всем спасибо за тапки.
полностью правленный итоговый вариант Пущи:
Два дня спустя, когда мы углубились непосредственно в саму Дикую Пущу, я уже готов был поверить его словам насчет полной неестественности и дьявольского происхождения данного леса - ни Уссурийская тайга, ни Амазонская сельва, ни американские рощи мамонтовых деревьев и близко не лежали рядом с тем, что открылось нашим взорам.
На высоту не одной, наверное, сотни метров, уносились чудовищные стволы - двадцати метров в ширину и Бог знает скольких в высоту, оплетенные лианами. У лежащих на земле корней, напоминающих перекрученные меж собой составы сросшихся вагонов, царила практически полная тьма - днем слегка сероватая, а ночью - озаренная мертвым светом гниющей листвы и светящихся грибов, густо покрывавших гроздьями своих плодовых тел гниющие пни и лежащие на земле громадные бревна. Происхождение этих бревен мы чуть не познали на собственной шкуре, когда, в один «прекрасный» миг, совсем рядом с нами рухнул чудовищный ствол. Бревно, сделавшее бы честь любой земной роще гигантских деревьев, вонзилось в вязкую, наполненную трухой и перегноем почву, расплескав далеко вокруг комья поднятой ударом полужидкой хляби из-под корней. Нас окатило дождём жирной, вонючей жижи, кишащей противными белесыми личинками. Все те огромные, в пять-десять обхватов, гниющие бревна, торчавшие и валяющиеся там и сям среди поистине гигантских стволов, увязнув в толстом слое сочащейся влагой и мертвенно светящейся древесной трухи, как оказалось, были всего лишь обломившимися с гигантских стволов сучьями…
Непосредственно по земле, идти не было никакой возможности - ноги мгновенно увязали в радостно чавкающей под ногами при каждом шаге, пытаясь снять с ноги обувь, грязи. А дальше, когда мы ещё глубже забрались под сень леса, вершины которого постепенно исчезли из виду, то влажную, глинистую почву сменила покрытая тонким слоем плесневелой трухи полужидкая, пыхтящая тленом и зловонием, масса, поверхность которой, подобно содержимому прогретой летним солнцем выгребной ямы, постоянно шевелилась от миллионов копошащихся в этой гнилой куче древесно-лиственного компоста мерзкого вида червеобразных тварей.
Вступая под своды этого реликтового образования, я думал, что встреченные нами в начале пути двадцатиметровые в обхвате монстры - это гиганты. Как же я ошибался... - в сравнениями с патриархами центральной Пущи это были всего-навсего молодые растения подлеска.
Не имея возможности двигаться дальше по земле, мы были вынуждены с адским трудом перебираться с корня на корень или брести по параллельным земле толстым сучьям, которые, располагались относительно низко - всего двадцать-тридцать саженей от поверхности трясины. Эти сучья, своеобразные подпорки гигантских центральных стволов, растущие от центрального корня во все стороны, образовывали собой многокилометровую, густо переплетённую сеть своеобразного второго яруса Пущи. Являясь отростками от основных стволов, подобно воздушным корням земного баньяна, тянущимся далеко от материнского растения, чтобы укорениться, они служили здесь протоптанными звериными тропами. Так мы и ползли потихоньку, постоянно оскальзываясь на заросшей влажным мхом коре и каждую минуту рискуя рухнуть вниз.
С заоблачных, в буквальном смысле слова, высот - кроны этих нереальных растений почти всегда были скрыты в медленно плывущем над головой и густом, словно кисель, тумане - когда крупными каплями, а когда и целыми потоками, журчащими водопадами струясь по неровностям коры, низвергались потоки ледяной воды.
Ещё в первый день, когда мы только входили под влажный сумрак этой чудовищной оранжереи, я потихоньку начал осознавать, что даже моё хвалённое чутьё направления в таких условиях может нас подвести. Поэтому, на ближайшем привале я выпросил у Миоры иглу и соорудил простейший компас, воткнув её в кусочек коры, погруженный в плошку с водой. На наше счастье, местное железо имело слабые магнитные свойства – это я подметил ещё в самое первое утро моего пребывания в этом мире и в этом теле, когда счищал с лезвия подобранного клинка налипшие на него ржавые крошки.
Сколько раз мы возносили молитву благодарности провидению, надоумившему нас, кроме всего прочего, взять с собой из припасов разрушенного обоза легкие кожаные плащи, безмерно выручавшие нас среди этой сырости.
Сильно беспокоила воспалившаяся рана на голове Хлои: к исходу второго дня он уже не мог идти, и его пришлось посадить на спину Хропля – рыцарской верховой зверюги лана Варуша, до того везшей малышек Ани и Кариллу, укутанных одним плащом на двоих. Девочек пришлось взвалить себе на спину, так как Хропль, несмотря на свои чудовищные когти, которыми ему ловко удавалось цепляться за малейшие шероховатости дороги, оступившись на одном из корней, захромал, и теперь еле волок на себе наш багаж, плюс бредившего в горячке Хлои.
Очень много времени уходило на поиски ведущих в нужном направлении ветвей – из десятка выбранных для продолжения пути отростков лишь один-два позволяли перейти на следующий ствол, а остальные или заворачивали в сторону, или оканчивались тупиками, зарываясь в землю. Пару раз даже, не найдя подходящего пути к следующему стволу, приходилось спускаться в самый низ, к вечно хлюпающему и кишащему всякой гадостью подножию леса, и гатить себе путь в нужном направлении, бросая в грязь импровизированные фашины из увязанных кусками лиан сковырнутых от стволов кусков коры и легкоотламываемой подгнившей древесины.
