Верность и измена
В войне против Цесарства король Фредрик сделал ставку на "внутреннего союзника". Рознь между Москвой и Костромой он намеревался использовать в своих целях. Ещё с 1703 г. он начал искать контактов с костромским воеводой князем Милославским. Разумеется, вначале это были контакты через посредство "третьих лиц" – различные люди (обычно приезжавшие в Кострому под предлогом торговых и семейных дел) в разговорах с князем как бы невзначай оговаривались, что они искренне сочувствуют князю, "притесняемого алчностью москворусского комиссара". Затем другие "третьи люди" под большим секретом сообщали, что бывали (разумеется, тоже по торговым и семейным делам) в шведском Новгороде и слышали, что шведы тоже сочувствуют положению воеводы. Следующие упоминали уже имена конкретных шведских сановников, пока, наконец, не дошло до ключевого момента – в апреле 1706 г. Сергей Милославский получил через одного из своих доверенных лиц письмо, подписанное "Fredericus Rex".
После того, как взволнованный воевода решился открыть письмо (оно было в двойном конверте) он долго не решался его прочитать. Если все предыдущие контакты можно было объяснить перед цесарем торговлей, личными делами или, в крайнем случае, недомыслием, то теперь он обязан был сделать выбор – или раскрыть всё цесарю или перейти на сторону Швеции. Сергей Иванович провёл бессонную ночь, раздумывая о судьбе своей земли и своей собственной судьбе.
Открыться цесарю означало личную безопасность, но означало, что в будущем Костромской край останется в руках Цесарства, а что ещё хуже – под управлением ненавистной Москвы. Кроме того, в случае победы шведов (весьма вероятной при существующем соотношении сил) он сам, князь Сергей Милославский, выходил бы в глазах своих костромских соотечественников, как трус и предатель, не воспользовавшийся удобным моментом для освобождения своей Родины.
Выступить на стороне шведов означало подвергнуть лично себя и всю Кострому огромному риску: ведь тех сил, на которые он мог бы рассчитывать (личная охрана, городское ополчение и несколько набранных из костромичей полков, которые ему всеми правдами и неправдами удалось удержать от отправки на войну) хватило бы в лучшем случае для удержания города во время осады, но не для наступления на Москву, не говоря уж о Киеве. Преждевременное выступление грозило гибелью лично для него и репрессиями для всего жителей края.
Поэтому ответ его был осторожным. Милославский благодарил "Его Королевское Величество" за заботу о "многострадальном народе великорусском", уверял в том, что все сословия Костромы, как один человек готовы выступить против "польского гнёта" и готовы признать короля своим покровителем и защитником "старинных русских вольностей". Также Фредрик уверялся в том, что в Костроме хорошо известна доброта монархов шведских к русскому народу Новгорода и Пскова, а также выражалась надежда, что для "великорусского народа Костромы" его величество Фридерикус будет столь же добр.
Милославский обещал предоставить в распоряжение шведов все ресурсы Костромской земли. Особенный упор он делал на многочисленные костромские мануфактуры, способные значительно пополнить арсеналы королевской армии, а также на собранные в Костроме большие запасы продовольствия и пороха. Вместе с тем он ставил одно, но важное условие: выступление произойдёт не раньше, чем на землю Костромского воеводства вступит регулярное шведское войско.
Доверенному секретарю костромского воеводы удалось попасть в шведский Нюстадланд, а затем и в Стокгольм, оставшись незамеченным для следивших за воеводой людей комиссара Мазепина. Ответного письма Фредрик Гогенцоллерн писать не стал, сознавая риск, какому подвергался его новый тайный союзник. Он обещал на словах, что отправит в Кострому большое войско сразу же, когда это будет возможно, и призывал ждать, уверяя воеводу в своей полной поддержке. Вернувшись, секретарь передал слова короля своему хозяину. Знаменательно, что именно во время этих первых контактов короля и воеводы впервые вошёл в употребление термин "великорусский народ" в качестве этнонима-самоназвания жителей Костромской земли.
Осенью 1708 г. король решил, что время пришло. Он собрал большую армию (для этого пришлось ослабить войска в Литве) и разработал план действий. Согласно ему, часть армии под командованием ставшего генералом Левенгаупта должна была ещё в октябре выступить на Кострому, где Милославский поднял бы восстание. В то время, как силы москворусов Госевского были бы заняты подавлением мятежа на Волге, король захватил бы оставшуюся без помощи Тверь и перешёл бы Волгу, после чего мог бы угрожать Москве. Независимо от развития ситуации в Костроме, Госевский должен был бы вернуться назад, на защиту комиссариальной столицы. В лучшем случае Фредрик надеялся захватить Москву и разбить Госевского под её стенами, взяв своеобразный реванш за поражение де ла Гарди сто лет тому назад. В худшем, шведы получали контроль над северными окрестностями Москвы (Клин, Дмитров, Троице-Сергиева Лавра) и связывали бы армию Госевского, не позволяя прийти на помощь Литве, где Фредрик собирался нанести следующий удар.
Не забывал он и об украинских казаках, которые должны были оттянуть часть москворусских сил на себя. С этой целью им был отправлен посол в Черкасск к гетману Палию. Всё это, вместе с очередным наступлением австрийцев на западе в направлении Люблина (рассчитывать на активность саксонцев Флеминга было бы чересчур оптимистично) должно было заставить цесаря подписать мир на продиктованных ему условиях в соответствии с первоначальным планом раздела его государства.
