Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » "Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".


"Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".

Сообщений 51 страница 60 из 71

51

VI

- Сорок  пять метров. – прозвучало в наушниках. – Всё, хватит.
- Ты же говорил – сорок! – возмутился Леднёв. – Давай ещё немного, а?
- Хватит, сказал! – Дима добавил в голос металла. – Ставь уже свои датчики, и валим отсюда! А будешь препираться – прямо сейчас поднимемся!
Я отвернулся от Диминого «омара» и сделал попытку заглянуть вниз, под лыжи буксировщика. В громоздком «Кондоре» с закреплённым на плечах шлемом это было не слишком удобно - пришлось распустить плечевые ремни, чего, вообще-то, делать категорически не рекомендовалось. То, что я увидел,  походило на  озеро жидкой, подкрашенной лиловыми чернилами, ртути, по которому расходилась лёгкой рябью. Пресловутый «альфа-ритм» в его сиянии терялся совершенно; блеск поверхности – на самом деле, тонкой плёнки образованной сложной комбинацией энергетических полей – слепил глаза, смотреть на него без светофильтров было почти невозможно. Но мне было не до красот - буксировщик завис метрах в трёх от вертикальной ледяной стены, повернувшись к ней левым бортом, где на грузовой решётке висел Леднёв. Дима, пред тем, как начать спуск, самолично проверил надёжность креплений и раза три повторил запрет прикасаться к удерживающим его защёлкам и карабинам.
Справа и слева от астрофизика на скобах болтались контейнеры с датчиками. Ещё четыре точно таких же оставались на втором «омаре» - на мой вопрос, почему он решил установить в колодце только два датчика, а не три или четыре, Леднёв ответил, что дело тут не в научной целесообразности, а в банальной конспирации. Отсутствие сигналов двух датчиков ещё можно как-то объяснить – скажем, один получил повреждения при посадке, а второй не отвечает на сигналы – но три неработающих устройства наверняка вызовут у Гарнье подозрения. Дима, услыхав это объяснение, скривился – ему претило врать, даже французу! – но промолчал, сочтя аргументы достаточно убедительными.
Каждый из датчиков был снабжён парой петель-проушин,  за которые их и предлагалось крепить. Делать это нужно было при помощи обычного монтажного пистолета – сейчас Леднёв держал его в руках, а запасные штыри, шесть штук, по числу патронов в обойме, торчали из закреплённого на бедре скафандра футляра. Патроны были самые обыкновенные, строительные, близнецы тех, с которыми, случается, балуются мальчишки во дворе, порой получая при этом серьёзные травмы; каждый раз перед выстрелом следовало передёрнуть затвор, а потом вставить в ствол новый штырь.
С первым датчиком всё прошло гладко.  Астрофизик вогнал в лёд сквозь проушину первый штырь,  перезарядил пистолет и произвёл второй выстрел. Подёргал, проверяя надёжность крепления – всё оказалось в порядке - нащупал клавишу «пуск» и нажал. Датчик в ответ мигнул зелёным светодиодом и сразу замигал другой, в коконе моего «омара».  Мы по очереди отрапортовали Диме; тот предложил не возиться, а поставить второй датчик поблизости, в десятке метров от первого. Но  Леднёв упёрся: мы заранее договорились, что установим датчики один напротив другого, и астрофизик нипочём не желал отступать от этого плана, уверяя, что только так можно будет получить полные данные. Дима, поворчав, сдался – и приказал изготовиться к манёвру.
Я отошёл на десяток метров от ледяной стены, развернулся на месте и направился к противоположной стене колодца. Отсветы «тахионного зеркала» плясали на идеально ровной поверхности  - работа энергетического выброса, пробившего этот вертикальный тоннель в восьмисотметровой толще ледорадо. На миг мне показалось, что  я вижу выступающие изо льда кромку «звёздного обруча» - а может, это был обман зрения, порождённый рябью энергетических полей? Ладно, потом рассмотрим повнимательнее, видеозапись ведётся, а пока – ледяная стена приближалась, и я развернул буксировщик, чтобы подойти к ней левым бортом, на котором висел изготовившийся к «швартовке» Леднёв. Монтажный пистолет висел у него на запястье; блок датчиков он держал перед собой на уровне груди, отстегнув от скобы. Это было нарушение инструкций – при работе в условиях слабого тяготения или полного её отсутствия, ценную аппаратуру предписывалось пристёгивать страховочным фалом. Я хотел, было, сделать астрофизику замечание, но не стал – «омар» уже приблизился к стенке колодца, и я сосредоточился на пилотировании. Это было непросто – отсветы ртутного озерка на ледовой глади не позволяли точно оценить дистанцию; дальномером же я воспользоваться не мог, поскольку обе руки были заняты управлением маневровыми дюзами.
Я  пересел с «крабов» на  «омары» совсем недавно, перед самым вылетом на «Тихо Браге», и не успел отвыкнуть пилотировать буксировщик в скафандре. Тем не менее, управляться с джойстиками в «Кондоре» было заметно сложнее,  чем в тонком «Скворце» - это и сыграло роковую роль в том, что произошло несколькими секундами позднее.
Леднёв, как я уже упоминал, висел на грузовой решётке левого борта. Здесь, на Энцеладе он тянул едва ли на десять килограммов вместе со скафандром – но инерция-то никуда не делась, и из-за неё «омар» выполнял левый и правый развороты в разном темпе, а при левом ещё и перекашивался градусов на десять. И когда я выстрелил двумя импульсами из боковых дюз, стараясь как можно точнее притереть буксировщик к намеченному месту, рука в толстой, плохо сгибающейся перчатке задержалась на джойстике чуть дольше необходимого - «Омар» врезался в  стенку колодца углом рамы  и сразу же отлетел метров на пять.
Сотрясение было не таким уж сильным – но его хватило, чтобы я стукнулся лбом гермошлема о прозрачную скорлупу капсулы. Мягкие подушечки внутри шлема защитили голову, но язык я себе прикусил – и едва не взвыл от боли. Возгласа же Леднёва я вовсе не слышал, зато успел увидеть, как его мотнуло на привязных ремнях, а блок датчиков, вылетевший из его рук,  отлетел за корму буксировщика,  пропал из виду.
Как я успел среагировать – ума не приложу. Двумя толчками джойстиков я развернул «омар», а когда тот поплыл к середине колодца, перехватил задвинутые за ложемент рычаги клешней-манипуляторов и заученным движением вытянул их вперёд.
Честное слово, лучше бы я этого не делал! А ещё лучше – немного подумал бы и не стал торопиться. Беглый прибор, вырвавшись из рук астрофизика, отправился вверх-вбок, через весь колодец, к его противоположной стенке. Там он снова ударился бы об лёд чтобы в полном соответствии с законами механики продолжить движение к верхнему обрезу Дыры. Микроскопическая сила тяжести Энцелада сказывалась на баллистике этого полёта минимально, и мне оставалось только дождаться, когда контейнер остановится и начнёт медленное, очень медленное падение - и уж тогда, в безопасном отдалении от «зеркала» заняться ловлей. Вместо этого я сделал попытку поймать его сразу – и почти преуспел, промахнувшись совсем чуть-чуть, на несколько сантиметров. Вместо того, чтобы ухватить пропажу клешнёй, я только задел его, и блок, блеснув алюминиевыми боками, отскочил, словно целлулоидный шарик от ракетки игрока в пинг-понг – и, кувыркаясь, полетел вниз, в ртутно-лиловое сияние, разлитое на дне колодца.

- Орбита - Первому. Вы там как, живы? Что произошло?
Я узнал голос Сансара. Первый монгольский космонавт был взволнован – неудивительно, если вспомнить, какую картину они только что наблюдали с орбиты…
- Первый - Орбите. При установке датчиков возле Дыры... – э-э-э… объекта «Провал», возникла нештатная ситуация. Буксировщик Второго получил повреждения, сам он без сознания, на запросы не отвечает….
Я нарочно строил фразы из казённых, максимально длинных, неуклюжих оборотов – хотел выиграть время, сообразить, что отвечать, по возможности, обойдясь без прямого вранья. Пока что это получалось.
- …визуальный осмотр показал, что его скафандр сохраняет герметичность, данные телеметрии не поступают, понять, жив он или нет, не представляется возможным…
Повторилась та же история, что на Луне. Телеметрия, как и прочая электронная начинка, и оборудование, установленное на «омарах», вырубилась напрочь. Электромагнитный импульс пощадил только резервную ламповую радиостанцию (наследие советского ВПК, рассчитанное на ЭМИ ядерного взрыва, неожиданно пригодившееся и во Внеземелье), с помощью которой я сейчас и беседовал с «Лагранжем».
- Орбита – Первому.  – теперь говорил не монгол, а сам Леонов. - Наши приборы засекли мощный энергетический всплеск электромагнитного поля в вашем районе.  Доложите подробнее, что у вас случилось?
Ещё бы они не засекли! Энергетический столб  ударил из колодца на десятки, если не сотни метров вверх – сам я, правда, не мог оценить высоту, поскольку в этот момент был повёрнут к нему спиной.
- Первый – Орбите. При маневрировании на малой высоте произошло столкновение одного из буксировщиков… э-э-э… с элементами поверхности. Контейнеры с аппаратурой сорвались с грузовой решётки, причём один из них отлетел к объекту «Провал» и попал в «тахионное зеркало» на его дне.  Видимо, вследствие этого и возник энергетический всплеск, который вы наблюдали.
Я же не сказал, что датчик свалился в «»обруч в результате столкновения, верно?  Осознав, что до его падения в «зеркало» осталось всего несколько секунд, я дал полную тягу - и рванул вверх, волоча на буксире второй  «омар». Дима не успел понять, что случилось; его буксировщик болтался на конце десятиметрового троса как  консервная банка, привязанная к собачьему хвосту - и когда я, выскочив наружу, резко взял влево, с разгона треснулся о край Дыры. От удара прозрачный колпак капсулы отлетел, а контейнеры с датчиками разлетелись в разные стороны. А через полсекунды из колодца к звёздам выплеснулся столб неистово бурлящей энергии.
- Орбита – Первому. Что  с Леднёвым?
- В порядке. -  Я скосил глаз на астрофизика, слабо шевелящегося на своей грузовой решётке. – На месте и, кажется, невредим. Точнее сказать не могу, связи с ним тоже нет.
Валерке повезло – один из сорвавшихся контейнеров ударил в колпак моего «Омара» сантиметрах возле его головы – на месте удара сейчас красовалась звёздочка из белых паутинок-трещин. Еще десяток сантиметров, прикинул я,  и ему  пришлось бы скверно - тяжёлый контейнер легко расплющил бы шлем «Кондора» вместе с содержимым.
- А датчики? – микрофоном завладел Гарнье, не утруждавший себя позывными и прочими правилами радиообмена. – Датчики вы успели поставить, хоть один? У меня тут нет показаний…
- Не успели. – коротко ответил я. - Вся исследовательская аппаратура  в результате аварии была утрачена.
И снова чистая правда, хоть и не вся: тот, первый датчик, который Леднёв успел прикрепить к стенке колодца, разнесло на элементарные частицы. Или не разнесло? «Лагранж» ведь накрыло точно таким же выбросом, однако станция уцелела, хоть и оказалась в системе Сатурна…
И тут до француза дошёл смысл предыдущей моей фразы – да так, что он, судя по стуку, выронил из рук микрофон.
- Говорите, в глубине «Провала» тахионное зеркало? Но   откуда… как это возможно? Вы можете сделать фотогра…
Договорить он не успел – микрофоном снова завладел Леонов.
- Орбита – Первому. Категорически запрещаю приближаться к объекту для проведения фотосъёмок. Категорически, Первый! Как поняли?
На заднем плане раздались возмущённые вопли на французском. Гарнье, Так ему и надо, мстительно подумал я, а то фотографии, датчики - а на живых людей, значит, наплевать?..
- Вас понял, Орбита, к объекту не приближаться, фотосъёмку не производить. Собираюсь совершить посадку в двухстах метрах от края «Провала», чтобы произвести осмотр буксировщика Второго и его самого.
- Орбита – первому. Ваше решение одобряю, действуйте.  И, после секундной паузы:
– Удачи вам, ребятки, берегите себя…

Светофильтр Димкиного шлема я сдвинул на лоб, когда извлёк его из кокона «омара» для осмотра,  и мог  теперь сполна насладиться сменой выражений физиономии – от недоумению к гневу и, наконец, к досаде. Он пришёл в себя после того как я, вскрыв коробочку на левом плече его «Кондора», сделал ему по очереди тонизирующую и обезболивающую инъекции. Вторая оказалась лишней – ни переломов, ни иных серьёзных травм у начальника нашей группы похоже, не было.
- Уф-ф… - он помотал головой внутри гермошлема. - чтобы я вас хоть раз ещё послушал…
- Да ладно тебе! – Леднёв уже успел прийти в себя и теперь преувеличенно бодрился. – Подумаешь, ну помяло твой «омар», ну сам ударился слегка, было бы о чём говорить! Доберёмся до «Лагранжа» - полежишь в каюте, таблеточку примешь. Мира тебе на скрипке поиграет, кота, опять же, потискаешь, говорят, помогает.  Вот увидишь, всё как рукой снимет!
Я смолчал, ощущая, как внутри, в районе диафрагмы, формируется обжигающий ком. Если  скажет ещё что-нибудь в этом роде, я отвешу ему пендель – прямо так, в скафандре, и плевать, что панцирь «Кондора» не позволить астрофизику ощутить весь накал моего гнева. Он что, не понял, что мы прошли по самому-самому краю, по очень острому лезвию? Тут поневоле задумаешься о весьма красноречивых  аналогиях – и что-то слишком часто я на них натыкаюсь в последнее время…

.. «Они уговорят друг друга нырнуть в Кольцо…» - вспомнил я. И не только нырнуть  но и приблизиться, наплевав на  опасность, к загадочному серебристому блеску, готовому скрыться   в толчее каменных глыб, каждая из которых способна смять хрупкий космоскаф, как жестянку из-под пива…
А ведь и сейчас дело происходит в системе Сатурна - и снова, как в «Стажёрах», стоит в полный рост тот же самый вопрос: а стоят ли любые открытия того, чтобы ради них рисковать человеческими жизнями? Восемнадцатилетний Алёша Монахов в обеих своих ипостасях, и «тамошней» и «здешней», знал ответ на этот вопрос совершенно точно… но я-то далеко не восемнадцатилетний, несмотря на фотокарточку и дату, проставленную в паспорте и свидетельстве о рождении! За шесть десятков прожитых годков я в полной мере оценил правоту капитана Быкова. А вот Дима, хотя и старше Лёхи, на твердокаменного капитана «Тахмасиба» не тянет – он и сейчас в душе такой же стажёр, как вакуум-сварщик Юра Бородин. А ведь есть ещё и великолепный Юрковский, которым я, старый дурак,  всегда восхищался – и вот он-то как раз не соглашался с Быковым и  готов был рисковать и своей жизнью, и жизнью лучшего друга…
Да, на этот раз обошлось, мы остались живы. Но повезёт ли в следующий раз – которого, судя по всему, ждать недолго?..»

