Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Михаил Токуров "Любимый город"


Михаил Токуров "Любимый город"

Сообщений 171 страница 180 из 426

171

Смерть среди скал

Евгений Савойский собирался развернуть наступление на Краков – временную столицу Коронной комиссарии. После того, как он оставил за собой Татры, на его пути больше не было естественных препятствий. Но продвижению его мешали проблемы со снабжением армии. Захваченное горное Подхалье было очень бедным регионом, где жителям едва-едва хватало на собственное пропитание. Проблемы местных жителей, ясно, никоим образом не волновали солдат императора, без зазрения совести отбиравших у них последнее. Но их умело использовал Константин-Владислав, смирившийся с тем, что ему не суждено победить принца в открытом бою, и перешедший к партизанской тактике. Многие подхальцы, между прочим, и в мирное время промышляли не только разведением овец, но и разбоем на узких горных дорогах. Практически все были вооружены – маленький топорик-"чупага" на боку являлся неотъемлемой частью местной одежды, а проходы в Татрах были очень уязвимы.
Поэтому на тылах войск принца шла непрерывная "военка" с горцами, которых снабжал оружием Константин-Владислав. Свои неудачи в полевых сражениях с армией принца князь Цесарства компенсировал успешной борьбой с неприятельскими линиями снабжения. Евгений никак не мог продвинуться к Кракову, поскольку его армия начала испытывать недостаток во всём: от продовольствия до пороха. В некоторых полках начался голод. Как-либо воспрепятствовать этому принц не мог, всё приходилось доставлять из Венгрии, местных ресурсов не хватало, а уничтожить местных партизан было невозможно – Татры они знали, как собственные пять пальцев, успешно укрывались от австрийских солдат в одним им известных укрытиях, и каждая экспедиция против них превращалась в "удар в пустоту".
Кроме того, обострилась обстановка в Италии. Воспользовавшись отсутствием Евгения, активизировались французы. Герцог Орлеанский нанёс войскам савойского герцога Виктора-Амадея II поражение под Турином и вернулся в Северную Италию. В ноябре 1706 г. курьер из Вены привёз в главную квартиру генералиссимуса в Новом Тарге приказ императора немедленно возвращаться на итальянский театр. Принц Евгений покинул Цесарство и выехал в Пьемонт. Виктор-Амадей, которого удерживало от выхода из войны только обещания императора отправить принца ему на подмогу, воспрянул духом. И не зря – уже в марте 1707-го г. герцог Орлеанский, понеся тяжёлые потери во второй битве при Турине, был вынужден снова покинуть Италию, на этот раз надолго.
Войска же, которые Евгений оставил на Подхалье, по-прежнему испытывали "тяготы и лишения военной службы", к которым добавился ещё зимний холод и пронизывающий ветер. Новый командующий генерал фон унд цу Даун отказался от каких бы то ни было активных действий, бросив все свои силы на защиту нескольких узких дорог, через которые его армия получала хоть какое-то снабжение. Потери австрийцев от болезней, голода и обморожений значительно превышали потери в стычках с горцами и солдатами Константина-Владислава. Большинство солдат находилось в состоянии, близком к панике. Во многих полках  вспыхивали солдатские бунты. Драки за кусок хлеба стали повседневным явлением. Примечательный штрих – многие австрийцы сами бежали из лагерей в горы, и только увидев поляка (неважно, военного или гражданского) сдавались ему в плен, умоляя только накормить их. Несмотря на зимние морозы, войско Дауна таяло, как снег под весенним солнцем. Это подвигнуло генерала на безрассудство – он решил немедленно, не дожидаясь весны, вывести свою армию в Венгрию. При том, что в феврале каждый сильный снегопад или метель закрывали татранские перевалы практически наглухо, это граничило с безумием. Но альтернативой была только голодная смерть или сдача в плен. Увы, судьба была против австрийцев. 23 февраля 1707 г. в ясный солнечный день голова измождённой колонны достигла перевала. За ним была уже Венгрия и, как надеялись все, безопасность. Разведка доносила, что польских войск поблизости нет.
И в этот момент с гор сошла лавина, похоронив под собою командующего и весь его штаб. Узнав о гибели своего генерала, солдаты потеряли голову и, не слушая своих офицеров, бросились вперёд, туда, где по их расчётам должна была быть спасительная венгерская земля. Началась страшная давка, чтобы освободить себе проход, солдаты пустили в ход против своих товарищей приклады и штыки. Раздались выстрелы. Грохот от выстрелов вызвал сход новых лавин. Началось форменное безумие: никто уже не знал, в какую именно сторону он лезет, стараясь только выбраться из этого страшного места. До Венгрии добралась едва ли десятая часть того войска, которое в прошлом году перешла с принцем границу. Ещё несколько дней занявшие Новый Тарг солдаты князя Цесарства брали в плен группы оборванцев, задававших им один и тот же вопрос: " Die Ungarn ist schon da?". Они пребывали в полной уверенности, что спускаются вниз с южной, венгерской стороны Татр. Константин-Владислав мог со спокойной совестью выслать своему брату правдивое, хоть и несколько хвастливое донесение: "Армия австрияков уничтожена".

Отредактировано Московский гость (24-08-2010 22:44:03)

