II

Видимо, у нас у всех случилось какое-то коллективное  помутнение – иначе я не могу объяснить спор, разгоревшийся на мостике. Или - зрелище повисшего в пустоте чудовищного создания инопланетян так повлияло на всех, включая хладнокровного Середу, и невозмутимого, спокойного, как удав, астронома Довжанского? Леднёв хохотал, тыкал пальцем в экран и орал: «А что я вам говорил?» Электронщик Власьев механически повторял одну и ту же фразу – «это величайшее открытие в истории!» - руки у него крупно дрожали, на лбу выступили крупные капли пота которые он вместо платка вытирал скомканной бумажкой обёрткой от сандвича. Девчонки аплодировали и чуть не визжали от радости, Юрка-Кащей размахивал руками и сбивчиво доказывал Середе, что уж теперь-то человечество точно доберётся до звёзд, и в самом скором времени! Американец  Коуэлл пытался вставить хотя бы слово слово, а когда это не получалось – принимался хрипло ругаться, используя жаргон чикагских  молодёжных банд; Волынов, которого коллективное безумие, казалось, обошло стороной затронуло, пытался урезонить подчинённых, требовал тишины и дисциплины, но я-то видел, что его хорошо так подтрясывает. Нервы, у всех нервы – даже у нашего железного капитана…
Когда страсти слегка поутихли, мы принялись обсуждать, что делать дальше. Поначалу к рассмотрению предлагались два варианта действий. Первое: оставить в Поясе отстыкованный от реакторных колонн жилой «бублик», а вторую половину корабля  перегнать через «батут» на Землю. Второе: точно так же разделить планетолёт - но прыгать в противоположную сторону, к Энцеладу. Забрать там научников и возвращаться - но уже не на обрубке «Зари»,  а на «Гершеле», чтобы уже на месте развернуть исследования. Я тоже не остался в стороне и выдвинул следующую идею:  не возиться с расстыковками, оставить возле «обруча» радиомаяк и идти в систему Сатурна обычным порядком, на тахионных торпедах. А руководство Проекта пусть пока решает, как распорядиться находкой.
Как же на меня напустились! Леднёв брызгал слюной и орал, что я вознамерился угробить все результаты экспедиции,  поскольку отыскать радиомаяк в немыслимо огромном пространстве Пояса будет практически невозможно;  Коуэл поддакивал коллеге, твердя, что имеющиеся на борту маяки оснащены, конечно, солнечными батареями, но проку от них в четырёх с лишним астрономических единицах от светила, будет немного. Аккумуляторные же батареи, доказывал американец, обеспечат работу маяков только на краткое время, а значит, воспользоваться ими, как ориентирами мы заведомо не сможем - разве что, вернёмся в Пояс спустя несколько дней.
Сгоряча я предложил иной, оптимальный, как мне казалось, вариант: установить работающий маяк на борту буханки» и оставить её возле обруча. Грузовик оснащён пусть и маломощным, но ядерным реактором, его энергии аппаратуре маяка хватит на десятилетия бесперебойной работы. Леднёв моё предложение поддержал, но поставил условие: он сам останется на грузовике, следить за исправной работой аппаратуры, а заодно присматривать за «Обручем». Зачем понадобился присмотр за колоссальным металлическим кольцом, провисевшим в пустоте миллионы лет, он внятно объяснить не смог – по-моему, просто не хотел оставлять драгоценную находку. Впрочем, позже Валера вынужден был снять своё предложение, вспомнив о другой находке, на Энцеладе, которую прямо-таки необходимо хорошенько изучить, прежде чем исследовать «обруч».
Против этой идеи выступил и Волынов – не слишком уверенно, предлагая хорошенько всё обдумать и поискать варианты. Середа же вылез с предложением остаться вместо Леднёва; Оля Молодых вызвалась составить ему компанию. Я уже совсем было собрался выдвинуть свою кандидатуру, когда точку в затянувшейся дискуссии поставила Юлька.
Предложение её было простым, как табуретка, и столь же очевидным – и как это мы сразу до него не додумались? Оставить в Поясе не жилой «бублик» Зари, а весь планетолёт целиком; к Энцеладу через его «батут» отправить грузовик с Леднёвым на борту; Волынов же тем временем свяжется с Землёй, обрисует ситуацию и будет ждать решения. Если дома сочтут необходимым поскорее развернуть исследования – им ничего не мешает начать переброску всего необходимого через корабельный «батут»; если же нет – что ж, пришлют ещё один грузовик с мощным маяком и небольшой командой наблюдателей - а «Заря» тем временем продолжит полёт к системе Сатурна. «Обруч» так и так придётся исследовать, говорила она, но в этом варианте у учёных будет достаточно времени, чтобы хорошенько всё обдумать, спланировать, подобрать необходимое оборудование и специалистов, а не браться за такое важное дело сгоряча, без подготовки.
На том споры и закончились. Волынов распорядился готовить "батут" к прыжку – для этого Юльке с американцем Коуэллом пришлось снова залезть в его настройки, перенастраивая тахионное зеркало из режима локации в стандартный, транспортный. Леднёв же, пользуясь возникшей паузой, потребовал совершить экскурсию к «обручу» - ну не мог он примириться с мыслью, что улетит, так и не осмотрев эту грандиозную во всех отношениях находку!

«Буханка» не зря получила своё прозвище: малый межорбитальный грузовик превосходя  габаритами знаменитое создание Ульяновского автозавода, рядом с тем же «Тихо Браге» смотрелся, как ушастый «Запор» рядом с самосвалом. Вот и ходовая рубка здесь была тесная, немногим просторнее чем на его колёсном тёзке -  Мы с Леднёвым, облачившись в «Скворцы», заняли почти всё её пространство. Место для шлемов нашлось только за ложементами – прикинув, сколько времени понадобится, чтобы, в случае чего, извлечь их оттуда, мы с Валеркой переглянулись и, тяжко вздохнув, закрепили шлемы на плечах – откинув, правда, прозрачные щитки забрал.