Пинать Леднёва я  не стал. Вместо этого отмотал с барабана лебёдки метров двадцать троса, сложил вдвое и  стал крепить к раме диминого «омара». Владелец аппарата следил за мной с возрастающим подозрением.
- Это ты что затеял? – спросил он наконец.
- Сам не видишь, что ли? Собираюсь взять твой драндулет на буксир. Маневровые дюзы сворочены набок, колпака нет, а из тебя -  какой сейчас пилот?
Дима собрался, было, возразить, и даже открыл для этого рот -  тут же захлопнул.
- В самом деле… - он хотел потереть лоб, но рука наткнулась на забрало шлема. – Фу ты чёрт… знаешь, ты, похоже прав. Что-то башка кружится и подташнивает, вроде…
- Сотряс. – поставил я диагноз. – Ничего страшного, но «омар» ты вести не сможешь, даже не спорь…
- Я и не собираюсь. – уныло согласился Дима. – Слушай, а ты-то меня вытянешь? Буксировщик, да ещё и с пилотом – это не ледяные бруски, может горючки не хватить…
Я перегнулся через кромку кокпита и секунд десять изучал приборную панель. Увы – с неутешительным результатом. 
- Указатель топлива не фурычит, сдох. Но я и так помню – до того, как соваться в Дыру, я сжёг примерно половину.  Должно хватить, но только-только…
Дима сделал попытку скептически покачать головой, но лишь скривился от боли. А дело-то плохо, забеспокоился я – похоже, сотряс у него сильнее, чем казалось…
- А со второго «Омара» топливо нельзя как-нибудь перекачать? – влез с рацпредложением Леднёв. – Ведь там ещё осталось, верно?
Дима отвечать не стал - глянул на астрофизика с таким невыразимым презрением, что тот немедленно умолк.
- Можно разгрузить твой «омар». – подумав, предложил я. – Клешни снять, блок движков отстыковать, это несложно. Всё вместе это не меньше половины массы…   
- Проще его целиком здесь оставить. – сказал, немного подумав, Дима. – Перегрузок при взлёте, считай, нет. Прикрутите меня ко второй багажной решётке, и взлетаем!
Я слегка опешил от такого предложения. Человека, с сотрясением мозга, возможно, тяжёлым – и  транспортировать на внешней подвеске буксировщика? Где вы, авторы инструкций по технике безопасности?..
- А если вырубишься по дороге?
- Да наплевать. – Дима обозначил слабый взмах рукой. - В ложементе  или на подвесе – один хрен, в скафандре. Ну, на наблюю в гермошлем – что ж, значит, судьба такая. До «Лагранжа» лететь недолго, перетерплю…
Я прикинул плюсы и минусы этой безумной затеи. Плюсов выходило больше.
- Пожалуй, ты прав, так и поступим. Давай-ка Валер, берём его и грузим. Только смотри, не улети ненароком, лови тебя потом…
На погрузку и крепление пострадавшего к грузовой решётке «омара» ушло минут десять. Леднёв, вопреки моим прогнозам, никуда не улетел, а вот я не избежал этого позора – отлетел от «омара» на страховочном фале метров на десять, после чего пришлось подтягиваться, перебирая фал руками  и выслушивая ядовитые советы спутников.
Когда всё было готово, Леднёв прислонил свой шлем к моему.
- Лёш, разреши заглянуть в Дыру, а? – закалённое, особо прочное стекло забрал превосходно проводило звук.  - На секундочку всего, только несколько снимков сделаю. А вдруг «зеркало» после этого выброса погасло? Мне это обязательно надо знать, кровь из носу…
Работники Внеземелья, кому по должности положено работать в открытом космосе, с самого начала придерживались неписанного правила – в Пространстве не материться, ни по-русски, ни по-английски, ни на других языках. Только поэтому я  удержался от длинной, насквозь нецензурной тирады, оценивающей интеллектуальный уровень и кое-какие грязные привычки собеседника.
- Валер, что-что, а кровь из носу я тебе гарантирую. Вот снимем скафандры – по роже и получишь, и не посмотрю, что ты старше, и вообще учёный!  А ещё хоть слово на эту тему услышу -  прямо здесь вытряхну тебя из «Кондора» и харю набью! Взлёт через три минуты – живо цепляйся к «омару», и  попробуй только провозиться хоть секунду лишнюю!
К моему удивлению, Леднёв никак на угрозы не отреагировал.
- Знаешь, о чём я сейчас думаю?  - физиономия за забралом сделалась задумчиво-мечтательной. – Хорошо бы связаться с Землёй и выяснить - не появился ли этот датчик возле того «обруча», что на орбите Луны?
Этого я точно не ожидал.
- Так ты думаешь?..
- И даже уверен. – он не дал мне закончить фразу.  - Но доказательств пока нет, извини… Вот бы нам самим туда нырнуть, хоть на «Омаре» - и тогда сразу всё станет ясно. Как ты полагаешь, получится, а?

Конец второй части

+3

52

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«Как безмерно оно,
Притяженье Земли…»


I

Пространство на краю Пояса Астероидов,  в колоссальном по размеру районе, именуемом астрономами «область Хильды», было совершенно пустым. Вопреки расхожему представлению о том, что Пояс битком набит каменными и ледяными глыбами, от которых оказавшемуся здесь кораблю пришлось бы уворачиваться, избегая рокового столкновения, среднее расстояние между попадающимися здесь тёмными углеродными астероидами, превышало миллион километров – что более чем вдвое больше расстояния между Землёй и Луной.  Так что посторонний наблюдатель, окажись он здесь, с чистой совестью мог бы счесть окружающее пространство абсолютно, первозданно, девственно пустым.
И вот в этой космической, во всех смыслах, пустоте вспыхнула ослепительная точка – вспыхнула, запульсировала, и развернулась в круглое пятно диаметром в несколько десятков метров. Оно то покрывалось отдельными вспышками, то по нему разбегались концентрические световые круги, то возникала рябь – словно кто-то проводил по светлому кружку толстым волосом. Из-за этого у наблюдателя (которого напомним, в реальности там не было) могло бы возникнуть обманчивое впечатление, что пятно, на самом деле, идеально круглое, хаотически пульсирует, то вытягиваясь в разных направлениях, то судорожно сокращаясь и наоборот, расплываясь. И вот, в момент одной из таких пульсаций, из светового пятна – вернее было бы назвать его озером чистого света, разлитого в пустоте – вынырнул космический корабль. Не успел он отдалиться на несколько  километров, как выбросившее его пятно стянулось за кормой в ослепительную точку – и погасло. Корабль же продолжил полёт со скоростью, определить величину которой было бы не под силу отсутствующему здесь наблюдателю – ибо всё в мире относительно, и скорость надо отсчитывать, исходя из какого-то внешнего ориентира. Но такового, повторюсь, не нашлось – да и откуда ему взяться в этой пустоте, подсвеченной, только  блёстками чудовищно далёких звёзд да маленьким кружочком Солнца? Оно-то как раз было сравнительно недалеко, -  по космическим меркам, разумеется – каких-нибудь четыре с небольшим астрономические единицы, о есть отрезка, равного расстоянию от светила до нашей родной Земли.
Но отвлечёмся от астрономических понятий и рассмотрим появившийся практически ниоткуда корабль поближе. Выглядел он довольно неуклюже: плоский здоровенный бублик, к которому в задней части пристыкованы две квадратные в сечении колонны, толстые и коротко обрубленные. Противоположные концы этих колонн (на самом деле, реакторных отсеков планетолёта) упирались в большую прямоугольную секцию корпуса, в торце которой пульсировали зеленоватым светом три  круглые дюзы. Сверху и снизу этой секции торчали широкие конструкции, напоминающие кургузые крылышки боевых вертолётов, только вместо дырчатых кассет с НУРами, на них с обеих сторон крепились по четыре длинных тупоносых цилиндра. То есть их должно было быть по четыре – два места  верхнем пилоне были пусты, словно пилоны под крылом истребителя-бомбардировщика, израсходовавшего часть боекомплекта. И из-за этого  у наблюдателя (отсутствующего здесь, как факт) мог невольно возникнуть вопрос: по каким целям эти то ли ракеты, то ли торпеды могли быть выпущены, и не связано ли это как-то с пропавшим несколько мгновений назад световым пятном?
Вопрос этот - если бы его, конечно, нашлось,  кому задать - стал бы далеко не праздным, и свидетельствовал бы о недюжинной проницательности вопрошавшего. Загадочные цилиндры, к  слову, носившие подходящее название,  «тахионные торпеды», на самом деле имели самое прямое отношение к появлению давешнего светового пятна, через которое корабль (если верить надписи на реакторных колоннах, носившем имя «Заря») и проник в эту глухую область Солнечной Системы.
Всякий, кто имел возможность посмотреть фильм, из которого, несомненно, и было заимствовано это название, отметил бы некоторое сходство кинематографического прототипа и реального космического корабля. Отличий, впрочем, было ничуть не меньше – и реакторные колонны не той формы, и элегантные чаши фотонных отражателей заменил сплюснутый сундук двигательного отсека, и обитаемая, в виде сплюснутого тора, часть корабля, так называемый «бублик», непропорционально велика. А вот ходовой мостик, подсвеченный изнутри огоньками (конструкторы решили не ограничиваться  экранами, а дали команде возможность любоваться Космосом собственными глазами) был на своём месте – в передней части «бублика», в носовой части корабля. Даже внутренний интерьер этого мостика напоминал тот, которым могли любоваться зрители фильма – но, в отличие от киношного, в нём царила невесомость. Причина очевидна: отсек мостика находится на внешнем из трёх «слоёв» бублика -  неподвижного, в отличие от центрального, жилого, где сила тяжести в шесть десятых земной создаётся при помощи вращения, на обычных орбитальных станциях. Собственно, «бублик»  и был такой станцией – только ставшей, по воле конструкторов одним из отсеков нового корабля. Имелся даже стандартный для подобных объектов «космический батут», установленный в «дырке от бублика» - правда, в настоящий момент он не действовал.
Так вот, о мостике. Он был вспомогательным, резервным – основной, расположенный во вращающейся части «бублика», позволял своим обитателям пользоваться всеми благами постоянной силы тяжести. Потому и находились там, по большей части, «взрослые» члены экипажа, включая капитана корабля, Бориса Волынова. Сорокачетырёхлетний космонавт, дважды Герой СССР, занял эту должность, оставив место капитана корабля  «Резолюшн». Это была для него уже вторая спасательная миссия в Дальнем Внеземелье. Первую он выполнил как раз на «Резолюшне», вернув домой людей, запертых в изувеченном «Эндеворе», застрявшем в межпланетном пространстве после исчезновения «Лагранжа» - и как раз этот опыт стал решающим аргументом при новом назначении.
Новая миссия была уникальной во всех отношениях – в том числе, и в плане комплектования экипажа корабля. Он состоял из двух частей основная, «взрослая» - в неё, кроме Волынова, вошли опытные космонавты, -  и вторая, составленная из вчерашних воспитанников «юниорской» программы Проекта.  Несмотря на юный возраст (самому младшему из них едва исполнилось восемнадцать) эти ребята и девчонки уже были настоящими ветеранами. В послужном списке у них была работа за пределами родной планеты – как и участие  в новой, особой программе подготовки, разработанной психологами Проекта под руководством человека, кого «юниоры» почтительно и слегка иронично называли И.О.О. – в честь таинственного персонажа из «Москвы-Кассиопеи», роль которого исполнял Иннокентий Смоктуновский. «Нашу космическую смену, -  говорил он, - следует готовить с ранних лет, с младых ногтей, не ограничиваться при этом лекциями, семинарами, тренажёрами и симуляторами – пусть даже и самыми реалистичными.  Будущие работники Внеземелья должны, как некогда оруженосцы средневековых рыцарей, привыкать к будущей взрослой жизни в реальных, «боевых» условиях, сперва помогая взрослым, но постепенно занимая места рядом и наравне с ними».
По этому принципу и комплектовался экипаж планетолёта - «юниоры» не просто дублировали взрослых коллег, но занимали такие же по важности посты в разных службах корабля. Старшим помощником капитана состоял девятнадцатилетний Виктор Середа, студент особой группы факультета   «Орбитальные и космические станции» МАИ; место второго и пилота занял Андрей Поляков, учащийся Монинской школы пилотов. Шарль д'Иври, прошедший лётную подготовку в национальном учебном центре на космодроме Куру во Французской Гвиане, возглавил звено из двух ботов, лёгких аппаратов ближнего действия - предполагалось, что они будут незаменимы при организации спасательных работ в системе Сатурна. Заместителем же руководителя научной группы «Зари» стала Лида Травкина -  друзья называли ей Юлькой Сорокиной, за несомненное сходство, что внешне, что характером, с девочкой-космоврачом из «Москвы-Кассиопеи».
В «юниорскую» часть команды должны были входить и Алексей Монахов и ещё один бывший «юный космонавт», Юра Кащеев – но по известным причинам этого не произошло. В предназначенных для них каютах поселились два других выпускника юношеской программы «Проекта» - и сейчас они вместе с остальными своими товарищами  парили в воздухе, в помещении резервного мостика. Ещё при подготовке к полёту психологи Проекта отказались от идеи устроить раздельные кают-компании для взрослой и «юниорской» частей команд; упомянутый же И.О.О., узнав об этом решении, иронически усмехнулся и заявил, что ребята, надо полагать, и сами найдут подходящее место - благо свободного места в бывшей орбитальной станции хватало, и даже с избытком. Таким местом, своего рода неформальной молодёжной кают-компанией и стал вспомогательный мостик; другим местом сборищ «юниоров» стал зал для сайберфайтинга, оборудованный в пустующем во время перелёта резервном грузовом шлюзе. Этим видом спорта, заключающегося в схватках на мечах, сделанных из флуоресцирующего вспененного пластика, следовало заниматься в невесомости, так что лучшего места для подобного времяпрепровождения (шлюз тоже располагался на внешнем кольце «бублика») было не найти. Но… в тренировочный зал заглядывали и взрослые члены команды, тоже увлекавшиеся этим сугубо космическим видом единоборств, или набирающей в последнее время популярность «нуль-гимнастикой» - тогда как на вспомогательный мостик они заглядывали лишь во время плановых обходов корабля. Молодым же, отлично тренированным организмам «юниоров» невесомость не доставляла особых неудобств. Мешало, разве что, относительная теснота помещений – но это было терпимо, тем более, что всем сразу собраться здесь никогда не удавалось. А уж когда Оля Молодых, совмещавшая обязанности космического садовника (она ухаживала за растениями в рекреационной зоне) и техника-кулинара, сумела приспособить для работы в невесомости кофейный автомат, стало совсем замечательно.
Вот и сейчас здесь находилось только трое – Олька-Лида, Оля Молодых и Середа да  Володя Зурлов, невысокий, улыбчивый парень, не пожелавший, несмотря на строгие требования, расстаться с густой копной пшеничных волос. Он занял на «Заре» место Лёши Монахова, с вместе которым состоял в учебной спецгруппе, готовящей будущих космических десантников. 
- Ну вот, пожалуйста:  разброс в полтораста тысяч кэмэ от заданной точки! – сказал Середа. Он рассматривал схему Солнечной системы, спроецированную на большой телевизионный экран. Где-то на внешнем краю Пояса Астероидов ярко пульсировала красная точка, обозначающее местоположение «Зари». Ещё одна, поменьше и потусклее, соединённая с первой пунктирной световой линией, дрожала примерно на орбите Марса. 
– В прошлый раз, между прочим, было куда меньше, около  сорока тысяч. Что случилось, рука дрогнула?
- В прошлый раз дистанция была восемьдесят семь миллионов километров, чуть больше половины астрономической единицы. – отозвалась Юлька. Она висела в воздухе рядом с Виктором и делала вид, что внимательно рассматривает другой экран, по которому каскадом, сверху вниз, стекали строки, составленные из крошечных зелёных цифр. - А сейчас было целых полторы, да и настройку «тахионных торпед» для второго прыжка мы делали своими силами, без помощи компьютеров земного ЦУПа!
- Всё равно многовато.– старпом «Зари» покачал головой,  Следующий скачок планируется на вдвое большую дистанцию, и настраивать вы снова будете сами. А теперь  представь, что разброс получится миллиона в два с половиной! Да мы замучаемся добираться до цели на ионных двигателях…
- Тога уж лучше сразу миллионов  на пять-шесть. – заметил Зурлов. - Он висел в пилотском кресле, пристегнувшись ремнями, и посасывал кофе из прозрачного пластикового пузыря, заменявшего в невесомости картонные стаканчики. – Тогда можно было бы потратить ещё одну торпеду, чтобы приблизиться к Энцеладу хотя бы на две-три сотни тысяч километров…
- Такой вариант рассматривался. – отозвался Виктор. Сейчас он говорил сухо-официальным тоном, как и подобает старпому первого настоящего межпланетного корабля Земли.– Волынов его отверг, и был прав: с нашей точностью расчётов финиш-точки можем легко угодить в Кольцо. «Заря» не «краб- буксировщик, и даже не орбитальный грузовик вроде «Тихо Браге» или того же «Резолюшна», и маневрировать на ней, уклоняясь от каменных и ледяных глыб, удовольствие, поверьте, гораздо ниже среднего. Да и торпеду лучше бы поберечь, а то, мало ли что?  Так что, придётся наводиться на точку, расположенную хоть и в пределах системы Сатурна, но всё же достаточно от него отдалённую -  где-то между орбитами Реи и Титана,  в полутора миллионах километров от Сатурна и в миллионе от Энцелада. На ионных движках туда  идти недели полторы,  считая время на разгон и торможение.
- Вы начальство, вам виднее… - буркнул Зурлов. Он даже в самых безнадёжных дискуссиях  старался оставить последнее слово за собой. – Оль, отстёгиваться неохота. Не нальёшь ещё шарик?
- Бездельник. - отозвалась Оля Молодых. – Вконец ведь обленишься в невесомости! Надо сказать Татьяне Филипповне, чтобы дополнительное время на тренажёрах тебе назначила, пока жиром не заплыл от сидячей жизни!
Юлька улыбнулась – представить мускулистого, подтянутого Володю в подобной роли у неё получалось с трудом. Впрочем, это относилось и к прочим «юниорам», отдававшим изрядную часть своего свободного времени тренажёрам, бегу по кольцевой дорожке жилого «бублика» и прочим спортивным упражнениям.
- Я лучше лишний часок лайтсаберами помашу. – ответил Зурлов. – Или попрыгаю с Танечкой в невесомости.  Мы с ней как раз разучиваем новую танцевальную комбинацию. Увидите п– ахнете! 
Танечкой «юниоры» называли Татьяну Филипповну Смольскую, корабельного врача «Зари». Двадцатипятилетняя женщина увлекалась нуль-гимнастикой и охотно составляла Зурлову компанию для парных упражнений в тренировочном зале. Прочие «юниоры», конечно, не оставили эту дружбу без внимания, не без оснований подозревая, что будущий космодесантник  испытывает к симпатичной медичке чувства, далёкие от любви к спорту.
_ Ну, Оль, что тебе, трудно? – заныл Зурлов. Девушка, состроила сердитую физиономию, но кофе в пузырь все же набрала – и отправила его, словно мячик, собеседнику. Тот принял пас, зашипел, поперебрасывал её, словно раскалённый уголёк, с ладони на ладонь, стараясь не упустить в свободный полёт -  а когда кофе немного остыл, сорвал с пластиковой трубки колпачок и присосался к, обжигающе-ароматному напитку.

