Оть

Часть 1. Судьба-злодейка.

1. Жизнь ради смерти.

Небо сеялось противным дождиком, пропитывавшим каждую ниточку вернее всякого ливня. Словно не июнь на дворе, а промозглый октябрь. Дорога превратилась в вязкое болото, в котором недолго оставить даже самые надёжные сапоги… Вот в такую «милую» погодку, помнится, застрял однажды сопровождаемый им герцог посреди чистого поля, и – ни взад, ни вперёд. Будь карета запряжена ломовыми лошадями, вывезли бы. Но многотысячные чистопородные красавцы встали намертво, боясь переломать точёные ноги…
Жан-Пьер поёжился. Деньги деньгами, но мокнуть, словно бродячая собака – увольте. С чего это нанимателю вдруг понадобилось избавляться от своего врага именно сегодня? Ах, да, жертва завтра собирается выезжать в Монпелье. Зарезать человека в Париже стоит недёшево, а ехать за ним в провинцию выйдет ещё дороже. Если Жан-Пьер упустит этого типа, то дорога за счёт исполнителя, а не заказчика, всё правильно. Война давно закончилась, наёмники пока никому особо не нужны. В телохранители бы пойти, да пока он отлёживался после ранения, все хлебные места расхватали более удачливые коллеги, а купеческий товар в дороге охранять – такая скукотища… Но кушать-то хочется, желудок не обманешь. Приходится зарабатывать тем, что Жан-Пьер умеет получше других.
Впрочем, ему по большей части всё равно, кого и за что убивать. Один человек замолчал навеки, от второго Жану-Пьеру за это проистекла некая толика золота. Кому от этого стало хуже? Ну, разве что первому, который замолчал. Да и то, на небесах ведь вовсе даже неплохо, а за насильственную смерть с бедолаги спишут кое-какие грешки. Тоже хорошее дело. И Жан-Пьер сможет какое-то время не думать о хлебе насущном. Правда, временами возникала вредная мыслишка насчёт праведности подобных денег, но, здраво рассудив, он пришёл к выводу, что в его случае два-три лишних греха на душе дела уже не испортят. Ведь за свои тридцать семь – почтенный возраст, редко кто из наёмников вообще доживает до таких годов! – он успел накрошить кучу народу. Войны, войны, войны… Жан-Пьер не уставал благословлять нынешний порядок вещей. Пока на свете существуют короли, таким, как он, всегда найдётся место под солнцем.
Жизнь ради смерти. По нынешним временам – очень даже неплохое занятие, хоть и предосудительное. Обыватели… Что они понимают? Что они видят в этой жизни, кроме своих сварливых жён, кучи сопливых детей, уютных конурок и родной улицы? Вот он – да, он повидал всю Европу и даже успел сплавать в Новый Свет, где тоже какое-то время наёмничал. Он служил трём королям и четырём герцогам, папе римскому и штатгальтеру Голландии, удостоился похвалы самого Тюренна. Но, в отличие от обывателей, не имеет ни крыши над головой, ни семьи… А впрочем, в гробу карманов нет. Живи хоть в хижине, хоть во дворце, всё равно смерть уравнивает всех. И Жан-Пьер служил этой беспощадной госпоже, как умел.
Только раз за всю свою карьеру он не исполнил заказ. Не поднялась рука на женщину и ребёнка, которые волею судеб оказались единственным препятствием между богатым поместьем и титулованным мерзавцем. Чем дело кончилось? Жан-Пьер не любил о том вспоминать. Надо было сразу кончать ублюдка, а не корчить из себя благородного, презрительно возвращающего нанимателю задаток. После чего незадачливый наёмник добрый месяц отлёживался в своём закутке, а заказчик был свято уверен, что избавился от опасного свидетеля… Избавился, как же! Впрочем, вряд ли он успел разглядеть, кто воткнул ему в ухо дьявольски острое трёхгранное лезвие. Но Жан-Пьер усвоил жестокий урок: показное благородство до добра не доводит. Плевать, что думают люди. Главное – что думает на сей счёт Господь, самый непредвзятый и неподкупный из судей. И с тех пор не брался за заказ, пока не вызнавал о предполагаемой жертве всё существенное. Всевышний же в виде благодарности больше не посылал Жану-Пьеру столь серьёзных испытаний – все, кого он за последний год спровадил к праотцам, вполне были достойны адских сковородок, даже при том, что наниматели тоже отнюдь не ангелы с крылышками. Взять хотя бы нынешнего… гм… нынешнюю жертву. Выкрал некие документы, что позволило ему безнаказанно оболгать соперника перед судом и разорить его дотла. Теперь братец оболганного, не имея возможности расквитаться законным путём, нанял убийцу. Жана-Пьера.
«Чёрт возьми, где Матюрен?»
Слуга, посланный в разведку, давно уже должен был вернуться. Нет, Жан-Пьер не доверил этому малому и десятой доли своего замысла. Ещё чего – доверять слуге подобные вещи! Матюрен должен был разузнать, в какой из комнат квартирует искомая особа, и с этими ценными сведениями вернуться к господину. Всё. Чего же он там копается? Пока вернётся, хозяин до костей продрогнет и обязательно сорвёт злость на слуге. Охота ему под кулаки подставляться?.. Хотя, вон, кажется, идёт. Покачивается – ни дать, ни взять, добывал нужные сведения, напиваясь со слугами жертвы. Что ж, за это он вполне заслужил прощение. Кулаки отменяются.

- Он снимает две комнаты на втором этаже, в дальнем конце коридора. Окна выходят на двор.
- Уверен?
- Я самолично дотащил его пьяного лакея до дверей.
- Ладно. Отправляйся назад, только не мелькай у трактирщика перед глазами. Если этот тип вздумает съехать раньше времени…
- Я знаю, что делать, сударь.
Матюрен действительно хорошо знал, что делать. Потому Жан-Пьер был абсолютно спокоен. Теперь жертва никуда не денется. Остаётся самая малость: дождаться темноты – хотя, погодка такая, что и днём было темно, как в сумерки, а в сумерках вообще всё вокруг расплывалось мокрыми пятнами. Единственное, что его беспокоило – вытаскивая оглушённую и связанную жертву, он не сможет не наследить. Утром или ранее, но слуга всё же хватится господина, а сыск в Париже, не в пример иным городам, был на высоте. Ну, да Бог с ними. К тому времени, как люди месье де Ла Рейни начнут раскручивать связи похищенного, дабы выявить причастных к преступлению, Жан-Пьер будет уже далеко. А жертва… Что ж, если этот господин не пожелает умереть в честном поединке, хоть и вдалеке от любопытных глаз, он… просто умрёт. Ибо деньги за его смерть Жан-Пьер уже получил. А совесть – да, да, совесть убийцы! – упорно молчала. Это не безвинная вдова с ребёнком. Это торгаш, на совести которого уже имеется загубленная судьба. А возможно, и не одна.

Дождь внезапно усилился, причём, в самый неподходящий момент – когда Жан-Пьер, срезая угол, шёл через пустырь. Ударил звонкий, близкий раскат грома. «Только грозы мне не хватало», - подумал он. Конечно, гром должен заглушить все звуки, когда он будет вскрывать оконную раму. Но мало что Жан-Пьер не любил так, как грозу… Обугленная коряга в оплавленных доспехах, в которую у него на глазах превратился старый боевой товарищ… Взорвавшийся бочонок пороха, убивший двух канониров… Раскисшая дорога, полупустой мешок за плечами, старый плащ и мысленное пожелание, чтобы следующая молния угодила прямиком в башню папенькиного замка… Расколотый надвое старый дуб, под которым сидели двое мальчишек – два сводных брата, законный и незаконный сыновья владетельного барона. Законный батюшкин отпрыск давным-давно отирается в Версале при особе его величества, даже заикание, полученное под тем дубом, не помешало. А незаконный уже больше двадцати лет не знает, где придётся ночевать назавтра… Впрочем, незаконным Жан-Пьер себя не считал. Разве отец не признал его? Разве не воспитывал в своём доме наравне с Жаном-Франсуа? А стоило один раз попросить у папеньки денег, как он тотчас указал на порог. Выгнал сына, прижитого от вдовы кузнеца: мол, знай своё место… Жан-Пьер, с тех пор лишившийся права прозываться отцовской фамилией, ничем, впрочем, её не посрамил: славу рыцаря ножа и кастета, равно как плаща и шпаги, он зарабатывал точно так же, как и его далёкий предок семь столетий назад. Только, в отличие от предка, служившего Гуго Капету, у Жана-Пьера было слишком мало шансов основать собственный дворянский род. Времена не те. И люди тоже.
Новый удар грома заставил битого волчару-наёмника перекреститься. Теперь бы миновать пустырь поскорее, пока земля под ногами окончательно не превратилась в вязкую глинистую жижу. Так недолго не только хороших сапог лишиться. Чем меньше он оставит следов в комнате жертвы, тем лучше… Дождь припустил так, что превратился в стену воды. «Чёрт, чёрт, чёрт! – Жан-Пьер торопливо побежал к старому ободранному навесу – переждать ливень, который (он хорошо знал по опыту) скоро должен утихнуть. – Эдак я упущу цель, пока буду тут топтаться!»
До навеса было всего двадцать шагов, когда небо над головой Жана-Пьера вдруг выстрелило целым веером молний. Полосующие тьму вспышки словно окружили незадачливого наёмника, а гром был такой мощи, что отнялся слух. Жан-Пьер перестал слышать и шум ливня, и чавканье грязи под ногами. «Добегался, приятель, - мелькнула совершенно спокойная мысль. – Вот и пришло время ответить за всё». Время остановилось. Сошедшие с ума молнии словно окружили стоявшего столбом мокрого человека. Ещё одна, совершенно запредельная вспышка, чудовищный грохот… и время потекло как прежде.
Только человека на пустыре уже не было.

Жду тапков