Грузовой (на жаргоне орбитальных извозчиков «кузов») отсек располагается позади ложементов, за раздвинутыми створками люка. Они гораздо толще обычных внутрикорабельных переборок – при необходимости верхнюю стенку «кузова» можно раздвинуть, чтобы поместить туда крупногабаритные грузы. А ещё – в нём можно перевозить пассажиров; для этого раздвижной потолок нужно задраить наглухо, откинуть устроенные по стенкам сиденья с пристяжными ремнями и запустить установку жизнеобеспечения, расположенную в корме.
Но это будет только завтра, когда «буханка», пройдя сквозь тахионное зеркало «Зари» уйдёт в скачок к Энцеладу. Сейчас кроме нас с Леднёвым на борту никого нет, а в грузовом отсеке, кроме контейнеров с оборудованием и складной параболической антенны, ждут своего часа две «Пустельги» - добравшись до «обруча» мы планируем облачиться в скафандры и выйти наружу для того, чтобы установить на нём оборудование. Ну а дальше – Юлька с Колуэллом подтвердят, что показания датчиков исправно принимаются, и мы, облетев разок «обруч»-гигант, отправимся назад, на «Зарю». Валера уже несколько раз заводил разговор, что не худо было бы пролететь сквозь «дырку от бублика» - чтобы установить хотя бы один блок датчиков внутри, там, где возникает тахионное зеркало – но я отреагировал на его заходы преимущественно, матом. Поймите меня правильно – я не против научного энтузиазма, сам такой, но… сколько можно дуром соваться головой в петлю?
А пока до обруча не меньше двух тысяч километров; «буханка» летит по инерции, курсограф вычерчивает на своём экранчике успокоительную баллистическую траекторию, и у нас есть время для беседы.
- Валер, признайся: ты, и правда, намерен искать здесь свидетельства гибели Фаэтона?
А чего их искать? – удивился Леднёв. Вот они, бесспорные и очевидные любому скептику!
- И ткнул пальцем в перчатке в середину ходового экрана, где в перекрестье светящихся линий дрожало одинокое пятнышко.
- И ты полагаешь, что именно эта штука  этому виной? Нет, я понимаю, «обруч» реально огромный – но чтобы разрушить целую планету?..
Леднёв сделал попытку пожать плечами, но не преуспел – помешали жёсткие, отлитые из специального пластика наплечники гидрокостюма.
А у тебя что, есть другие версии?
Других версий у меня не было.
- Но, Валер,  тогда с ним, как и с другими «обручами» нужно обращаться с крайней осторожностью! А лучше всего – вообще заблокировать и изучать в пассивном состоянии!
Леднёв выматерился.
- А что я, по-твоему, твержу Гарнье уже который месяц? Но он слушать ничего не желает – особенно сейчас, когда он вот-вот дорвётся сразу до двух «обручей», в Антарктиде и в точке Лагранжа.  Попомни мои слова, Лёшка – эта очковая обезьяна с гранатой ещё устроит нам весёлую жизнь…
Я представил себе Гарнье – в больших роговых очках, с которыми он не расставался, и в белом лабораторном халате, из-под которого сзади высовывается длинный крючковатый хвост.  Зрелище получилось комичное, плохо соотносящееся со зловещим Валеркиными пророчеством.
- Но ведь прямых доказательств того, что именно «обруч» угробил планету,  у тебя, как я понимаю, нет? Может, прежде чем браться за это колечко, лучше их поискать – скажем, на соседних астероидах?
- Надеешься найти на одном из них развалины зданий, как инженер Лось в «Аэлите»? Так я тебя разочарую – при такой катастрофе ничего сохраниться не могло.
- А как же символы  на «обруче»? Из надписей на предыдущих мы много чего узнали!
Я что, спорю? – Леднёв сделал ещё одну попытку пожать плечами и снова добился лишь того, что жёсткий «воротник», предназначенный для крепления шлема, упёрся ему в подбородок.  – Узнали, конечно. Но, сам подумай: если «обруч» стал причиной разрушения планеты – как это может быть на нём описано? Разве что его специально создавали, имея в виду такое использование…
- Хм… - я задумался. – Да, это вряд ли, конечно. Хотя – кто их, инопланетян, знает?..
А вот где бы я поискал, – в голосе собеседника прорезались мечтательные нотки, -  так это за дверцей, которую откопали на Энцеладе. Вот печёнкой чую, что там найдутся ответы на многие наши вопросы…

Из записок
Алексея Монахова
«…Представьте: колхозное поле, просёлок, по которому переваливается на колдобинах, подпрыгивая на буграх, обшарпанный бортовой «газон». В кабине  соломенноволосый водила в мятой кепке, с бычком, прилипшим к губе – катит, выставив локоть в боковое окошко. В кузове полно народу – торопятся на полевой стан, или какой-нибудь там элеватор.
Представили? Вот примерно в таком виде мы, загрузившись в «буханку», и нырнули в «батут». Правда, кое-какие детали всё же отличались – на затылке у водилы (у меня, то есть) не упомянутая кепка, а прозрачный пузырь шлема», да и локоть ни в какое окно не выставлен – по причине отсутствия оного на данном транспортном средстве. Верхняя панель обшивки «буханки» снята, образовавшийся «кузов» полон людей в скафандрах – места на всех не хватает, и пришлось пассажирам пристёгиваться пришнуровываться к наличествующим на стенках скобам страховочными фалами. Делали они это старательно – кому неохота вылететь наружу в момент, когда грузовик будет проходить сквозь тахионное зеркало? Вроде бы, ничего опасного, некоторым случалось уже проходить через «батуты» вне корабля, в одних скафандрах – а всё равно не тянет  появишься с той стороны болтающимся на привязи, как известно что в проруби – нет уж, лучше обойтись без таких приключений…
Зачем такие сложности, спросите? Вопрос разумный – «буханка» снабжена нормальным переходным шлюзом, через который можно перебраться на станцию в обычном «Скворце». Можно даже без него, но правила внутреннего распорядка беспощадны, поймают на таком – получи прокол во вкладыш. талон. Это, если кто не в курсе, такая сиреневая картонка, прилагающаяся к удостоверению работника Внеземелья – проколами в нём отмечаются мелкие нарушения правил поведения, а так же разнообразных инструкций.  Накопил определённое количество проколов – пожалуйте на переаттестацию, здесь с этим  строго.
Ничего не напоминает? Ну да, разумеется – собезьянничано один в один у ГАИ, только здесь этот порядок действует исключительно на крупных орбитальных станциях, да ещё на наземных батутодромах. Это разумно – на подобных объектах всегда полно транзитной публики, никому толком не подчиняющейся и, по большому счёту, никому ничем не обязанной. На кораблях же и малых станциях порядки иные – там есть свой царь, бог и воинский начальник, принимающий к нарушителям дисциплинарные меры сугубо по своему собственному начальственному усмотрению… 
Так вот, о шлюзе. На «буханке» он имеется и вполне исправный  - а вот на «Лагранже» с этим, как выяснилось, проблемы. Временные. Заключаются они в том, что при стыковке с пассажирским шлюзом прибывший с Земли пассажирский лихтер ухитрился снять переходную трубу и повредить себе блок маневровых двигателей, лишившись возможности как выпустить пассажиров, так и отойти от повреждённого шлюза и пристыковаться к другому, исправному. Пришлось по одному выводить людей из лихтера наружу  и впускать на станцию через резервный шлюз, который, между прочим, находится на противоположной стороне станционного «бублика». Дело это небыстрое и хлопотное, а если учесть, что перед этим на каждого надо натянуть  нормальный скафандр вместо положенного при таком перелёте «Скворца», то станет понятно, что нормальная, штатная стыковка с «Лагранжем» откладывается, и надолго.
Об этом нам сообщили по радио – успели в самый раз, иначе пришлось бы нам, в самом деле, либо разворачивать оглобли, либо провисеть невесть сколько часов возле «Лагранжа» дожидаясь окончания ремонта.
Ждать, как вы понимаете, не хотелось никому, и меньше всего Леднёву, который уже предвкушал открытия, ожидающие его за найденным на Энцеладе «очагом папы Карло».  А потому – было решено  отбытие не откладывать, а облачаться в скафандры, в которых без труда можно  преодолеть три десятка метров между зависшей возле станции «буханкой» и аварийным шлюзом – и отправляться к «Лагранжу», изображая из себя тот самый колхозный «газон» с кузовом, полным работников плуга и сноповязалки.  Заодно сняли крышу с «буханки»; протискиваться в скафандре в узкий овальный лаз, предназначенный для пассажиров в гермокостюмах – это, скажу я вам,  то ещё развлечение…
Мой же «Кондор-ОМ» (персональный, тщательно подогнанный, привычный, даже уютный, словно старый домашний халат) висит, пристёгнутый ремнями в соседнем ложементе – сгорбленная громоздкая безголовая фигура, поблёскивающая на плечах и локтях кружками катафотов.  И когда «кузов» опустел -  я стащил осточертевший «Скворец» (ну не люблю я гермокостюмы, ничего не могу с собой поделать!), облачился в свои космические доспехи и покинул «буханку», оставив кораблик на попечение станционных шватовщиков- «портеров». Дальше всё привычно: добраться на страховочном фале до аварийного шлюза, пропустить вперёд какого-то бедолагу с лихтера, облачённого в весёленькую канареечную с ярко-синими катафотами «Пустельгу»,  вплыть внутрь. И снова – стократно, тысячекратно поделанная процедура, ставшая почти что ритуалом: услышать чавканье пневмозапоров (не услышать, разумеется, в вакууме звуки не распространяются, а ощутить сквозь многослойный скафандр  сопутствующие вибрации);  дождаться, когда огоньки по контуру люка  сменят цвет с красного на жёлтый, а потом и зелёный. Снять скафандр и аккуратно пристроить его в свободную нишу, не забыв подключить кабель контроля и кратко, опять же стандартными, ритуальными фразами доложить о прибытии «такого-то и такого, личный номер.. скафандр…» диспетчеру станции. ну что, кажется, ничего не пропустил? Тогда -  Выплыть, цепляясь за поручни на потолке и стенах в кольцевую трубу-коридор (постаравшись не зацепить по дороге макушкой ни один из кабель-каналов, усеивающих вогнутый металлический потолок)  - и встретить прямо за комингсом Серёжку Лестева, шестнадцатилетнего воспитанника Командора и «юниора»-практиканта, приписанного персонально к моей особе – который, как оказалось, уже битых полтора часа скучает перед шлюзом в ожидании будущего начальства…»

III

- Сюда, О'Хара-сан, прошу вас…
Безупречно вежливый японец, низкорослый, как и все его соотечественники, носил униформу вспомогательного внеземного персонала – хотя находились они на Земле, а не на орбитальной станции или корабле, принадлежащих англо-японскому Содружеству.  И по-английски он говорит превосходно, почти без акцента – и даже обходится без мелких поклонов после каждой фразы, подобно портье в токийском отеле. Стивен и его сотрудники переночевали там перед тем, как сесть в военно-транспортный самолёт, отправлявшийся в Антарктиду, на австралийскую станцию «Кейси», что на земле Уилкса.  Перелёт этот оставил у Стивена и его спутников самые скверные воспоминания – неудобные алюминиевые скамейки вдоль бортов вместо привычных рядов кресел, неразговорчивые капралы сил самообороны вместо длинноногих стюардесс, армейские пайки вместо полагающихся авиапассажирам горячих обедов, к которым положено подавать и шампанское… да что там, даже кино во время перелёта не показывали! Нет, как хотите, а эти япошки настоящие дикари, несмотря на все их роботы с видеомагнитофонами…

Стиву и его сотрудникам, двум водителям буксировщиков и восьми техникам,  предстояло войти в состав экипажа новейшего японского рейдера-торпедоносца, первого настоящего тахионного планетолёта, принадлежащего англо-японскому космическому Содружеству. Сами японцы не успели подготовить опытных орбитальных монтажников и вот, вынуждены нанимать специалистов на стороне. Что ж, Стивену это только на руку …
