Алексей. 1942

Судя по карте, позаимствованной у пилота, Белугин находился сейчас на расстоянии примерно пятидесяти-семидесяти километров от линии фронта. В принципе совсем несложная задачка рассчитать своё местоположение, зная маршрут полёта, скорость «шторьха» и время в пути. Хорошо бы, конечно, перелететь к своим, но… что-то, видать, у Ведерникова пошло не так – а может он попросту перестал себя контролировать – и маленький самолётик получил серьёзные повреждения: удивительно вообще, что не шмякнулся оземь сразу, как только Алексей разобрался с немцами и добрался до штурвала. Впрочем, и без того пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы заставить дрожавшую всем телом машину слушаться управления.
Приземление, правда, вышло достаточно мягким. В самый последний момент Алексею удалось разглядеть более-менее пригодную площадку. Отделался лёгким испугом и ещё парой-другой ссадин, в придачу к полученным ранее от Бучнева. Не самая большая плата. Комиссару же, равно как и фрицам, было всё равно.
Даже зная, что немцы ой как не любят шляться куда бы то ни было по ночам, Белугин постарался поскорее уйти от самолёта. Сноровисто обыскал трупы лётчиков, разжившись двумя браунингами, больше известными в люфтваффе как «pistole 620(b)», парой запасных обойм, хорошими швейцарскими наручными часами с встроенным компасом и фосфоресцирующими стрелками, гранатой с длинной еловой ручкой, похожей на толкушку, которой хозяйки мнут варёную картошку, ополовиненной фляжкой с отличным французским коньяком и надломанной плиткой шоколада. Так же пришлось снять с пилота ремень с кобурой – белугинская портупея сейчас находилась далеко отсюда. Небось, Егорка себе прикарманил. Ладно, хрен с ним.
Собравшись, Алексей немного постоял возле тела Ведерникова. По-хорошему, следовало бы похоронить его по человечески, но времени на это не было. Да и подавать немцам сигнал, что кто-то остался в живых тоже не хотелось. Теплилась у Белугина надежда, что лётчики не успели связаться с начальством и сообщить, что везут не одного пленника, а двоих. По крайней мере, во время полёта он не слышал никаких переговоров по радио.
- Простите меня, товарищ комиссар! – Алексей покаянно опустил голову, но тут же встряхнулся, отошёл подальше и щёлкнул трофейной зажигалкой. Вспыхнувший огонёк весело поскакал по земле, жадно пожирая заботливо разлитый бензин, достиг «шторьха» и… Взрыв глухо ударил за спиной Белугина, торопливо бегущего прочь, мягко толкнув его воздушной волной.
«Будем думать, что фрицы решат, будто самолёт просто потерпел аварию, - рассуждал про себя  капитан, удаляясь от места посадки. – Три обгорелых трупа, полный комплект. Кто его знает, когда у сотника следующий сеанс связи – авось успею уйти подальше. Сейчас каждая минутка работает на меня. Только бы собак по следу не пустили. Так, отставить панику, лучше повторим всё, что рассказал Ведерников перед смертью!... Земля вам пухом, товарищ комиссар. - Настоящее звание Ведерникова Алексею было неизвестно и он мысленно обратился к своему погибшему товарищу так, как привык говорить в последние пару дней. Пара дней… надо же, прошло-то всего ничего, а сколько уже событий буквально спрессовалось в эти несчастные сорок с небольшим часов! – Я обязательно вернусь сюда, и мы похороним вас как надо!»

Пробираться по тылам немецких войск оказалось непросто. В прошлый раз, когда он шёл к своим в компании артиллеристов, всё выглядело несколько иначе. Белугин, не слишком подготовленный к полевой работе, всецело положился на своих неожиданно обретённых товарищей, благо роль лётчика надёжно охраняло его от ненужных подозрений. В самом деле, что требовать от пилота, оказавшегося по воле случая на земле?
Теперь же никто не помогал Алексею, и приходилось рассчитывать исключительно на свои собственные силы и навыки. Лихорадочно припоминая услышанное когда-то на лекциях, изученное во время многочисленных изнурительных тренировок, Белугин упрямо двигался на восток, старательно избегая встреч с фашистскими солдатами. А немцы буквально кишели повсюду. Капитан знал, что скоро они рванутся вперёд, пытаясь выйти к Сталинграду, перерезать Волгу и захватить Кавказ. И требовалось перейти линию фронта до начала этого наступления. Несколько раз Алексей просто чудом избежал столкновения с вражеским боевым охранением. В одном месте насторожившийся часовой даже полоснул из пулемёта в его направлении, но на счастье Белугина пули прошли над головой, прожужжав сердитыми шмелями. Решив не рисковать, он торопливо отполз назад.