- Юль, пока есть время,  расскажи о совещании на «Звезде КЭЦ». – попросила Оля. Она наполнила свой питьевой пузырь,  отплыла от кофейного автомата и стала устраиваться в одном из свободных кресел. – Уж сколько раз просили, а ты всё – потом, да потом!
Юлька чуть покраснела – чувство ответственности, развитое у неё сильнее, чем у однокашников по «юниорской» группе, заставило воспринимать обычную, хотя и настойчивую,  просьбу, как упрёк. И, соответственно – пуститься в оправдания.
- Оль, я не виновата, некогда было! Сама ведь знаешь: меньше, чем через сутки после моего возвращения на корабль дали старт, и всё это время я возилась с настройкой торпеды. Да и потом, между прыжками…
К первому прыжку с помощью нового, не слишком пока апробированного оборудования, астрофизики и навигаторы «Зари» готовились с особым тщанием. Как, впрочем, и ко второму, и к третьему, который только предстояло сделать. Юлька всего час назад задала программу предназначенной для него тахионной торпеде и, впервые за долгое время посетила «юниорскую» кают-компанию, рассчитывая хоть немного прийти в себя после аврала.
- Да никто тебя и не упрекает! – влез Середа. –  Просто интересно всем, вот и просим. А то засядешь снова за свои расчёты…
- Ну… - девушка замялась, не зная, с чего начать. – Вы все, конечно, знаете, что после исчезновения «Тихо Браге» лунный «обруч» перешёл в режим непрерывного функционирования. «Тахионное зеркало» в его плоскости не погасло, хотя ведёт себя немного странно…
- Как именно? – жадно спросил Середа. – Вы что-то такое заметили?
- Долго рассказывать, да вы всё равно не поймёте. Не обижайся, Вить, это сплошная тахионная физика, а у вас нет подготовки.
Середа поморщился - не слишком приятно, когда тебя вот так, в лицо, называют неучем! – но всё же кивнул. Неуч и есть, чего тут спорить…
- Так вот, в то же самое время начались какие-то странности с дальней связью. Именно дальней – в пределах орбиты Луны никаких сбоев не наблюдалось, а вот дальше пошли сплошные перебои…
Юлька, начав рассказывать, приободрилась, и речь её полилась ровно.
- …Наблюдались сбои с зондом «Зеркало-1» и с другими, находящимися сейчас на орбитах Марса и Венеры. Но  в первую очередь пропала связь с «Лагранжем». Раньше мы, хоть и с некоторым трудом, регулярно обменивались сообщениями с этой  станцией, заброшенной в систему Сатруна, и более-менее представляли, что там происходит…
- Ничего себе радиообмен... – буркнул со своего кресла Зурлов. - Восемьдесят минут в одну сторону, много так наговоришь…
- Мы пользовались методом, позаимствованным из одного фантастического рассказа: начав говорить, продолжали передачу всё время, пока не получали ответ. А потом с той стороны делали то же самое. Диалог, конечно, тот ещё, зато обмен информацией на высоте!
- Я слышал, что на Земле, в МИФИ, разрабатывают новый способ дальних коммуникаций,  через тахионные зеркала.  – снова заговорил Середа. -  Если они добьются успеха, то переговоры хоть с Сатурном, хоть с Тау Кита вообще не будут требовать времени на прохождение сигнала!
Зурлов глумливо ухмыльнулся.
- В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно.
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно... – пропел он.  - Вот так пошлём однажды что-нибудь вроде: «Привет вам, братья по разуму!». Ну и они в ответ тоже…пошлют!
- Хорош хохмить, а? – недовольно сказал Середа. – Юль, рассказывай, не слушай этого клоуна!
- Барда всяк норовит обидеть.  – ответил шутник, но умолк.
- Так я продолжаю? - Юлька обвела вопросительным взглядом присутствующих, дождалась Олиного кивка и заговорила снова.
- Собственно, из-за аномалий со связью меня и вызвали на «Заезду КЭЦ». Понимаете, Гарнье перед самым… хм… инцидентом с «обручем» переслал руководству свой доклад, в котором упоминал о возможном влиянии артефакта на дальнюю связь. Доклад был написан в его обычном стиле – эмоционально, ярко, но несколько… сбивчиво.  Вот меня и пригласили, чтобы помочь с ним разобраться. Я всё же довольно долго с ним работала на станции Ловелл и привыкла к его манере излагать свои мысли…

+5

53

II

- Да вы оптимисты, молодые люди! – начальник станции покачал головой. -  Неужели на полном серьёзе рассчитывали скрыть учинённое вами троими безобразие?
Леонов, как и полагается, большому начальству, был вальяжен, строг и самую малость ироничен. Мизансцену он выстроил безупречно – сам устроился за большим столом (при строительстве «Лагранжа» не экономили ни на массе, ни на объёмах), провинившихся же подчинённых выстроил перед собой, не предложив присесть.  Он недаром успел поработать на серьёзных руководящих должностях – например, руководителем старой, «добатутного» периода, лунной программы СССР,  - и даже назначение на «Лагранж» было больше административным, станция с её немаленьким коллективом требовала совершенно особых управленческих навыков. У Алексея Архиповича они были – что он и демонстрировал сейчас, в своём кабинете, куда были вызваны на ковёр участники недавней эскапады.
Интересно, пришло мне в голову, а почему мне ни чуточки не страшно? Может, потому что я отбоялся своё, когда осознал, как близко была костлявая? Вот тогда, на краю Дыры, сразу после выброса, мне было страшно по-настоящему. Я с трудом посадил «омар», изведя на это три оставшиеся комплекта якорей-гарпунов – и понял, что ни на что другое меня уже не хватит.  Страх, обессиливающий, от которого темнеет в глазах, а кожа под сетчатым термобельём покрывается  липким ледяным потом - навалился и никак не хотел отпускать, размазывая волю в тонкий блин, превращая мышцы в трясущееся желе… Спасибо Валере: он, верно оценив моё состояние, в одиночку подтянул второй «омар» к поверхности, закрепил его якорями и занялся Димой - и пока я,  слегка оклемавшись,  не взял дело  свои руки, прошло минут пять, не меньше. А ещё через пять минут вышел на связь «Лагранж» и мне окончательно стало не до страхов…
- И в мыслях не было, Алексей Ахипыч! – заговорил Валерка. – Да мы же всё и рассказали, сразу, как только  из шлюза выбрались!
- Не умеете врать, Леднёв, так и не беритесь. – посоветовал, слегка поморщившись, Леонов. – думаете я не понимаю, что вы оба уговорили Ветрова на эту авантюру? И инициатива была ваша, не пытайтесь даже отпираться. Так, Монахов?
Он глядел прямо на меня – и в серых с лёгким прищуром глазах пряталась лёгкая смешинка. Точно так же он смотрел с фотокарточки, которую бабуля ещё классе в пятом принесла мне – с собственноручной его подписью. Карточка эта и сейчас у меня дома, да и в «прошлой жизни» она сохранилась при всех переездах. И  в тот день, двенадцатого апреля две тысячи двадцать третьего года, когда я, взяв с собой Бритьку, отправился на Воробьёвы горы, она по-прежнему лежала в верхнем ящике стола…
- Так точно, товарищ начальник станции! – подтвердил я. Так всё оно и было. Я выслушал аргументы Леднёва и счёл, что они достаточно серьёзны.
- Счёл он… - фыркнул Леонов. – А кто ты, прости уж, такой, чтобы что-то «считать»? Твоё дело водить «омар» в соответствии с утвержденным планом полёта!
Он покачал головой.
- Впрочем, Монахов, я нисколько не удивлён. Меня предупреждали, что ты тот ещё подарочек – особенно по части проявленной некстати инициативы…
Я хотел  спросить, кто именно его предупреждал, но вовремя прикусил язык. Ну, конечно, Евгений наш Петрович, всезнающий и вездесущий И.О.О. – кто ж ещё? Но откуда ему было знать, что я окажусь на «Лагранже? В последний раз, когда мы с ним виделись – тогда он вручал мне официальное предписание прибыть на борт «Зари», - станция уже больше полугода находилась в системе Сатурна, и связь с ней ограничивалась несколькими кратковременными сеансами. Неужели И.О.О. стал тратить драгоценное эфирное время на разговоры о моей скромной персоне?..
- Пусть ваш Ветров скажет спасибо врачам. – проворчал Леонов. – если бы они не упекли его в медотсек с категорическим запретом волноваться – я бы с него прямо здесь шкуру спустил. И вы, Леднёв, радуйтесь, что сделали такое важное открытие. Я собирался отстранить вас от работы, но Гарнье с ножом к горлу пристал, требуя включить вас в группу по изучению обнаруженного «зеркала». Так что, когда увидите его – не забудьте поблагодарить.
Мне на секунду стало стыдно – а мы-то приписывали французу невесть какие гнусные побуждения! Хотя – кто знает, какими на самом деле мотивами он руководствовался, отмазывая Валерку? Нет, товарищи, тут надо держать ухо в остро..
- Кстати… - Леонов перевёл взгляд на Леднёва. - Как я понимаю, один датчик вы всё же успели установить там, внизу?
Астрофизик с готовностью кивнул.
- Да. Но он, скорее всего,  был уничтожен  выбросом из «тахионного зеркала».
- Скорее всего? – начальник станции вздёрнул бровь. - То есть у вас есть на этот счёт сомнения?
- Конечно! – Валера, почуявший, что разговор переходит с дисциплинарных обвинений к проблемам его возлюбленной тахионной физики, сразу ожил. - У меня даже есть гипотеза. Если позволите…
Прежде, чем кто-то успел отреагировать, он ухватил из стаканчика карандаш и придвинул к себе лист бумаги.
- Общепринятая теория гласит…
- Стоп-стоп! – Леонов выставил перед собой ладони. –Завтра Гарнье собирает совещание, как раз на тему обнаруженного вами феномена - вот там и выскажитесь. А сейчас  извините, у меня много дел.
Разговор закончен, понял я. И мы, похоже, легко отделались…
Видимо, он угадал мою мысль, потому что строго глянул на меня и добавил в голос металла.
- А вы, Монахов, запомните: второй «омар» на вас. Как,  какими силами вы будете его вытаскивать с Энцелада  мне не интересно совершенно – а нужно мне, чтобы буксировщик не позже, чем через неделю вошёл в строй. Уяснили? А если не справитесь – разговор будет другой…

- Притащили блохастого… - недовольно буркнула женщина-медик.– Здесь вам, молодые люди, не кают-компания, здесь вам медицинское учреждение… то есть отсек! Безобразие…
Сварливый её тон вызвал ассоциацию с какой-нибудь санитаркой бабой Маней - словно мы в больничке провинциального райцентра, а не в миллиарде с гаком километров от Земли, в системе планеты-гиганта, украшенной роскошным многослойным кольцом.
Дася замечание проигнорировал – видимо, осознавая прочность своего положения, как первого в истории кота-межпланетника. А может, и обиделся на предположение, что в его густой, многократно вымытой и подвергнутой положенным процедурам шёрстке дезинфекции могут водиться блохи? Кот зевнул, широко разинув розовую пасть с острыми зубами, и повозился, поудобнее устраиваясь на груди болящего. Дима проводил возмущённую медичку опасливым взглядом, после чего  запустил пальцы в пушистый загривок. Дася потянулся, зажмурился и заурчал - словно крошечный моторчик внутреннего сгорания.
- Его тут по всей станции ищут, особенно девушки. – сообщил я. - А он, оказывается тут, у тебя торчит! И давно? 
В маленькой палате, отличавшейся от стандартной одноместной каюты только медицинской аппаратурой, закреплённой над Диминым изголовьем, да стойкой для капельницы, мы были втроём -  считая нашего хвостатого спутника.
- Мира принесла. – отозвался болящий. – Она час назад сюда заходила, со скрипкой. Кот за ней увязался, а когда она ушла – остался здесь.
- Правильно понимает свои обязанности. – сказал я и потянулся, было, погладить хвостатого, но передумал, натолкнувшись на недовольный взгляд пары кошачьих глаз: «мол, не мешай, видишь, делом занят!»
- Я, собственно, чего зашёл? Леонов велел заняться брошенным «омаром» и не позже, чем за неделю, ввести его в строй. Вот, решил посоветоваться - ты же у нас типа главный?
- Ну да, главный… - Дима сделал попытка сменить позу, но скривился от боли и дёрнул руку к голове. Дася умолк и недовольно покосился на меня.
- Болит? – сочувственно спросил я.
- Стреляет  в висках при резком движении. Боюсь, меня отсюда раньше, чем дня через три-четыре не выпустят, а потом ещё долго к работе за бортом не допустят, не говоря уж о спусках на Энцелад…
- А ты не двигайся резко. – посоветовал я.  - Голова, как известно, предмет тёмный и исследованию не подлежит...
Дима хмыкнул. Знаменитой реплики Броневого в роли провинциального доктора он, конечно, не узнал – да и откуда, ведь «Формула любви» выйдет на экраны только в восемьдесят четвёртом… если вообще выйдет. Уж очень грандиозны происходящие здесь перемены, такие вполне могут внести коррективы в планы и «Мосфильма» и лично режиссёра Марка Захарова. Он только-только закончил снимать «Обыкновенное чудо» - направляясь в Королёв, на «батутодром», я заметил на стене дома большую афишу, сообщающую о скором выходе фильма на экраны страны.  Я тогда ещё подумал, что стоит сходить на него с Юлькой, когда вернёмся…
- И что планируешь делать с «омаром»? – спросил Дима – словно это не я, а он пришёл за советом.
- Да вот, думаю поступить, как мы уже прикидывали. Снимем что только можно, перетащим на «Лагранж» - а там уж займёмся ремонтом всерьёз.
- Снимем? – Дима прищурился -  То есть, собираешься не в одиночку? Нет, вообще-то правильно, да и инструкция запрещает…
- Тебе-то это не помешало одному за льдом летать. – усмехнулся я. – Но ты прав, вдвоём сподручнее.
- Так кого возьмёшь?
- Юрку. У него опыт монтажных работ на орбите приличный, да и с «омаром» он имел дело. Заодно смотаемся к Дыре - надо собрать и установить  уцелевшие датчики.
Дима дёрнулся  и снова скривился от боли. Я торопливо поправил ему подушку, не обращая внимания на возмущение кота.
- Леонов хотел эту идею похерить, но Гарнье его убедил. А меня умолял пройти над дырой и заснять, что там творится…
- Совсем как Валерка. -  усмехнулся Дима. – Никогда не забуду, как вы меня уговаривали… Как он, кстати?
- После совещания ни на шаг не отходит от Гарнье. Разрабатывают вместе новую программу исследований, сулят невиданные какие-то перспективы…
Он усмехнулся.
- А ведь не доверял, собирался скрывать данные телеметрии, гипотезой своей не хотел делиться…
- Между прочим, не один Гарнье интересовался Дырой. Один парень из научной группы «Лагранжа» уговаривал не просто пройтись над колодцем, а нырнуть туда, и, по возможности, поглубже, чтобы взять пробы льда из стенок. Заявил, будто ученые уже давно подозревают, что в подлёдном океане, как и на спутнике Юпитера, Европе, может скрываться жизнь. Он, понимаешь, уже исследовал образцы льда, которые вы доставляли на «Лагранж» из своих вылазок, но ничего интересного там не нашёл – и теперь торопится заполучить пробы с большей глубины, чтобы поискать в них следы органических молекул.
- И что Леонов? – осведомился Дима.
- Запретил категорически. Но парень не теряет надежды.
- Так он прав. – Дима уселся повыше, обойдясь на этот раз без резких движений. - Если на дне Дыры действительно «звёздный обруч», то рано или поздно придётся к нему спуститься.
- Только не вздумай ляпнуть это при Гарнье! – я состроил испуганную физиономию. - Тебе-то хорошо, отдыхаешь тут в обнимку с котиком – а в Дыру, если что, мне лезть!
- Только не говори, что ты сам этого не хочешь. Кстати, о совещании – что там у вас было? А то я спрашивал у врачихи, так она огрызнулась, мол, некогда заниматься всякой ерундой…
Я вздохнул, устроился поудобнее на стуле и приготовился рассказывать.

- Так может и второй «обруч» тоже действует в постоянном режиме, как и тот, на Энцеладе? А заодно и третий, оставшийся в засолнечной точке Лагранжа?
Говорил Жан-Батист Арно, канадец. С ним я познакомился ближе, чем с остальными сотрудниками Гарнье, когда мы на пару швартовали «звёздный обруч» к «Тихо Браге». Было это на орбите Луны – совсем недавно, но страшно далеко от того места, где мы находились сейчас.
Вопрос Жан-Батист (он почему-то требовал, чтобы его называли полным именем, и обижался всякий раз, когда его сокращали до незатейливого «Жан») адресовал своему научному руководителю, однако вместо француза ответил Леднёв.
- Это вполне возможно, коллега. Более того, я уверен, что так оно и есть. Мы не можем спросить об этом Землю – связи с ними по-прежнему нет, и исчезла она в момент появления «Тихо Браге», что наводит на некоторые мысли. Не так ли, коллега?
Вопрос был адресован Гарнье. Француз скривился и махнул рукой.
- Позвольте вопрос?
Руку тянул инженер-энергетик с «Лагранжа». Вообще-то предмет совещания не затрагивал сферу его профессиональных интересов, но Гарнье пригласил всех желающих – и в итоге, в столовую, отведённую для мероприятия, набились чуть ли не половина наличных обитателей станции.
Француз благосклонно кивнул.
- Я вот о чём… - парень слегка замялся. - Любой из наших «батутов» потребляет прорву энергии даже для кратковременного включения. Потому-то на каждый и работает  по ядерному реактору. Но если ваш коллега прав – он кивнул на Леднёва, -  то все три «обруча» пребывают в рабочем состоянии уже много месяцев.  Откуда, по вашему, эти инопланетные бублики получают подпитку для своих «зеркал»?
Парень знает, что говорит, подумал я – судя по нашивке на рукаве рабочего комбинезона, он как раз и занимается обслуживанием реактора «Николы Теслы», снабжавшего «Лагранж» энергией. А значит, лучше других понимает, на что и в каких количествах расходуется вырабатываемая электроэнергия.
- Это действительно важный вопрос. – заговорил Леднёв. - У меня на этот счёт имеется гипотеза - и заключается она в том, что  «червоточина», соединяющая два функционирующих «зеркала», как бы высасывает энергию для них из самого подпространства. То есть мы имеем дело с самоподдерживающейся системой, которая, будучи однажды запущена, в дальнейшем функционирует уже сама по себе.
- Это что же, получается, вечный источник энергии? – удивился инженер. – Вот бы подключиться к такому, тогда можно забыть о реакторах…
- Мысль, конечно, интересная, молодой человек. – прогудел с председательского места Гарнье. Выражение лица у него было кислое – похоже, наш главный астрофизик недоволен, что вопросы адресуются не ему, а Валерке. – К сожалению, мы не располагаем необходимой аппаратуры, чтобы начать работу в этом направлении. Но можете не сомневаться когда «Заря», наконец, доберётся до нас и удастся установить постоянное сообщение с Землёй – мы к этому обязательно вернёмся.
В третьем ряду взлетела рука. Ага, девушка-астрофизик, на «Тихо Браге», та, что делила каюту с Мирой, и даже вместе с ней отмывала несчастного Дасю…
- Прошу вас, Натали. – разрешил француз, как мне показалось, несколько снисходительно.
- У меня вопрос к вам, мсье. – Натали, она же Наташа, очаровательно улыбнулась, отчего Гарнье сразу приободрился. – Вот вы только что сказали, что мы наладим прямое сообщение с Землёй – вероятно, через   «батут» «Зари», или через тот, что на станции, когда удастся его отремонтировать?
- Разумеется. – астрофизик кивнул.  – Иного способа я не вижу.
- А вы не опасаетесь, что близкие срабатывания «батута» вызовут новые, ещё более катастрофические эффекты «тахионного зеркала»? Мы ведь до сих пор не знаем, что вызвало срабатывание лунного «обруча» - а собираемся экспериментировать рядом с этим вмороженным в лёд чудовищем! Нам не кажется, что это несколько… поспешно с вашей стороны?
Гарнье при этих словах набычился, уши его побагровели от прилива крови – ещё бы, прямое обвинение в опрометчивость, а то и в прямом авантюризме! Аудитория зашумела – вопрос был актуален и понятен каждому из собравшихся.
- Позвольте пояснить. – назревающий скандал прервал негромкий голос начальника станции. Шум мгновенно стих. – Насколько нам известно, Наталья… э-э-э?..
- Сергеевна. – отреагировала девушка. Качур Наталья Сергеевна, астрофизик.
- Так вот, Наталья Сергеевна, «Заря» должна выйти из прыжка в довольно значительном отдалении от Энцелада - за орбитой Реи, минимально, в полумиллионе километров от нас. Мсье Гарнье, – Леонов указал на астрофизика, тот ответил величественным кивком, - уверен, что на таком расстоянии «обруч» никак не отреагирует на возникновение выходного «зеркала». К Энцеладу же «Заря» пойдёт на ионных двигателях, а за это время мы свяжемся с кораблём и предупредим о возможной опасности.
- К тому же, мадемуазель, я  рассчитываю закончить те работы, которые мы вели с лунным «обручем» ещё на Луне.  – добавил француз. – И если удастся добиться успеха, то можно будет заблокировать «обруч» на Энцеладе -  и тогда уже он не будет для нас помехой.
Леонов обвёл аудиторию взглядом.
- Ещё вопросы, товарищи?
На этот раз руку потянул я.
- Меня вот что интересует, мсье Гарнье. Во время одного из срабатываний, лунный «звёздный обруч» установил «червоточину» до планеты, находящейся вне Солнечной системы, где водились электрические черви, олгой-хорхои. То же самое много веков подряд делал и «обруч», выкопанный в пустыне Гоби. Почему же на этот раз «лунный» обруч отправил «Тихо Браге» не в гости к электрическим тварям, а сюда, в систему Сатурна?
В столовой воцарилась тишина. Похоже, слушатели, в особенности, из состава экипажа корабля, пытались представить, что было бы с ними, случись подобное на самом деле. Краем глаза я заметил, как Сансар трижды сплюнул через левое плечо. Любопытно, подумал я, это у монголов такое же суеверие, как у нас, или нахватался во время учёбы в академии Жуковского?..
Гарнье, видимо, оказался не столь суеверен – а может, просто не мог похвастать избытком воображения?
- Понятия не имею… - он пожал плечами. И  - никто, полагаю, не знает. Запишем в загадки.

- …Вот так примерно оно и прошло. - закончил я.
- Да уж, содержательная беседа... - Дима в раздумьях почёсывал кота за ушами. Дася млел, моторчик внутри его набирал обороты. –  Жаль, меня там не было, тоже имеются вопросы…
- Успеешь ещё. Валерка собирался к тебе заглянуть, вот его и мучай.
За спиной щёлкнула створка люка. Я вскочил. В проёме стояла медичка с какой-то блестящей штуковиной в руках. С штуковины свисали провода, оканчивающиеся обрезиненными металлическими кругляшами.
- Всё, молодые люди, посещение окончено. – сварливо заявила она. -  Больному пора делать процедуры. Да, и кота своего забрать не забудьте, нечего ему тут делать!

+4

54

Ромей написал(а):

- Между прочим, не один Гарнье интересовался Дырой. Один парень из научной группы «Лагранжа» уговаривал не просто пройтись над колодцем, а нырнуть туда, и, по возможности, поглубже, чтобы взять пробы льда из стенок.

Гарпуны с трубчатым корпусом ;-) На тросах ))))
"Обстреляли" лёд, вытащили (внутри трубок) пробы льда.
ЗЫ уважаемый коллега, не накидаете, от руки, "Омара"? С киндером, хочу, модельку нарисовать :-)

0

55

Lokki написал(а):

Гарпуны с трубчатым корпусом  На тросах ))))
"Обстреляли" лёд, вытащили (внутри трубок) пробы льда.

Мысль правильная, но где бы им их взять?

0

56

Lokki написал(а):

ЗЫ уважаемый коллега, не накидаете, от руки, "Омара"? С киндером, хочу, модельку нарисовать

Полагаюсь на вашу фантазию. И, если получится - обещаю отдать художнику, который (я надеюсь) будет её иллюстрировать.
Сейчас он занят работой над картинками к первой книге, и вот результаты, к первой, второй и третьей частям "Дня Космонавтики"

https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t610834.png

+2

57

III

- …таким образом, попытки установить с «Тихо Браге» связь, ничего не дали. Более того: пропала связь и с «Лагранжем, которую раньше удавалось худо-бедно поддерживать.
Говорил заместитель начальника «Звезды КЭЦ», высокий, лет тридцати, инженер. Юлька не была с ним знакома, не знала даже имени-отчества, но на груди у зама Быковского рядом с ромбиком  выпускника МАИ красовался «Знак Звездпроходца», крошечная серебряная комета, залитая синей эмалью, с золотой звёздочкой. Такой же был у Лёшки и у Димы Ветрова – их вручали после серьёзных, порой смертельно опасных переделок, связанных, как правило, со спасением чьей-то жизни… или жизней. Лёшка получил свой после схватки с олгой-хорхоями, когда он спас от электрических инопланетных тварей одного из обитателей лунной станции «Ловелл», Диме же серебряную комету вручили за то, что он подставил свой «краб» под сорвавшийся с привязи грузовой контейнер, не дав тому расплющить переходную галерею, полную людей. Значит, сделал вывод девушка, перед ней - настоящий ветеран, ободранный безжалостным наждаком Внеземелья - а к словам таких людей стоит прислушиваться…
- Так же мы располагаем данными об экспериментах, которые проводил профессор Гарнье – собственно, это по его требованию «обруч» подняли с поверхности Луны на орбиту.  – продолжил докладчик. - Имеются основания предполагать, что внезапная активизация «обруча», как и всё, что происходило позже, включая катастрофу с «Тихо Браге» и перебои с дальней связью, как раз и вызвано его работами.
Быковский, сидящий в председательском кресле, негромко откашлялся. Говоривший умолк.
- Если позволите, Константин Петрович,  я бы не стал употреблять столь… хм… сильные выражения. Нам известно наверняка, что «Тихо Браге» находится в системе Сатурна. Более того – корабль вышел из подпространства на орбите Энцелада, в непосредственной близости от станции «Лагранж», которая попала туда годом ранее. Так что давайте-ка лучше использовать   термин «инцидент», а не катастрофа – пока мы не получили более… хм… печальных известий.
…Значит он Константин Петрович, подумала Юлька. Ещё бы как-нибудь ненавязчиво выяснить фамилию…
- Принимается – кивнул зам. - Так вот, сразу после инцидента с «Тихо Браге» мы установили наблюдение за «обручем». Для этого в непосредственной близости от него расположили несколько спутников с видео- и прочей аппаратурой; их положение постоянно корректируется, дистанционно, так, чтобы объективы камер всё время направлены на «зеркало». Кроме того, поблизости постоянно находятся  три буксировщика типа «омар» - они держатся на дистанции пятнадцать километров от обруча, в его плоскости – так, чтобы новый энергетический выброс, буде таковой она, их не задел. Дистанционное управление спутниками-наблюдателями осуществляется с переоборудованного лунного грузовика «Мстислав Келдыш», на нём же базируются и «омары». Вот, прошу…
Он перевернул стоящую в углу грифельную доску. На обратной стороне оказалась выполненная на скорую руку схема – Луна и эллипсы орбит вокруг неё, на которых крестиками отмечены положения станции и «звёздного обруча».
- На протяжении четырёх с половиной суток ничего стоящего упоминания не происходило. Мы аккуратно фиксировали всё, что происходило с зеркалом, с записью параметров каждый может при желании ознакомиться. И вот, девять часов назад, «обруч» произвёл новый «выброс».
- Плёнка с видеозаписью есть?– сосед Юльки, астроном со «Звезды КЭЦ», торопливо вздёрнул руку. – Вы, помнится, говорили, что она ведётся постоянно?
- Так и есть. – ответил инженер. – То есть -  велась постоянно. К сожалению, вся аппаратура спутников-наблюдателей вышла из строя. Изучение данных телеметрии показало, что это прискорбное событие точно совпало с моментом выброса с точностью до микросекунды.
- Электромагнитный выброс… - пробормотал астроном. – Этого следовало ожидать…
Юлька собралась тоже поднять руку, рассказать, как на «Ловелле» тоже вырубилась вся электроника, и тоже в момент срабатывания «обруча». Но - не успела.
- Но это, собственно, не так важно. – продолжал зам Быковского. – В смысле – мы и раньше знали, что подобные коллизии возможны. А вот это, коллеги, важно по-настоящему...
Он подошёл к небольшому столику, на котором под куском непрозрачной плёнки стоял некий угловатый предмет, формой и размерами напоминающий обыкновенный, хотя и не очень крупный, чемодан.
- Вот что было обнаружено в нескольких сотнях метров от «обруча», в пространстве, через семнадцать минут часа после выброса.– сказал он и снял плёнку.  - Это время понадобилось «крабам» чтобы приблизиться, поскольку спутники-наблюдатели, как я уже говорил, вышли из строя.
Юлька с первого взгляда опознала стоящий на столе предмет -   универсальный блок датчиков, такими она работала ещё на Луне, с Гарнье. Блоки расставляли вокруг «обруча» и по проводам (астрофизик не доверял радиосвязи в такой близости от инопланетного артефакта) получали с них данные. Юльке ни разу не приходилось выбираться с ними на поверхность Луны,  но занималась их программированием перед установкой.
- Это, как вы видите, блок датчиков. – продолжал зам Быковского. – На его боковой панели, вот здесь, - он показал карандашом, где именно, - шильдик с серийным номером. По нему мы установили, что этот блок был передан группе Гарнье для проведения исследований. Это  не совсем стандартный блок – в его конструкцию и состав датчиков по требованию Гарнье специально были внесены некоторые изменения, специально для программы изучения «звёздного обруча». Всего модифицированных блоков датчиков было выпущено три с половиной десятка, и все они были переданы на «Тихо Браге», Поскольку передача состоялась  здесь, на станции, то можно предположить, что он находился на корабле» в момент… м-м-м… инцидента.
- У вас есть полная уверенность в этом, Константин Петрович? – спросил Волынов. – А то, знаете ли, возможны совпадения…
- В данном случае, Валерий Фёдорович, это исключено. Я сам занимался передачей оборудования, сверял серийные номера оборудования с теми, что указаны в передаточной ведомости. Кроме того, имел место небольшой скандальчик: Гарнье обнаружил на задней панели блока вмятину и попросил его заменить.  Однако, другого датчика на станции не нашлось; француз же продолжал требовать замены, угрожая, в противном случае обратиться непосредственно к вам – и успокоился только когда я заверил его, что запасного блока он не получит даже в этом случае….
Юлька едва удержалась от смешка – она-то хорошо представляла, в какое неистовство мог впасть астрофизик даже из-за такого пустяка. А уж если ему осмелились возразить…
-  В итоге, Гарнье согласился его взять, потребовав, однако, внести в ведомость соответствующую запись. Вот она.
Инженер продемонстрировал собравшимся лист бумаги. Лист был исчерчен графами, заполненными малоразборчивым подчерком. Одна из граф выделалась, подчёркнутая красным фломастером. 
- А вот и вмятина, о которой шла речь.
Он развернул блок на столике так, чтобы всем был видна задняя панель. Упомянутая вмятина  действительно имела место.
- Как вы полагаете, товарищ Конин, это повреждение не могло стать причиной выхода прибора из строя? – осведомился Быковский.
…Вот и фамилию узнала, подумала Юлька, Конин. Что ж, запомним…
- Вряд ли, Валерий Фёдорович. Перед тем, как отдать датчик Гарнье, я проверил его на работоспособность. Всё было в полном порядке, о чём в ведомости сделана соответствующая запись.
- Ясно. – Быковский кивнул. – Продолжайте, прошу вас.
- Как я уже упомянул, аппаратура блока не действовала. Выловив его, вскрыли корпус с соблюдением всех мер предосторожности, однако никаких посторонних предметов не нашли.
Быковский прищурился.
- А что именно вы рассчитывали найти?
- Я думал о записке, вложенной в корпус. Согласитесь – если блок бросили в «обруч» намеренно, как бросают с терпящего бедствие судна бутылку, то это было бы вполне логично…
- Что ж, разумно. Ещё что-нибудь?
Инженер развёл руками.
- Пока всё, товарищ начстанции. 
- Позвольте? – Юлька всё-таки решилась. Быковский махнул рукой в разрешающем жесте.
- Травкина Лидия, научная группа планетолёта «Заря». – Видите ли, я работала с таким типом датчиков. Их используют для установки на поверхности – например, на лунной, а в открытом космосе обычно не применяют. Да вы посмотрите, там внизу должны быть проушины, чтобы крепить к наклонной поверхности…
Конин приподнял блок. Проушины оказались именно там, где сказала Юлька.
- Хм… любопытно. – Быковский подошёл к столику и наклонился к блоку. – Но ведь, как я понимаю, Гарнье затребовал эти устройства для работы на орбите? Как вы можете это объяснить?
- Откуда мне знать? – Юлька пожала плечами. – Я уже давно с ним не работаю. Может, собирался как-то прикрепить их к «обручу»?
- Возможно, возможно… Значит, вы полагаете, что перед тем, как оказаться здесь, блок был установлен на какой-то поверхности?
Юлька снова пожала плечами. Волынов заложил руки за спину и дважды обошёл столик.
Что ж, товарищи, теперь вы в курсе всех обстоятельств. Кто-нибудь желает высказаться?

- А дальше что было?  – Середа засунул в бумажный пакет обёртку от бутербродов, не забыв тщательно собрать крошки. В невесомости, царившей на вспомогательном мостике, они могли доставить уйму проблем, вроде попадания в коробочку с предохранителями главного пульта. Или, что не так опасно, но всё равно неприятно – кому-нибудь в нос.
- Ты остановилась на том, что начальник «Звезды КЭЦ» предложил всем присутствующим высказаться об этом датчике. - сказал Зурлов. – Откуда он взялся и всё такое.. так что они говорили?
- Больно ему интересно всякое электронное барахло! – Виктор, покончив с крошками, огляделся в поисках мусорной корзины, не нашёл – откуда ей взяться в секторе невесомости? -и засунул скомканный пакет в карман. – Вопрос Быковского был о судьбе «Тихо Браге», о его экипаже!
Юлькин рассказ о совещании на «Циолковском» был прерван на самом интересном месте – капитан «Зари» по интеркому вызвал вспомогательную рубку и предложил ей и Середе явиться на главный мостик. Отсутствовали они около часа, в течение которого оставшиеся до хрипоты спорили, что могли сказать участники совещания. Когда же Юлька вернулась, в руках у неё был объёмистый пакет, от которого расползались по мостику аппетитные запахи -  на обратном пути она заглянула в камбуз и набрала там полный пакет горячих бутербродов и  свежевыпеченными (среди запасов провизии имелись брикеты замороженного теста) слоек с вареньем. Увы, все эти лакомства были плохо приспособлены к употреблению в невесомости.
- А что о нём спрашивать?  - Зурлов состроил удивлённую физиономию. - Раз отправили блок через «обруч» - значит живы и в порядке. Верно я говорю, Юль?
- Примерно так, да. – согласилась девушка. – Конин, который зам Быковского, правда, сказал, что это далеко не факт – во-первых, уцелеть могла только часть экипажа корабля, а во-вторых блок мог попасть в «тахионное зеркало» и без помощи людей.
- Это как? – Середа вздёрнул бровь.
- Да запросто. Скажем, развалился корабль, и часть обломков занесло в «обруч», который как раз оказался поблизости…
- Тогда почему кроме датчика ничего больше из «зеркала» не выскочило?
- Зурлов потёр кулаком подбородок.
- Ну… получилось так, скажем… и вообще, это только предположение!
- Бред это, а не предположение. – отрезал Середа. – и вообще, помолчи, а? Жри вон слойку, а Юлька пусть продолжает…
- Да продолжать особо нечего. – Юлька покопалась в принесённом с камбуза пакете, добыла завёрнутую в промасленную бумажку слойку и через весь мостик отправила его Зурлову. Тот принял подачу и с довольным урчанием впился в слойку зубами. Во все стороны полетели крошки.
- Смотри, заставлю всё тут пылесосить! – пообещал Середа. – Юль, так что там дальше было?
- Дальше? Как я говорила, Конин заявил, что появление датчика ничего ещё не значит, и «Тихо Браге» мог погибнуть вместе со всем экипажем. Потом стали гадать, куда их могло занести. Семён Шароватов - тот астроном, что спрашивал про плёнку с записью выброса - предположил, кто корабль мог выйти через «обруч», который остался в засолнечной точке Лагранжа. Идею подхватили, стали обсуждать, крутить так и эдак, а под конец Быковский заявил, что с гипотезой астронома согласен  - и даже немедленно  свяжется с Землёй, чтобы обсудить возможность  скорейшей отправки спасательной миссии -  хотя бы на том же «Резолюшне», благо он поблизости. А я, как полная дура, сидела и ждала, когда они додумаются до самого очевидного…
- До чего? – хором спросили Середа и Зурлов.
- А вы не догадываетесь, мальчики? - Юлька улыбнулась, впрочем,  без тени злорадства или насмешки. – Это же так просто: отправить через «обруч» зонд с аппаратурой, глядишь, и попадёт туда, откуда прибыл блок! И записку не забыть в него вложить, а то вдруг тоже сдохнет по пути. И если на той стороне действительно кто-то есть – пусть ответят точно таким же способом – и обязательно укажут, где они и все ли живы!
На мостике повисла тишина, нарушаемая только электронным попискиванием на пульте. Середа смотрел на Юльку круглыми, бешеными глазами – и вдруг изо всех сил хлопнул ладонью по колену, отчего немедленно завращался в воздухе.
- Вот же я тормоз!..
Из кресла, занятого Зурловым, донёсся ехидный смешок.
- Ещё какой!  Ручник, ржавый и кривой, как тракторе. Или, скажем, на экскаваторе.  Но ты, Витька, не переживай, я такой же тормоз, потому как тоже не сообразил…
- Вот и они все удивились.- сказала Юлька. На Середу она смотрела с некоторой тревогой. – А потом вернулся Быковский – он, к счастью, не успел связаться с Землёй насчёт «Резолюшна» - и отправил Конина на склад аппаратуры, искать подходящий зонд.
- И что, сразу его и отправили? – спросил Середа.
- Нет. Сказали, что нужно дополнительное экранирование от электромагнитного импульса при выбросе из «обруча». Ну а я отправилась на «Зарю» - времени оставалось мало, а мне ещё надо было проверить торпеду.
- То есть ты так и не выяснила, запустили зонд или нет? – изумился Зурлов. – Ну, товарищ Сорокина-Травкина, не думал, что ты настолько не любопытна! И ведь от нас тоже скрыла…
- Да я забыла просто! – стала оправдываться Юлька. – Ни минутки ведь свободной не было, ни секундочки, только сегодня к вам и выбралась. Я хотела…
Громкое жужжание интеркома заставило её замолчать.
- Травкина, явиться немедленно на главный мостик! – голос волынова гремел из никелированной решётки торжественно, словно он не отдавал рядовое, в общем-то распоряжение, а командовал изготовить к бою линейный крейсер, вооружённый шестнадцатидюймовыми орудиями. – Остальным немедленно облачиться в «Скворцы» и занять места согласно ходового расписания. Через пятнадцать минут  «Заря» уходит в прыжок.  Отсчёт будет дан за минуту.
И, через коротенькую паузу, уже не столь воинственно:
- Удачи нам всем, друзья!
Юлька охнула и, хватаясь за прикреплённые к переборкам поручни, скользнула к люку.
- Ну вот… - Зурлов с досадой вздохнул. – Так и не сказала, чего она там хотела. Может, ещё слойку?
И в два укуса прикончил успевшее остыть лакомство.

+2

58

IV

«…Попробуй-ка забить гвоздь в стену, когда при каждом ударе молотком сила противодействия отбрасывает тебя в противоположную сторону и ты летишь невзвидя света и не зная, обо что стукнешься головой. Для того чтоб заколотить один гвоздь, требовалось не менее трех коротышек. Один держал гвоздь, другой бил по гвоздю молотком, а третий держал того, который бил по гвоздю, чтоб сила противодействия не отбрасывала его назад…»
Припоминаете? Ну, конечно, «Незнайка на Луне»,  книга, проглоченная ещё в пятом классе. И вот теперь мы оказались в точно таком же положении – только в отличие от Винтика со Шпунтиком,  не могли приколотить к полу галоши, чтобы обеспечить себе какую ни то точку опоры.
Во-первых, не было галош, а соорудить что-то подходящее, куда можно было бы засунуть массивные башмаки «Кондора – ОМ» из подручного материала не получалось. Во-вторых, даже если бы они были – как прикажете прбить их к полу – точнее, к ледориту, которым тут покрыто всё – если при первом же ударе молотка тебя подкидывает на полтора метра вверх – причём вместе с тем, кто пытается удержать тебя в неподвижности?
Это относилось не только к отсутствующим калошам и гвоздям – ровно то же самое происходило, когда мы с Юркой-Кащеем пытались снять с «омара» клешню-манипулятор. Ничего сложного в этом, на первый взгляд не было – сначала отсоединить кабели и шланги (что не так-то просто сделать в неуклюжих перчатках скафандра, узлы буксировщика рассчитаны на обслуживание в ангаре), открутить гайки, ухитрившись их при этом не растерять, и под конец, снять манипулятор с рамы  - при том, что за долгие часы эксплуатации в вакууме металл накрепко «прикипел» к посадочному месту. Пришлось пустить в ход монтировку, а потом и кувалду из комплекта бортового оборудования – и вот тут-то пришлось   уподобиться носовским коротышкам. Выглядело это так: Юрка, прикрученный ремнями к раме «омара» держал меня; я замахивался кувалдой (пытаясь ненароком не засветить ему по его шлему) и с оттяжкой бил по металлу. Первый манипулятор поддался удара после пятого – я едва успел ухватить его, не дать улететь в пространство, поскольку привязать его перед этой операцией мы, конечно, не догадались. Со вторым дело пошло проще, сказывался приобретённый опыт. Я уже подтягивал отлетевший манипулятор на страховочном фале, когда по ушам хлестнул взвизг помех, а ледорит под подошвами «Кондора» ощутимо дрогнул.
На этот раз мы были довольно далеко от Дыры, электроника скафандров и «омара», на котором мы с Юркой спустились на планетоид, не пострадала. Близкий, сильно изогнутый горизонт скрыл от нас столб выброса, и уж конечно, мы никак не могли разглядеть вылетевший из дыры предмет. Зато его засекли радары «Тихо Браге», и кэп Сернан, недолго раздумывая, потребовал от нас пуститься в погоню за «неопознанным летающим объектом». Увы, из этой затеи ничего не вышло: гость, оставлявший на радаре чёткий отпечаток (металл, длина около двух с половиной метров, диаметр…) выскочил из «тахионного зеркала со слишком высокой скоростью. Нам же надо было подняться с поверхности Энцелада, догнать беглеца, выполнить манёвр сближения – а потом ещё и вернуться в добычей к «Лагранжу», и всё это на более, чем скромных запасах топлива! Сернан, осознав, что на роль ловчих мы не годимся, сделал героическую попытку пуститься в погоню  на «Тихо Браге», но тоже потерпел неудачу. Пока запустили маршевый двигатель, пока сошли с орбиты и легли курс преследования – объект уже пропал с радаров.  Можно было, конечно, попробовать догнать его, следуя курсом, рассчитанным на основе траектории, по которой он удалялся от Энцелада, и именно так поступил Сернан. И тоже безрезультатно – загадочный предмет словно растворился в Пространстве, а лучи радаров рисовали на экранах только редкий космический мусор,  ледяное и каменное крошево, занесённое сюда из колец  Сатурна причудами тяготения. Опасные, между прочим, крошки – каждая из них способна навылет пробить и тонкий дюраль корпуса «Тихо Браге» и бронированную трубу бублика «Лагранжа». Такое уже случалось до нашего появления у Энцелада – и стоило нескольких потерянных жизней обитателей станции.
Короче, Акела промахнулся. Мы посочувствовали (не вслух, разумеется) кэпу Сернану и прочим участникам неудачной охоты, навьючили на грузовые решётки снятые со второго «омара» клешни-манипуляторы и блок двигателей с плоским топливным баком, после чего - стартовали, вышли на круговую орбиту и, выполнив в строгом соответствии с планом полёта корректировку курса, направились к «Лагранжу».

