметрового троса как консервная банка, привязанная к собачьему хвосту - и когда я, выскочив наружу, резко взял влево, с разгона треснулся о край Дыры. От удара прозрачный колпак капсулы отлетел, а контейнеры с датчиками разлетелись в разные стороны. А через полсекунды из колодца к звёздам выплеснулся столб неистово бурлящей энергии.
- Орбита – Первому. Что с Леднёвым?
- В порядке. - Я скосил глаз на астрофизика, слабо шевелящегося на своей грузовой решётке. – На месте и, кажется, невредим. Точнее сказать не могу, связи с ним тоже нет.
Валерке повезло – один из сорвавшихся контейнеров ударил в колпак моего «Омара» сантиметрах возле его головы – на месте удара сейчас красовалась звёздочка из белых паутинок-трещин. Еще десяток сантиметров, прикинул я, и ему пришлось бы скверно - тяжёлый контейнер легко расплющил бы шлем «Кондора» вместе с содержимым.
- А датчики? – микрофоном завладел Гарнье, не утруждавший себя позывными и прочими правилами радиообмена. – Датчики вы успели поставить, хоть один? У меня тут нет показаний…
- Не успели. – коротко ответил я. - Вся исследовательская аппаратура в результате аварии была утрачена.
И снова чистая правда, хоть и не вся: тот, первый датчик, который Леднёв успел прикрепить к стенке колодца, разнесло на элементарные частицы. Или не разнесло? «Лагранж» ведь накрыло точно таким же выбросом, однако станция уцелела, хоть и оказалась в системе Сатурна…
И тут до француза дошёл смысл предыдущей моей фразы – да так, что он, судя по стуку, выронил из рук микрофон.
- Говорите, в глубине «Провала» тахионное зеркало? Но откуда… как это возможно? Вы можете сделать фотогра…
Договорить он не успел – микрофоном снова завладел Леонов.
- Орбита – Первому. Категорически запрещаю приближаться к объекту для проведения фотосъёмок. Категорически, Первый! Как поняли?
На заднем плане раздались возмущённые вопли на французском. Гарнье, Так ему и надо, мстительно подумал я, а то фотографии, датчики - а на живых людей, значит, наплевать?..
- Вас понял, Орбита, к объекту не приближаться, фотосъёмку не производить. Собираюсь совершить посадку в двухстах метрах от края «Провала», чтобы произвести осмотр буксировщика Второго и его самого.
- Орбита – первому. Ваше решение одобряю, действуйте. И, после секундной паузы:
– Удачи вам, ребятки, берегите себя…
Светофильтр Димкиного шлема я сдвинул на лоб, когда извлёк его из кокона «омара» для осмотра, и мог теперь сполна насладиться сменой выражений физиономии – от недоумению к гневу и, наконец, к досаде. Он пришёл в себя после того как я, вскрыв коробочку на левом плече его «Кондора», сделал ему по очереди тонизирующую и обезболивающую инъекции. Вторая оказалась лишней – ни переломов, ни иных серьёзных травм у начальника нашей группы похоже, не было.
- Уф-ф… - он помотал головой внутри гермошлема. - чтобы я вас хоть раз ещё послушал…
- Да ладно тебе! – Леднёв уже успел прийти в себя и теперь преувеличенно бодрился. – Подумаешь, ну помяло твой «омар», ну сам ударился слегка, было бы о чём говорить! Доберёмся до «Лагранжа» - полежишь в каюте, таблеточку примешь. Мира тебе на скрипке поиграет, кота, опять же, потискаешь, говорят, помогает. Вот увидишь, всё как рукой снимет!
Я смолчал, ощущая, как внутри, в районе диафрагмы, формируется обжигающий ком. Если скажет ещё что-нибудь в этом роде, я отвешу ему пендель – прямо так, в скафандре, и плевать, что панцирь «Кондора» не позволить астрофизику ощутить весь накал моего гнева. Он что, не понял, что мы прошли по самому-самому краю, по очень острому лезвию? Тут поневоле задумаешься о весьма красноречивых аналогиях – и что-то слишком часто я на них натыкаюсь в последнее время…
.. «Они уговорят друг друга нырнуть в Кольцо…» - вспомнил я. И не только нырнуть но и приблизиться, наплевав на опасность, к загадочному серебристому блеску, готовому скрыться в толчее каменных глыб, каждая из которых способна смять хрупкий космоскаф, как жестянку из-под пива…
А ведь и сейчас дело происходит в системе Сатурна - и снова, как в «Стажёрах», стоит в полный рост тот же самый вопрос: а стоят ли любые открытия того, чтобы ради них рисковать человеческими жизнями? Восемнадцатилетний Алёша Монахов в обеих своих ипостасях, и «тамошней» и «здешней», знал ответ на этот вопрос совершенно точно… но я-то далеко не восемнадцатилетний, несмотря на фотокарточку и дату, проставленную в паспорте и свидетельстве о рождении! За шесть десятков прожитых годков я в полной мере оценил правоту капитана Быкова. А вот Дима, хотя и старше Лёхи, на твердокаменного капитана «Тахмасиба» не тянет – он и сейчас в душе такой же стажёр, как вакуум-сварщик Юра Бородин. А ведь есть ещё и великолепный Юрковский, которым я, старый дурак, всегда восхищался – и вот он-то как раз не соглашался с Быковым и готов был рисковать и своей жизнью, и жизнью лучшего друга…
Да, на этот раз обошлось, мы остались живы. Но повезёт ли в следующий раз – которого, судя по всему, ждать недолго?..»