Но не всё пошло по плану короля. Его подвели союзники. Князь Милославский предался "Фредерикусу" всей душой, но его секретарь – главный посредник в сношениях с ним, перепугался ожидающих его последствий предательства. Поэтому он тайно встретился с генералом Меншиковым и, умоляя о пощаде, всё рассказал ему. Тот, будучи через своих шпионов в шведском стане в курсе о некоем "предприятии генерала Левенгаупта", сообразил, что следует действовать немедленно. Не запрашивая санкции ни Госевского, ни Мазепина (только сообщив им о своих действиях письмом), он во главе нескольких рот драгун немедленно отправился в Кострому. Разведчики воеводы (не знавшие точно о планах своего начальника, но, как и все великорусы, не любившие "москалей") успели сообщить ему о приближении к городу кавалерии во главе с Меншиковым (один из разведчиков узнал командира москворусского отряда). Поняв, что его заговор раскрыт, воевода бежал, не пытаясь оказать сопротивление. В дальнейшем сторонники независимости Великоруссии упрекали его в трусости, утверждая, что он мог бы спасти положение, просто закрыв городские ворота – ибо Меншиков не имел в распоряжении никаких сил, достаточных для правильной осады такой сильной крепости, как Кострома.
Но, так или иначе, в ноябре 1708 г. Кострома оказалась в руках Меншикова, с ходу начавшего творить "суд и расправу". На главной площади уже на следующий день начали строить эшафоты для казней. Все люди, которых выдал упомянутый секретарь воеводы, были немедленно схвачены и подвергнуты пыткам. На пытках они выдавали своих сообщников, действительных и мнимых. Те их них, показания которых казались особо важными, были отправлены в Москву, а затем и в Киев, для дальнейшего следствия. Судьба остальных была незавидна – их ждали ссылки и казни. Казни были жестокими – по приказу Меншикова многих заговорщиков четвертовано, многих повешено за рёбра на крюке. Репрессиям подверглись также священнослужители Истинной Православной Церкви – они пользовались в Москве особенной нелюбовью.
Цесарь, получивший от Мазепина подробное донесение о костромских событиях, одобрил действия комиссариальных властей. Мазепин и Меншиков получили высочайшую благодарность за верность и были награждены Орденом Святого Станислава. В отчаянном положении оказался Левенгаупт: его поход теперь потерял всякий смысл. Однако, узнав от бежавшего к нему Милославского о слабости цесарских сил в городе, а также надеясь, что при его появлении под стенами города восстание всё-таки начнётся, он продолжил своё движение. Но его расчёт не оправдался. Восстания не произошло – костромичи были перепуганы репрессиями Меншикова и сидели тише воды, ниже травы. В дополнение к драгунам, Госевский и Мазепин выслали в Кострому несколько вновь сформированных в Рязани полков. Генерал Меншиков мог рассчитывать также на некоторые расквартированные в Костроме части (те, которые состояли из москворусов). Кроме того, шведам докучали морозы (зима 1708/09 г. была особенно холодной). Попытка штурма костромских стен провалилась с большими для нападавших потерями. Шведский генерал решил отступить обратно в Новгород. Меншиков не преследовал его, опасаясь бунта после ухода войск. Вернувшиеся в Новгород войска Левенгаупта были практически небоеспособны из-за голода и массовых обморожений.
Не оправдались и надежды короля на украинцев. Разбив Долгорукова, Палий, хоть и прилагал усилия к расширению восстания на Дону (казаки одно время стояли под Воронежем), старался договориться с цесарскими властями. Первые успехи не вскружили гетману голову. Он прекрасно понимал, что у Украины нет шансов на независимость. Чем бы ни окончились военные действия, после заключения мира Цесарство всё равно будет достаточно сильно, чтобы раздавить мятежников. Поэтому он отправлял посольства в Москву и Киев, представляя случившееся исключительно как реакцию казаков на произвол черкасских властей. Цесарь был в отчаянном положении – к войнам с внешними врагами он никоим образом не хотел получить ещё внутренний мятеж, поэтому он согласился на переговоры. В любом случае, на украинскую помощь против Москворуссии Фредрику рассчитывать не стоило.
Он, тем не менее, двинул войска на Тверь, рассчитывая победой на Верхней Волге замазать неудачу на Волге Средней. И тут всё началось с неудачи – в апреле 1709 г. Фредрик, будучи в Новгороде, простудился и слёг. Во главе его армии встал Карл Густав Реншильд – герой Копенгагена, получивший за свою победу над Данией чин фельдмаршала. Со стороны Цесарства командовал всё тот же гетман Борис Госевский. Противоборствующие армии встретились на полдороги до Твери – под г.Торжок. Цесарские войска имели численное преимущество над королевскими – умиротворение Костромы и перемирие на Украине позволило собрать в Москворуссии значительное войско. Также участвовало в битве несколько полков литовской конницы – в условиях "затишья" Сапега и Лещинский могли позволить отправить помощь в соседнюю комиссарию.
Ожесточённая битва завершилась к вечеру 25 мая 1709 г. полным разгромом сил Реншильда. Сам фельдмаршал попал в плен в результате атаки литвинов. Узнав об этом, его армия сначала дрогнула, а затем побежала. Из-за больших потерь и наступления темноты Госевский не решился немедленно начать преследование бегущих шведов. Но и без этого масштаб катастрофы был огромен – теперь Нюстадланд, фактически, был беззащитен перед вторжением Литвы. Узнав о гибели армии под Торжком, король Фредрик немедленно выехал из Новгорода – он уже не мог чувствовать себя там в безопасности.