- Считаю, мы совершили ошибку. – повторил Гарнье. Единственным способом поймать объект был «омар» Монахова, но вы почему-то этот вариант отвергли! И вот результат – мы, как ничего не знали, так и не знаем о том, что произошло!
- Сколько ещё раз повторять?  - устало отозвался я. Настойчивость француза раздражала безумно. – Ну не хватило бы мне топлива на возвращение к станции, ни при каком варианте не хватило бы!
- Надо было оставить на Энцеладе вашего напарника – уже экономия веса, а значит, и уменьшение расхода топлива! – француз наставительно поднял указательный палец. -  И потом, зачем вам возвращаться? Пока бы ловили объект, «Тихо Браге» мог дать тягу и прекраснейшим образом подобрать вас сместе с этим предметом! Надо было лишь оставить немного топлива на швартовочный манёвр, и всё!
- Вот именно, что «всё». В смысле, крышка, мабута, толстый полярный лис. И мне - и, что характерно, Кащееву.
- Какой ещё лис? –  Гарнье недоумённо нахмурился. Леонов, в чьём кабинете мы собрались для этой беседы, усмехнулся.
- Не обращайте внимания, профессор это идиома, сугубо наша, русская. Иностранцам не понять. А вы, Монахов, следите за языком, здесь вам не балаган и даже не пионерлагерь…
Я пожал плечами – жест, который при некотором желании можно истолковать, как извинение.
- И всё равно  мы не имели права рисковать. К тому же, оставить Юрку одного, на поверхности Энцелада – это нарушение всех и всяческих инструкций. Случись что с моим «омаром», не катастрофа даже, а обычная авария – кто бы его оттуда забрал? Воздуха в скафандре оставалось часа на три,  а сменить баллон он не мог.
Леонов кивнул. Действительно, конструкция модифицированного «Кречета» предусматривала возможность смены пустого резервного баллона с воздухом на резервный, но для этого требовалась помощь ещё одного человека.
- Вообще-то, его мог бы забрать мой корабль. – сказал кэп Сернан.– Но Монахов прав, риск неоправданный.
Капитан  «Тихо Браге» так же присутствовал на этом совещании, экстренно собранном после нашего возвращения с Энцелада.
Леонов посмотрел на американца, потом на меня.
- Согласен с вами, так рисковать не стоило. более, что и смысла в подобном риске не было, главное нам уже известно.
- Что именно? – не удержался я. Кэп Сернан и Гарнье удивлённо воззрились на начальника станции.
- Упущенный объект, как мы установили после изучения регистрационных записей радара, с большой долей вероятности, представляет из себя малый исследовательский зонд, такие недавно начали выпускать на приборостроительном заводе в Калуге. Эти изделия предназначены для изучения атмосферы планет, и имеют довольно прочную конструкцию. Неудивительно, что наши друзья по ту сторону «обруча» выбрали именно его, чтобы передать нам послание.
- Какое послание? – теперь уже спрашивал француз. – Этот зонд не излучал ни единого кванта энергии, ни в одном из диапазонов!
- Вероятно, его аппаратура вышла из строя во время прыжка. – начальник «Лагранжа» отвечал рассудительно, даже неторопливо, что явно раздражало пылкого астрофизика. – То же самое, напомню,  случилось с электроникой вашего, Юджин, корабля. Что до послания – то главное, полагаю, заключалось в том, что упущенный нами блок датчиков был на той стороне пойман и осмотрен, доказательством чему служит ответная посылка, вот этот самый зонд. Земля знает, что мы живы – и уверен, сделает всё необходимое, чтобы помочь!
Кэп Сернан озадаченно крякнул.
- Если вы правы, сэр, и лунный «обруч» действует - а никаким иным способом зонд забросить сюда невозможно - то мы можем попробовать наладить через «обручи» некое подобие связи. И, поскольку электроника, а вместе с ней и магнитофонные записи плохо переносят путешествие через это грёбаное «зеркало – в следующую «посылку» стоит  вложить бумаги с детальным описанием того, что у нас тут творится.  Ну  и  принять все меры к тому, чтобы ответная бандероль не улетела к звёздам, как этот чёртов зонд!
- А для этого нам понадобятся «омары». – заключил Леонов. – Да и запас льда для охладителей не мешает пополнить. Монахов, из недели, отпущенной на ремонт второго буксировщика, прошло уже три дня - а я что-то не вижу результатов!
Он с треском закрыл лежащую перед ним папку – по моим наблюдениям за всё это время он ни разу в неё не заглянул. Это было, вероятно, знак того, что совещание окончено -  но тут снова заговорил Гарнье.
- Мсье, я настаиваю, чтобы  были установлены датчики в колодце, причём как можно скорее и как можно ближе к «зеркалу»! Без них у меня связаны руки – а ведь действуй эти датчики сейчас, мы бы уже получили бесценные данные!
Леонов посмотрел на меня.
- Справитесь, Монахов?
- Да, Алексей Архипыч. – уверенно заявил я. - Собственно, ничего сложного тут нет, опыт имеется. Но  вы же не хотите, чтобы я лез туда в одиночку?
- Хм… - он покачал головой. – За датчиками вы, пожалуй, сможете слетать и без напарника. Профессор наверняка захочет их проверить и перенастроить перед установкой, не так ли, мсье?
Гарнье кивнул.
- Но в сам колодец, разумеется, пойдёте на двух «омарах».
- Тогда как можно скорее не получится. – я покосился на Гарнье, астрофизик ответил мне взглядом, лишённым и ни тени доброжелательности. – Спуск за датчиками, два дня минимум на ремонт второго «омара», ещё сутки – на пробный вылет и устранение недоделок. На круг выходит трое - трое с половиной суток, в зависимости от обстоятельств. 
Начальник «Лагранжа» задумался.
- Если  подключить к ремонту ещё несколько человек – это поможет вам ускориться? Хотя бы на сутки?
- Могу прислать Авдеева. – предложил Сернан. – Он классный специалист, наверняка пригодится.
Я торопливо кивнул – ещё бы не пригодится!  Кир Авдеев, инженер с «Тихо Браге» имел репутацию превосходного двигателиста. 
- Тогда решено. – Леонов захлопнул лежащую перед ним папку и тяжело поднялся со стула. – Завтра к утру, товарищи, жду от каждого рапорты о состоянии дел. А теперь – идите, работайте!

- Не знаю даже, как сказать Мире. – я вытер со лба графитовую смазку. – Стоит ей узнать, что удумал Гарнье – боюсь даже подумать, что начнётся…
- А что тут такого? – удивился Юрка-Кащей. – Учёные всегда ставили опыты на животных - хомячки всякие, крысы с мышами, мушки дрозофилы… Вот и Лайку в космос запустили, и Белку со Стрелкой -  А Даська чем хуже?
- Не хуже, а лучше, во всяком случае, для неё. А заодно -  для остального женского населения станции. Если здешние барышни узнают, что их драгоценному котику уготовили участь несчастной Лайки – представляешь, что тут начнётся? Проще будет самим в шлюз выкинуться, без скафандров…
- Не преувеличивай. - Юрка нахмурился. - Лайку и не собирались возвращать с орбиты, а Гарнье-то рассчитывает, что контейнер с котом на той стороне подберут!
- Вот именно – рассчитывает. А что будет на самом деле, никто не знает! Вдруг кот не перенесёт прыжка сквозь «зеркало»?
- С какой стати – не перенесёт? Мы-то на «Тихо Браге» перенесли, и живы остались, кстати – и он вместе с  нами! И люди с «Лагранжа» тоже, а все погибшие – это по другим причинам, с «обручем» никак не связанным…
- А то я не знаю! Но Гарнье утверждает, что режим «тахионного зеркала» странным образом изменился, и теперь нет уверенности не только в том, что живой организм способен перенести прыжок, но даже и в том, что он попадёт, куда нужно. То есть, на орбиту Луны.
- И он решил отправить туда Дасю. – сделал вывод Юрка. Вообще-то логично, но как он узнает, что кот оказался там, где нужно?
Я посмотрел на свою физиономию в зеркальный светофильтр колпака «омара». Попытка стереть смазку удалась неважно – вместо этого я размазал её по всему лбу.
- Гарнье рассчитывает, что контейнер поймают, извлекут из него кота, а вместе с ним и бумагу с записями. А потом ответят нам, точно таким же способом.
- Что, Даську назад пришлют? – Юрка ухмыльнулся. - Или другого кота, вместо него?
- Ты это Мире скажи, а не мне. Она оценит.
- Не дай бог… - Юрка поёжился. Характер у скрипачки был, несмотря на всю её воздушность и очарование, очень даже твёрдый. – А вообще, забавно выходит: если всё пройдёт, как задумал Гарнье, Дася получит сразу три места в книге рекордов Гиннесса –  как кот, совершивший самый далёкий прыжок через «тахионное зеркало», и как первый кот-межпланетник.
- А третье место?
- Как первый в истории науки реальный, не воображаемый кот Шрёдингера. Когда контейнер с ним поймают на той стороне, то пока его не раскупорят - можно будет с равной вероятностью предполагать, жив он, или... не очень.
- Смешно… - я улыбнулся. - Но имей в виду, забавник: Мире об этом будешь рассказывать сам. А мне таких приключений духа даром не надо. Как и царапин на физиономии – неважно от её коготков, или от Даськиных.

- Лёш, вот скажи: неужели это так уж необходимо?
Я пожал плечами. Объяснять Мире задумку Гарнье пришлось мне – кто бы сомневался, что Юрка найдёт повод откосить?
- А как иначе? Морских свинок, кроликов и даже крыс на станции нет. Можно, конечно, наловить тараканов – но вряд ли это будет достаточно убедительно…
Она слабо улыбнулась. Тараканы рано или поздно появлялись на любой орбитальной станции. С ними боролись, но, как правило, без особого успеха.
- А зачем то вообще нужно? – голос Миры дрожал, прекрасные, чёрные, словно итальянские маслины, глаза наполнились слезами. – Можно ведь просто обмениваться посланиями через «обручи», вот как тот зонд?
- Можно, конечно.  – согласился я. – Но если окажется, что это так же безопасно, как прыжок через обычный «батут», скажем, с «Гагарина» на «Звезду КЭЦ» - тогда мы сможем уже сейчас отправить большую часть команды «Лагранжа» домой, на Землю! Это мы здесь недавно, меньше двух недель - а они-то уже почти год!  Только представь: целый год  вдали от голубого неба, от семей, от всего, что им дорого, каждый день - на грани гибели! Представляешь, как они устали от такой жизни?
-   Я представляю. - она опустила глаза. – Когда вчера играла в столовой, несколько человек даже прослезились. И не только женщины – взрослые, опытные мужчины, космонавты…
- Вот и я о чём! А тут - шанс вернуть домой всех, и сразу! Разве можно от такого отказаться?
- Да, но Дася… - она нахохлилась, сжавшись в комочек.  – Он-то чем виноват?
- Ничем он не виноват. Мне самому будет больно, если с ним что-нибудь случится. Знаешь, ведь  на его месте могла быть и Бритька – её планировали взять на «Зарю», и если бы не врачи…
Она кивнула и нахохлилась ещё сильнее -  в точности замёрзшая синичка в варежке.
- Я, к твоему сведению,  просил Леонова позволить нырнуть в «обруч» в «омаре» или  хоть в скафандре. А что? Защита не хуже, чем на «Тихо Браге», а если прыжок получится – смогу какое-то время продержаться, пока не найдут.
Она подняла на меня глаза – слёзы ручейками сползали по щекам.
- И что он?..
- Слушать ни о чём не захотел. Сказал: на кошках тренируйтесь. Как Никулин в «Операции «Ы», прикинь?
- Живодёр! – скрипачка возмущённо вскинулась и тут же густо покраснела.
- Ой, Лёш, я не то хотела сказать… конечно, тебе тоже не нужно так рисковать!
- Да я и не собираюсь. – я с усилием подавил желание погладить её по голове. – Говорю же, Леонов настрого запретил!
- Ну, тогда ладно… - она шмыгнула носом совершенно по-детски и принялась тереть глаза платочком. Голубеньким  таким, с кружевами – от этой картины мне сразу сделалось тепло на душе. Такой платок вполне мог оказаться у какой-нибудь гимназистки или воспитанницы института благородных девиц. А то и вовсе у пушкинской Татьяны – и те точно так же вытирали бы им зарёванные глаза…
Мира, наконец,  спрятала платок – не в карман, отметил я, а в рукав, как спрятали бы благородные девицы. Или те же гимназистки.
- А в чём вы собираетесь его туда отправить?
- Ну, есть Даськин гермомешок. Инженеры «Лагранжа» поместят его в жёсткий контейнер, снабдят дополнительной теплоизоляцией, заэкранируют от электромагнитных импульсов, нарастят ресурс автономности – аккумуляторы там, запас кислорода, вода в автоматической поилке…. Да, ещё прикрепят снаружи отражающие поверхности – такие, знаешь, крылышки, вроде солнечных батарей на спутниках. Это чтобы тем, кто наблюдает за «обручем» легче было его засечь контейнер радарами.
- Ясно. – она кивнула. - Но всё равно, Лёш,  боюсь я за Дасечку.
- А ты не бойся. – посоветовал я. – И вообще, это всё очень быстро кончится. Часа два-три, не больше, ему предстоит просидеть в контейнере, а потом – вынут, накормят, отмоют…
- Вот сам бы посидел, понял бы каково это коту! – от возмущения слёзы на глазах Миры разом высохли. – У него же стресс, заболеет, шерсть начнёт вылезать!
- Может, тогда его вообще лучше усыпить? – предложил я, и сразу же понял, что сморозил глупость. – Нет-нет, не в смысле совсем усыпить, насмерть, только вколоть успокоительное прежде, чем сажать в контейнер. А то ведь распсихуется, гермомешок начнёт когтями рвать, напачкает…
- Нет уж, не надо! – решительно заявила Мира. – Я   с вами полечу на «Тихо Браге», и сама его посажу в этот ваш ящик. Мне он верит, будет хоть поспокойнее.
- Вот и хорошо! Зато потом сможешь им гордиться, будет первый в мире кот Шрёдингера!
- Это как? – она нахмурилась. Я, как мог, объяснил смысл Юркиной шутки.
- Даже говорить такого не смей! – вскинулась скрипачка. – А то запру Даську у себя в каюте, и пусть ваш Гарнье сам в этот ящик залезает!
- Хорошо, не буду… - я выставил перед собой ладони. Так мы договорились?
Она кивнула.
- Только запомни, я с Дасечкой полечу! И даже не пытайтесь мне запрещать, всё равно не поможет.
- Да я и не думал… - ответил я и поспешил ретироваться из каюты. Кот Дася проводил меня немигающим взглядом жёлтых, полных самого чёрного подозрения,  глаз.

+4

59

V

Открывающийся из выдвинутого за пределы корпуса «Омара» на Сатурн не просто впечатлял – он завораживал, подавлял, заставлял онеметь. Сильнее впечатление было, разве что, в самый первый раз, когда «Тихо Браге» только выскочил из червоточины» возник на орбите «Энцелада», переброшенный непостижимой магией «звёздного обруча».  Исполинский - в привычном словаре непросто найти понятие передающие его подлинный масштаб - горб газового гиганта занимает не меньше половины видимого пространства, причём обзору не мешает неровный снежно-белый шар  «Энцелада». Сейчас планетоид у меня за спиной, и любоваться им может Юрка-Кащей, запечатанный в своём «омаре» на другом борту «Тихо Браге»,».
В каких книгах я встречал описание Сатурна, видимое вот так, глазами  человека, находящегося в непосредственной (по космическим меркам, разумеется) близости? «Стажёры» братьев Стругацких, конечно – кстати, надо будет поинтересоваться у Димы, взял ли он, как давно собирался,  у авторов автограф на первом издании, – и, конечно,  «Дознание» Станислава Лема из цикла о пилоте Пирксе. Наверняка есть и другие, но я их не вспомнил, да не очень-то и старался. Я просто наслаждался фантастическим зрелищем – воистину, никакие видео- и фото съёмки не способны передать этой захватывающей дух грандиозности и  великолепия. Узкая полоса Колец, серебрящаяся в отражённом свете далёкого Солнца, пересекает диск планеты-гиганта, а чуть выше, по мутно-жёлтому водянистому фону медленно полз крошечный чёрный кружок – Мимас, ближайший сосед Энцелада. Я поискал взглядом двух других его соседей, Мефон и Эгеон, но не нашёл – слишком уж ничтожны размеры этих тёмных камешков на фоне грандиозности газового гиганта. Строго говоря, эти спутники даже не имеют своих имён – те, что я упомянул, им дали в «том, другом» времени, уже в двадцать первом веке, обнаружив их с помощью аппарата «Кассини-Гюйгенс». Здесь же, насколько мне известно, оба были найдены астрономами «Лагранжа» за время их вынужденного затворничества на орбите Энцелада - но дать им названия пока никто не удосужился.
Любопытно, а смогу ли я когда-нибудь увидеть Кольца не вот так, с ребра, а сверху, поднявшись над их необозримой плоскостью? Так, чтобы заметны были составляющие их слои и щели, тёмные промежутки, самая большая из которых – щель Кассини, в которую как раз и прошёл корабль из лемовского «Дознания»? Повесть написана в конце шестидесятых, а в семьдесят восьмом вышла на экраны её киноверсия, «Дознание пилота Пиркса». Но это было в покинутой мной реальности – здесь же фильм с таким названием даже не начали снимать. Местная кинофантастика уже несколько лет, как свернула в другую колею - свидетельством чему хотя бы «Космическая Одиссея-2010», вторая кинолента знаменитой эпопеи, снятая не  Питером Хайамсом, а всё тем же Стэнли Кубриком, и гораздо раньше положенного срока. Я смотрел этот фильм её  в «Артеке», во время «космической смены» - и именно тогда осознал всю необратимость расхождения этого мира с оставленным мной…
Что до надежды полюбоваться Кольцами и самим Сатурном поближе – почему бы и нет? Люди Земли только постучались сюда, робко, тихонечко, осторожно. Нас занесло сюда случайно, не по своей воле – но мы здесь, и не зря говорится: «лиха беда начало»… «Заря» уже летит сюда, и это только первый шаг. А уж если подтвердятся предположения Гарнье и Леднёва, то добираться до системы Сатурна будет не сложнее, чем до орбиты земли, куда грузы, и пассажиры сейчас отправляются с регулярностью железнодорожных перевозок – и, между прочим, с ненамного большими затратами. А там, глядишь, учёные доведут «батуты» до уровня «звёздных обручей» - и тогда их сеть покроет всю Солнечную Систему»… «Тахионному зеркалу» всё равно, куда перебрасывать пассажирский контейнер или секцию строящейся орбитальной станции – на низкую орбиту Земли, или в окрестности Плутона. Он, кстати, пока не лишён своего статуса, планет у нашего светила по-прежнему девять, и есть надежда поучаствовать ещё и в поисках Трансплутона который здесь (как, впрочем, и в нашем времени) существует только в прогнозах учёных и воображении фантастов.
А ведь ещё  есть вмороженный в лед (ледорит, ага!) Энцелада гигантский «звёздный обруч». И он тоже ждёт своих исследователей, суля новые грандиозные открытия, новые загадки  и новые перспективы проникновения – чем чёрт не шутит, -  уже не в межпланетное, а в межзвёздное пространство! И всё это вполне может произойти при моём участии, недаром сейчас, в этот самый момент, мы – я, Юрка-Кащей, учёные группы Гарнье и даже кот Дася -  готовы сделать первый шаг именно в эту сторону.

«Тихо Браге» дрейфовал на высоте в тридцать километров над ледяной поверхностью Энцелада; до Дыры по прямой насчитывалось километров сорок. Это был первый случай с момента появления корабля в системе Сатурна,  когда он отделился от «Лагранжа» и отправился в самостоятельный полёт  – решено было, что он доставит оба «омара», и мой, и Юркин, поближе к месту действия и, при необходимости, окажет поддержку. Ближе подходить кэп Сернан не собирался; нам же предстояло, расстыковавшись с кораблём, спуститься к поверхности планетоида, а дальше, на высоте пятидесяти метров, двигаться к Дыре.  Сейчас оба «омара» были закреплены снаружи корпуса и заблаговременно соединены друг с другом прочным стометровым фалом - именно так, в связке мы и спустимся в колодец. Фал можно в любой момент отстрелить хоть с одного, хоть с другого буксировщика, но делать этого без необходимости мы не собирались. Эта  мера предосторожности однажды уже спасла жизнь, Диме Ветрову, который ожидал сейчас на «Лагранже» результатов вылазки.
Собственно вылазка разделялась на два неравных по продолжительности этапа. На первом мы должны были спустить в колодец контейнер с Даськой – в данный момент  манипуляторы моего «омара» сжимали его в своих стальных объятиях, и достаточно нажать единственную кнопку, чтобы контейнер выскочил из них и начал спуск к притаившемуся на дне Дыры «тахионному зеркалу». После чего мы   поскорее уберёмся прочь, не дожидаясь энергетического выброса, отойдём от Дыры километров на пятнадцать, выйдем на орбиту Энцелада и, состыковавшись с «Тихо Браге», будем ждать второго этапа. Который, собственно, из ожидания и состоит: Гарнье, планируя операцию «кот Шрёдингера» (так её назвали с лёгкой руки Юрки-Кащея) настоял, чтобы корабль находился как можно ближе к колодцу - чтобы, когда появится ответная посылка, сделать всё возможное для скорейшей её gоимки.
Сам француз остался на «Лагранже» и руководил действиями «Тихо Браге» и буксировщиков по радио. Поскольку станция находилась в зоне прямой видимости, связь была продублирована ещё и визуально, прожекторной морзянкой.
- Гнездо -  Куликам. – раздался в наушниках мужественный, с техасским акцентом, голос. - Готовы, парни?
Мы пользовались теми же позывными, что и во время рейда за «обручем» на орбите Луны - кэп  Сернан  чтил традиции.
- Кулик первый – Гнезду. Так точно, готовы, ждём команды.
- Старт через десять секунд, Кулики. Даю отсчёт: десять, девять…
На счёт «ноль» гидравлические рычаги  мягко толкнули буксировщик, и он медленно вращаясь, поплыл прочь от корабля. Я торопливо погасил вращение - обычно неопасное, сейчас оно могло стать доставить немало проблем, перекрутив и запутав связывающую нас пуповину, - и посмотрел влево.  Из-за корпуса неторопливо выплывал Юркин «омар»
Несколькими «плевками» из маневровых дюз мы скорректировали взаимное расположение буксировщиков и повисли на дистанции в тридцать метров один от другого. Страховочный фал между нами свернулся кольцами,  подсвеченный позиционными  огнями «Тихо Браге».
- Кулик Первый – Кулику Второму.  Готов к спуску?
- Кулик Второй – Кулику Первому. К спуску готов, Лёш.
Я скосил взгляд на приборную доску. Дистанция до корабля… высота над поверхностью… взаимная скорость… порядок!
- Кулик Первый – Кулику Второму. Делай, как я!
И положил руки в громоздких перчатках «Кондора» на джойстики, управляющие тягой маршевого и маневрового движков. Операция «Кот Шрёдингера» началась.

Причудливые завихрения гравитации многочисленных спутников, накладываясь на тяготение Сатурна, нет-нет, да и вырывают из кольца горсть-другую каменно-ледяного крошева. Вырывают – и отправляют по замысловато закрученным спиралям орбит вокруг газового гиганта. Если же на пути этого заряда небесной картечи окажется искусственный, сделанный из металла объект, - что ж, законы небесной механики неумолимы, и каждому известно, по какой формуле рассчитывается кинетическая энергия предмета, обладающего массой и движущегося с некоторой скоростью.
Метеоритные атаки на «Лагранж» случались и раньше – всё же, система Сатурна изрядно замусорена, а Энцелад находится достаточно близко к Кольцам, главному источнику этого мусора. На станции к этой угрозе относились весьма серьёзно – недаром на траурной доске возле кают-компании в ряду других фотографий можно усидеть и портреты трёх жертв одного-единственного обломка, пробившего обшивку.
Так что наблюдение за окружающим пространством с целью вовремя заметить   очередную порцию камешков и ледышек – и постараться, запустив двигатели «Николы Теслы», увести станцию с его пути. Или, хотя бы, затормозив вращение жилого «бублика», перевести, облачившихся в гермокостюмы людей в секции противоположного от приближающейся угрозы - «подбойного», как выразился один из инженеров, увлекавшихся военно-морской историей -  борта.
Но, видимо, на этот раз все, находившиеся на «Лагранже» - включая тех, кому полагалось наблюдать за подобными угрозами, думали только о «Тихо Браге» и «омарах», занятых в разворачивающейся на их глазах операции «Кот Шрёдингера». Трудно упрекать их за это, ведь успех сулил обитателям станции скорое возвращение домой, - но факт остаётся фактом: именно в ту сторону, откуда пришла беда, не была обращена ни ода пара глаз, ни один комплект линз и оптических призм, ни одна радарная антенна. И когда несколько каменных обломков один за другим пробили обшивку станции – это оказалось для её обитателей полнейшей неожиданностью.
Скрежет металла, свист воздуха, вырывающегося из повреждённых отсеков, пульсация аварийных ламп, испуганные крики людей, заглушаемые пронзительным  воем, несущимся изо всех динамиков системы внутреннего оповещения – вот чем были наполнены следующие несколько минут на «Лагранже».  Потом те, кто уцелел, вступили в борьбу за живучесть – зря, что ли, Леонов изнурял их регулярными учениями и тренировками? -  а камни, камешки и пылинки, «промахнувшиеся» мимо станции продолжили свой полёт. К несчастью, на их пути очень скоро – практически мгновенно по космическим меркам, - оказалось другое препятствие, гораздо меньшего размера – но и куда более уязвимое.
Внешняя обшивка, как и внутренние переборки «Тихо Браге» были изготовлены из листов сплава алюминия и магния полуторасантиметровой толщины.  Способные держать бронебойные пули винтовочного калибра (тот же сплав шёл на бронекорпуса боевых машин десанта) эти листы несравнимо превосходили по прочности тонкий дюраль кораблей и орбитальных станций   «добатутной» эпохи -   но не шли  ни в какое сравнение со сваренными из толстостенных стальных секций «бубликов» «Лагранжа».  Увы, ни катаная сталь, ни   особым образом закалённый алюминиево-магниевый сплав не смогли остановить летящих с огромной скоростью посланцев Колец. Кораблю досталось семь попаданий – сначала два одновременно, потом короткая очередь из четырёх и под конец, с одиннадцатисекундным интервалом, ещё один дуплет, пришедшийся в реакторный отсек.  И последнее, что успел сделать  на пробитом навылет небесными камнями мостике  второй пилот «Тихо Браге» - он же первый монгольский космонавт Жугдэрдэмиди́йн Гуррагча́ по прозвищу Сансар – это  разбить защитное стекло, сорвать предохранительную чеку и рвануть сведёнными предсмертной судорогой руками большую красную рукоять катапультирования реактора.

- ...корпус реактора разрушен, пришлось его катапультировать. - звучал в наушниках голос с техасским акцентом.  -  Среди команды есть жертвы, теряем атмосферу. Корабль не может управляться.
И, после короткой паузы:
- Гнездо – Куликам. – снова заговорил кэп Сернан. - Дерьмо случается, парни. Не тратьте на нас время, безнадёжно. И… постарайтесь выкарабкаться.
Если бы не трагизм ситуации – я бы наверное, рассмеялся, знаменитая фраза Тома Хэнкса из «Форест Гамп» угодила в самое яблочко. Жаль, оценить это кроме меня никто не в состоянии…
Расстояние до гибнущего «Тихо Браге» было совсем небольшим, около двадцати километров. В бинокуляр ясно было видно, как, кувыркаясь, удаляется от корабля чёрная коробочка реакторного отсека, к счастью, в противоположную от нас сторону.
В наушниках зашипело, затрещало, заулюлюкало.
- Всем, кто меня слышит. Говорит станция  «Лагранж». Нуждаемся в помощи. Часть жилых секций утратила герметичность. Имеются раненые и погибшие, большинство уцелевших заперлись в загерметезированных каютах.  Полностью разрушен повреждён шлюзовой отсек вместе со скафандрами, выйти наружу и заделать пробоины не можем. Всем, кто нас слышит - срочно нуждаемся в помощи!
Это был Леонов, я сразу узнал его, несмотря на помехи. Голос начальника станции в отличие от американца, был лишён эмоциональной окраски, но в этом спокойствии сквозил мертвенных холод обречённости.
- Чего ждём? – голос напарника дрожал, готовый сорваться в истерику. – Надо цеплять «Тихо Браге» и волочь к «Лагранжу» - может, ещё успеем!
- Не успеем. Полчаса, час минимум. Да и топлива с таким грузом сто процентов не хватит,.
- Но попробовать-то надо! Там же…
Остаток фразы он проглотил, но я понял, что должно было прозвучать. Мира, черноглазая скрипачка, чья жизнь для Юрки-Кащея важнее жизней всех, кто сейчас с ней на корабле - и уж конечно, неизмеримо дороже собственной жизни…
- Попробовать можно, но шансов ноль целых хрен десятых. Притащим к станции жестянку, полную трупов.
- Что же делать? – взвыл Юрка. – Надо же что-то делать?
Мысли мои неслись бешеным карьером. Авантюра, самоубийство – но вдруг получится?
- Есть вариант. - Я старался, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее. - Надо протолкнуть «Тихо Браге» в «зеркало». Здесь им точно кранты, а там – может, поймают вовремя, спасут?
Ему понадобилось три драгоценных секунды, чтобы осознать услышанное.
- Но мы же не успели с Даськой? А если?..
- Юр, так и так и так вилы выкидные. Но без этого - вообще без шансов.  Согласен?
И, не дожидаясь ответа, принялся торопливо излагать план действий:
- Значит так. Сейчас цепляем корабль и тащим его к Дыре. Ставим носом вниз, потом я швартуюсь к кормовому шлюза, даю полную тягу и вместе с ним ныряю в «обруч». Если всё так, как говорил Леднёв, нас подберут на той стороне, причём довольно быстро.
- А я?
- А ты возвращайся к «Лагранжу». Слышал ведь, самим им не справиться.
На этот раз он ответил без раздумий.
- Давай наоборот: я втолкну корабль в «зеркало», а к «Лагранжу» пойдёшь ты. 
Черноглазая скрипачка, подумал я. Ладно, пусть его, имеет право…
- Замётано. Кстати, и Юльку встречу, а то «Заря» вот-вот подойдёт, разминемся…
Наверное, нам ещё было что сказать друг другу, но в ушах моих стоял пронзительный свист воздуха, выходящего из пробитых отсеков. Нет, некогда, потом – если оно случится, это «потом»…
- Перед спуском, свяжись с кэпом Сернаном. – вспомнил я об американце. – Пусть там подготовятся, как смогут.
- А если он запретит?  - встревожился Кащей.
- А  мы не будем спрашивать.
Крошечная пауза.
- Погоди…  Контейнер с Даськой у тебя?
- Куда ему деться? Держу в клешнях, да ты и сам видишь…
Действительно, «омар» выставил перед собой блестящий, украшенный крылышками отражателей ящик – словно официант, подающий на стол невиданное экзотическое блюдо.
- Смотри, не потеряй. И ещё - куда ты его денешь, когда будешь стыковаться с «Лагранжем»?
Я едва не выругался – вот ведь, нашёл время для заботы о хвостатом поганце! Хотя, всё верно, только так и надо…
- Придумаю что-нибудь. Так ты готов?
- Да.
-  Тогда - начали! И… удачи нам всем!

+2

60

VI

Я успел в самый последний момент – ещё несколько минут, и двое  ремонтников откупорили бы запасной шлюз, чтобы выбраться за пределы станции – на верную смерть, в отчаянной попытке спасти то, что ещё можно было спасти. Невыносимо было  просто сидеть и ждать гибели - ведь жизнь с каждой секундой утекала из кое-как заделанных пробоин вместе с драгоценным воздухом. Чтобы залатать их более надёжно, требовалось непременно выйти наружу, в скафандрах, «Кондорах» и «Пустельгах», которые, конечно, имелись на «Лагранже» - но все до единого были уничтожены каменным обломком, угодившим точнёхонько в основной шлюз.  Ремонтников это не остановило – они собирались проделать эту операцию, облачившись в гермокостюмы типа «Скворец», способных, конечно, уберечь владельцев при разгерметизации отсеков, но почти бесполезных в условиях открытого космоса.   Это, конечно, было равносильно самоубийству - но всё же, при некоторой сноровке и везении могло дать несколько минут на то, чтобы налепить на пробоину специальные заплаты из особого, твердеющего в вакууме, пластика.
Подобные приспособления (их называли на морской манер, «пластыри»), только меньших размеров,  входят в аварийный комплект любого скафандра. Устанавливать их клешнями-манипуляторами буксировщик – та ещё задачка, но я многократно проделывал это на тренажёрах, и во время многочисленных учебных тревог, так что особых проблем она для меня не составила. На то, чтобы запечатать три крупных пробоины, каждая, в поперечнике не меньше полуметра, и ещё дюжину дырок поменьше, ушло около получаса, по истечении которых я загнал свой «омар» в ангар буксировщиков и смог, наконец, облегчённо выдохнуть.

- Долго думали? – спросил я Диму. – Лезть за борт в «Скворцах» - долго бы вы там продержались?
Мы вместе убирали «Кондор» в бокс – осторожно, бережно, словно тот был из тончайшего батиста, а не из прочнейшего армированного металлом и керамикой композита на основе углеродных волокон. Скафандр был единственным, а значит, представлял огромную ценность – не все ремонтные работы можно было выполнить клешнями «Омара», а таковых на станции накопилось предостаточно.
- А что нам оставалось? – вздохнул Дима. – Пробитые отсеки отсекли, конечно,  гермозаслонками, пробоины, как могли, запечатали изнутри – но, сам понимаешь, проку от этого было чуть, потеря воздуха не то, что замедлилась, наоборот, нарастала. Вот мы и решили попробовать…
Да, подумал я, кто бы сомневался, что мой бывший артековский вожатый первым кинется на амбразуру – он и сейчас был облачён в «Скворец», в котором собирался выйти  в вакуум, под непрекращающийся дождик жёстких излучений, пронизывающих систему Сатурна. А действительно – что им оставалось? Каждый из работников Внеземелья всем своим существом впитал главный закон, гласящий, что  жизнь твоего товарища всегда важнее твоей собственной – И Юрка, как и все остальные на «Лагранже», действовал в строгом соответствии с этим нигде не записанным, но непреложным правилом.
Но, к счастью, обошлось… пока обошлось. Я облачился в «Скворец»  - на станции действовало аварийное расписание, требовавшее от всех находиться в гермокостюмах, да и наскоро налепленные пластыри могли «потечь» в любой момент. Чтобы такого не случилось, их требовалось дополнительно укрепить, а на это пока не было ни времени, ни подходящих средств.
- …а тут ещё «Теслу» сорвало с креплений и унесло прочь от станции. - продолжал Дима.  – хорошо хоть, на борту в этот момент никого не было, а то так бы там и остался…
Действительно, подходя к «Лагранжу», я заметил километрах в двадцати от станции корабль. Это был не обычный орбитальный грузовик, вроде канувшего в «тахионное зеркало» «Тихо Браге» - «Теслу» изначально построили, как корабль-энергостанцию, оснащённую мощным ядерным реактором. В этом качестве корабль был пристыкован к «Лагранжу» ещё на этапе строительства, и с тех пор исправно обеспечивал энергией и саму станцию, и «батут». Сейчас «Никола Тесла» беспомощно дрейфовал километрах в пятнадцати от «Лагранжа» с развороченной при аварийной отстыковке носовой частью.
- Вот и «Тихо Браге» катапультировал свой реактор. – сказал я.  – Но там дело было скверное – метеорит пробил оболочку, в любой момент могло рвануть. И таки рвануло – когда я шёл к вам, позади заметил позади вспышку, к счастью, далеко.
- Да, дела… - Дима покачал головой. – Дыры-то  мы кое-как заделали, воздушная система почти не пострадала, а кислород, чтобы возместить потери получим из воды – твой «омар» цел, значит, можно доставить с «Энцелада» лёд. А вот что скверно по-настоящему – это то, что мы остались без электроэнергии. Её станция получала от реактор «Теслы»; кое-что есть, конечно, в батареях – но надолго ли этого хватит?
- «Теслу» мы поймаем. – пообещал я. – Зацепим «омаром» и подтащим к станции. Только сначала надо высадиться на корабль и посмотреть, что с реактором – как бы не бабахнул в самый неподходящий момент…
Дима торопливо закивал головой.
- Это я сделаю, этому меня учили, тем более, и скафандр теперь у нас есть. Только бы Леонов не запретил, он может…
- Это точно. – согласился я, запирая шторку бокса, в котором покоился драгоценный «Кондор». – Ладно, пошли, показывай, что тут у вас творится. Да, и Даськин гермомешок надо достать из контейнера – поди, совсем извёлся, бедолага…

Дела на «Лагранже» творились невесёлые – и чтобы понять это, мне не понадобилась даже беседа с Леоновым, состоявшаяся часа через два после моего прибытия на станцию. Всё было ясно и так: тусклое аварийное освещение в отсеках, системы (пока второстепенные), отключённые ради экономии электроэнергии,  тревога в глазах любого, кто попадался навстречу в кольцевом коридоре, в данный момент, разрезанного гермозатворами на три неравных куска. А ещё –новые портреты на доске возле кают-компании. В одном из них я узнал Наташу Качур из группы Гарнье – когда-то Мира делила с ней каюту на «Тихо Браге». Вместе со своими коллегами девушка перебралась на «Лагранж», где они продолжили наблюдения, развернув переправленную с корабля аппаратуру. Дима рассказал, как она погибла – крошечный осколок, пробивший стенку каюты, где она успела укрыться, насквозь пронизал ей грудь вместе с ярко-оранжевой тканью бесполезного «Скворца».
Всего на «Лагранже» погибли пять человек, и ещё двое позже умерли от полученных ранений. Одной из жертв была Ещё семь или восемь пострадавших оставались в превращённом в лазарет тренажёрном зале, и двое уцелевших медиков выбивались из сил, пытаясь оказать им помощь – большая часть медицинского оборудования вместе со всем запасом лекарств погибла при попадании в медотсек сразу двух обломков. В момент удара там находилась главврач  станции – та самая женщина, неласково обошедшаяся когда-то с Даськой, и её портрет я тоже увидел на скорбной доске…

Прочие дела тоже были плохи. Разрушены были рекреационные залы, обсерватория вместе со всем оборудованием, а так же лаборатория группы Гарнье.  Здесь повреждения оказались не такими уж значительными – большая часть приборов уцелела, однако латать пробитую стену и переборки не стали, хватало дел и поважнее. Гарнье же, осознав, что требовать и протестовать бесполезно (при первой же попытке Леонов жёстко его осадил, чего раньше себе не позволял), он перетащил оборудование в резервную лабораторию и наладил работу там. «Они всё равно доберутся до станции и найдут нас, живых или мёртвых - говорил астрофизик, - Так пусть сохранятся хотя бы наработанные нами материалы, в особенности те, что касаются «обруча» на Энцеладе.  наших трудов. Рано или поздно земные учёные снова им займутся, и если мы сохраним свои наработки - им хотя бы будет от чего оттолкнуться…
Имелись и другие поломки, неполадки, повреждения – их перечисление заняло бы не одну страницу. Из самых неприятных – была разрушена большая внешняя антенна внешней связи, огромный сетчатый многолепестковый цветок с лепестками из тонкой золотой сетки, позволявший пусть изредка, пусть лишь на несколько секунд, но всё-таки  устанавливать  связь с Землёй. Даже слышать родную планету на «Лагранже» теперь не могли - что, конечно, не добавляло обитателям станции оптимизма.
Но главным, конечно, были проблемы с энергией. Аккумуляторные батареи «Лагранжа» опустели почти наполовину, и если не принять срочно меры – жить станции остаётся от силы, неделю. Электричество – такой же жизненно необходимый ресурс, как воздух и вода, и когда иссякнет заряд последней батареи – всё закончится в течение нескольких часов. И тогда тем, кто прибудет сюда на «Заре» останется только выковыривать из запечатанных кают наши промёрзшие трупы – как я сам некогда извлекал мёртвые тела из висящего в межпланетной пустоте «Эндевора».
Спасение было в реакторе «Теслы» - и этим следовало  заняться в первую очередь. Задача представлялась не слишком сложной – подтащить корабль-энергостанцию к его прежнему месту на внешнем, служебном кольце «Лагранжа» и закрепить его там. И сделать это предстояло нам с Димой – мне в коконе-капсуле «омара», а ему – облачившись в наш единственный скафандр. Конечно,  для букировки такого массивного объекта  одного «омара» явно недостаточно – но, какие у нас ещё варианты? Диме тоже придётся напрячься – сначала помочь мне при швартовке «Теслы», а потом приварить к корпусу новые крепления взамен сорванных, восстановить разорванные трубопроводы, очинить кабели, соединяющие реактор «Теслы» с энергосистемой «Лагранжа». Я на своём «омаре» мало чем мог помочь, так что работать ему предстоит по большей части, в одиночку. Задачка, прямо скажем, не из лёгких – но что ещё нам остаётся?

Из записок
Алексея Монахова.
«…С задачей мы справились – всего через пять часов реактор, запущенный на минимальном режиме дал ток. Сейчас дима возится с системой охлаждения – энергетик всё же, криогенщик! – а я выкроил свободную минутку для дневника. Прошлая запись была сделана сразу по прибытии на «Лагранж»… постойте-ка, как давно это было? Всего две недели – а мне-то казалось, что  с тех пор прошло не меньше полугода… Да, события в последнее время несутся карьером, и лучше бы они умерили этот темп…
Как и было сказано, «Теслу» мы поймали. Поймали, привели на буксире и водворили на её законное место. Увы, не обошлось без происшествий, последствия которых способны обнулить нет наш успех…
Швартовать обладающий солидной инерцией корабль (масса покоя почти вдвое больше, чем у «Тихо Браге»!) одним-единственным «омаром», да ещё и без помощи экипажа, оказалось ох, как не просто. Спасибо Диме – если бы не он, я нипочём бы не справился. А так – я поставил «Теслу» параллельно борту «Лагранжа», так, чтобы стыковочный порт, ощетинившийся разлохмаченными концами кабелей и  перекрученными трубами, находился напротив стыковочного порта станции. Оставалось выполнить заключительную операцию: медленно, очень плавно, так, чтобы не искалечить того, что уцелело из соединительных устройств, подвести корабль вплотную к борту «Лагранжа» и надёжно зафиксировать в таком положении. После этого следовало залить места стыков твердеющим в вакууме герметиком, облепить пластырями - и команда  облачённых в «Скворцы» ремонтников может приступить к работе, сращивая кабели и трубопроводы.
Казалось бы – ничего сложного, так? Для верности мы с Димой установили на корпусе пару лебёдок, завели на них швартовые концы и, подрабатывая одновременно движками «омара» и подтягивая тросы, стали медленно – очень медленно! – подводить корабль к «Лагранжу».  И – то ли одна из лебёдок не вовремя заклинила, то ли я перестарался с корректирующим импульсом – но махина «Теслы» стала вращаться вокруг вертикальной оси, грозя перекрутить троса и свести на нет плоды наших с Димой усилий. Мало того, натянувшиеся швартовы могли вызвать столкновение, последствия которого трудно было предсказать. В любом случае, ни к чему хорошему это привести не могло – и я стал действовать.
Вариант был только один. Я разжал клешни, врубил маневровые движки и направил «омар» в сужающуюся щель между кораблём и станцией. Теперь следовало развернуться, желательно, не намотав трос на лыжу, манипулятор или другую выступающую часть буксировщика, упереться «лбом» в борт «Теслы» и, дав полную тягу, оттолкнуть корабль, одновременно выравнивая его. Но – человек предполагает, а Внеземелье располагает: я таки зацепился правой лыжей за трос и в попытке освободиться дёрнул его слишком сильно. В результате, «омар» оказался зажат между бортами «Лагранжа» и корабля – и я облился холодным потом, услыхав металлический скрежет, с которым сгибалась рама буксировщика и сминалось, срываясь со своих мест, навесное оборудование.
Мне повезло – прозрачный колпак «омара» выдержал это давление, а минуту спустя подоспел и Дима. Он завёл резервный фал за лыжу и в два рывка, едва не спалив мотор лебёдки, вытащил меня из этого капкана. Корабль же, избавившись от помехи в моём лице, спокойненько встал на предназначенное ему место, где и был надлежащим образом закреплён.
Казалось бы, всё закончилось благополучно? Ан нет – истинный масштаб катастрофы дошёл до меня только спустя четверть часа, когда мы с Димой завели искалеченный буксировщик в ангар. Кокон действительно уцелел – но сорвало правую клешню, снесло установленные на раме прожекторы – и, самое скверное, расплющило блок двигателей. Теперь из четырёх маневровых и двух ходовых дюз действовала только одна, и я с ужасом осознал, что вместо того, чтобы  людям на «Лагранже» несколько лишних недель жизни, позволив дождаться спасателей, мы, наоборот сократили этот срок. Наш единственный «омар» безнадёжно вышел из строя, и лететь на Энцелад за ледяными брусками – единственным источником воды и кислорода для населения станции, - теперь не на чем…»

Надежда умирает последней – так, кажется, гласит расхожая мудрость? Я был жив, хотя отпущенное мне, как и прочим обитателям «Лагранжа», время  неумолимо подходило к концу. Да, энергии было вдоволь, даже больше, чем нужно, но запасы воды и кислорода неумолимо таяли, да и продовольствие медленно, но верно подходило к концу. Будь дело только в нем, мы могли бы продержаться ещё месяца полтора – но не будешь же утолять жажду консервированным мясом и дышать овсяными хлопьями?
Сообщение Гарнье застало меня в ангаре, где я возился с «Омаром», пытаясь реанимировать его при помощи деталей, снятых с искалеченного Диминого «краба». Затея была заведомо провальная, и в другое время я не стал бы тратить на неё силы – но сейчас заняться мне было решительно нечем, вот я и убивал время, прогоняя, как мог, призрак неотвратимо приближающейся гибели. В самом деле: покорно ждать, считая дни и часы до того неизбежного момента, когда иссякнет кислород в последнем баллоне, и система регенерации уже не будет справляться с растущей концентрацией углекислоты и прочей дряни в воздухе – нет уж, благодарю покорно! В предыдущей жизни мне доводилось смотреть фильмы о подводниках, задыхающихся в отравленной атмосфере своих затонувших субмарин, и я всячески гнал от себя эти картинки.
Хрип внезапно ожившего интеркома отвлёк меня от похоронных мыслей.
- Двадцать семь минут назад,  - голос Леонова звучал торжественно, словно у Левитана, зачитывающего сводку Совинформбюро, - наша аппаратура зафиксировали мощнейший выброс из «обруча». Вскоре после этого над колодцем был обнаружен быстро движущийся металлический объект. К настоящему моменту он вышел на орбиту планетоида и движется по эллиптической траектории на высоте сорока трёх километров, то есть немногим ниже «Лагранжа», на удалении двухсот сорока километров о станции; орбитальная скорость объекта несколько выше нашей, так что он от нас «убегает».
Леонов умолк, и в течение полуминуты мы слышали только его тяжёлое дыхание.
- А теперь самое главное, товарищи: анализ радиолокационного отпечатка объекта и наблюдение в оптическом диапазоне позволили со всей непреложностью установить – упомянутый объект не что иное, как стандартный орбитальный контейнер, предназначенный для перемещения грузов через «батуты». Земля прислала посылку, и теперь нам предстоит придумать, как до неё дотянуться.

+4


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » "Этот большой мир - 4". "Врата в Сатурн".