«Вот бы сейчас сюда прибор ночного видения, - пожалел Алексей сам себя. – Пусть даже самый примитивный, самый простенький. Я бы тогда между патрулей как угорь проскользнул бы!»
За ночь удалось пройти километров десять. Когда небо начало сереть, Алексей поспешил отыскать себе подходящее укрытие – пытаться идти в степи днём было настоящим самоубийством. В конце концов, помыкавшись немного, он спрятался в высоком кустарнике рядом с длинным пологим спуском к какой-то безвестной речушке. Капитан прикинул, что гитлеровцы явно используют это место в качестве переправы – на это указывали многочисленные следы колёс и гусениц, а значит, можно было понаблюдать за их перемещениями, оценить активность на этом участке и, чем чёрт не шутит, попробовать разжиться транспортом. Соваться без предварительной разведки в воду он не рискнул – кто его знает, может здесь вообще всё заминировано.
Белугин решил немного поспать – силы, если честно уже были на исходе. Давали себя знать часы, проведённые в обществе сотника и его хлопцев и бессонная ночь. Съел, тщательно разжёвывая каждый кусочек, шоколадку, сделал пару глотков из фляги и, постаравшись хорошенько замаскировать своё ненадёжное убежище травой и ветками, забылся тревожным, беспокойным сном.
Проснулся он от рёва моторов. Осторожно выглянул. Метрах в ста от него шла к фронту колонна грузовиков «опель-блиц», в кузовах полно пехотинцев. Возле переправы появились две зенитные пушки, знаменитые ахт-ахт, с расчётами, наблюдатели напряжённо вглядываются в безоблачное синее небо, боясь прозевать русские штурмовики, чуть поодаль два огромных «бюссинга» под маскировочной сетью.
«Чёрт, даже не слышал, как они подъехали, - недовольно подумал Белугин. – Эк, меня разморило. Хорошо ещё, что никто из немчиков пока не добрался сюда. А что, приспичит кому-то облегчиться и поминай как звали. М-дя, не дотумкал я, а теперь поздно что-либо менять – начну отходить, враз заметят, за кустами-то прогал вон какой здоровенный. Что ж, остаётся надеяться, что засранцев среди них не найдётся, или поленятся сюда идти».
Наблюдая за деловито снующими туда-сюда фашистами, Белугин вдруг остро пожалел, что у него нет под рукой «винтореза». Бог знает почему, но нравилась ему эта архаичная машинка. Нравилась гораздо больше любой навороченной «гауссовки» или штурмового излучателя. В детстве отец как-то раз принёс им с братом пару этих раритетных винтовок и они с Женькой провели уйму времени, соревнуясь друг с другом в искусстве точной стрельбы на домашнем полигоне. Сколько заключалось всевозможных пари, какие эмоции кипели тогда. Да… где-то теперь братишка…
«Первым я бы снял вон того белобрысого ганса, - мечтательно прищурился Белугин, представляя в красках, как шестнадцатиграммовая пуля вышибает мозги тревожно озирающегося офицера в расстёгнутом мундире. – Ишь, вертится, прям как чувствует, что о нём думаю. Потом бы положил наводчика. Или нет, вон того здоровяка в синей майке с орлом на груди. Весело ему, гаду! Прямо в эту дохлую курицу со свастикой в лапах тебе и пальнул бы. А потом остальных - не торопясь, на выбор, как перепёлок. Эх!.. Тэк-с, а это что за явление Христа народу?»
К переправе, скрываясь то и дело в поднятых до небес клубах рыжей пыли, подкатили два полугусеничных бронетранспортёра «ханомаг» в защитном камуфляже. Остановились рядом с зенитками. Из головного выпрыгнул подтянутый высокий офицер в полевой форме СС. Подозвал к себе командира расчёта и оживлённо о чём-то заговорил с ним, активно жестикулируя и показывая в ту сторону, откуда приехал.
«Стоп, стоп, стоп! А не по мою ли душу эти молодцы? – обеспокоился Белугин, машинально пересчитывая видневшихся в кузовах солдат. – Двадцать два, двадцать три… И два МГ… Да нет, с чего вдруг они так быстро зашевелились. Хотя, если всё-таки связались с сотником… тогда плохо дело – бесконтрольное присутствие высокопоставленного чекиста в своём тылу они не потерпят. Слышать бы, о чём они говорят!»
- Дёрнешься, убью! – прошептал вдруг возле самого уха Алексея незнакомый грубый голос, а бритвенно острое лезвие прижалось к горлу капитана. Белугин замер, не смея шевельнуться, с ужасом чувствуя, как чужие руки бесцеремонно сдирают с него ремень с оружием.