Вот, целиком.

Сказка про тыкву.

Поздняя осень в том году выдалась чудной. Ни дождя, ни ветра. Самое время для прогулки. А подумать, так и намек. Дилвен ап Теудр так и рассудил: если призыв к путешествию точно совпал с урожаем тыкв, значит, кое-кому они нужны, чтобы там не болтали соседи. Да и кому - тоже ясно. Холм сиды Дон как раз неподалеку, и именно на три дня пути вокруг холма погода вдруг обратилась в мечту земледельца. Всю весну, лето и начало осени дождь и сушь менялись, как на заказ.
Это значило, что великая Дон на людей не сердится, и с жителями Кер-Кери намерена жить в согласии. Оно и верно: отсюда ее не гнали в одной рубашке. Здесь она не бывшая королева, а еще одна Добрая Соседка. Самая могущественная, и самая - если не злить - полезная. Тыквы ей нужны? Ну и отлично. Ради того, чтобы старейшая сида задержалась на этой земле и погоду наладила, стоит притащить ей подарок. Тыквы ей нужны? И замечательно. Вон их сколько уродилось. Желаешь - в суп клади, хочешь - туши в рагу, еще прожарить можно, тоже неплохо, особенно с рыбой.
Жалко только корзину. Добротная, почти новая, а новые в базарный день идут пять за серебрушку. Но мешков того же размера дают за такую же монету всего два. А честь - еще дороже. И вываливать подношение в кучу Дилвен не станет. Так и поставит - в прочной, удобной корзине.
Под такие размышления сам не заметил, как до холма добрался. А дальше что? Просто поставить подношение? Так украдут. Солидному человеку, конечно, такое воровство чистый позор, но есть же жадины, что за одну тыкву удавятся, а за полную корзину - и сиду разозлят. Зарыть? По старинному выйдет, сиде должно понравиться. Только спина, видать, голову подговорила лопату с собой не брать. Топор, конечно, всегда на поясе, но рыть им землю неудобно.
Задумался Дилвин. Тут у него за спиной смех зазвенел, словно ручей по камешкам. Обернулся - стоит перед ним статная красавица в зеленом с золотом платье. Молодая... только голова серая вся. И за спиной серое просвечивает, словно длинный, широкий плащ за плечи отбросила. На груди фибулы нет, так кто знает, как древние сиды плащи носят?
Дилвин сглотнул. Все слава, что заранее приготовил, из головы вылетели. Только и смог выдавить:
- Это тебе.
И пальцем в корзину ткнул.
- Мне? - спросила сида. Бровь подняла. - Мне - зачем? Почему - мне?
Грустно стало Дилвину. Вышло - не так знак понял. Вышло - зря шел. Вышло - засмеют его соседи. Обычные, не Добрые. Потешаться будут, смешками встречать провожать будут. Вон, мол, идет дурень, что великую сиду обычными овощами удивить думал!
От такой будущности он и сам не заметил, как принялся свои тыквы расхваливать, точно на ярмарке в столице.
- Ты посмотри, какие уродились, - говорил, - не овощи, золото! И много! Вот и пришел поделиться, по-соседски. Возьми, не обижай. Если сейчас не нужны, так засолить можно. А потом, весной, осень вспомнить...
У сиды уголки губ вверх сперва вверх поползли. Потом чуть вниз пригнулись, будто после сладкого горечи отведала.
- Не в чем мне их солить, - отвечала, - да и не надо мне ничего! Все есть!
И, будто невзначай, золотую нитку с платья уронила. Мол, не жалко. А толку? Уговоры не прекратились.
- Возьми, - говорил настойчивый гость, - от всего сердца дарю! Сколько лет такого урожая не было.
Он уже не замечал, как насупилась сида. Болтал и болтал, пока та рукой не махнула.
- Быть по твоему. Возьму твои овощи. Только погоди... Стой здесь.
Понял Дилвен - не желает вход в холм показывать. Отвернулся. И даже шагов и не услышал. Только голос:
- Вот тебе ответный дар, добрый сосед.
Глядь, а сида ему поросенка протягивает. Розового, но с черным ухом.
- Возьми, - сказала. - Мне эту скотину дочь на прошлой неделе принесла, а зачем? Резать противно, а пасти постыдно.
- Так я зарежу... - предложил Дилвен, и за нож взялся.
- Что хочешь делай, только у себя дома. Твой он! - сида аж притопнула. За спиной серое колыхнулось.
Что оставалось делать? Поклониться, пожелать всего хорошего, да и восвояси податься. А там, чтоб стыд глаза не выел, начать хвалиться. Мол, угодил! И свина показывать. Тот рыльцем в корыто зарылся, похрюкивает. Поросенок как поросенок. Скоро подсвинком будет...
Вот сосед, Алан ап Кендал, вздумал поинтересоваться, чем кабанчик хорош оказался.
- Ничем, - сообщил Дилвен, - кроме одного. Как ни крути, а будут у моих детей, да внуков по двору бегать поросята, предок которых принадлежал самой Дон! А до того ее дочери. Не знаю которой, но сильно подозреваю, что рыжей такой...
Задумался Алан. Был он, к слову, первостатейный жадюга. Выпил кружку пива с соседом, почесал густое темечко. Тут мысль в голову и заглянула. Что если самому сиду навестить? Да прихватить не тыкву дурацкую, а хороший подарок? Наверняка Дон опять сторицей отдарится. Пришел домой, в голове свербит: чего бы такого холмовой жительнице подарить? Глаза бегают, руки всякую вещь потрогать норовят. Каждый вдох - с надеждой, всякий выдох - с укоризной. И это - не подойдет! И вон то...
Тут глаза загребущие глядь - жена сыну подарочек заворачивает, чтоб служба королевская веселей была. Варенья, соленья, копченья. Главное же - плед. Красного, королевского, цвета. Сколько недель ткала, к станку никого не подпускала. Ниточку к ниточке подбирала. Теперь же муж на сыновнюю обновку лапу наложил. Погладил, чуть потрепал...
- Новый сделаешь. Этот - нужен. В подарок.
Ну, Алан супругу знал. Не успела та руки в боки упереть, говорить начал. И про сиду, и про ее манеру отдариваться. И что может за багрец перепасть.
- Это, верней всего, конь, - убеждал жену, - в худшем случае - бык. Но верней конь. Представь, наш сын - на белом коне с черными ушами, сидовском! Все обзавидуются. Так что давай. Я как лучше стараюсь.
Буря утихла. Собирался в дорогу Алан спокойно и при полном женином понимании. Путь оказался легким. Вот и холм с тулменом, вот и голос за спиной:
- Привет соседу. С добром ли пожаловал?
- С добром! - отозвался Алан, и подарок развернул, - Вот! Уж добро так добро!
- Не надо мне ничего... - завела сида прежнюю песню.
- Надо, - уверял Алан, - ты плед-то рукой погладь, пощупай. Видишь, какой мягкий, гладкий? Не кусается, ластится! В этом году, светлая сида, всякая работа спорится. И вообще, соседи должны друг другу делать подарки!
Глаза сделал щедрые-щедрые, но на донышке алчность полощется. Вздохнула Дон. Тяжело, печально. Алан подумал - скаредничает. Не желает лошадь отдавать! Ну, бык ведь тоже хорошо? Добавил поспешно:
- Любые. Тут ведь не цена важна, внимание. Возьми плед. Премного обяжешь.
- Ну, хорошо.
Прошелестела алая шерсть, легла на развернутые плечи сиды. И вот уж никак по Дон не сказать, что она - бывшая королева. Королева - и все... Властительница. Которая велела стоять, ждать. Мол, сейчас и тебе подарок будет.
Стоя спиной к холму, Алан прислушивался - не цокнет ли копыто? Не всхрапнет ли конь? Не фыркнет ли бык? Не хлестнет ли тугой хвост по крепкой шкуре?
