Ночь. Темнота такая, что можно глаз выколоть. По-настоящему глаз выткнуть... Наткнувшись на ветку в буреломе.
Наверное, только русские люди умеют потеть в двадцатиградусный мороз.
А знаете почему?
Все просто.
Русский — это прилагательное. Он приложен к своей стране. Немец, англичанин, американец, француз — они существительные. Пока они существуют — существуют и их страны. Но убей немца — не будет и Германии.
Убей американца — не будет Америки.
Убей русского — не будет русского. А Россия останется. И другой русский придет... Через бурелом, через ночь, через сугробы.
И пот щиплет глаза, стекая из-под шерстяного подшлемника.
Темень такая, что видно только белеющий под ногами снег. Пять километров по бурелому за три часа. Почти каждый шаг — в перелет кустов. Пять километров — и котелок пота с каждого. И еще одна сломанная лыжа — бойца пришлось отправить обратно по следам. Гадство... А ведь надо вернуться с докладом к шести утра. Что там в этом Опуево?
Малеев сказал командиру разведгруппы, что — возможно! не более! просто возможно! - в Малом Опуево штаб какой-то там мекленбуржской дивизии.
Деревья внезапно стали расступаться.
-Дорога, командир! Зимник! - остановился внезапно Ваня Кочуров, тот который тропил снег последние десять минут. - Глеб, позырь!
Отделение рухнуло в сугроб, скрипнув снегом. А потом, сержант Глеб Клепиков пополз вперед. Рассмотреть — что там и как...
Глеб подождал в придорожных кустах минут пять. Тишина. Никого. Только звездное небо и тихое потрескивание замороженых веток... Тишина...
Сержант поднялся и боком — лесенкой переставляя лыжи — поднялся на дорогу.
-Наезженная. Машины ходят. И сани! - крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.
На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонки, а потом все более басовитый гул автомобиля.
Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение — он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине - «Стоп!».
Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.
Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось и немец грубо облаял десантника. Что он говорил — сержант не понял, разобрав только одно слово - «Идиёттен». Водитель даже не понял, что перед ним русский.
Глеб лениво подошел к дверце шофера и жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:
-Хенде хох, скотина нерусская! Ком цу мир!
А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол СВТ, нежно коснувшийся арийского носа.
Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил.  Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.
-Хлипкий какой... - сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.
А десантники уже спористо окружили легковушку.
Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем — какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.
-Вань, автомат забери...
Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему — начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи — маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар... Потом протянул мешок, лежащий рядом.
-Братцы! Консервы! Хлеб! - радостно крикнул кто-то из бойцов. - И шоколад!
Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:
-Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! - и трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.
Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.
-Чего он орет? - засмеялся Кочуров.
-Какать хочет... Вот и орет, - буркнул Клепиков. - Ладно, пошли.
-А этими что?
-Черт с ним. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него... Невзрачный какой-то старикашка.
-И водителя?
-А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини...
Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.
-Вперед, к Опуево! - скомандовал Клепиков. - Времени мало...
И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.
А утром — разведав подступы к деревне — бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошел с трофеями к капитану Малееву...
Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты — капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.
-Ну что, бойцы... Молодцы! Трофеи знатные... Особенно пистолетик. Награду заслужили...
-Да что вы, товарищ капитан... - засмеялись десантники. - Мы ж не ради награды...
-Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после  после разговора с комбригом.
Бойцы окаменели.
-Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел?  Капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.
-Расстрелять к чертовой матери этих шляп! - раздался голос Тарасова. Подполковник обошел строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил — кулаком с погонами — сержанта поддых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:
-Товарищ подполковник... - вмешался Мачехин.
-Товарищ комиссар! - взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.
-Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков.

Отредактировано Годзилко (16-08-2009 20:06:44)

Фон Вальдерзее покачал головой:
-И что... Их...
-Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
-Но... Но это же преступление...
-Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
Лейтенант откинулся на стуле:
-К счастью нет. Только слышал со слов пленных.
-Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, -  Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.
-Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал...
Лейтенант довольно усмехнулся:
-Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!
Тарасов засмеялся:
-Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!
-Николай Ефимович! - как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук «Ч». У него получалось - «Ефимовитч». - Ваши бойцы остановили  тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга — главного интенданта корпуса. Не более.
-И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов...
-Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник... Почему вы все время улыбаетесь?
-Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали...