Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » "Меч и право короля" — из цикла "Виват, Бургундия!"
Не говоря уж о том, что жизнь по двум разным календарям — а друг совершенно четко сказал, что Франция на новый календарь перейдет — было очень неудобно.
жиТь по двум разным календарям...
Продолжение понравилось. Но количество опечаток явно больше обычного.
Sneg, спасибо большое!
Но количество опечаток явно больше обычного.
Вредно писать ночами.
Sneg, спасибо большое!
Вредно писать ночами.
Лучше поберечь здоровье. Не надо так напрягаться. Или сроки договора с издательством действуют?
Или сроки договора с издательством действуют?
Нет. Просто вдохновение захлестывает. С трудом удается его сдерживать.
Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.2)
Александр возблагодарил Всевышнего за, как никогда, своевременный визит друга, благо Жорж согласился все рассказать и показать — день отдыха ему был необходим, и занять этот день чем-нибудь также было бы неплохо.
Наутро друг в несколько часов разъяснил смысл перехода и даже накидал по памяти таблицы. При других обстоятельствах Бретей насладился бы точностью расчетов и красоте решения папских ученых, обсудил бы с Жоржем вопросы космогонии и их влияния на жизнь человека, ничуть не хуже Жана Бодена, но сейчас думал только о том, как организовать переход на новый календарь. Мысленно строил планы, как разговаривать со штатгальтерами, с Генеральными Штатами, с пенсионариями провинций и мэрами крупных городов. И с налоговыми инспекторами! Судя по всему, первое декабря было лучшим днем для введения нового календаря, давало время подготовиться к новой жизни и не лишиться Рождества. И следовало отправить гонцов к Иоганну Нассау и Эпинуа. А потом еще поговорить с Франсуа.
После обеда к Бретею заявился мрачный Даалман с толстым пакетом в руках. Люди капитана задержали на воротах испанского лазутчика.
— Совсем обнаглел, мерзавец! Утверждает, будто у него письмо от канцелярии первого министра к его высочеству руварду! Видите ли, велено отдать лично в руки! Вот!
Регент и слова не успел вымолвить, как друг вскочил с места:
— И ты посмел их взять!
Александр де Бретей вздохнул и выдохнул. К счастью, за это время его кумовья не успели продолжить диалог, судя по всему, сулящий много интересных минут для правителя Нидерландов.
— Выйдите, капитан, и доложите, как положено.
Даалман будто на стенку наткнулся. Такого тона в отношении себя от родственника он отродясь не слышал. Но развернулся и вылетел за дверь, так что даже пламя свечей вздрогнуло.
Принц Релинген выдохнул. Отвернулся. Когда-нибудь он будет здесь полновластным владыкой, но даже тогда не сможет напрямую говорить с офицером друга. Вместо слов извинения развел руками.
Тем временем, дежурный офицер доложил о визите капитана Даалмана. Принц молчал. Регент окинул взглядом напряженно смотрящего друга:
— Пусть ждет, — и сделал вид, будто не слышит вздох облегчения от Жоржа.
— Поговорим, — голос принца был спокоен и даже не тих, как обыкновенно бывало, если что-то выбешивало кузена.
— Карел поспешил, — начал было Александр, но друг поднял руку, призывая ко вниманию.
— Он не должен был брать то, что заявлено как послание для вас «лично в руки», Александр. И задерживать посланца тоже не имел права. Вы ведь, кажется, не объявляли войну Испании?
Александр кивнул. Они слишком недавно стали дипломатами — он и его люди — так что ошибки были неизбежны, однако опрокидывать своего короля молодой регент не собирался.
— Конечно, какая война с Испанией, всего лишь Турне захватили, и все время стычки идут на линии соприкосновения, — отозвался он на слова друга, и речи регента прозвучали неожиданно горько.
Принц повертел в руках карандаш.
— Испания по-прежнему считает провинции своими, Александр, так что никакой войны… Не могут же нога воевать с рукой! А те, кто наскакивает на войска Рубе — разбойники и мятежники. Вот увидите, скоро с вас еще потребуют и разобраться в этом непотребстве. А Турне? А что Турне… Просто семейные распри между Меленами и Лаленами — пусть являются ко двору его католического величества, и его величество разберет это недоразумение.
