собственно говоря, в текcте довольно понятно написано, что деревня выросла возле скалы с пещерой, в коей первоначально и ютились  беженцы первые пару лет. а уж потом оная пещера служила общинной кладовкой с "предбанником" в виде общинной же избы.
ps у оной пещеры  - два выхода. через второй все и смылись
другой вопрос, что  на Си текст довольно старый.

Отредактировано Бьярни (08-01-2010 23:03:04)

Бьярни
В общем тексте не заметил... Мне там вообще, показалось что все сбегли в другую деревню, которую было легче оборонять, и там уже были и скалы, и прочее... А "пещерные подробности" про первую, я как-то пропустил...

поехала выкладка: глава №1  надеюсь, что Final edition
***

- Вы же понимаете, Василий Михайлович, в вашей ситуации, - нет изменений к худшему - уже хорошо. Пожилой, изнуренный человечек  в старомодном, с завязками на спине, хирургическом халате грузно сидел у изголовья оплетённой различными трубками и датчиками кровати.Сухонькая рука врача, с длинными и подвижными, словно костистые щупальца, пальцами, какие бывают лишь у настоящих, от бога, хирургов, акушеров или музыкантов, ободряюще легла на лопатообразную кисть лежавшего в койке человека.
–Вам, батенька, вообще надо , по большому счету, в церковь сходить , как оклемаетесь, -  свечку поставить, ибо, на моей памяти, после такого никто не выкарабкивался. Да ещё и в вашем возрасте…
- И на чем вы мне прикажете туда идти, доктор , сами же давеча мне ногу оттяпали, да и в теле легкость нездоровая, - от наркоза всё ещё не отошёл, но нутром чую – многого не хватает. Скажите лучше правду - что еще, кроме ноги, отрезать пришлось?
- Сами смотрите, -  тяжело вздохнул доктор. - Коленька, - повернувшись к ловившему каждое слово своего кумира юному аспиранту - будь добр, подай мне медкарту  Василия Михайловича.
Получив запрошенное, врач взвесил в руке увесистую паку:
- Вот, пожалуйста:  Вы человек бывалый, военный; думаю, вам ситуацию лучше сразу всю обрисовать: нога, правое легкое, множественные разрывы кишечника, три ребра. Кроме этого, пришлось кое-какие нервишки сшивать …  - длительная, тоскливая пауза, завершившаяся усталым вздохом  - И как ты, мил человек, в живых остался, я, ей-богу, до сих пор в толк не возьму: одних шариковых картечин, которыми эти звери свою адскую машинку начинили, штук двадцать из тебя наковыряли….
Пациент  в койке сглотнул комок, подступивший к горлу:
-Это что же,  - как в песенке выходит, где «если все это осталось, тогда что же ушло»? Я вообще хотя бы  ходить кроме как под себя буду? – Врач печально- ободряюще хмыкнул:
- Всё бы вам, героям, хиханьки… Будешь ты ходить, будешь, только вот хреново и не далеко, тут уж извини – по другому не получилось.
Серовато-землистое лицо пациента чуть перекосило тщательно сдерживаемой гримасой душевной боли.
- Оставьте меня, пожалуйста, я хочу побыть один, а у вас, поди, еще других подопечных море…
Доктор покачал головой:
- Да уж, в последнее время военно-полевая хирургия востребована, как никогда…
Опираясь на вычурную, затейливой резьбы трость, пожилой профессор-нейрохирург бодро поднялся со скрипучего, помняшего ещё самого Склифосовского стула в изголовье кровати, и , окружённый многочисленным сонмом свиты, царственно проследовал к выходу палаты интенсивной терапии, но, перенеся одну ногу за порог, остановился:
- А вы, голубчик, крепитесь:  вы у нас - настоящий герой…И , совсем тихо себе под нос:  -  А их-то у нас, я, грешным делом, думал, что уж и совсем не осталось….