Но всё когда-нибудь кончается – кончилось и это жуткое царство гигантских растений. На пятый день пути, уже совсем было отчаявшись найти дорогу среди хаотического переплетения ветвей второго яруса, мы набрели на лежащий на боку в нужном нам направлении остов упавшего основного ствола, проломившего в густой чаще боковых отростков огромную просеку.
Чёрт возьми, - эта лежащая на боку коряга была натуральным проспектом, позволяющим ехать по нему в ряд не менее, чем четырём танкам. Когда мы добрались до верхушки этого древесного левиафана, то вдали, сквозь участившиеся в строю гигантских деревьев прорехи, стала видна блестящая в лучах солнца поверхность какого-то водоёма.
Этого давно следовало ожидать - чем ближе к центру Пущи мы забирались, тем более сырой становилась почва, пока пыхтящая трясина постепенно совсем не скрылась под слоем тёмной воды.
Очевидно, здесь находилось самое низменное место в долине, и стекавшаяся с окольцовывающих огромный котлован холмов вода за сотни веков образовала здесь широкое озеро. По мере поднятия уровня воды, пусть долина и огромна, но естественного оттока из неё нет - стволы растений, росших по его берегам, как земные мангровые заросли, сначала пытались вознестись повыше, широко раскинув в стороны гигантские ходули боковых подпорок, но затем, не в силах откачать корнями и испарить в атмосферу столько влаги, медленно умирали от недостатка кислорода, отдавая территорию враждебной им среде.
В один прекрасный день, выбравшись на очередной полого опускающийся теперь уже к воде, а не к земле, сук, в стала видна широкая гладь открытого пространства – мы вышли к западной границе Пущи.
Благо, отколоть широкий – примерно пять на три метра, кусок коры от засохшего ствола оказалось не таким уж и трудным делом. На получившемся плоту мы разместились всей компанией без особых проблем со всеми пожитками.
Путешествие по воде, когда за шиворот больше не хлещет привычный холодный душ, да при ясном солнышке, что сквозь прорехи в утративших листья умерших кронах лесных великанов то и дело бросает к воде широкие столбы света - в сравнении с карабканьем по скользким и петляющим, как обкурившийся удав, стволам, показалось нам полной синекурой. Неспешно, но намного быстрее, чем пешим ходом, мы плыли, используя вырубленные перед спуском плота на воду в верхнем ярусе шесты где в качестве багров, а где и как вёсла, по широким каналам-просекам, оставленным рухнувшими в незапамятные времена в воду стволами.
Периодически приходилось причаливать к затейливым, беловатыми кораллами торчащим там и тут облезлым скелетам задохнувшихся под неуклонно поднимающейся водой мёртвых деревьев – оправиться и поискать чего съедобного. Там же, если дело было к вечеру, устраивали ночёвки и готовили скромный перекус.
Торчащие над тёмной, цвета настоянного чая, поверхностью озера, подобно костям доисторических чудовищ, останки гигантских деревьев служили великолепным субстратом для нормальной растительности – в разломах выгнивших стволов и пазухах сучьев, укоренившись в нанесённой за века почве, густо сдобренной медленно перегнивающей в труху древесиной, как только сквозь прорехи в верхнем ярусе стало проникать достаточно света, стали встречаться целые рощи обычных, нормального размера, деревьев. Чаще всего это были аналоги земных лещины и бузины, с немногочисленными вкраплениями дуба и рябины, зеленеющие диковинными арками висячих садов. Их населяли мириады питающихся орехами, желудями и ягодами грызунов типа нашей белки, и наглых голубеобразных пернатых, усердно бомбардирующих всё приближающееся к своим владениям ливнем вонючего и крайне едкого помёта. Попав пару раз под массированные налёты «вражеской авиации», мы быстро разработали комплекс мер противовоздушной обороны. Ответные «боевые действия» - в виде активного размахивания над головой длинными ветками с ободранными, чтобы ускорить взмах, листьями, а так же отесанными в виде узкого весла гребными шестами во время сиих «налётов», позволяли не только отогнать галдящую и гадящую стаю в сторону, уберегая таким образом одежду от внеочередной стирки, но и неплохо разнообразить рацион. Редко какое нападение пернатых разбойников на наше плавсредство обходилось противнику менее, чем парой-тройкой упитанных тушек, с гордостью вылавливаемых по завершению налёта из воды чрезвычайно гордыми собой «зенитчиками». Не смотря на приближающуюся осень, стояли великолепные солнечные дни, и наши частые походы в густые заросли, растущие на встречных «островах» никогда не были напрасными.
Трудности возникли лишь когда мы подошли к противоположному берегу – его, как такового, не было. За относительно неширокой – пару-тройку километров, полосой чистой воды (по всей видимости, в этих местах глубины были особенно велики) сплошной стеной возносились на не одну сотню метров вверх обрывистые скалы, о подножия которых мерно грохотали разогнанные ветром волны.
Многочасовый дрейф вдоль скал, благо, ветер был попутным, наконец, вынес наш плот к широкой каменистой осыпи, относительно полого спускающейся к воде. Это был шанс, и мы не преминули им воспользоваться – последний рывок, натужная, изматывающая гребля и уже к вечеру желающие могли взглянуть на пенным тёмно-зелёным валом вздымающуюся к облакам в лучах заката Пущу с вершины береговой скалы.
Отредактировано Бьярни (12-03-2010 08:34:02)