— Недоразумение?! — Александр понимал, что друг прав, во всем прав и рассуждает как суверенный государь. Но то, что для правителей двух соседних государств было игрой, для жителей Нидерландов означало настоящую войну со смертями, разрушением и беженцами. — Сколько бед принесло это «недоразумение»! Это если не вспоминать о Фарнезе, Эгмонте и всех остальных…
— Да, недоразумение, — четко проговорил принц Релинген, швырнув карандаш на стол. — Не более того. Все, друг мой, довольно! Я свое мнение сообщил, теперь действуйте.
Александр размышлял над словами Жоржа еще пару минут. Поднял с пола укатившийся карандаш. Одним жестом друг дал понять, что не слишком доволен запальчивыми высказываниями молодого регента. К чему ему-то все это высказывать?! А то и так все не очевидно.
«Действуйте», значит. Набивайте шишки, обдирайте коленки, можете и носом приложиться! Только вот они не в Турени и не на помощника губернатора он учится, прикладываясь о землю, как во время военных упражнений. И его «ободранные коленки» это те же смерти, разрушения и беженцы. Молодой регент поднялся:
— Простите мою несдержанность, сир.
Еще несколько мгновений... И только посмотрев прямо в лицо другу, Александр де Бретей вдруг осознал, что видит перед собой не прежнего Жоржа, а его старшего брата, если не отца. И подумал, что его ожидание — ожидание все-таки деятельное! — ничто по сравнению с ожиданием принца, поставившего все на их предприятие, бросившего и свое достояние, и свою жизнь, как игральные кости на стол. А раз так, то чтобы не порушить эти планы, регент Низинных земель вслед за своим королем должен отрешиться от всего и начать думать холодно и осторожно.
— Сядьте, Александр, — мягкая усталая улыбка. Его друг снова был с ним. — Я не раздражен, право, устал только, как будто из сражения вышел… Просто я-то здесь нынче только по случайности, а вот вы тут теперь навсегда. Вот и действуйте, — усмехнулся. — Ваш король так хочет, если вам так будет проще.
— Проще, — покладисто согласился рувард. — Раз мой король приказал мне поумнеть, так тому и быть. Уже умнею!
Жорж не выдержал и рассмеялся. Как бы жизнь не повернулась, и судьба не била, ну, нельзя же вести себя все время как на торжественном приеме!
— Ну, и куда тебе еще умнеть, Александр, куда? Опыта набираться — это да, не спорю, но с этим Коэтиви поможет, зря я что ли его от любящей женушки утащил? Ладно, там у тебя за дверью мой кум стоит и дуется… Что ты решил? А умеет дон Родриго взбаламутить болото, молодец… Согласен?
Александр занял свое место за столом.
Согласен? Само собой…. Не взять письмо нельзя. Мало ли о чем пишут из канцелярии первого министра — может, их независимость признают, а скорее полномочия поделят. Взять — значит, de facto* признать переговоры. Так зачем они тогда армию сюда привели, если испанцы воевать не собираются?
* Фактически, на деле (лат.). Латинское выражение, которое обозначает происходящую действительность, которая не подкреплена юридически.
Бретей не обольщался — эти доводы могли бросить ему в лицо сторонники испанской партии, и непременно бросят, тут к гадалке не ходи. А уж надеяться, будто Филипп и его министр испугались их армии, было нелепо. А еще он вдруг понял, что с дона Родриго и устранить Франсуа станется — без всяких изящных фокусов и игр. Грубо, но эффективно. Вот добавят к листовкам с обещаниями награды за головы братьев Нассау, ван Далена еще и Франсуа — и будут спокойно ждать. На Оранского-то покушение уже было, а попали в его сына…
Письмо нужно было взять. Взять, прочитать и дать ответ. Не публично, конечно, но ни в коем случае не наедине. Он теперь вообще ни с кем не сможет встречаться наедине! И, конечно, он должен будет сообщить о письме всем заинтересованным сторонам — и Генеральным Штатам, и Франсуа. Слава Богу, что он уже вызвал младшего Нассау и Эпинуа!