Тишина. Голос за спиной:
- Вот. Поворачивайся! Смотри, какая красота! Это мне пару дней назад другой сосед приходил, принес. Какие тыквы! Я только одну тыкву и потратила... Рыжую, как волосы моей дочери. Остальные - бери. Золотые тыквочки! Люди говорят, лучших сто лет не урождалось.
Хотел было жадина закричать, обратно свое подношение истребовать. Да тут сида к нему спиной повернулась. А на спине -
уже не плащ. Крылья! Серые. Ни темные, ни светлые - ровно посередке.
У Алана воздух из груди и вышибло. Стоял, смотрел, как ссыльная ангелица за холм заворачивает. Заодно приметил, как она, уходя, пару золотых блесток с подола обронила. Полдня на них убить пришлось, но отыскались!
Приободрился Алан. Думал, хоть мало, да золото! Сунул в кошель. Вернулся домой, вытряхнул на стол... Иголки сосновые. А вместо серебрушки и пары медяков - шишки. Сосновая, и пара еловых. Смеялись над ним... Недолго.
Через месяц к холму сиды девочка-подросток прибежала. За одну руку сестренку младшую тянет, за другую - братика. Запыхалась, еле дышит, а еще кричать ухитряется:
- Беда! Саксы! Возьми в холм!
- Что случилось? - услышала из-за спины. - Что неладно в Кер-Кери? И не бойся, я тут.
Чуть отдышалась девочка, повернулась - точно, сида. Такая, как в сказках. Красивая. Гордая. Ушастая. Стало спокойней. И полились слова - со слезами пополам.
- Нет больше Кер-кери... И отца моего нет, и матери... Полегли все. Только мальчишка соседский прискакал, велел уходить - а у самого три стрелы в спине! Успел вышептать, что саксы за ним скачут, и умер. А конь лег. Загнала серого...
Дон потемнела лицом.
- Уходи, - сказала, - спасайся. Чужаки лошадей пожалеют. Разве к рассвету здесь будут.
- Не успеть мне! Догонят. Наших лошадей отец и мать обеих в поход забрали. Спаси! Я дочь Дилвина... Он тебе тыквы приносил.
- Да, - пробормотала под нос сида, - хороший был человек твой отец, щедрый. Только прошло время щедрости. Дочь-то у меня скаредная...
Девочка ее не поняла.
- Спаси, - еще раз попросила. - Мне места нет, так хоть младшеньких спрячь.
Дон фыркнула.
- Нашла защиту - тулмен... Надежней мечей храброго народа крепости нет. Ступай на запад, в Гвинед или Дивед. Лучше в Дивед. Кунедин род терпеть не могу! Иди спокойно, к рассвету враг будет здесь, но здесь и задержится. Надолго.
Девочка сразу успокоилась. Раз сама Дон так говорит, значит, так и будет. А еще дала на дорогу лепешек, нож... Все мелочи, которые перепуганная девочка забыла прихватить из дома. Так что до Диведа та добралась, и младшеньких своих довела, а уж там хорошему человеку пропасть не дадут.
А дети ее историю выслушали и сказки про Дон сочинили.
Саксы потом тоже сложили легенды и песни: как их за ноги хватала трава, как норовили выбить из седел деревья, как метко пущенные камни проходили сквозь доспех, не делая в том дыры. Пели, как стрелы в полете разворачивались и убивали стрелков. Рассказывали, как хлопнули в последний раз серые крылья, как впивались в них дротики и топоры - потому, что подойти к чудовищу, пока оно шевелилось, было страшно.
Но и после того, как окровавленный комок - птица не птица, женщина не женщина - затих, кругом обошли враги убитую. Зато к холму ее наперегонки побежали. Клады откапывать!
Вход найти не смогли, так что пришлось потрудиться. А когда разрыли холм до половины и нашли внутреннюю комнату, тулмен, крики разочарования было слышно до Ирландского моря! Всей добычи саксам досталось - алый плед, под ним - охапка камыша, несколько мечущихся по земляному полу серых перьев и маленькая чашка из бутылочной тыквы. Темно-рыжая, аж красная...