***

Василий Михайлович Крымов, бывший майор спецназа ГРУ, сорок девять лет, вдовец, проживающий в Москве, ветеран десятков боевых спецопераций - куда только не заносила нелегкая судьба офицера одного из самых боеспособных спецподразделений бывшего СССР, да и нынешней России - бездвижно лежал на спине, вперив незрячий взгляд в трещинки на потолке. Перед его глазами проносились события его бурной, полной крови и событий, жизни.
За двадцать пять лет безупречной службы он умудрился побывать чуть ли не во всех во всех «горячих точках» мира, где были затронуты «стратегические интересы» его Родины, прослыл исключительным счастливчиком и мастером по выживанию  в практически любых условиях, еще в молодости заработав свою оперативную кличку – «Фартовый Вася».
Его недюженный профессионализм, помноженный на прямо-таки потустороннюю удачливость, позволяли ему, несмотря на активное присутствие в самой гуще событий, выходить без потерь из самых трудных переделок. Собственно говоря, он оказался одним из очень немногих, кто с подобным послужным списком умудрился дотянуть до заслуженной пенсии и выйти в отставку не по состоянию здоровья, а по выслуге лет.
Как говорят бывалые старики, никогда не знаешь, за каким углом поджидает тебя судьба - злодейка с твоей порцией пыльного мешка в руке. Для Крымова роль карающей руки судьбы сыграла безвестная террористка - смертница в московском метро.                   

Свежевышедший на пенсию по «полному календарику» в звании майора, Крымов с компанией, теперь уже бывших, сослуживцев, ехал домой в метро после прощальных посиделок в ресторане.       
Вошедшая в вагон женщина сразу привлекла к себе внимание Василия Михайловича – в ней чувствовалось что-то тёмное, отбрасывающее тень на всех окружающих. К сожалению, хорошо «расслабленное» и от того благодушное "– я, может быть, только жить начинаю - на пенсию выхожу", состояние Крымова, не дало ему возможности взглянуть на вошедшую с профессиональной точки зрения -  он лишь  мимоходом скользнул по необычной пассажирке взглядом, практически тут же выбросив её из головы. 
Полупустой поезд выскочил из туннеля на битком набитую людьми платформу очередной станции, и в открывшиеся двери хлынула волна пассажиров. Странная женщина медленно поднялась со своего места, и, подавшись навстречу толпе, рывком рванула крючки полушубка.
Когда пустой взгляд, с застывшей смертной тоской в глубине зрачков, вновь коснулся Крымова, у того вдруг все внутри оборвалось – так живо эти глаза напомнили ему виденное однажды в Центральной Африке.
Очень похоже выглядели накачанные до бровей наркотиками «добровольные» жертвы дикарей, приносимые в "дар богам" на людоедском пиршестве.
Тягучие, благодушно-созерцательные после мощного прощального застолья, мысли человека, отдавшего все долги в своей жизни и вышедшего на заслуженный отдых, все еще вяло текли внутри черепной коробки, но где-то, глубоко внутри его души, уже щелкнула пружина ассоциативной цепочки а душа, подстёгнутая впрыснутым в кровь адреналином, захлебнулась холодом интуитивной догадки.
…Откуда-то, словно со стороны, из словно чужого рта и легких, исторгается утробный полукрик-полурёв:
-Н-е-е-е-ет!!! - а сердце, дав короткий, на долю мига, сбой, уже рвётся из груди,  накачивая кровью его мощные, все еще крепкие, но совсем не те уже, мышцы,  рвутся в нечеловеческом усилии связки,  все равно  не успевая совершить необходимый рывок…
Еще  не осознавая разумом, что он делает, Крымов взметнулся со своего сиденья навстречу женщине.
Та ещё не успела расстегнуть последнюю, никак не желающую оторваться, пуговицу на воротнике, но взглядам опешивших пассажиров, находящихся на гребне ломящейся в вагон людской волны, уже открылась начиненная взрывчаткой жилетка – воспетый на все лады в криминально-бульварной прессе «пояс шахида». …
Лишь в последний момент, подёрнутые мутной плёнкой зрачки женщины полыхнули бешеной злобой:
-Аллах акба!!! …
… Сей же миг на нее всем весом своих ста тридцати килограммов тренированного тела рухнул майор, легко смяв собой террористку, глухо взвывшую откуда-то снизу попавшим в капкан зверем.
Перед ошалевшими пассажирами промелькнула массивная,в толстой зимней одежде кажущаяся ещё более огромной, отдающая густым «выхлопом» туша, которая подобно танку, раскатывающему в блин микролитражку, сплющила отброшенную ударом в угол между косяком двери и сиденьем вагона женщину, скомкав её тело в бесформенный комок черных тряпок.
Вливающаяся в вагон толпа, словно единый живой организм, выбрасывающая в проход между рядами ложноножки навьюченных баулами старух, на полусогнутых ногах спешащих утвердиться на немногих свободных местах, вздрогнула, стегнутая рёвом этого странного  громилы, на их глазах единым махом буквально втоптавшего какую-то пассажирку в пол.
- Все вон!!!
Это бомба!!!   
           