«Пять дней», — услышал Даалман от своего командира. Пять дней испанцы должны будут провести в Генте под надежной охраной капитана и его людей. Не из неуважения, нет, а исключительно ради безопасности — во избежании «недоразумений».
Продолжение следует...
При других обстоятельствах Бретей насладился бы точностью расчетов и красоте решения папских ученых,
красотОЙ
Sneg, спасибо!
Продолжение
А потом они сидели с Жоржем и в компании с кувшинчиком доброго вина гадали так и сяк, что может быть в письме руварду от первого министра. И по всему выходило, что дон Родриго решил слегка подразнить мятежников. Именно что подразнить!
Армии-то у всех были, но зима на носу, грязь и распутица — так себе удовольствие армии двигать. Весной, скорее всего, и начнется. А нынче… Ну, можно, конечно, пару-тройку полков куда-нибудь послать, пару деревушек забрать, так ведь нет гарантии, что дожди не затянутся, что тогда? Пушки из болот тянуть… веселуха! Турне все равно не отбить — испанцы ушли в глухую оборону и город загрузили провизией и порохом по самые крыши, но вперед не суются и в атаки не спешат. Ровно по тем же соображениям, что и французы. Чем грозят боевые действия в болотах в распутицу, испанцы знают прекрасно. Как и то, что освобожденные ввиду зимы своим освободителям рады не будут. Спаленные крыши и разбитые двери не Генеральным же Штатам чинить, да и за потраву никто платить не станет. И кому эти селяне потом в итоге будут лояльны?
Хорошо, на ворчание крестьян можно внимания не обращать — Александр помнил, какое воздействие оказал десяток солдат на старосту деревушки в окрестностях Брюсселя — поклонятся бедолаги низко новым господам и разбредутся по своим подворьям, даже не возмущаясь от греха. Вот только голод и холод хорошей зимовке не поспособствует, а потом и полевые работы весной застопорятся, да и до нового урожая людям доживать еще надо. Голодные и ослабевшие… Как они работать-то станут? Так и выходило, что затишье установилось в провинциях само по себе. Но разве ж можно дать мятежникам пожить спокойно?!
— Вот увидишь, Александр, — уже с обычной для себя легкой иронией говорил будущий король, — там, в письме, наверняка содержится приказ для тебя прибыть в Вальядолид для клятвы в верности его католическому величеству. А что? Вполне пристойно. Акт о низложении они «не заметили», против права Генеральных Штатов избирать руварда возражений у них нет. Хотят себе руварда? Будет у них рувард. Испании же и проще. А потом принц Валуа, как сеньор разных там провинций, принесет вассальную клятву его католическому величеству, коленопреклоненно перед рувардом — представителем короля, как и положено доброму подданному.
Регент чуть вином не поперхнулся. Даже не от слов друга, а от того, каким тоном все это было сказано.
— Ты же в их глазах юный честолюбец, мнящий себя несправедливо обойденным, — невозмутимо продолжал принц. — Потомок уймы разных королей, но не вознагражден! Вот увидишь, тебе и титул «принц Фризский» подарят, а сколько этой самой Фризии ты сумеешь на шпагу взять как рувард его католического величества — так Вальядолид это совершенно не волнует. И коленопреклоненный Франсуа перед тобой в эту их картину мира прекрасно вписывается. Мне ты больше не нужен, ты теперь сам по себе — так что не подобрать такого талантливого юношу?
— То есть? — ход мыслей друга от регента пока ускользал. Друг, кажется, уже разыграл шахматную партию и за белых, и за черных, а он пока не успевал за ходами.
— Ну, как же, — оживился нынешний принц и будущий король, — раз Руно у меня еще не отобрали, моя роль для них в нашем предприятии видится второстепенной, и, по их мнению, я лишь сделку с Генрихом заключил — помогаю ему спровадить «любимого» братца ко всем чертям, а он мне за это дарит Алансон. Да, друг мой, такой наглости, как претензии на корону Нидерландов, они от мелкого немецкого принца не ждут, а вот мои посягательства на Алансон в их глазах почтенны и пристойны. Дядюшка спит и видит, как оттягать Толедо, и судит по себе. Вот и получается, что вы мне в качестве помощника и исполнителя моей воли больше не нужны. И достойной ваших трудов награды я вам дать не могу. Графский титул для суверенного принца — это предел. А вам этого мало!
— Занятно… — протянул Александр, невольно увлекаясь свободными суждениями друга о судьбах мира и Европы, будто речь идет о простой игре. — Но… Бездна! Я же тогда не смогу отправиться за буллой… Меня из Низинных земель не отпустят, поклянись я хоть сотню раз в верности нашему делу!
Принц с улыбкой наблюдал за верными суждениями молодого регента, поднимая прозрачный бокал — свой же подарок — и разглядывая вино на свет. Очень хотелось ненадолго отрешиться от тревог и волнений, связанных с рискованным предприятием и порассуждать о делах Нидерландов и Европы, как о чем-то далеком и их не касающемся, вроде галльских войн Цезаря. И стекло, как символ мирной жизни, подходило к такому настроению как нельзя лучше.
— Не отпустят, потому что сказать, что собираетесь отправиться инспектировать укрепления в Утрехте или Зютфене, а самому повернуть в другую сторону и через две недели стоять на коленях перед Филиппом в Вальядолиде, вам физически труда не представляет. «Fide, sed qui vide*». Родни у вас тут нет, связи ваши с местным дворянством на уровне пыльных пергаментов моей матушки. Так что да — не отпустят.
* Доверяй, но смотри, кому доверяешь (лат). Т.е. «Доверяй, но проверяй».
Александр де Бретей задумчиво уставился на огонь в камине.
— Я пошлю за буллой Эпинуа, — наконец-то, решил он. — А с ним Шатнуа для почетной охраны и Коэтиви, — усмехнулся: — сглаживать «недоразумения».
Принц довольно кивнул. Лучшего бы и он не предложил.
— А за Пьером и Иоганном я уже послал, — предупредил невысказанный вопрос правитель Нидерландов, и Жорж-Мишель только на спинку резного кресла откинулся с довольной улыбкой. Хорош ведь! Чуть огранить — и будет сверкать бриллиантом среди властителей христианского мира. Регент улыбку заметил, но ничего не сказал. «Старший брат», что уж там… Сам же признал…
Продолжение следует...
Продолжение
…Регент Низинных земель задумчиво смотрел на Лигурийского моря и удивлялся странному ощущению, будто галера несется по воздуху — настолько чистой и прозрачной была вода. В реках и на каналах он не видел подобного никогда. Эта прозрачность выглядела настолько неправдоподобной, что разум отказывался принимать увиденное, предпочитая полагать все сном, а за сном, как всегда, приходили воспоминания…
…Эпинуа и младший Нассау приехали почти одновременно. И зашли в кабинет регента они вдвоем и какие-то очень уж взбудораженные и, судя по всему, уже успевшие обменяться словами и мнениями до визита к другу и родственнику.
Жорж-Мишель на явление фламандских принцев в сопровождении Даалмана только хмыкнул. Еще бы Виллема сюда, и все кумовья в сборе. Вот только принц Оранский не придет — он рядом с сыном, и даже не рассказывает Генеральным Штатам, какое счастье им привалило с явлением Франсуа.
Иоганн Нассау, узнавший будущего короля даже в простом офицерском платье, успел ткнуть вбок вспыльчивого принца Эпинуа. Раздражение Пьер все-таки выказал, разразившись проклятьями в адрес этого Бисагры, который не только имел наглость назвать его наместником Турне, но и написать ему в таком хамском тоне, по сравнению с которым письмо к брату-изменнику могло показаться верхом вежливость и изящного стиля. Нассау против обыкновения негодование Эпинуа поддержал и тоже выказал возмущение стилем и требованиям этого испанского сеньора
— И вам тоже пришло это наглое требование?! — чуть ли не в один голос вопросили принцы и одновременно, будто разучивали свой выход, выложили на стол одинаковые листы бумаги.
Жорж-Мишель взял один лист, Александр второй, а Нассау на этот раз дернул Пьера за рукав. Принц Релинген заметил жест и, подняв взгляд от листа, махнул рукой:
— Садитесь, господа.
Нассау на этот раз пришлось потянуть Эпинуа за полу куртки, призывая того выполнить приказ родственника. Зато при вопросе младшего Нассау «Что вы скажете, сир?», Эпинуа решил уже было вскочить, но Иоганн положил руку уже ему на предплечье и проговорил почти скороговоркой: «Я все объясню, Пьер, прошу, доверьтесь мне и выполняйте приказы нашего будущего короля».
— Так что, Александр? — Жорж-Мишель повернулся к другу, поглощенному чтением. А увлечься было чем.
«Именем его католического величества…». А потом категоричный приказ: переход на новый календарь с четвертого октября, порядок перехода, порядок ведения документации, форма отчета. Приложение — таблицы. И подпись.
Александр де Бретей узнал и подпись, и печать. Бастард первого министра — дон Матео де Бисагра. И никаких вступлений, витиеватых выражений, любезностей, благодарностей в отношении штатгальтера провинции. Назначить ответственных. Выполнить. Доложить. Промедление — смерть. Оплошность в документах — смерть. Ослушание — смерть.
Печать четкая, бумага прекрасная — не то, что на листовке с портретом «Гейреда ван Далена» —ну, а текст…. По сравнению с этими распоряжениями то письмо, вызвавшее вспышку гнева Эпинуа, действительно было образчиком вежливости и деликатности, и все же спутать стиль было невозможно. А еще рувард не сомневался, что приказ о переходе на новый календарь был согласован в канцелярии первого министра с полным его одобрением.
Также Александр де Бретей не сомневался в решимости сына принца добиться выполнения приказа любым способом — «друг» Рубе-«Эпинуа» не подведет. Испания не просила, не считала нужным что-то объяснить, не брала на себя труд быть милостивой. Испания повелевала. Испания требовала. Испания грозила смертью за непослушание. И, кстати, в такой форме выраженную волю Испании должны увидеть все.
Александр повертел лист в руках. Встал.
— Я понял, что в том письме, Жорж, и — хвала небесам! — мы придержали гонца.
В двух словах он поведал об испанском офицере, доставившем письмо руварду. И вот теперь он должен высказать свое мнение по поводу писем и принять решение.
— Мы не можем не перейти на этот календарь, друзья мои, — внешне спокойно, со сдерживаемой яростью от наглого тона произнес регент. — Иначе у нас начнется хаос. Крестьяне будут жить по новому календарю — их сельские священники выполнят приказ папы, а горожане — по старому. Что будет с торговлей и ярмарками? Что будет с налогами за эти десять дней, а со всех провинций это очень много. Что будет с портами и складами? И что будет с военными планами, если армии придерживаются разного летоисчисления? Дон Родриго знал, когда, куда и как ударить. А еще приказ ясно гласит — с «четвертого октября», а нынче уже двадцать восьмое… А это значит, что некоторые получатели приказа — просто испугавшись — начнут переписывать документы за месяц задним числом. И наверняка что-нибудь напутают!..
По мере речи Александр лица фламандских принцев вытягивались, зато Даалман согласно кивал в такт словам кума и командира.
— Я сегодня же издам указ о переходе на новый календарь, — вздохнул Александр де Бретей. — Стоит поторопиться, мы едва поспеваем. А завтра вы, Пьер, Иоганн, должны объяснить всем, почему мы так делаем, а еще сообщить, что это непременное условие папы для коронации Франциска.
Эпинуа побледнел. Добрый католик, он понял, с какими сложностям предстоит им столкнуться, если его святейшество не благословит коронацию. А вот на вопрос Иоганна, а почему принц не может принять протестантизм, уже Александр жестко ответил:
— А как вы будете относиться к его высочеству, если ради короны он с такой легкостью поменяет веру?
Нассау на мгновение задумался, а потом склонил голову, признавая правоту руварда. Подобная гибкость и правда выглядела некрасиво. А еще вызывала неуютное чувство, напоминая об отношении к вере со стороны старшего брата.
Продолжение следует...
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » "Меч и право короля" — из цикла "Виват, Бургундия!"
|
|