sigelwar

А вот оволосения у нее и нет. Чем она от нек и отличается

Вообще у меня в первом томе постоянно идут отсылы к лошадиным ушам. Но в одно прилагательное сие не вмещается. Эх, буду думать.

Отредактировано ВЭК (01-10-2009 15:29:42)

Спасибо... Но лучше сказку.

Зато в уши бьют звуки ночи. Топот ночного дозора, собачий лай, шелест насекомых, далекая песня. Можно домой идти, да Мор о приступочку, на которой баньши сидела, возьми и споткнись. Тяжелый шажок, скрипнувшая дверь, громкая половица - и привет тебе, тяжелая рука приемной родительницы. В другое время Мор бы ревела в три ручья, а тут приговаривает: "Это, наверное, еще не беда." Ну не считать же горем великим заслуженную взбучку? Таких, берегись не берегись, проказливый норов по три на неделе обеспечит.
А потому стала Мор ждать неприятностей. Как чего случится нехорошего, гадает: оно, не оно? Мелкие напасти обрадовались, со всех сторон мелким гнусом облепили: ни веточкой отмахнуться, ни дымом отогнать. А там и немелкие пошли: вот на королевской охоте угодил жеребец Мор ногой в кроличью нору. Отец-король посмотрел, сказал:
- Сама угробила, сама и добивай.
Нож с пояса отцепил и дочери бросил. Сам же стукнул коня пятками и вперед умчался. И пришлось добивать - того, кого сама выходила, да растила, да ухаживала три года. Кого, считай, объезжать не пришлось, разве приучить к седлу. Рука не поднималась. А как поднялась, в ответ на стоны и слезы лошадиные - ударила неточно. Убить лошадь одним ударом ножа совсем непросто. А жеребчик уже даже не кричит, только смотрит жалобно. И снова у Мор рука дрогнула, снова ударила мимо нужного места. Пришлось и третий раз бить, и четвертый...
Вот сидит Мор над тушей, морду мертвую гладит, приговаривает:
- Догнала нас беда, догнала...
И слышит, словно эхо вдали:
- Не беда, не беда, не горе.
Глядь вокруг - туман вьется, из тумана красная в белом выходит. Уши на макушке, калаками размахивает. И носом вздернутым - хлюп-хлюп. Тоже - красным.
- Он мне другом был, - говорит Мор.
- Тогда беда, - соглашается баньши, - тогда горе. Но малое горе и малая беда. Не сала б я по другу твоему слезы лить, даже будь у него две ноги, а не четыре, и сапоги вместо подков. О нет, Мор, моя скорбь о тебе!
И давай росу, что на глазах, по лицу кулаками размазывать.
- Что со мной случится? - спросила королевна.
Баньши присела на тушу - платье не запачкалось.
- Нетрудно сказать. Потеряешь самое дорогое, что у тебя есть, - помолчала, тряхнула кулаками, - но не теперь, нет. Ты слабая еще, тебе такое не по плечу, а я беду могу держать. До поры.
Встала, повернулась - и туман сомкнулся вокруг.
Насколько хорошо стало девушке жить на свете, догадайтесь сами. Очень уж это неприятно - ждать потери самого дорогого, что у тебя есть, да еще и не знать, что же это такое. А что предсткзанная напасть произойдет, никаких сомнений. Баньши в таких делах не ошибаются. Оттого на них и наговаривают, что, мол, порчу наводят. Ни капельки, наоборот! Но вот видят - заранее.
Дни идут за днями - обещанное забывается. Воспитатели на Мор нахвалиться не могут на девушку, ее словно подменили. Тихая стала, задумчивая. Печальная немного, так печаль иным девицам к лицу, и уж ей-то шла. И приемные родители говорят:
- Повзрослела.
А соседи говорят:
- Перебесилась.
Дети же приговаривают:
- Скучная стала. Взрослая.
А тут настоящий отец, король Аэд, занемог. Впервые за год, велел младшую дочь привести. Страшно ей стала, о пророчестве всмомнила. Побелела, как береста, в пол смотрит, как ива плакучая.
Король ее разглядывал. Пристально. Ищуще. Потом отвернулся, бросил:
- Не похожа! И пятой части того, что в матери было, в ней нет. Пусть уйдет.
И Мор увели. Через неделю Аэда не стало. Приходит королевна с поминок - на постели ее баньши устроилась. С ногами! Обувку, правда, сняла.
- Дождалась? - спросила Мор. - Так и знала, что ничего, кроме смерти, женщина из холма не напророчит... Но иди стенать к себе в холм! Видишь, у меня глаза сухие. Настоящих не выжала, а лук - это бесчестно.
- Отца твоего найдется кому оплакать и без меня, - откликнулась красная, - мой же стон по тебе. Но я не выпускаю несчастье!
- Да сколько можно! - вскричала девушка, - Лучше пусть самое страшное случится поскорей, чем ждать да терзаться!
- Слабая ты, - говорит баньши, - но раз сама просишь... Быть по сему. Мне ведь тоже держать беду за ворот ох и не легко!
И кулаки свои, до синевы сжатые, раскрыла. Аж ладошки вывернула. Тут бы Мор и взглянуть, что за зло на волю вырвалось - да не смотрит она на руки сиды.
- Ай-ай! - кричит. Да выскочит во двор! Да как прыгнет через вал! А раз внутренний, высокий, королевский перескочила - что ей остальные валы, прочих-то благородных сословий?
Услышали ее крик братья, родные да по приемной семье. За мечи похватались, бросились - кто баньши ловить, кто сестру искать. Да и то, и то - без толку. А вслед за Аэдом и Мор из Лохлейна, троица ради, и удача ушла. Родичи-Эоганахты стали свариться, кому Мунстером править. И если те, что из Айне, пока молчали, то те, кто из Кашеля, объявили: очередь правления пятиной за ними. И на всякого, кто не признает королем Мунстера Фингена Кашельского, они поднимут копье и раскрутят пращу.