  ... Вспышка…
       
Огромного, далеко за центнер с четвертью, без капли жира, мужчину, закрывшего, как щитом, людей от мины собственным телом, сила взрыва, как тряпичную куклу,  швыряет на наконец-то рванувших назад из вагона людей…
По всему салону, взвизгивая при рикошете от поручней, смачно чавкая при столкновении с живой плотью, дробя в клочья икры и щиколотки обезумевших, визжащих и вющих от страха и боли двуногих, что в тщетной попытке убежать  от смерти топчут друг друга, летят стальные шарики из щедрой рукой отмеренной начинки взрывного устройства.
В углу, образованном боковиной сиденья и закрытой потертой дверью, с криво намалеванной надписью на стекле, которую какой-то шутник укоротил, сцарапав часть букв, до « не п...ис…яться», осталась лишь кучка окровавленных черных лохмотьев.
…Крымова спасли лишь опыт и нечеловеческое везение.
Лишь чудом и везением, помноженным на огромный опыт, можно объяснить то, что смертница, сбитая им с ног в отчаянном слепом рывке, завершившемся мощным броском, упала именно лицом вниз, накрыв собственным телом основную часть взрывчатки. Везением была и толстая, купленная по случаю в Монголии, дубленка, «тулупного» типа; дубовая, словно кираса – «той» еще ,«совковой» выделки, надетая им по причине сильного мороза на улице на толстый, домашней, теткиной вязки, свитер. Плотная одежда смягчила удар и ослабила убойную силу осколков, уже прошедших в большинстве своём сквозь цыплячью грудь худосочной горянки…

***
Пол года спустя из дверей Института Склифосовского вышел, сильно хромая, седой сгорбленный человек с молодым еще, но сильно посеченным шрамами, лицом.  Опираясь широкой, совсем еще недавно полной сил, а теперь старчески дрожащей лапищей, на вычурную, черного дерева инкрустированного слоновьей костью, резную трость- подарок московского мэра - он  медленно,тихо поскрипывая роскошным, изготовленный на пожертвования благодарных москвичей у лучшего мастера, протезом,  побрел в сторону видневшейся неподалеку остановки маршрутных такси

Отредактировано Бьярни (12-01-2010 18:50:33)

именно микролитражку - на ютубе много подобных видео - то "горбатого" захарку Т-80-м раскатают, то смарта в дерьмо "абрамсом закатывают. обычно под термином микролитражка понимаются машинки с мотором до 1 литра.

зразу прода - в ней я пока не нашёл чего дополнять и править:

***

….Лика Гжинская, дочь известного в Москве бизнесмена Генриха Гжинского, высокая, стройная девица с ногами, как говорится, «от зубов», со скучающим взглядом грызла яблоко на ступенях одного из учебных корпусов МГУ, когда перед крыльцом с ужасающим  визгом  шин, остановился новенький Wolkswagen Tuareg   тюнинговой версии от модного ателье, принадлежавший ее давней пассии - сыну одного из туркменских нефтяных царьков - Мураду Рашидбаеву.
Крыша автомобиля заметно вибрировала от децибел, выдаваемых бортовой аудиоустановкой.  За решеткой радиатора взмаргивали синим и красным проблесковые маячки, которые, не смотря на частые и грубые нарушения правил дорожного движения его владельцем, в купе с дипломатическими номерами, создавали полную «невидимость» автомобиля в глазах столичных работников ГИБДД.
С тихим шелестом автоматического привода приоткрылось одно из окон, выпустив облачко сладковатого дымка, в котором запросто можно было определить «Тысячу и одну Ночь» - весьма популярный в среде «золотой» московской молодежи легкий наркотик из смеси гашиша, опиума, и ароматических восточных травок, обладающий, кроме наркотического, еще и сильнейшим афродизиачным эффектом. В окно высунулось смуглое, холеное лицо с ярко сияющей белозубой улыбкой:
- Ну что, красивая, поехали кататься?!
Лика, не глядя на говорившего,  потянулась плавным кошачьим движением:
- Знаю я ваши катания: каждый кобель норовит под юбку влезть бедной девушке. Она, грациозно поводя бедрами, приблизилась к распахнувшейся дверце и картинно, словно в раздумьях, замерла рядом, положив холеную ручку на крышу машины и мягко поцокивая лакированными коготками с тысячедолларовым маникюром по гладко полированной крыше.
– И что мне с этого? Катайся с ними, трать на них свое драгоценное время, у меня, между прочим, еще две пары и зачет на носу…
- Ай, какой зачет, какие пары, я себе белый яхта купил, отметить нада (когда Мурад был слегка нетрезв,  в его речи прорезался сильный азиатский акцент).
Сальный взгляд «царевича» влюбленно пожирал ладную фигурку девушки:
- И тебе подарок есть - специально для тебя из дома заказал, сегодня  прислали - Мурад вытянул унизанную перстнями руку – меж его пальцев, сияя золотом и звеньями  вставленных самоцветов, переливалась, словно живая,  сапфировая змейка- браслет.
Весь напускной лоск и неприступность  вмиг слетели с лица девушки: испустив счастливый визг, та кинулась на шею довольно усмехавшегося азиата:
-Мурадик!!!  Милый!
Наблюдавший  все это в открытое окно курилки огромный, диковатого вида бритоголовый парень с толстенной золотой цепью на бычьей шее, покачав головой, мрачно сплюнул на пол:
- Понаехало тут зверья всякого, баб наших за цацки направо и налево имеют, а они, дуры, -  рады стараться… 
- Твою мать!!! 

…Туарег же, дымя резиной и повизгивая на крутых поворотах, уже несся прочь прямо по тротуару, распугивая и заставляя шарахаться  в стороны проходящих мимо студентов и степенно прогуливающихся старичков-преподавателей.
       

…Улыбающийся  Мурад, под  громкое, отдающее во внутренностях, уханье музыки, восторженно глядел на сидящую рядом с ним девушку, он до сих пор не в силах поверить, что эта роскошь принадлежит ему. И в самом деле: на первый взгляд, во внешности Лики не было ничего особенного - наоборот, многие земляки Мурада, мельком увидев ее на фотографиях, плевались: вот, мол, воистину, как говорят эти гяуры, любовь зла - тощая оглобля; мало того, что синеглазая ( - Вай, дурной знак, каждый на Востоке знает!), так еще и на полторы головы выше сына дражайшего Селима Ниязовича.
Длинноногая и голенастая, словно цапля, и,  в свои восемнадцать лет, все еще по-мальчишечьи угловатая, с лицом, отличавшимся какой-то необычной, не от мира сего, далекой не только от азиатских, но и от европейских стандартов, красотой,  она вызывала у его земляков,  традиционных любителей роскошных женских форм, при заочном знакомстве, как минимум, сильное недоумение.
Но было при всем при этом в Лике Гжинской то нечто неуловимое, присущее лишь безвозвратно вымершим в наше время роковым женщинам из дореволюционных романов, да еще, быть может,  холеным, жутко породистым кошкам.
То, что заставляло практически всех мужчин, хоть немного пообщавшихся с нею лично, бросаться к ее ногам пачками.
От ощущения обладания чем-то недоступным большинству обывателей, гордую душу прямого потомка одного из самых грозных и свирепых басмачей Туркестана, захватывало непередаваемое чувство лихой удали, заставлявшее все сильнее вжимать педаль в пол.
Мимо мелькали светофоры и перекрестки. Мурад счастливо улыбался, вдыхая дым  раскуриваемого Ликой «косячка» и пялился осоловело-оловянным взглядом на дорогу.
Потеряв под воздействием плавающего сизыми кольцами по салону дурмана, какое-либо чувство стыдливости, девушка все сильнее прижималась к парню, жарко дыша ему в ухо и томно скользя руками по прикрытому лишь тонким шелком сорочки рельефному торсу.  Опуская жадно шарящую руку все ниже и ниже, Лика, наконец, задержала ее на пряжке ремня…

…Когда сидящая рядом девушка склонила голову вниз,  Мурад, итак находившийся на грани полной невменяемости, ощутив смыкающиеся на своей плоти жаркие девичьи губы,  совсем потерял рассудок – по мере нарастания наслаждения, он сначала непроизвольно вдавил педаль акселератора в пол, а затем, достигнув пика, дико заревел и на секунду потерял управление ситуацией.
Этого хватило, чтобы несущийся на скорости сто шестьдесят километров в час турбированный  джип вылетел на встречную полосу…

…Последнее, что увидел в своей жизни  содрогающийся от ужаса пополам с оргазмом Мурад - перекошенное от страха лицо водителя  летящей им в лоб маршрутки….