Пинать Леднёва я не стал. Вместо этого отмотал с барабана лебёдки метров двадцать троса, сложил вдвое и стал крепить к раме диминого «омара». Владелец аппарата следил за мной с возрастающим подозрением.
- Это ты что затеял? – спросил он наконец.
- Сам не видишь, что ли? Собираюсь взять твой драндулет на буксир. Маневровые дюзы сворочены набок, колпака нет, а из тебя - какой сейчас пилот?
Дима собрался, было, возразить, и даже открыл для этого рот - тут же захлопнул.
- В самом деле… - он хотел потереть лоб, но рука наткнулась на забрало шлема. – Фу ты чёрт… знаешь, ты, похоже прав. Что-то башка кружится и подташнивает, вроде…
- Сотряс. – поставил я диагноз. – Ничего страшного, но «омар» ты вести не сможешь, даже не спорь…
- Я и не собираюсь. – уныло согласился Дима. – Слушай, а ты-то меня вытянешь? Буксировщик, да ещё и с пилотом – это не ледяные бруски, может горючки не хватить…
Я перегнулся через кромку кокпита и секунд десять изучал приборную панель. Увы – с неутешительным результатом.
- Указатель топлива не фурычит, сдох. Но я и так помню – до того, как соваться в Дыру, я сжёг примерно половину. Должно хватить, но только-только…
Дима сделал попытку скептически покачать головой, но лишь скривился от боли. А дело-то плохо, забеспокоился я – похоже, сотряс у него сильнее, чем казалось…
- А со второго «Омара» топливо нельзя как-нибудь перекачать? – влез с рацпредложением Леднёв. – Ведь там ещё осталось, верно?
Дима отвечать не стал - глянул на астрофизика с таким невыразимым презрением, что тот немедленно умолк.
- Можно разгрузить твой «омар». – подумав, предложил я. – Клешни снять, блок движков отстыковать, это несложно. Всё вместе это не меньше половины массы…
- Проще его целиком здесь оставить. – сказал, немного подумав, Дима. – Перегрузок при взлёте, считай, нет. Прикрутите меня ко второй багажной решётке, и взлетаем!
Я слегка опешил от такого предложения. Человека, с сотрясением мозга, возможно, тяжёлым – и транспортировать на внешней подвеске буксировщика? Где вы, авторы инструкций по технике безопасности?..
- А если вырубишься по дороге?
- Да наплевать. – Дима обозначил слабый взмах рукой. - В ложементе или на подвесе – один хрен, в скафандре. Ну, на наблюю в гермошлем – что ж, значит, судьба такая. До «Лагранжа» лететь недолго, перетерплю…
Я прикинул плюсы и минусы этой безумной затеи. Плюсов выходило больше.
- Пожалуй, ты прав, так и поступим. Давай-ка Валер, берём его и грузим. Только смотри, не улети ненароком, лови тебя потом…
На погрузку и крепление пострадавшего к грузовой решётке «омара» ушло минут десять. Леднёв, вопреки моим прогнозам, никуда не улетел, а вот я не избежал этого позора – отлетел от «омара» на страховочном фале метров на десять, после чего пришлось подтягиваться, перебирая фал руками и выслушивая ядовитые советы спутников.
Когда всё было готово, Леднёв прислонил свой шлем к моему.
- Лёш, разреши заглянуть в Дыру, а? – закалённое, особо прочное стекло забрал превосходно проводило звук. - На секундочку всего, только несколько снимков сделаю. А вдруг «зеркало» после этого выброса погасло? Мне это обязательно надо знать, кровь из носу…
Работники Внеземелья, кому по должности положено работать в открытом космосе, с самого начала придерживались неписанного правила – в Пространстве не материться, ни по-русски, ни по-английски, ни на других языках. Только поэтому я удержался от длинной, насквозь нецензурной тирады, оценивающей интеллектуальный уровень и кое-какие грязные привычки собеседника.
- Валер, что-что, а кровь из носу я тебе гарантирую. Вот снимем скафандры – по роже и получишь, и не посмотрю, что ты старше, и вообще учёный! А ещё хоть слово на эту тему услышу - прямо здесь вытряхну тебя из «Кондора» и харю набью! Взлёт через три минуты – живо цепляйся к «омару», и попробуй только провозиться хоть секунду лишнюю!
К моему удивлению, Леднёв никак на угрозы не отреагировал.
- Знаешь, о чём я сейчас думаю? - физиономия за забралом сделалась задумчиво-мечтательной. – Хорошо бы связаться с Землёй и выяснить - не появился ли этот датчик возле того «обруча», что на орбите Луны?
Этого я точно не ожидал.
- Так ты думаешь?..
- И даже уверен. – он не дал мне закончить фразу. - Но доказательств пока нет, извини… Вот бы нам самим туда нырнуть, хоть на «Омаре» - и тогда сразу всё станет ясно. Как ты полагаешь, получится, а?
Конец второй части