Рассказ писался на один из сетевых конкурсов в режиме цейтнота, но из группы не вышел и был безжалостно брошен в папку "отстой". Сейчас вдруг появились некоторые мысли по гг, развитию сюжета и описанию альтернативных миров рассказика. Прошу уважаемых участников форума высказать своё авторитетное мнение по поводу. В смысле, имеет ли смысл афтору совершать дальнейшие телодвижения, или всё совсем безнадежно?

«Клянусь Аполлоном-врачом…»

     Пролётка аккуратно пристраивалась на свободное место. Стоянка была полупустая, но кучер  вписывался  в подсвеченные линии квадрата с привычной точностью. Впрочем, будь это другой экипаж или другой пилот, ничего бы не изменилось. Правила должны соблюдаться.
Я коснулся силовой пленки окна, увеличивая на секунду номер леталки, потом вернул привычный пейзаж побережья Черного моря – солнце, бриз, яхты и дельфины. Немного странно слышать плеск волн на пятьдесят втором этаже, но я уверен, что смог бы привыкнуть. Да, смог бы…
     - Так что вы хотели узнать, э... святой отец? – я повернулся к сидящему у стола инквизитору.
     - Старший пастырь Зимин, - он указал на два рубиновых крестика над левым карманом черного френча. – Можно также отец Велимудр.
     - Очень хорошо, сударь старший пастырь, - я сел на свое место и посмотрел на удобно устроившегося в анатомическом кресле для посетителей отца Велимудра, - Что конкретно вас интересует в моей скромной персоне?
     - В скромной персоне всесветно известного лекаря Радомира Олдановича Летова нас интересует буквально все, - он доверительно улыбнулся, - где родился, чему учился, как ему удается совершать чудеса.
    Весь он был такой приветливый, располагающий, русо-курносый и свой в доску, что захотелось сразу рассказать ему все, поделиться наболевшим, обсудить проблемы и покаяться в грехах. Душевед-практик.
     - Да какие там чудеса, - усмехнулся я. – Работа такая. А где родился-учился, наверное, вы знаете лучше меня. Я что-нибудь да забыл, а у вас ведь все записано.
     - На том стоим, - согласился отец Велимудр, - однако побеседовать с живым человеком всегда найдем время. Живое общение не заменишь мертвой бумагой.
     - А рассказывать нужно только правду и ничего, кроме правды? – уточнил я, уловив это акцентирование на «живом».
     - Конечно, - убежденно произнес Зимин. – Зачем же пачкаться кривдой? Считайте это исповедью.
     - Ну что же, почему бы и нет, это будет даже интересно. Все равно ничего не изменить – правду так правду, - мне стало его чуточку жаль, - только обещайте, что выслушаете до конца, не перебивая.
Он согласно прикоснулся к губам правой ладонью, будто хотел послать мне воздушный поцелуй... Иногда одновременно смешно и грустно смотреть на уверенного в себе человека, зная, что его настоящее и будущее зависят от тебя.
     - Я родился первого апреля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в городе Радужном на Марсе. - Судя по лицу отца Велимудра, такого начала он не ожидал. – Это на плато Солнца, немного южнее долины Маринер, - уточнил я на всякий случай.
     - М-м…- видимо пастырю не хотелось нарушать обещание, но тяга к справедливости пересилила. – А как же быть с Ван Ли – первым землянином, ступившим на Марс в девяносто первом?
     - Во-первых, вы хотели правды, а во-вторых, обещали не перебивать, -  невозмутимо отозвался я. – Можно продолжать?
     - Да, извините, прошу вас.
     - Городок небольшой, население всего десять тысяч, основан в сороковом году… тысяча девятьсот, естественно. Основная специализация  - экспериментальное лечение, клонирование и генетические исследования в условиях искусственного марсианского климата. Я, кстати, был клонирован с заданными свойствами организма. Должны были немного измениться участки мозга, отвечающие за мотивацию и моральные установки. Плюс некоторые особо-лекарские навыки: тактильное определение пораженных тканей, разнорежимное зрение, осознанный синтез антител в собственной крови... В общем, это не очень интересно.
     Зимин слушал меня с любопытством и больше не перебивал. По глазам было видно, что он колеблется – провоцирую ли я его своими речами о клонировании на законные карающие действия, или пора вызывать усмирителей с пакующей пеной для буйных сумасшедших.
     - То, что здесь и сейчас я излечиваю безнадежных больных, а вы считаете чудесами, противоречащими церковно-государственным  нормам, не очень давно было моей каждодневной работой, и никого не удивляло.
     - На Марсе, наверное, много вещей и удивительнее, - не выдержал Зимин. – Что же это за тайная часть человечества, которая построила там город, о котором не знают остальные?
     - Не единственный, - вздохнул я. – Радужный – один из сорока марсианских городов, не самый большой. Есть еще на Луне, на спутниках Сатурна, в других звездных системах. Первая экспедиция на субвакуумном крейсере была еще в девятьсот десятом.
     - То есть во время второго негронезийского кризиса? – уточнил отец Велимудр. – Начало  реактивной авиации и первое ракетное оружие… У вас богатая фантазия, сударь Летов, но слабая связь с реальностью, особенно с техническим ее уровнем.
     - Да-да, - согласился я, - очень тяжело переходить с клеточного регенератора на нынешнюю реанимационную ванну.
     - Давайте все-таки ближе к вашим методам лечения. –  Чувствовалось, что старшего пастыря начали утомлять бредни лекаря-фантазера, и он решил направить разговор в более привычное русло дознания.
     - К методам, так к методам, - махнул я рукой. – Перестану говорить загадками. Конечно, никаких городов на Марсе сейчас нет, а экипаж Ван Ли действительно впервые высадился там в девяносто первом. Субвакуумные корабли не придуманы, и человечество еще не вышло за пределы Солнечной системы. А хотите узнать – почему? Потому что один из моих методов лечения оказался слишком эффективным. И еще потому, бес задери, что я не мог не помочь тому ребенку… Просто не мог, понимаете? Он умирал, и не помочь ему – означало нарушить базовый принцип моей личности лекаря. Я просто перестал бы существовать!
     - Какому ребенку? - несколько озадаченно спросил отец Велимудр.
     - Два года назад, последняя стадия генетической болезни четвертого поколения. Здесь такой, естественно, нет. Быстрое отмирание нейронов, паралич, неминуемая смерть. Все, что я мог - положить мальчика в биостатическое поле, замедлить процессы метаболизма и попытаться найти решение. Через полгода решение нашлось. Физики сильно помогли, конечно…
     Над столом замерцал зеленый шарик голограммы. Значит, пациент ждет, манипуляторная подготовлена. Пора было заканчивать разговор.
     - Так что случилось с мальчиком, он выздоровел? – поинтересовался Зимин.
     - Вы знаете, что такое темпоральный канал? А мёбиус-резонансное корректирование? – спросил я вместо ответа. – Генетические цепочки, как оказалось, очень странные штуки. Они существуют больше чем в трех измерениях. Не очень сложный прибор дал возможность воздействия на них вне трехмерности. Дефектный ген выявился более чем наглядно, мне осталось только немного подправить его.
     - Темпоральный… Это же что-то связанное со временем? – отец Велимудр начал, кажется, что-то понимать.
     - Да, как оказалось, гены имеют взаимосвязанную временную протяженность. Воздействуя на гены мальчика в четвертом измерении, я исправил сбой всем его предкам, начиная с первого носителя болезни.
     Старший пастырь Зимин смотрел на меня ошеломленно и ворочался, пытаясь выбраться из такого удобного кресла. У него не получалось.
     - Да, вы поняли все совершенно правильно. Слишком громко объявлять себя создателем вашей реальности, но и я приложил к этому руку. Кто-то не умер, кто-то родился – прошлое изменилось, а значит, изменилось и настоящее. Я осознал себя Радомиром Летовым – лекарем, родившимся тридцать лет назад на Земле, в городе Златоглаве. Тело, конечно, другое, наверное, в этом мире оно больше всего соответствует тем донорским образцам, из которых меня клонировали, но старая память и основы прежней личности почему-то сохранились. Может быть, потому что я оказался той точкой, от которой пошли изменения… Не знаю.
     Зимин молча выдыхал, коротко и резко, пытаясь освободиться концентрированными рывками. Он мне поверил.
     - Это кресло рассчитано сдерживать подобную силовую технику, - объяснил я ему, - у меня же бывают разные пациенты.
Наконец он сдался и, блестя потным лбом, спокойно спросил:
     - И что же будете делать дальше? Надеюсь, вы понимаете, что в любом случае не сможете удерживать меня слишком долго. Силовая группа будет здесь максимум через час, а в этом случае вас ждет либо эвтаназия как неизлечимого сумасшедшего, либо - ограничение в движении как преступника-атеиста, усомнившегося в божественном происхождении мира… Но все еще можно исправить, если вы освободите меня, и мы продолжим нашу мирную беседу.
     - Вряд ли, - я качнул головой. – Видите ли, в вашем мире тоже существуют генетические болезни, а я все тот же лекарь, который должен помогать людям любым лекарством. Меня таким создали. За полтора года я сумел подобрать аналоги схемы прибора генетического воздействия… Вы не представляете, как это было трудно с вашей техникой, но у меня получилось! А сейчас в манипуляторной лежит ребенок, которому нужна помощь. Опять мальчик десяти лет, опять генетическая болезнь. История повторяется. Мальчик и мальчик…два мальчика. И если я помог одному, то помогу и другому.
     Я поднялся из-за стола и, обойдя намертво вросшее в пол кресло с задергавшимся инквизитором, направился к выходу.
     - Что, возомнил себя Сварогом-Богом?! – заорал вслед старший пастырь. – Ребёночка со слезинкою пожалел? Его спасаешь, а остальных не жалко тебе в топку отправлять?!
     - Вы не исчезнете, просто станете немного другими. - Я вышел и плотно прикрыл за собой дверь, отсекая крики.

*    *    *
     В холле возле операционной я присел на мягкую кушетку, спрятался ото всех за развесистой пальмой. Калейдоскоп новых понятий рывками поворачивался, укладывая в голове очередную историю моей жизни.
     - Роман Олегович, с вами все в порядке? – отодвинув пальмовые листья, на меня смотрела ассистентка Людочка.
     - Операция сложная была, - помолчав, пока наугад отозвался я.
     - Лазерное иссечение невуса? – Людочка смешно подняла брови. – Амбулаторное? – Она посмотрела еще внимательнее. – А давайте я вас чаем напою? Хороший чай, банка фарфоровая, добавки там какие-то супер-пупер – от благодарных клиентов, помимо кассовых взносов… Коньяк еще есть, - непоследовательно добавила она.
     - Давайте чайку, - согласился я.
     Чай был вкусный, коньяк в чае - тоже, Людочкины разговоры не напрягали, а в окно ординаторской со второго этажа был виден «Хаммер», в котором мама привезла десятилетнего Илью в мою клинику, чтобы ему удалили родинку на щеке. Перед операцией марка движущего средства была невзначай упомянута дважды. «Хаммер» стоял на грязном тротуаре, быковатый водитель курил, опершись задницей о капот, а пешеходы молча обходили пролётку с двух сторон. Вернее, машину, автомобиль или, как здесь говорят, тачку.
     Операция прошла успешно.
     Я подумал, что удалять родинки лазером стали сравнительно недавно, а до этого резали скальпелем. Антибиотики…несовместимость тканей и групп крови, проблемы даже с простенькими вирусными инфекциями, а наиболее эффективно лекарства вводятся в организм с помощью игл и катетеров… «Да, позитронных эмиттеров мне здесь не достать», - мелькнуло в памяти что-то уже чисто здешнее. Беллетристика.
     - Спасибо за чай, Людмила. – Я вспомнил еще об одном неоконченном разговоре. – Мне, к сожалению, нужно идти, а то у меня там человек заждался.
     Отец Ве… э… Лаврентий сидел в мягком кожаном кресле для посетителей и листал журнал «Самсон». Я с любопытством посмотрел на него. Русые волосы, вздернутый нос, вот бороды раньше не было.
Журнал степенно был возвращен на мой стол:
     - Я пока созвонился с руководством, - сказал священник, глядя на меня по-доброму. - Нужна бы, конечно, и личная ваша встреча, но предварительное согласие получено. Дело богоугодное.
     - Хорошо, пусть готовится к операции на следующей неделе, наверное, в четверг. Я думаю, поможем вашему начальству избавиться от лишней плоти. И передайте, что хотя бы эти семь дней чревоугодничать нежелательно.
     - Храни вас Господь! – веско сказал отец Лаврентий, поднимаясь. – Но вы, конечно, понимаете, что нам хотелось бы сохранить в тайне посещение вашего заведения.
     - Обижаете, святой отец. Мы врачебные тайны храним, как вы – тайну исповеди. Ведь вы же сохраняете тайну исповеди? – уточнил я.
     - Все тайны принадлежат Богу, - значительно произнес отец Лаврентий, - священнослужитель есмь  лишь свидетель при людском покаянии. А вы хотели бы исповедаться? – перешел он на деловой тон.
     - Нет, спасибо, - сказал я с грустью. – Я покаялся, можно сказать, совсем недавно. По-моему, меня никто не услышал.
     - Ну, как нагрешите снова, так и приходите. Для отпущения ваших грехов мы всегда время найдем.
     - Не знаю, - я отвел взгляд. - Как получится… может быть, в следующий раз.