Называется корабль «Фубуки», что  по-японски означает «Метель». Странное имя для космического корабля – какие ещё в Пространстве метели?  Стивену объяснили, что его когда-то носил эсминец, потопленный снарядами американских крейсеров при Гуадалканале. Стив не слишком интересовавшийся историей, помнил об этом сражении лишь несколько фраз, усвоенных в колледже на уроке истории – и теперь гадал, с чего это япошкам пришло в голову называть свой единственный планетолёт в честь корабля-неудачника? Похоже, подумал он, они рассуждали так же, как красноносый тип из просмотренной ещё в Артеке советской комедии – «чтоб никто не догадался». Что ж, если так, то косоглазые своего добились… 
Был ещё один вопрос, гораздо более актуальный: зачем вообще понадобилось устраивать эту идиотскую экскурсию на ледяной континент? Заняться, что ли, нечем? Впрочем, это не его дело – пока наниматели платят, и платят очень хорошо – он не будет задавать лишних вопросов…
Японец отодвинулся, пропуская Стива вперёд, и  тот походя скосил взгляд на привешенные к его поясу сопровождающего наручники в чехле, короткую дубинку-электрошокер и кобуру. Спрятанный в ней пневматический пистолет (огнестрельное оружие здесь, как и во Внеземелье, под строжайшим запретом!) заряжен, как ему объяснили, стрелками с составом, вызывающим мгновенный паралич; при необходимости их можно заменить на другие, содержащие сильнейший яд, убивающий человека за считанные секунды. Владелец пистолета – не просто экскурсовод, знакомящий досужих посетителей с «особым объектом», а сержант  внеземельной  службы безопасности, в функции которой входит поддержание порядка на принадлежащих Содружеству  кораблях, орбитальных станциях, а заодно, и на особо важных наземных объектах – таких, к примеру,  как этот, скрытый в толще антарктического ледяного панциря. Да уж, не шутят косоглазые и их приятели-англичашки, отнюдь не шутят... а вот у русских и американцев с французами, насколько известно Стивену, ничего подобного нет… 
Впрочем, его это не касается. Стивен и его люди вообще причислен к экипажу «Фубуки» сугубо номинально - они работают по контракту, как сторонние подрядчики. Так что этот японский космо-коп может хвастаться своей ядовитой пукалкой перед кем-нибудь другим – американцам на это глубоко наплевать.

Длинный коридор, слегка понижающийся по всей своей протяжённости, закончился в  большом круглом зале. Зал этот, как и остальные помещения базы, находились в ледяном антарктическом панцире на глубине десятка метров – по дороге сюда американец с трудом удержался от соблазна провести ладонью по металлической стенке тоннеля, чтобы почувствовать холод скрытой за ней ледяной толщи. По стенам зала светились экраны и перемигивались цветными огоньками приборные щитки; возле них сидели на вращающихся стульях люди в белых лабораторных халатах. А  в самом центре зала имела место круглая, диаметром метров пять, утопленная в металлический пол площадка, огороженная зачем-то лёгкими перилами. В  одном месте они разрывались, образуя проход, и Стив не успел удивиться – что это за дизайнерский язык такой?  - когда один из сидящих встал и подошёл к визитёрам, протягивая на ходу ладонь.
- Добрый день, мистер О'Хара! – сказал он по-английски. Да он и не был японцем – типичный обитатель британских островов, если судить по рыжеватой шевелюре, водянисто-голубым глазам и лошадиной вытянутой физиономии, усыпанной веснушками. Сопровождающего безопасника он проигнорировал, как будто того и не было тут вовсе. – Если вы не возражаете,  я проведу для вас небольшую экскурсию, чтобы вы лучше представляли, чем мы тут занимаемся. Вам, - тут англичанин улыбнулся кончиками тонких, в нитку, бледных губ,  - скоро это может понадобиться.
И, обменявшись с визитёром рукопожатиями (не слишком крепким, привычно отметил Стив, привыкший к похожим на тиски пятерням орбитальным монтажников и «портеров») - и  посторонился, пропуская гостя на загадочную площадку. Тот вошёл, за ним последовал англичанин;  космический коп остался, не сделав попытки пройти за ними. Экскурсовод накинул на крючок блестящую металлическую цепочку, перекрывающую проход, и сделал знак одному из сидящих.
Площадка под ногами дрогнула и медленно пошла вниз, в круглую шахту. «Так это обыкновенный лифт! – сообразил Стив, но тут шахта кончилась, и оказалось, что площадка ползёт по паре вертикальных направляющих, закреплённых на стене другого зала, огромного, метров двести в поперечнике. Опустившись метров на десять (до дна оставалось ещё не меньше полусотни) площадка замерла – точь в точь обзорный балкон, с которого пассажиры могут любоваться открывшимся видом.
Зал имел прямоугольную форму, метров триста в длину и немного меньше двухсот в ширину. зала состояли из плотного, голубоватого льда и носили следы механических пил, ледорезных фрез и прочего тяжёлого инструмента.  Подобные механизмы и сейчас стояли внизу, соединённые бронированными кабелями с силовыми шкафами, но не эта машинерия интересовала сейчас Стива. Посредине зала, на ледяном постаменте красовался огромный, не меньше ста тридцати метров в диаметре, «звёздный обруч». Стиву не довелось видеть эти творения инопланетного разума своими глазами – но он достаточно нагляделся на них на фотографиях и телеэкранах, чтобы понять: это серебристое кольцо - точная  других, найденных на Луне, в засолнечной точке Лагранжа и в ледяной толще спутника Сатурна Энцелада.
Стив хлопнул себя по бедру и выдал длинную, насквозь нецензурную тираду. Рыжий экскурсовод покосился на него неодобрительно – американец, что с них взять…
- Ну, сильны япошки! Продолбить эдакую пещеру во льду за каких-то полгода -  это ж как надо стараться!
- Да, работать они умеют… если прикажут. Главное – чтобы было кому отдать разумный приказ.
Стив хмыкнул  – похоже, англичанину до сих пор не даёт покоя «Бремя Белого Человека. Он что, забыл, какой век на дворе? И тут же вспомнил, что ему самому  приказывать будут как раз японцы – если, конечно,  команда планетолёта соответствует его названию…
- И всё это только для того, чтобы расчистить эту штуковину? – он показал на «обруч».
- А вы считаете, что дело того не стоило? Но не только, конечно – «штуковину», как вы выразились, мистер О'Хара, мало расчистить, надо ещё и поднять её на поверхность! Обратите внимание – над «обручем» нет ледяного свода, только металлические перекрытия. Сверху они присыпаны снегом, снаружи выглядит, как обычная поверхность, ничем не выделяющаяся поверхность. Но стоит запустить механизмы и – р-раз!
И он продемонстрировал ладонями, как раздвигается крыша огромной шахты.
- А зачем это вообще им понадобилось? – удивился Стивен. – Я недавно читал о находке на Энцеладе, даже репортаж видел по Си-би-эс  - так  там «звёздный обруч» прекраснейше функционировал и во льду – перебрасывал и контейнеры и лихтеры, пока на него не поставили блокировку.
При этом слове – блокировка» англичанин слегка поморщился. Или это Стиву только показалось? работает и во льду.
- Увы, пока я не могу ответить на ваш вопрос. Поймите правильно, мистер О'Хара дело не в недоверии -  просто я сам пока не вполне  в курсе. 
- Наверное, собираетесь закинуть ещё повыше? – американец ткнул пальцем в свод ледяной пещеры потолок, что должно было означать орбиту Земли.
- Были и такие планы. – не стал скрывать экскурсовод. - Но от них пришлось отказаться – слишком велики затраты, не уверен, что это вообще возможно при нынешнем уровне технологий...
Стивен оценивающе обозрел на гигантское кольцо.
- Пожалуй, вы правы, мистер… простите, как вас называть?..
- Роберт Хадсон, с вашего позволения, доктор физики.  – англичанин обозначил легчайший поклон.
- Пожалуй, вы правы, мистер Хадсон. Я, как вам, вероятно, известно, имею некоторое отношение к космонавтике, но даже представить себе не могу, как закинуть эту штуку туда, вверх. – и он снова ткнул пальцем в ледяной потолок над головой. -  орбиту. - Ни в один из существующих «батутов» он и близко не пролезет, на части разобрать нельзя, а поднимать «обруч» на ракетной тяге вообще дело немыслимое. Сколько он весит – тысячу тонн, полторы?
- Около восьмисот пятидесяти. – сообщил англичанин. - Сплав, из которого он изготовлен, чрезвычайно прочный, но удивительно лёгкий.
Всё равно не поможет. Даже если сцепить вместе полдюжины «Сатурнов», они не вытянут такой нагрузки, а их давно уже перестали строить. Да и как закрепить на ракетоносителях такую неудобную конструкцию?
- Вы совершенно правы, мистер О'Хара. – подтвердил англичанин. – Насколько мне известно, подобные варианты рассматривались, но от них в итоге пришлось отказаться – в том числе, и из-за приведённых вами соображений. Насколько мне известно, «обруч» готовят к транспортировке в Японию, и это, уж поверьте, тоже непростая задача. Представьте, какого размера должно быть судно, способное вместить такое вот колечко!
- Тут подошёл бы авианосец. – Стивен оценивающе поглядел на «обруч». – Скажем, «Мидуэй» или даже атомный, вроде «Энтерпрайза».
- У Японии нет своих кораблей такого класса. – сухо сообщил англичанин. – да и не поместится на них «обруч». У самого крупного из них лётная палуба имеет в ширину не больше восьмидесяти метров, а тут – почти сто сорок!
Стивен кивнул, представив, как будет выглядеть авианосец, с «обручем», высовывающимся на три десятка метров за оба габарита палубы.
- Ваша правда, мистер Хадсон, не получается. И как же вы намерены выйти из положения?
Англичанин пожал плечами.
Японцы – народ изобретательный и крайне дотошный. Я слышал, что они пытаются приспособить для этого один из своих супертанкеров. Тоже, между прочим, задачка не из простых, и к тому же весьма рискованная – «обруч» придётся закреплять стоймя, на ребре, в диаметральной плоскости судна и перевозить в таком виде.
Стив представил, сколько всё это может стоить -  строительство базы, расчистка обруча ото льда, переоборудование супертанкера для его транспортировки. Итог более, чем впечатлял.
- Но вас это не должно волновать, мистер О'Хара.  – продолжил Хадсон. Теперь, когда вы всё увидели своими глазами,  пора поговорить о том, чем вам предстоит заняться.
Четыре турбореактивных двигателя «Джамбо» успокоительно гудели. В салоне их почти не было слышно – не то, что в военно-транспортном С-131, доставлявшем его из Японии на Пятый континент. Хорошо хоть, обратно не пришлось лететь тем же путём: сначала на таком же «Геркулесе», принадлежащем Королевским австралийским ВВС на базу Амберли в Брисбене, потом двухмоторным турбовинтовым «Метролайнером» местных линий до Сиднея и уже оттуда -  регулярным рейсом Пан Америкэн  домой, в Штаты. Можно было, конечно, обойтись без пересадок –  «Боинги» той же «Пан Ам» три раза в неделю летали из Брисбена в Сан-Франциско, - но Стивен не мог заставить себя ждать. То, что он узнал, напрочь лишило его покоя, и теперь нужно было добраться до дома и там, в тишине, разложить, наконец, всё по полочкам.
Хотя -  салон бизнес-класса «семьсот сорок седьмого», где он сидел, потягивая поданную предупредительной стюардессой ледяную минералку  - это ведь уже Америка, не так ли? Так что можно начинать прямо сейчас. Перелёт предстоит долгий, фильмы, которые будут демонстрироваться на этом рейсе, он уже видел - а время, как хорошо известно любому новичку в бизнесе,  это деньги. А ведь он не такой уж и новичок, верно? Канзасец потянулся, в два глотка прикончил минералку, пристроил на коленях дипломат (подарок японцев, серебристо-голубоватый, с электронным кодовым замком), откинул крышку, украшенную эмблемой  «Космического Содружества», и извлёк оттуда сегодняшний номер «Сидней Морнинг Геральд».
Так… на третьей полосе – большой аналитический очерк, посвящённый конфликту в ООН по вопросу о доступе к «обручам». Стивен уже читал об этом в изданиях посерьёзнее австралийского таблоида, ноо сегодняшний интерес к этой теме был вызван  информацией, полученной от Хадсона – тот рассказал о находке, сделанной тахионным планетолётом «Заря» в Поясе Астероидов – якобы русские, проводя там исследования, неожиданно наткнулись на ещё один «звёздный обруч немыслимых каких-то размеров. Подробностей рыжий англичанин не знал; информация была закрытой и попала к его коллегам из «неназванного источника» в американской штаб-квартире Проекта «Великое Кольцо». Узнав об этом, Стивен задумался – он-то полагал, что первый рейс «Фубуки» будет к другому, засолнечному «обручу», чтобы застолбить место для исследовательской базы, не дав конкурентам уволочь его, как они проделывали это уже не раз. Теперь, в  связи с находкой в поясе появилась новая тема для размышлений. Хотя ему-то какая разница? Очевидно, что водители буксировщиков понадобились Гарнье для того, чтобы размещать возле «обручей» исследовательскую аппаратуру, а к какому из них это относится – не всё ли равно? К какому скажут – к тому и полетим, лишь бы заказчик оплачивал выполненные работы вовремя, не забывая о надбавках за риск, премиальных за длительное пребывание в Пространстве, работы в период повышенной солнечной активности  и прочих, оговоренных контрактом выплатах.
Стивен сложил газету, хотел убрать её в кейс, но передумал и сунул в сетку на спинке кресла впереди и извлёк из тонкой прозрачной пластиковой папки листок бумаги. В недлинном, на полстраницы, списке, отпечатанном на матричном принтере,  перечислялись члены экипажа планетолёта «Заря» - того самого, обнаружившего  Поясе гигантский «обруч».  Стивен пробежал список глазами и присвистнул от неожиданности – не меньше половины его составляли его старые знакомые, друзья по артековской космической смене! Монахов, Кащеев, Травкина, Молодых, Середа…  А вот фамилии д'Иври в списке нет, а ведь это Шарль порекомендовал  Стивена с Гарнье – и как бы теперь не пожалеть, что повёлся на сверхщедрые выплаты и прочие премиальные. Но бизнес есть бизнес - и потом, работа в дальнем Внеземелье, пусть и странно попахивающая, всё же лучше чем катать вокруг орбитального отеля богатеньких туристов, попутно развлекая их байками об опасностях, поджидающих на каждом шагу покорителей космоса…

IV

В открытом верхе «буханки» медленно поворачивалось звёздное небо с громадой окольцованного Сатурна.  Маневровые дюзы выстрелили прозрачными струйками выхлопов – и вид планеты-гиганта сменился на бело-серую поверхность Энцелада, неровную, изрезанную метеоритными кратерами и гребнями торосов. Никакие это, конечно, были не торосы – плавучих льдов здесь нет, океан жидкой воды скрывается в десятках километров под миллионнолетней толщей льда. Но в ней тоже случаются подвижки, вызванные глубинными вулканическими процессами, на которые Энцелад богат чрезвычайно – и в результате возникают такие вот ледяные гребни, подобно тому, как на линиях стыков земных тектонических плит образуются горные хребты и цепочки островов, вроде той же Японии. Время от времени внутренний жар Энцелада даёт о себе знать прорывающимися сквозь ледоритовый панцирь гейзерами – каждый из них выбрасывает в окружающее пространство гигантский столб пара и ледяного крошева. Зрелище это грандиозное и далеко небезопасное – Серёжа знал, что такой вот «ледогейзер» уже унёс жизнь одного из исследователей планетоида.
Было это давно, когда станция «Лагранж», заброшенная в систему Сатурна «звёздным обручем», кружила вокруг Энцелада, а её обитатели вынуждены были спускаться на его поверхность, чтобы добывать ледяные бруски – из них получали воду и кислород, без которых у экипажа не было ни единого шанса дождаться спасения.
Всё это Серёжа узнал из лекций, которые устраивали для курсантов-«юниоров» планетолог Пьявко, а ледогейзеры видел сам – с орбиты, с безопасного удаления в сорок километров.  Сегодня ему предстояло снова оказаться на поверхности планетоида – к вящему неудовольствию двух своих одногруппников, этой возможности лишённых. Таня Пичугина съязвила даже, что «хорошо быть любимчиком начальства - летаешь себе на Энцелад, тогда как другие вынуждены пересаживать кустики в рекреационной зоне…» Серёжу это изрядно задело; он принялся оправдываться и даже напомнил, что придёт и их время помогать работающим в Дыре планетологам, жить в балках, брать пробы ледорита - но собеседница его аргументом не вняла, фыркнула и сделала вид, что в упор не замечает выскочку. Это было неприятно: Татьяна Серёже нравилась, да и вообще - кого порадует, когда между тобой и товарищами пробегает чёрная кошка?
Но сейчас Серёже было не до давших трещину отношений в «юниорской» группе. Все его мысли были заняты предстоящим полётом на «Зарю», дожидающуюся сейчас где-то в Поясе Астероидов. Новый Серёжин куратор, Алексей Монахов твёрдо обещал, что возьмёт его с собой – как только учёные разберутся с таинственной находкой. В конце концов, это он, Серёжа Лестев, обнаружил металлическую панель с люком и рядами инопланетных символов в ледяной стенке колодца – а значит, имеет полное право поучаствовать в её исследовании!
Никто этого и не оспаривал – потому Серёжа и сидел сейчас в распахнутом в Пространство «кузове» орбитального грузовика, неуважительно именуемого «буханкой» и ждал, когда кораблик, совершив все положенные манёвры, нырнёт в жерло Дыры и, спустится по пробитым энергетическими выбросами из тахионного зеркала до самого дна. Туда, где из массива плотного, как гранит, льда выступают края огромного, диаметром не меньше трёхсот метров, «звёздного обруча».

В наушниках зашипело, забулькало. Обычное дело, подумал Серёжа - "обруч", даже заблокированный, неработающий, создаёт вблизи себя неслабые помехи. Не пришлось бы переходить на инфракрасную связь...
- Леднёв, готовность!
Серёжа обернулся к Зурлову и продемонстрировал гарпунный метатель – порядок, мол, готов! тот кивнул – его метатель висел на груди, надёжно закреплённый портупеей. Запасные гарпуны с катушками линей высовывались из пластикового чехла. По бортам ждали своего часа катушки лебёдок с намотанными на них якорными линями– после того, как новый гарпун будет вставлен в ствол, следовало закрепить защёлкнуть карабин линя на кольце под зазубренным острием.
Сегодня им предстояло ответственное дело – после того, как «буханка» зависнет в нескольких метрах над ледяной поверхностью, выпустить с каждого борта по паре гарпунов-якорей, после чего, включив лебёдки. Не слишком сложная задача –   Серёжа уже тренировался с метателем и в ангаре буксировщиков (тогда, правда, пришлось снять с гарпунов острые трёхлапые наконечники) и на поверхности Энцелада. Тогда он производил выстрел, вися на багажной решётке «омара», а теперь придётся перегибаться через край «кузова» и стрелять вниз, в ледорит под «буханкой», Ничего, он справится – ведь справлялся же Зурлов, обучавший его этой нехитрой операции…
Когда лини притянут «буханку» к ледяному дну (механизмы», резавшие лёд, были предусмотрительно к стенам и укрыты лёгкими алюминиевыми кожухами) настанет время для следующего этапа «швартовки» - Серёжа и Зурлов оттолкнуться посильнее и вылетят прочь из «кузова», к стенке колодца, туда, где протянуты вверх, к краю каверны, тросы-перила. Ещё два гарпуна – и получится своего рода трасса, по которой, перестёгивая страховочные фалы с одного троса на другой, пассажиры доберутся до жилых балков, спрятавшихся  в глубине прорубленной во льду каверны. Там они смогут отдохнуть и собраться с мыслями перед тем, как браться за дело.
Мимо «буханки» плыли вверх ледяные стены – цветные блики «габаритов» играли на их вогнутой, идеально гладкой поверхности. Конечно, работа энергетических выбросов, проделавших эту грандиозную, глубиной почти восемьсот  метров, дырищу в толще ледорита. Вот грузовик затормозил и завис на месте.
- Начали!
Серёжа вскарабкался на борт (привязные ремни отчаянно мешали, но без них никак, малейший толчок и, тем более, отдача метателя, враз унесёт его прочь) упёр в кромку «кузова» метатель и, задержав зачем-то дыхание, будто стрелял из мелкашки в каравелловским тире, нажал на спуск. Приклад метателя едва заметно толкнулся в плечо – отдачу, и без того несильную,  смягчил жёсткий наплечник «Кондора». Внизу и справа, метрах в тридцати от корабля, брызнули ледяные крошки в месте попадания гарпуна; стальной тросик повис, сворачиваясь широкими петлями.  Серёжа торопливо вставил в ствол новый гарпун, подёргал линь и выстрелил снова. Устроившийся на противоположном борту напарник уже поставил оба якоря; они проверили ещё раз тросики и взмахнули руками, подавая сигнал пилотирующему грузовик Алексею Монахову. Барабаны лебёдок завращались, сматывая лини, и через несколько секунд «буханка» стукнулся изогнутыми трубчатыми лыжами о ледорит. Серёжа убрал в метатель в прикреплённый к стенке кузова чехол -  и неожиданно для себя радостно засмеялся.
Ну, вот они и прибыли!

В общем балке-столовой было тесно. Нет – очень тесно. В помещения подлёдной базы, вмещавшей в обычном режиме шесть, максимум, восемь человек,  сейчас набилось пятнадцать. Обедать приходилось по очередь, в три смены; перегруженная система кондиционирования и регенерации воздуха едва справлялась, вентиляторы, спрятанные в трубчатых кожухах, гоняли воздух низко, по-шмелиному гудя и не смолкая ни на секунду. Хорошо хоть тяготение практически отсутствовало – одна сотая земного, не о чем говорить! -  и размещаться можно было не только на стульях, привинченных к полу вокруг общего стола, но и в висячем положении, под потолком и вдоль стен. Серёжа так и поступил, пристегнувшись к проложенному вдоль стены кабелю в пластиковой трубе. Он висел над головой усевшегося во главе стола планетолога Пьявко, засунул в щель между стеной и плоским ящиком воздушного фильтра тубы со вторым и третьим блюдами (гречневая каша с мясом и кисель), и выдавливал себе в рот содержимое третьей тубы, украшенной надписью «Борщ украинский, готовый к употреблению, 250 гр.» и красочным изображением пучка каких-то овощей – не забывая при этом вслушиваться в разговор старших товарищей. В «столовом» балке их сейчас было пятеро – Зурлов, пожилой планетолог Пьявко, практикант Денис Шадрин, а так же Алексей и прибывший вместе с ним с зари астрофизик Валерий Леднёв.
- Знаете, коллеги, я, кажется, догадываюсь, где надо искать «обруч» на Марсе. – сообщил планетолог Пьявко. Он, как всегда, прикончил свой обед раньше других и теперь был не прочь поговорить.
И где же? – Леднёв откинулся на спинку стула. Во взгляде, обращённом на коллегу, угадывалась лёгкая ирония.
Его Серёжа не любил. После того, как  грузовик с «Зари» отшвартовался и новоприбывшие сняли скафандры и собрались в большой кают-компании, Алексей Монахов представил его Леднёву. Но тот, занятый разговором с Пьявко, Серёжу попросту не заметил, да и потом смотрел на него, как на пустое место – впрочем, то же самое относилось и к остальным курсантам-«юниорам». Вечером, когда они втроём обсуждали гостей, Татьяна заявила, что астрофизику просто ударила в голову его слава – всем ведь известно, что после ухода Гарнье его считают ведущим специалистом Проекта по «звёздным обручам». Это было логичное объяснение вот и к планетологу Пьявко Леднёв относится свысока.
В-общем, Серёжа так и не смог преодолеть неприязнь к Леднёву – да    он не очень-то и старался. Зачем? На станции они почти  не пересекаются - разве что вот так, в столовой, за общим столом… пусть даже таким тесным.
- Так поделитесь с нами своей догадкой,  Леонид Андреевич. – продолжал астрофизик. – А то попадём на Марс – и не будем знать, где начинать копать!
Он сложил руки на груди, и теперь не только интонация, но и поза его, вместе с иронической ухмылкой выражала насмешку. – Вот козёл, невежливо подумал Серёжа, а ведь Пьявко гораздо старше его, и во Внеземелье работает куда дольше. У него и «Знак Звездопроходца» имеется, за какую-то аварию на лунной базе «Ловелл»… Вот и Алексей смотрит на астрофизика неодобрительно, а уж он-то хорошо разбирается в людях…
Пьявко, однако, предпочёл не заметить неуважительного отношения к своей персоне. А может, просто привык к выходкам Леднёва и прощает – хотя бы за его несомненный научный талант?
- Лопатой вы не обойдётесь, Валер а. – добродушно прогудел он. Придётся обзавестись ледорубом или, на худой конец, пешнёй – знаете, такими рыбаки лунки во льду бьют на зимней рыбалке… Потому как искать вам придётся на марсианских полярных шапках. Сами подумайте: наш «обруч» – и он ткнул пальцем в пол, - во льду…
- В ледорите. – негромко поправил его Алексей.
- Оставьте меня в покое с вашей «Лунной радугой», молодой человек! – добродушие планетолога как рукой сняло. – Все вокруг твердят: «ледорит», «ледорадо»… ещё что-нибудь придумайте!
- Обязательно придумаем, Леонид Андреич. – с улыбкой пообещал Алексей. Похоже, отметил Серёжа, он не собирается ссориться с планетологом. - Так вы излагайте, мы внимательно слушаем.
Пьявко посмотрел на него с подозрением, но продолжил.
- Так вот, этот «обруч» во льду, у нас с вами под ногами. Второй нашли англичане с японцами - в Антарктиде, в массиве ледника на Земле Уилкса. Логично предположить, что и третий, которые вы собираетесь выкопать на Марсе, тоже будет в ледяном, так сказать, заключении. А где на Марсе есть водяной лёд? Согласно данным наблюдений, которые Сухостоев провёл со станции «Скяпарелли» - только на полюсах! Вот там и  копайте!
- Ну, результаты Сухостоева ещё проверять и проверять… - задумчиво произнёс Леднёв. Иронии в его голосе больше не было. – Но с чего вы так уверены,  что и марсианский «обруч» надо искать именно там?  Я понимаю, обобщение напрашивается само собой – но ведь кроме антарктического и этого – он повторил жест Пьявко, ткнув пальцем в пол, - есть и другие «обручи»! Гобийский, лунный  – и оба они отнюдь не во льду!
- Так они же совсем маленькие!  - видно было, что планетолог ждал этого вопроса. - А тот, что в Антарктиде, хоть и поменьше нашего, но всё равно здоровенный, сто тридцать метров в поперечнике! Получается как бы три группы по три «обруча» в каждой,  разнесённые по размерам: малые, находившиеся на поверхности планеты,  средние, вмороженные глубоко в лёд…
- И огромные, висящие в пустоте! – подхватил Алексей. - Тот, что в точке Лагранжа, и другой, который мы нашли в Поясе. Уверен, где-то есть ещё и третий!
С этого момента Серёжа стал слушать особенно внимательно. Он, как и любой на станции, знал о находке, сделанной «Зарёй» - но лишь в общих чертах, без подробностей. Попытки же расспросить Алексея всякий раз натыкались на неопределённое « в другой раз».
- Нет, не получается. – Леднёв покачал головой. – Если следовать этой логике, то должен быть ещё один малый «обруч», так?
- А кто тебе сказал, что его нет? – удивился Алексей. – он может быть где угодно – на том же марсе, к примеру. Или, скажем, на Титане, где сейчас работают наши исследователи.
Астрофизик задумался.
- Тоже вариант. Надо искать.
Алексей пожал плечами.
- Ищи, кто ж тебе не даёт? Вот вскроем завтра ваш загадочный люк – глядишь, и найдётся за ним какая-нибудь подсказка!
- А сумеете? – сощурился Пьявко. Мы уж как бились, и всё впустую!
- Куда мы денемся! – широко улыбнулся Алексей. – Откупорим, как в том анекдоте – при помощи лома и какой-то матери. Перед таким никакие инопланетные запоры не устоят,  железно вам обещаю!

Увы, сдержать данное за обедом обещание Алексею Монахову не удалось. Трое суток Леднёв и другие учёные ковырялись возле таинственной панели, урывая краткие часы отдыха в балках - и снова цеплялись к грузовым решёткам «омаров» и часами висели возле панели. В итоге Пьявко это надоело – он предложил Леднёву сделать перерыв, употребив его на сон и планирование, а сам вместе с Алексеем и практикантом Шадриным загнал в лёд пониже находки несколько стальных трёхметровых стальных стержней, утопив из в стену примерно до половины. На стержни настелили листы  мелкоячеистой металлической сетки, обнесли получившийся балкон лёгкими перилами – пристегнувшись к ним учёные теперь могли работать, не рискуя при малейшем толчке отлететь в сторону.
Строительство заняло около суток; Серёжа принял в нём  самое живое участие, попрактиковавшись, заодно, под руководством Алексея в вакуум-сварке. Но увы, не помог ни балкон, ни один из приборов и инструментов, которыми обвешались исследователи. К разочарованию Серёжи – да и не только его, - открыть треклятый люк так и не удалось. Леднёв, вконец отчаявшись, предположил, что и люка-то никакого нет, просто выпуклость, украшающая панель по воле неведомых инопланетных дизайнеров. Пьявко в ответ на это демонстрировал результаты ультразвукового просвечивания, ясно указывающие на наличие за металлической преградой большой полости. Леднёв готов был уже плюнуть на сохранность  инопланетной реликвии и пустить в ход плазменные горелки, когда произошло нечто, заставившее изменить все планы