+1

172

Король и его почти что королевство

Драма в Татрах была ещё далека от развязки, и даже ещё не закончился срок плоцкого перемирия, а Фредрик I уже предпринимал дипломатические шаги, которые должны были привести в лагерь союзников ещё одну державу. В июле 1706 г. неутомимый граф Пипер прибыл в Дрезден. Надо сказать, что тамошний герцог Август Сильный старался держаться как можно более далеко от не на шутку разыгравшейся войны. Особенно же он опасался шведского короля, у которого он в своё время чуть было не похитил корону Пруссии. Поэтому, когда командующий его армией генерал Флеминг доложил ему о прибытии в Саксонию шведского посольства, он заволновался. На всякий случай Флеминг получил приказ быть в полной боевой готовности. Королевского же министра ждал в Дрездене самый торжественный приём. На банкете в честь гостя рекой лились вина, а хозяева, не исключая самого Августа, произносили тосты и здравицы в честь "северного Александра". Посол отвечал на приветствия, делал комплименты прекрасным дамам, благодарил лично герцога и всё саксонское дворянство за оказанную ему честь, пил, ел, но пока что не обмолвился ни словом о цели своего визита.
Всё прояснилось на следующий день, во время тайной конференции шведского министра с герцогом и его правящим кабинетом. Август мог перевести дух. Фредрик не только не собирался наказывать его за его наглое намерение несколько лет тому назад, но совсем наоборот, собирался его наградить. Естественно, о прусской короне никто (в первую очередь сам Август) и не заикался. Зато пошла речь о чём-то гораздо более! У присутствующих захватило дыхание, когда Пипер сообщил им о намерениях своего монарха. Предложение было поистине королевским, даже больше. По плану Фредрика, Цесарство должно было быть ликвидировано, по крайней мере, в его европейской части. Европейские владения цесаря Якуба должны были быть разделены между заинтересованными сторонами: Швецией, Австрией, Саксонией и Курляндией. К Швеции присоединялось устье Вислы и значительная часть Великопольши вместе с Познанью. Австрийский император получал Краков, Львов, Молдавию и, возможно, Люблин. Герцог курляндский, Фридрих-Вильгельм Кеттлер, самый молодой и незначительный из участников предстоящего раздела, должен был стать Великим Герцогом Литовским, разумеется, оставаясь шведским вассалом. В обмен за эту любезность он обязан был уступить своё нынешнее герцогство Фредрику целиком.
Что же касалось  Его Высочества Августа, ему предлагалось нечто неслыханное – корона Польши! Той части Коронной комиссарии, которая избежала раздела, предстояло превратиться в независимое (Пипер подчеркнул слово "независимое") королевство под властью династии Веттинов. Таким образом, Август и его потомки становились бы королями Старой Польши (в протоколах конференции это название было упомянуто впервые в истории – "Die alte Polen"). На осторожный вопрос герцога, что на это император, Пипер ответил с очаровательной улыбкой: "Разумеется, император Иосиф полностью одобрил наш план". Августу предстояло стать из герцога королём. Естественно, он немедленно согласился с планами раздела Цесарства. В конце концов, зачем цесарю Европа, раз он и  так повелевает сразу двумя Русями – пора и честь знать. Присутствующие оценили чувство юмора своего без пяти минут короля.
Так как его не обязывало перемирие, Пипер настаивал, чтобы он выступил немедленно. Но Август боялся цесарских войск и согласился вторгнуться в Польшу только одновременно с королём, тем более, что он всё равно должен был пройти с армией через его прусские владения. Кроме того, ему нужно было время для выяснения позиции императора Иосифа – только тот мог признать его королём. Посольство к Иосифу I во главе с бароном Имхофом имело благовидный предлог – коронацию императора в Буде в качестве венгерского короля. Наконец-то венгерское дворянство увидело своими глазами ту самую Корону Святого Иштвана, о которой так много говорили конкурирующие претенденты на трон. После своего возвращения барон Имхоф подтвердил герцогу слова Пипера – император действительно полностью поддерживает шведский план. Теперь настало время действий.
Саксонцы вторглись в Цесарство без объявления войны. Точнее, из-за опоздания курьера в Киев посол вручил цесарю ноту уже после того, как пришло известие о вступлении армии Флеминга в Калиш. Разумеется, это стоило ему нескольких неприятных минут, на протяжении которых ему пришлось выслушивать из уст цесаря обвинения в вероломстве. Но его переживания уже не имели значения – теперь всё решала грубая сила. В Калише Август впервые предстал перед своими новыми подданными. Пока всё шло мирно – горожане выслушали его первый универсал, вручили ему подарки (больше похожие на выкуп – они боялись саксонцев) и помахали руками на прощание.
Варшава произвела на Августа тягостное впечатление – только развалины и пепелища. 1 сентября в церкви святой Анны на Краковском Предместье – одной из немногих уцелевших после пожара церквей – состоялась его коронация в качестве Августа II, короля Польши (Августом I считался Сигизмунд-Август). На коронации присутствовали почти исключительно шведы, саксонцы и несколько представителей императора. Из польской шляхты в наличии были только старики и старухи, которые решились не покидать родного города, что бы ни случилось, да и их пришлось приглашать почти что силой. Виваты в честь нового повелителя звучали вяло. На следующий день город стал покидать шведский гарнизон – Фредрику были нужны войска против литвинов Сапеги, а Варшава и Корона вообще теперь должны были стать головной болью Августа Сильного.
А было от чего разболеться его голове. В Плоцке, куда он перенёс свою резиденцию, за окном ратуши каждый день были слышны куплеты, высмеивающие трутня, решившего править ульем. Вышеупомянутый трутень долго жужжал, пока, наконец, пчёлы не прогнали его из улья. В каждом куплете обыгрывались чёрно-жёлтые полоски нахального насекомого, что не позволяло сомневаться, кого именно певцы имеют в виду (чёрный и золотой – цвета Саксонии). "Трутневу песнь" сразу же запретили, что отнюдь не мешало всем петь её на каждом углу, добавляя всё более и более оскорбительные для саксонского "трутня" строфы.
Запрещённые песенки были, однако, самой меньшей из проблем "короля Августа". Главной проблемой была шляхта, не отвернувшаяся от своего цесаря. Саксонские войска ежедневно подвергались нападениям, точно так же, как раньше шведские. Браницкий за время перемирия собрал коронное войско, угрожавшее походом на Плоцк. Август решил опередить его и выступил навстречу – на Люблин. 4 октября 1706 г. под Коцком состоялась большая битва. Браницкому не удалось разбить саксонцев. Но и саксонским войскам не удалось взять верх. Ночью обе армии покинули поле боя. Браницкий вернулся в Люблин принимать свежие подкрепления из Великого Княжества Русского, а Август в Плоцк – получать донесения о нападениях на свои обозы и слушать песенки о глупом чёрно-жёлтом трутне.

Отредактировано Московский гость (24-08-2010 22:57:06)

+1

173

Ще не вмерла Україна!

Война шла с переменным успехом. Год 1707 не принёс перелома. Вокруг Твери наступило некоторое затишье, основные силы оттуда были переброшены Фредриком в Литву, где он старался вернуть себе потерянное после ошмянской битвы Вильно. Пока что там продолжалось "перетягивание каната" - Сапега и новый командующий Литовской армией шведов Реншильд осторожно маневрировали, стараясь перерезать линии снабжения друг друга и по возможности избегая лобового столкновения. Стенбок с нюстадцами стоял наготове под Псковом, готовый двинуться, как на соединение с Реншильдом, если тот достигнет относительного успеха, так и на Тверь, если москворусы отведут оттуда войска на помощь литвинам. Пока что он заставлял оглядываться на себя как Сапегу, так и Госевского, и тем мешал их совместным действиям.
Север Короны продолжал находиться под саксонской оккупацией. После ничего не решившего коцкого сражения Браницкий и Август продолжали ходить вокруг да около друг друга, высматривая у противника слабые стороны. Август, впрочем, был более стеснён в манёврах из-за действий летучих отрядов "народовой кавалерии" – ополчение из местной шляхты не могло противостоять регулярной армии в открытом бою, но было идеально для небольших набегов и нападений на небольшие подразделения врага. Поняв, что близкой победы не предвидится, "король польский" оставил своё "королевство" на попечение главнокомандующего Флеминга, а сам выехал обратно в Саксонию – балы и забавы в блестящей столице на Эльбе были ему по душе больше, чем походная жизнь среди дорожной пыли.
На юге же назревали новые события. Переселённые согласно условиям Карловацкого мира на Кубань казаки не желали подчиняться власти крымского хана. После нескольких успешных походов на врагов хана – черкесов, атаман Палий задумался о дальнейшей судьбе своих людей. Было ясно, что отвоевать у Цесарства земли ВКР невозможно (хотя горячие головы вроде полковника Перебийноса и утверждали обратное), хану казаки нужны исключительно в качестве "пушечного мяса", а на прочный мир с черкесами не стоит и рассчитывать (ибо те, как неоднократно убеждался атаман, вообще не способны создать что-то прочное). Оставалось договариваться с северными соседями – казаками донскими. Поэтому Палий ещё в 1701 г. перешёл с Кубани на Дон. Войсковые власти в Черкасске отнеслись к новоприбывшим настороженно, но казачья масса приняла Семёна и его людей с восторгом – слухи об их храбрости распространялись далеко. Бывшие "вишневчики" влились в состав донского казачества.
Палий сразу стал крайне популярным в среде казаков. В 1706 г. он был выбран войсковым атаманом и стал, таким образом, фактическим главой Дона. Следует сказать, что донцы, присягавшие цесарю, формально находившиеся в ведении москворусского комиссара, а фактически слушавшиеся только самих себя, приняли пришельцев, как своих. Они вместе ходили в походы на "басурман", вместе ссорились с цесарскими воеводами в Черкасске, вместе пели песни. Протяжные украинские песни пришлись донцам по душе. В них слышалась та же степная свобода, что и здесь, на Дону. Вот только они были какие-то грустные – казаки помнили, что навсегда лишились своей старой родины. Их родина – Украина (которой многие никогда не видели, родившись уже в крымских владениях), представлялась там не просто далёкой страной. Это было воплощение казацкой удали, доблести, чести. Это была легендарная страна казацкой воли. И донцы пели песни о грозном князе Яреме, о далёких походах,  о черноглазых дивчинах вместе с "вишневчиками". И когда они пели, далёкая "ненька-Україна" была здесь же, с ними.
Тем временем цесарские власти не давали забывать о себе. Они постоянно требовали высылки подкреплений на далёкую Мировую войну. Они постоянно вмешивались в дела казаков, с вечной подозрительностью расспрашивали о вновь прибывших и навязчиво напоминали о верности цесарю и жестоком наказании за измену. Вспыльчивые казаки не оставались в долгу и отвечали цесарским воеводам и полковникам хлёстким словом. Отношения между донским казачеством и местными властями постепенно накалялись.
Война приносила цесарским подданным ущерб и разорение. Съестные припасы и прочие товары постоянно дорожали, и одновременно с ними росли налоги в цесарскую казну. Постоянно проводились всё новые и новые рекрутские наборы в войско. Те, кого забирали цесарские команды, уже никогда не возвращались в свои сёла. Число рабочих рук постоянно сокращалось, тем более что многие селяне, не желая покорно ждать, пока их заберут воевать на далёкой земле или пока они умрут с голода, "брали ноги в руки" и бежали. Бежали в разные стороны – найти конкретного человека в огромной стране нелегко. Многие уходили в леса и грабили проезжих, не имея иных способов прокормить себя. Опасности на дорогах заставляли купцов ещё больше взвинчивать цены.
Значительное число селян бежало на юг, в казачьи земли. Их статус там, разумеется, был ниже, чем у "старых" казаков, но терять им было всё равно нечего – возвращаться было некуда и незачем. Из Киева (Москва фактически устранилась от донских дел) черкасскому воеводе регулярно шли письма с требованиями хватать беглых и возвращать их обратно. Это было, мягко сказать, нелегко. На южных землях действовал принцип "с Дона выдачи нет" и казаки стояли за него горой. Фактически вследствие этого большая часть тех, кто именовал себя "казаками" в действительности были беглыми крепостными крестьянами. Те из них, кто прожил здесь больше, чем длились "урочные лета" даже не скрывались, а, наоборот, с гордостью рассказывали о своём побеге в вольную степь.
Бегство крепостных приняло такой большой размах, что этим вопросом был вынужден заняться цесарский Сейм. В мае 1707 г. он утвердил конституцию "О беглых", согласно которой "урочные лета" отменялись. Теперь сыск крепостных крестьян должен был вестись пожизненно. Это был акт окончательного закрепощения крестьян на территории Цесарства. Крепостное право взяло верх.
Дон закипел. Отныне цесарские команды могли схватить практически любого казака (как уже говорилось, на Дону таких "беглых" было большинство), высечь кнутом и отправить обратно, невзирая на его нынешнее положение. Это было воспринято, как вызов. В качестве довеска правительство установило казённую монополию на солеварение, которое ранее было для многих казаков одним из главных источников дохода.
Во исполнение нового закона на Дону появился со своими людьми посланный Мазепиным князь Долгоруков. Комиссар не хотел вмешиваться в донские дела, справедливо считая, что "не стоит совать руку в осиное гнездо без крайней нужды". Но кияне требовали от него решительных действий, не желая отправлять на Дон войска из ВКР – они опасались татарских набегов. Князь должен был схватить "беглых" и забрать их с собой. 9 октября 1707 г. один из отрядов Долгорукова встретился с отрядом казаков во главе с атаманом Кондратием Булавиным и был уничтожен. Победа Булавина послужила сигналом к всеобщему восстанию на Верхнем Дону. Князю удалось, однако, подавить выступление Булавина – будучи окружён превосходящими цесарскими силами, он застрелился.
Но это был ещё не конец казацкого восстания. Теперь его возглавил сам Палий. Положение бывших "вишневчиков" было значительно хуже, чем у обычных "беглых". Если последние могли "отделаться" поркой кнутом и водворением на прежнее место, то "изменников цесарю" ждал бы в лучшем случае отдалённый острог в Сибири, в худшем – виселица. Поэтому они сразу же стали самыми активными участниками восстания – семи смертям не бывать, а одной не миновать. Палий собрал своих людей на реке Хопёр. Там же к нему присоединились и другие казаки. На казачьем круге его выбрали "гетманом Войска Донского". Гетман рассылал по Дону "прелестные письма", боевые действия расширялись. В начале апреля на сторону Палия перешли посланные против него "правительственные" казаки. Первого мая 1708 г. в руки повстанцев без боя перешла донская столица, Черкасск – местные жители сами открыли Палию ворота, свергнув и связав представителей цесарских властей.
Там на площади перед главной местной церковью гетман выступил с речью перед казаками. "Когда-то мы все жили в вольной Украине", – сказал он, – "но злодеи-ляхи отобрали её у нас. Но никогда не станет казак жить в неволе, лядской ли, татарской или какой другой. И вот теперь снова стоим мы, вольные, на нашей земле. Так пусть же эта земля станет для нас новой Украиной. Если нет больше Украины на Днепре, пусть будет Украина на Дону!". Казаки приняли речь своего предводителя с восторгом. Семён Палий стал первым гетманом Донской Украины.
Увидев, что положение более чем серьёзно, Долгоруков запросил подкреплений, как из Москвы, так и из Киева. Скрепя сердце Мазепин выслал ему несколько тысяч человек. Больше он выделить не мог – люди были нужны для обороны Твери от возможного наступления Стенбока и его новгородцев. Так же скупым оказался и цесарь – со стороны Силезии в Цесарство вступила большая австрийская армия и всё, что мог, он отправлял туда, в распоряжение Константина-Владислава. Требовали у него людей также Браницкий и Сапега – противоборство, как со шведами, так и с саксонцами было нелёгким. В общем, в распоряжении Долгорукова было 15 тысяч солдат, когда он узнал о движении украинского войска к Азову. Князь немедленно выступил на перехват. Палий решил бросить на Азов все имеющиеся в его распоряжении силы, не распыляя их на второстепенные направления. 6 июля  1708 г. Азов был взят украинскими казаками. Попытка опоздавшего к штурму Долгорукова отбить город закончилась для него большими потерями. Москворусы отступили в направлении Воронежа. Погибшая, казалось, навеки Украина возродилась, как Феникс из пепла.

+2

174

На Западном фронте

У Мировой (или, как её иногда называли – Великой) войны было два главных фронта: Восточный  и Западный. Западная Война решала судьбу испанского трона и гегемонии в Западной Европе, Восточная Война определяла, кто будет главным в Европе Восточной. Существовал также третий фронт – американский, где решалась судьба английских и французских колоний на этом континенте.
Межколониальная война в Америке уступала в масштабах европейскому ТВД, но не была от этого менее ожесточённой. Особенностью боевых действий в Америке было участие в них с обеих сторон различных индейских племён. Во Флориде франко-испанцы использовали против английских колонистов индейцев племени Аппалачи, в свою очередь англичане заключили против них союз с племенем Крики. Несколько лет взаимных набегов привели к уничтожению почти всех испанских католических миссий в Западной Флориде и резне тамошних аппалачей.
На Севере французы также использовали индейцев против английских поселенцев. Так в сентябре 1704 г. напавшие на г.Дерфелд французы вместе с индейцами Абенаки и Мохоки убили или угнали в плен тамошних жителей. "Война набегов" продолжалась постоянно (с небольшими перерывами для обмена пленных), причём противодействовать действиям индейцев англичане не могли – войска, идущие против известных им индейских лагерей, никого там не находили и возвращались обратно, в то время как французы и индейцы наносили удар уже совсем в другом месте. Англичане, в свою очередь, постоянно организовывали вылазки против французских поселений на полуострове Акадия.
В Европе же Фортуна отворачивалась от подданных "короля-солнце". Английские войска в 1706 г. взяли Валенсию и Барселону. Джон Черчилль, герцог Мальборо, разбил французов в Нидерландах и взял Антверпен и Дюнкерк. Некоторую проблему, как уже говорилось, представляло поражение савойцев в первой битве при Турине, но по своём прибытии принц Евгений быстро восстановил положение. Французы и их испанские союзники отступали на всех направлениях.  Летом того же 1706-го г. пал Мадрид. Правда, партизанское движение в Кастилии вынудило их уже осенью покинуть столицу Испании. Мальборо продолжал действовать в Нидерландах, где захватывал одну за другой французские и испанские крепости. Он убеждал австрийцев предпринять одновременно с ним наступление из Италии во французский Прованс, но императору были нужны войска для войны с Цесарством, поэтому он отклонил этот план. Юг Франции был пока что в безопасности, но Неаполитанское королевство попало под удар – в 1708 г. английский флот вынудил Сицилию и Сардинию признать власть Габсбургов. Неаполь колебался, опасаясь, как тех, так и других.
На Севере всё шло из рук вон плохо. Французские военачальники герцог Бургундский и герцог Вандом не могли согласовать свои действия, чем воспользовался блистательный герцог Мальборо, в мае 1708 г. победив французов при Ауденарде в Восточной Фландрии, а затем занявший города Брюгге, Гент и Лилль. Людовик XIV согласился начать мирные переговоры с коалицией. Людовик соглашался отдать Испанию и все её владения (кроме Неаполя) союзникам, а также признать Анну, дочь Иакова II, королевой Англии. Более того, он готов был финансировать изгнание Филиппа V из Испании. Но англо-австрийцам было мало этого – они требовали от Франции уступить также все французские владения в Вест-Индии и Южной Америке. Особенно оскорбительным Людовик счёл требование вторгнуться в Испании и начать войну против своего внука.
Вместе с тем французский король считал, что отвлечение австрийских сил на восток даёт ему шанс на спасение. Французы готовы были сопротивляться иностранному вторжению. Королевская армия пополнилась тысячами новых солдат. Со спокойного юга во Фландрию перебрасывались свежие французские полки. Французское Королевство готово была напрячь все свои силы и идти вместе со своим монархом до последнего.
А Восточная Война тем временем приближалась к своей кульминации.

Отредактировано Московский гость (29-08-2010 13:41:55)

+2

175

Верность и измена

В войне против Цесарства король Фредрик сделал ставку на "внутреннего союзника". Рознь между Москвой и Костромой он намеревался использовать в своих целях. Ещё с 1703 г. он начал искать контактов с костромским воеводой князем Милославским. Разумеется, вначале это были контакты через посредство "третьих лиц" – различные люди (обычно приезжавшие в Кострому под предлогом торговых и семейных дел) в разговорах с князем как бы невзначай оговаривались, что они искренне сочувствуют князю, "притесняемого алчностью москворусского комиссара". Затем другие "третьи люди" под большим секретом сообщали, что бывали (разумеется, тоже по торговым и семейным делам) в шведском Новгороде и слышали, что шведы тоже сочувствуют положению воеводы. Следующие упоминали уже имена конкретных шведских сановников, пока, наконец, не дошло до ключевого момента – в апреле 1706 г. Сергей Милославский получил через одного из своих доверенных лиц письмо, подписанное "Fredericus Rex".
После того, как взволнованный воевода решился открыть письмо (оно было в двойном конверте) он долго не решался его прочитать. Если все предыдущие контакты можно было объяснить перед цесарем торговлей, личными делами или, в крайнем случае, недомыслием, то теперь он обязан был сделать выбор – или раскрыть всё цесарю или перейти на сторону Швеции. Сергей Иванович провёл бессонную ночь, раздумывая о судьбе своей земли и своей собственной судьбе.
Открыться цесарю означало личную безопасность, но означало, что в будущем Костромской край останется в руках Цесарства, а что ещё хуже – под управлением ненавистной Москвы. Кроме того, в случае победы шведов (весьма вероятной при существующем соотношении сил) он сам, князь Сергей Милославский, выходил бы в глазах своих костромских соотечественников, как трус и предатель, не воспользовавшийся удобным моментом для освобождения своей Родины.
Выступить на стороне шведов означало подвергнуть лично себя и всю Кострому огромному риску: ведь тех сил, на которые он мог бы рассчитывать (личная охрана, городское ополчение и несколько набранных из костромичей полков, которые ему всеми правдами и неправдами удалось удержать от отправки на войну) хватило бы в лучшем случае для удержания города во время осады, но не для наступления на Москву, не говоря уж о Киеве. Преждевременное выступление грозило гибелью лично для него и репрессиями для всего жителей края.
Поэтому ответ его был осторожным.  Милославский благодарил "Его Королевское Величество" за заботу о "многострадальном народе великорусском", уверял в том, что все сословия Костромы, как один человек готовы выступить против "польского гнёта" и готовы признать короля своим покровителем и защитником "старинных русских вольностей". Также Фредрик уверялся в том, что в Костроме хорошо известна доброта монархов шведских к русскому народу Новгорода и Пскова, а также выражалась надежда, что для "великорусского народа Костромы" его величество Фридерикус будет столь же добр.
Милославский обещал предоставить в распоряжение шведов все ресурсы Костромской земли. Особенный упор он делал на многочисленные костромские мануфактуры, способные значительно пополнить арсеналы королевской армии, а также на собранные в Костроме большие запасы продовольствия и пороха. Вместе с тем он ставил одно, но важное условие: выступление произойдёт не раньше, чем на землю Костромского воеводства вступит регулярное шведское войско.
Доверенному секретарю костромского воеводы удалось попасть в шведский Нюстадланд, а затем и в Стокгольм, оставшись незамеченным для следивших за воеводой людей комиссара Мазепина. Ответного письма Фредрик Гогенцоллерн писать не стал, сознавая риск, какому подвергался его новый тайный союзник. Он обещал на словах, что отправит в Кострому большое войско сразу же, когда это будет возможно, и призывал ждать, уверяя воеводу в своей полной поддержке. Вернувшись, секретарь передал слова короля своему хозяину. Знаменательно, что именно во время этих первых контактов короля и воеводы впервые вошёл в употребление термин "великорусский народ" в качестве этнонима-самоназвания жителей Костромской земли.
Осенью 1708 г. король решил, что время пришло. Он собрал большую армию (для этого пришлось ослабить войска в Литве) и разработал план действий. Согласно ему, часть армии под командованием ставшего генералом Левенгаупта должна была ещё в октябре выступить на Кострому, где Милославский поднял бы восстание. В то время, как силы москворусов Госевского были бы заняты подавлением мятежа на Волге, король захватил бы оставшуюся без помощи Тверь и перешёл бы Волгу, после чего мог бы угрожать Москве. Независимо от развития ситуации в Костроме, Госевский должен был бы вернуться назад, на защиту комиссариальной столицы. В лучшем случае Фредрик надеялся захватить Москву и разбить Госевского под её стенами, взяв своеобразный реванш за поражение де ла Гарди сто лет тому назад. В худшем, шведы получали контроль над северными окрестностями Москвы (Клин, Дмитров, Троице-Сергиева Лавра) и связывали бы армию Госевского, не позволяя прийти на помощь Литве, где Фредрик собирался нанести следующий удар.
Не забывал он и об украинских казаках, которые должны были оттянуть часть москворусских сил на себя. С этой целью им был отправлен посол в Черкасск к гетману Палию. Всё это, вместе с очередным наступлением австрийцев на западе в направлении Люблина (рассчитывать на активность саксонцев Флеминга было бы чересчур оптимистично) должно было заставить цесаря подписать мир на продиктованных ему условиях в соответствии с первоначальным планом раздела его государства.
Но не всё пошло по плану короля. Его подвели союзники. Князь Милославский предался "Фредерикусу" всей душой, но его секретарь – главный посредник в сношениях с ним, перепугался ожидающих его последствий предательства. Поэтому он тайно встретился с генералом Меншиковым и, умоляя о пощаде, всё рассказал ему. Тот, будучи через своих шпионов в шведском стане в курсе о некоем "предприятии генерала Левенгаупта", сообразил, что следует действовать немедленно. Не запрашивая санкции ни Госевского, ни Мазепина (только сообщив им о своих действиях письмом), он во главе нескольких рот драгун немедленно отправился в Кострому. Разведчики воеводы (не знавшие точно о планах своего начальника, но, как и все великорусы, не любившие "москалей") успели сообщить ему о приближении к городу кавалерии во главе с Меншиковым (один из разведчиков узнал командира москворусского отряда). Поняв, что его заговор раскрыт, воевода бежал, не пытаясь оказать сопротивление. В дальнейшем сторонники независимости Великоруссии упрекали его в трусости, утверждая, что он мог бы спасти положение, просто закрыв городские ворота – ибо Меншиков не имел в распоряжении никаких сил, достаточных для правильной осады такой сильной крепости, как Кострома.
Но, так или иначе, в ноябре 1708 г. Кострома оказалась в руках Меншикова, с ходу начавшего творить "суд и расправу". На главной площади уже на следующий день начали строить эшафоты для казней. Все люди, которых выдал упомянутый секретарь воеводы, были немедленно схвачены и подвергнуты пыткам. На пытках они выдавали своих сообщников, действительных и мнимых. Те их них, показания которых казались особо важными, были отправлены в Москву, а затем и в Киев, для дальнейшего следствия. Судьба остальных была незавидна – их ждали ссылки и казни. Казни были жестокими – по приказу Меншикова многих заговорщиков четвертовано, многих повешено за рёбра на крюке. Репрессиям подверглись также священнослужители Истинной Православной Церкви – они пользовались  в Москве особенной нелюбовью.
Цесарь, получивший от Мазепина подробное донесение о костромских событиях, одобрил действия комиссариальных властей. Мазепин и Меншиков получили высочайшую благодарность за верность и были награждены Орденом Святого Станислава. В отчаянном положении оказался Левенгаупт: его поход теперь потерял всякий смысл. Однако, узнав от бежавшего к нему Милославского о слабости цесарских сил в городе, а также надеясь, что при его появлении под стенами города восстание всё-таки начнётся, он продолжил своё движение. Но его расчёт не оправдался. Восстания не произошло – костромичи были перепуганы репрессиями Меншикова и сидели тише воды, ниже травы. В дополнение к драгунам, Госевский и Мазепин выслали в Кострому несколько вновь сформированных в Рязани полков. Генерал Меншиков мог рассчитывать также на некоторые расквартированные в Костроме части (те, которые состояли из москворусов).  Кроме того, шведам докучали морозы (зима 1708/09 г. была особенно холодной). Попытка штурма костромских стен провалилась с большими для нападавших потерями. Шведский генерал решил отступить обратно в Новгород. Меншиков не преследовал его, опасаясь бунта после ухода войск. Вернувшиеся в Новгород войска Левенгаупта были практически небоеспособны из-за голода и массовых обморожений.
Не оправдались и надежды короля на украинцев. Разбив Долгорукова, Палий, хоть и прилагал усилия к расширению восстания на Дону (казаки одно время стояли под Воронежем), старался договориться с цесарскими властями. Первые успехи не вскружили гетману голову. Он прекрасно понимал, что у Украины нет шансов на независимость. Чем бы ни окончились военные действия, после заключения мира Цесарство всё равно будет достаточно сильно, чтобы раздавить мятежников. Поэтому он отправлял посольства в Москву и Киев, представляя случившееся исключительно как реакцию казаков на произвол черкасских властей. Цесарь был в отчаянном положении – к войнам с внешними врагами он никоим образом не хотел получить ещё внутренний мятеж, поэтому он согласился на переговоры. В любом случае, на украинскую помощь против Москворуссии Фредрику рассчитывать не стоило.
Он, тем не менее, двинул войска на Тверь, рассчитывая победой на Верхней Волге замазать неудачу на Волге Средней. И тут всё началось с неудачи – в апреле 1709 г. Фредрик, будучи в Новгороде, простудился и слёг. Во главе его армии встал Карл Густав Реншильд – герой Копенгагена, получивший за свою победу над Данией чин фельдмаршала. Со стороны Цесарства командовал всё тот же гетман Борис Госевский. Противоборствующие армии встретились на полдороги до Твери – под г.Торжок. Цесарские войска имели численное преимущество над королевскими – умиротворение Костромы и перемирие на Украине позволило собрать в Москворуссии значительное войско. Также участвовало в битве несколько полков литовской конницы – в условиях "затишья" Сапега и Лещинский могли позволить отправить помощь в соседнюю комиссарию.
Ожесточённая битва завершилась к вечеру 25 мая 1709 г. полным разгромом сил Реншильда. Сам фельдмаршал попал в плен в результате атаки литвинов. Узнав об этом, его армия сначала дрогнула, а затем побежала. Из-за больших потерь и наступления темноты Госевский не решился немедленно начать преследование бегущих шведов. Но и без этого масштаб катастрофы был огромен – теперь Нюстадланд, фактически, был беззащитен перед вторжением Литвы. Узнав о гибели армии под Торжком, король Фредрик немедленно выехал из Новгорода – он уже не мог чувствовать себя там в безопасности.

+2

176

Железная буря

Польская победа под Торжком имела для Швеции ужасные последствия. Теперь под угрозой оказались все её владения на южном берегу Балтийского моря. Первым на пути урагана с юга встал Псков. Узнав о гибели главных сил шведов и пленении командующего, Станислав Лещинский понял, что пришёл его звёздный час. Уже в середине июня его армия стояла на реке Великой. На этот раз плесковичи не были такими упрямыми, как раньше – они уже получили известие о бегстве короля из Новгорода и знали, что помощи их слабому гарнизону не будет. Теперь они в ужасе ожидали мести литвинов за все те оскорбления, которые они выкрикивали им во время прошлой осады.
Но Лещинский хорошо знал, чего он хочет. Его главной задачей было не карать строптивый город, а как можно скорее взять его. Поэтому на переговорах с депутацией магистрата он вёл себя исключительно вежливо и корректно. От имени цесаря он заявил, что в случае добровольной сдачи никаких репрессий не будет. Горожанам ничего не грозит, новый цесарский гарнизон получит строжайший приказ не притеснять плесковичей и не посягать на их жизнь и собственность. Разумеется, в случае их полной покорности цесарской воле. Ответил он и на вопрос, который ему с опаской задали депутаты: что будет с католической верой? Генерал заверил их (также от имени цесаря), что никакого запрета и притеснения католических священников и их паствы не будет. Единственное условие – в конце каждой службы следовало призывать молиться о здравии монарха. Присутствовавший в составе депутации епископ Пскова вознёс очи горе, но не возразил – это было нормальной практикой, до этого он и его клирики после имени Папы Римского поминали имя короля Фредрика. Соглашение было достигнуто – 20 июня 1709 г. Псков открыл ворота перед цесарской армией.
Оставив в Пскове гарнизон, Лещинский двинулся далее, к Новгороду. Его уже осаждала армия из Москворуссии. Возглавлял её лично комиссар Мазепин, желавший вернуть в лоно Москворуссии древнее достояние русского народа и возродить там православную веру. Новгородцы отчаянно сопротивлялись, не желая сдавать свой город, заявив, что они лучше умрут до последнего человека, чем  отдадут столицу Нюстадланда ненавистным "москалям".
Появление армии Лещинского внесло раздор среди осаждавших. С одной стороны, это было сильное подкрепление и гарантия, что нюстадцам точно не удастся "выкрутиться". С другой стороны, Мазепин и Госевский хотели бы взять Новгород своими силами, не делясь ни с кем славой. Две армии стояли одна близ другой, более напоминая подозрительных друг к другу союзников, чем подданных единого государства. Лещинский начал с новгородцами тайные переговоры. Зная о взаимной ненависти между Новгородом и Москвой, он выступал, фактически, с позиции "третьей стороны". Горожанам были предложены условия сдачи, подобные до псковских. С важным дополнением: гарнизон (приходившие в себя после костромской неудачи солдаты Левенгаупта) получал право свободного выхода из города с развёрнутыми знамёнами и возвращения во владения Швеции. В противном случае он угрожал уйти и оставить Новгород на милость Москвы.
Узнав о "пертрактациях" Лещинского, москворусы возмутились. Мазепин при встрече заявил генералу в лицо, что он не признает никаких переговоров за своей спиной и не считает их результаты обязательными для себя. Ссора вождей перекинулась на их подчинённых – между москворусами и литвинами постоянно вспыхивали потасовки. Ни на какие согласованные действия две армии были более не способны. Переговоры прервались, Мазепин и Лещинский больше занимались наблюдением друг за другом, чем собственно осадой. Новгородцы, имевшие вдоволь запасов, воспрянули духом, видя такие нелады у врага. Так прошёл месяц.
Положение изменилось по прибытии под Новгород цесаря. Монарх выехал из Киева сразу по получении известия о победе под Торжком. Он задержался в Москве, где тепло встретился со своей цесаревой-матерью у неё в Коломенском. Стареющая Марысенька расплакалась, увидев сына, с которым она общалась последние десять лет при посредстве только коротких сухих писем. Якуб тоже расчувствовался – он больше не мог сердиться на свою матушку. Там же в Коломенском мать и сын вместе появились на торжественном приёме в его честь. Если что-то ей и не понравилось, то Марысенька никому ничего об этом не сказала – ссылка значительно смягчила её характер.
Там же в Москве до цесаря дошли известия о разногласиях между его военачальниками. Он бросил все дела и немедленно выехал на север. По дороге он провёл сутки в Твери, поблагодарив горожан за стойкость в несчастье. Затем на сменных лошадях он отправился к Новгороду, не останавливаясь ни днем, ни ночью.
Он прибыл туда утром 20 сентября 1709 г. К его прибытию лагерь гудел. Ходили слухи, что Мазепин собирается вернуться с войском в Москву, а Лещинский в Вильно. Дисциплина в лагере упала, массовым стало пьянство, многие солдаты дезертировали.  Цесарь немедленно по прибытии вызвал обоих начальников к себе и строго их отчитал за увиденную им неразбериху в присутствии их офицеров. Затем, не дав опомниться от высочайшего разноса, сделал небольшую паузу и… наградил их за стойкость и верность специально учреждённым им орденом – Цесарским Крестом, ставшим с тех пор высшей государственной наградой. Лица присутствовавших сразу же посветлели. "Виватам" в честь цесаря не было конца.
Цесарь немедленно взял переговоры с новгородцами в свои руки. Немедленно в город был направлен парламентёр с ультиматумом: немедленная сдача или штурм и смерть. Узнав, что войском теперь командует лично Якуб  I, Левенгаупт понял, что положение безнадёжно. Он пробовал выторговать себе свободный выход из города, ссылаясь на старые "уклады" с Лещинским, но цесарь был непреклонен: город должен был сдаться безусловно. Единственно, на что он согласился – это на подчинение Новгородчины (отныне перестававшей быть "Нюстадландом") лично себе, минуя Москворуссию. Понимая, что дальше будет только хуже, Новгород сдался в тот же день 21 сентября. На ужине в честь взятия города пленённый Левенгаупт поднял тост "за милосердие Его Цесарского Величества".
Триумф омрачила только одно трагическое событие – на следующий день, 22 сентября 1709 г. в своей палатке от сердечного приступа скончался цесарский комиссар Москворуссии Иван Степанович Мазепин. Молебен за упокой души "вернейшего из верных", как назвал его в своей речи цесарь Якуб, состоялся в Новгороде, в одной из церквей, переданных православной церкви. Тело верного слуги Цесарства было отправлено в Москву. Жители сёл, через которые проезжал траурный поезд, рыдали. Несмотря на все действительные и мнимые претензии к покойному Ивану Степановичу, москворусы любили своего комиссара. Его преемником согласно цесарскому универсалу стал герой Твери и Костромы Меншиков. Генерал Лещинский же за свои заслуги был произведён в гетманы.
Не дремали и литвины. Узнав о победе москворусов, Сапега, собрав всех своих людей воедино, выступил на шведов. Те, считая свои силы недостаточными, не решились дать сражение и отступили в Пруссию. Сапега же выдвинулся на соединение с коронными войсками Браницкого.
Тот, в свою очередь, 16 сентября снова был под Коцком, куда был вынужден отступить после того, как австрийский генерал Фридрих фон Секендорф взял Люблин. Теперь ему предстояло выстоять против объединённых австстро-саксонских сил, зажавших его армию в "клещи". Но 17-го числа Флеминг получил донесение о том, что на территорию Короны вступил комиссар Сапега. Опасаясь удара в тыл, он покинул свои позиции в направлении Минска-Мазовецкого, предупредив, впрочем, об этом союзника. Фон Секендорф не решился начать битву один-на-один с Браницким и тоже ночью отступил к Люблину. Таким образом, утром Стефан Браницкий не обнаружил вокруг никого, кроме потухших костров на месте позиций обоих врагов. Конная разведка подтвердила, что враги ушли. Им удалось найти следы саксонской армии. Коронная армия двинулась за ними. 21 сентября (как раз в день капитуляции Новгорода перед цесарем) Браницкий подошёл к Минску. По дороге он встретил гонца от литвинов и решил идти напролом.
Укрывшийся в городе Флеминг получил ультиматум: ему сообщалось, что войска его австрийского союзника наголову разбиты, и Люблин взят. Если он будет сопротивляться, то после взятия города его людям не стоит рассчитывать на пощаду. На размышление генерал получил два часа. Всё это время на север от города было видно гарцующих всадников – кавалеристы Браницкого изображали приближающиеся авангарды Сапеги. Флеминг не выдержал и сдался. Через несколько дней Браницкий вступил в Варшаву. Столица Короны встретила его обугленными развалинами. Даже те здания, что не сгорели, стояли пустыми – саксонские солдаты успели их ограбить. Бывшая столица Польши выглядела настолько мрачно, что комиссар принял решение насовсем перенести свою резиденцию в Краков. Но добраться до Кракова было нелегко – армия фон Секендорфа фактически разрезала Корону напополам.

Отредактировано Московский гость (21-11-2010 22:45:22)

+2

177

Железная буря (окончание)

Но такая конфигурация теперь, после капитуляции саксонцев (жители Короны острили "Poszedł Sas do lasu" – "Пошёл саксонец лесом") была угрозой самим австрийцам – они оказывались между Браницким на севере и Константином-Станиславом на юге, как между молотом и наковальней. Фон Секендорф сразу же по получении известия о сдаче Минска сам оставил Люблин и отступил на запад, к Ченстохове. Константин-Станислав двинулся вслед за ним.
Браницкий двинул свои войска в Пруссию и осадил Крулевец. Туда же, в Прибалтику, двинулся и Лещинский, блокировав Курляндию, куда отступил из Нюстадланда фельдмаршал Стенбок. Тот не решался выступить на помощь пруссакам, правильно понимая, что тогда ему будет уже некуда возвращаться.
В октябре 1709 г. войско цесаря вступило в шведскую Эстляндию. Замки по дороге сдавались без боя. Единственным городом, оказавшим сопротивление, была Нарва. Якуб оставил Госевского осаждать её, а сам двигался дальше. 30 октября делегация ревельского магистрата вынесла на бархатной подушечке ключи от города. Опасаясь двигаться дальше в разгар наступавшей зимы, цесарь остановился на зимние квартиры в Эстляндии.
Цесарь устраивал в завоёванном Ревеле приём за приёмом, бал за балом. Новогодний фейерверк над замёрзшей Балтикой ничуть не напоминал о длящейся уже десять лет войне. Действительно, Якубу Яну Собесскому было чем гордиться – уже давно Цесарство не одерживало побед такого масштаба. В конце декабря появился очередной повод для торжества – Госевский штурмом взял Нарву. Его солдаты водрузили над главной башней замка штандарт Цесарства с белым орлом на красно-бело-красном полотнище.
Успех в этом году сопутствовал и союзникам-французам. 11 сентября французская армия маршала Виллара разбила осаждавшие г.Монс англо-австрийские силы при селении Мальплаке. Победа была тем более значима, что противниками маршала были не кто-нибудь, а сам Евгений Савойский и герцог Мальборо. Решающую роль сыграли кирасиры, переброшенные из Прованса. Будучи последним резервом маршала (все остальные резервы были уже задействованы против наступления принца Евгения), они остановили английскую атаку на правом фланге французов и отбросили Мальборо назад. Монс удалось отстоять. Виллар был ранен и остался в Монсе на лечении. Вперёд во Фландрию армию повёл маршал Буффлер. Париж гудел праздничным звоном колоколов, но казны эта победа, увы, наполнить не могла.
Догадываясь, что как только сойдёт снег, польский монарх окажется под стенами Риги, губернатор Ливонии Иоганн Паткуль срочно собирал силы. Король Фредрик же собирал на родине новую армию. Пока что он направил приказ Стенбоку поддержать Паткуля всеми своими силами. По сравнению с богатой Ригой возможная потеря курляндской Митавы выглядела мелочью. Кстати, во всей этой военной суматохе все совсем забыли о несчастном герцоге. Судьба Фридриха-Вильгельма, потерявшего одно герцогство и не получившего другого (ему так и не удалось увидеть предназначенного ему Вильно) была печальна: во время отступления со шведской армией он простудился и вскорости умер. Теперь статус герцогства Курляндского был более чем неопределённым.
Действительно, в марте 1710 г. войска Якуба I подошли к Риге. Как только море и Двина освободились ото льда, из Швеции пришли корабли с дополнительными солдатами для гарнизона. Осада Риги длилась с марта по октябрь, но не принесла цесарю успеха. Почти всё время прошло во взаимном маневрировании войск цесаря и прибывшего из Курляндии Стенбока. Шведы находились в лучшем положении, чем поляки – со стороны моря под Ригу регулярно прибывали подкрепления. Фредрик сконцентрировался на одной только Ливонии, в то время как цесарским силам приходилось осаждать также Крулевец и Мемель, тоже не желавшие сдаваться. В конце концов, цесарь пришёл к выводу, что до наступления холодов ему не удастся добиться здесь своих целей, в то время как его вмешательство срочно требовалось на юге – Константин-Владислав потерпел поражение под Люблинцем (недалеко от Ченстоховы) и снова отступал. Якуб Ян Собесский снял осаду Риги и вернулся в столицу, отправив свои войска в Корону. Паткуль за твёрдость в верность короне получил от Фредрика титул графа. Польская "железная буря" стихла.

Отредактировано Московский гость (21-11-2010 22:46:00)

+2

178

Война коалиций

Схватка между двумя коалициями продолжалась. Острословы из лондонских газет окрестили их "горизонтальной" и "вертикальной". Действительно, если посмотреть на карту континента, хорошо видно, что главных союзников, располагавшихся на противоположных концах континента: Англию (теперь уже Великобританию) и Швецию соединяли с их главной союзницей Австрией вертикальные линии с севера на юг, а их противников: Французское Королевство и Цесарство Многих Народов линии горизонтальные – с запада на восток. Европа была распята на этом "кресте коалиций".
После битвы при Мальплаке под натиском французов союзные войска оставили Испанские Нидерланды. Кампания герцога Мальборо против французских войск была неудачной – ему не удалось вытеснить их во Францию. Голландия была перепугана победами французов и начала с ними тайные переговоры в Утрехте. Людовик XIV собирался для развития успеха перебросить в Нидерланды часть французских войск, находившихся в Испании, но обстоятельства помешали ему это сделать.
Многонациональная армия Карла Габсбурга под командованием генерала Стенхоупа начала наступление на Мадрид. Под Сарагосой их остановили франко-испанские войска. Французам удалось прорвать строй союзных Великобритании португальцев, после чего, опасаясь окружения, отступили и главные силы союзников. Король Филипп удержал свою власть в Испании, но Барселона по-прежнему оставалась в руках Карла. Но он допустил оплошность – вместо того, чтобы держаться в Каталонии, он предпринял новое наступление, стремясь во что бы то ни стало захватить Сарагосу. 9 декабря 1710 г. под Сариньеной (60 км на запад от арагонской столицы) генерал Стенхоуп был наголову разбит герцогом Вандомом и попал к нему в плен. Филипп V занял большую часть Каталонии.
К поражениям на фронте (фон Секендорф в начале 1711 г. был разбит под Ченстоховой получившим подкрепления Константином-Владиславом) добавились разногласия между союзниками. В апреле 1711 г. после смерти Иосифа I новым императором Священной Римской Империи стал Карл VI Габсбург. То, что это произошло в Барселоне, давало опасный сигнал для Великобритании – перспектива воссоздания единой империи Габсбургов становилась реальностью. Это вызвало политический кризис в Лондоне. Воинственный кабинет вигов уступил своё место миролюбивому кабинету тори. Это совпало со ссорой Сары Дженнингс, герцогини Мальборо, с королевой Анной, и её последующей опалой. Это в свою очередь подорвало позиции её мужа, герцога Мальборо, который был отозван в Англию. Новый английский командующий, герцог Ормонд, не предпринимал активных действий против французов, что позволило им в июле 1712 г. разбить принца Евгения под Брюсселем. В августе 1712 г. прибывший во Францию глава британского кабинета лорд Сент-Джон, виконт Болингброк  заключил с французами соглашение о перемирии сроком на четыре месяца. Через месяц к перемирию присоединилась Голландская Республика.
Император Карл оказался в ситуации войны на три фронта: в Испании, в Нидерландах и в Короне. Единственным его союзником оставались шведы, но их положение тоже было незавидным – они были способны только на оборону своих изрядно поредевших владений в Прибалтике. Недавно, в апреле 1712 г. к цесарю вернулся Гданьск – видя успехи цесарских сил, тамошннее купечество сочло для себя более выгодным оставить Швецию и снова признать власть Киева. Не желая терять драгоценное время, Якуб I издал универсал, прощавший гданщанам все их вины перед "цесарским величеством". Получив доступ к гданьским верфям, цесарь немедленно продолжил начатое ещё в Ревеле восстановление флота.
На юге Короны победа, наконец-то, досталась Константину-Владиславу. Получив подкрепления, он, наконец-то разбил под Ченстоховой войска фон Секендорфа и изгнал австрийцев с территории Коронной комиссарии. Теперь уже Цесарство вторглось в австрийские владения в Силезии, осадив город Оппельн. Карл VI не мог послать туда подкреплений, поскольку был связан войной на Западе – в Испании французы осадили Барселону, а в Германии вторглись в Баварию. В марте 1713 г. Оппельн капитулировал, а уже в апреле войска Константина-Владислава были под стенами столицы Нижней Силезии города Пресслау.
Однако мирные переговоры между Францией и Англией шли туго. Французские победы привели к тому, что министр Людовика маркиз де Торси выдвинул предложения, для Англии совершенно неприемлемые. Он требовал признания Филиппа V королём Испании, а также решительно настаивал на подтверждения прав Франции на бывшие Испанские Нидерланды. Фактически, принятие этих требований означало для Великобритании признание своего поражения. Французы в этом случае стали бы безраздельными повелителями Западной Европы. Поэтому лорд Болингброк, скрепя сердце, был вынужден прервать утрехтские переговоры. После провала своей внешней политики кабинет тори был вынужден подать в отставку. К власти в Лондоне вернулись виги во главе с Сиднеем Годолфином. В апреле 1713 г. закончилось англо-французское перемирие (продлённое до этого ещё на 4 месяца). При всей своей неприязни к мужу своей бывшей подруги, королева Анна поддержала возвращение герцога Мальборо в Европу – при всех своих недостатках он по-прежнему оставался лучшим (и поэтому незаменимым) полководцем Соединённого Королевства.
Швецию ждал очередной удар – 25 февраля 1713 г. в Стокгольме перестало биться сердце короля Фредрика Первого. А в Западную войну снова вступила Великобритания, оттянув значительную часть французских сил на себя.

Отредактировано Московский гость (05-09-2010 23:24:15)

+1

179

Московский гость написал(а):

Армия Карла Габсбурга под командованием генерала Стенхоупа начала наступление на Мадрид. Под Сарагосой их остановили англо-испанские войска. Им удалось прорвать строй союзных Великобритании португальцев, после чего, опасаясь окружения, отступили и главные силы союзников.

Не совсем понятно, кто же прорвал строй португальцев. Какие-то догадки можно конечно сделать, но все-таки лучше бы исправить.

+1

180

Да, конечно, не "им", а "французам".

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Михаил Токуров "Любимый город"