Вот выкладываю еще две главы. Пожалуйста, покритикуйте.
Глава 10.
«Кто друг, а кто враг? Начальник раймилиции Рогаль? Друг. Такие же вот оуновцы убили старшего сына Эбера Ханановича, вместе с ним живет сестра его жены, вся семья которой упокоилась в безымянном рву… Такое не прощают… Майор Катрянц? Враг. Лично ко мне у него неприязни нет, но Светличного он не любит, попробует отыграться на подчиненном… Первый секретарь Глинского райкома Мосейчук? Враг. Он всегда упирает на то, что с бандеровскими выродками надо бы почеловечнее. Мол, тогда сами сдадутся. Сейчас пойдет петь про социалистическую законность и про гуманизм… Второй секретарь горкома Шабунин? Друг. Этот всегда требовал казнить бандеровскую сволочь как военных преступников, прилюдно. На виселице. Он заступится… Сам Светличный? Не знаю… Во-первых, я, конечно виноват, а во-вторых – вдруг решит, что заступаться за подчиненного – кумовство? Может и припечатать. Первый секретарь Кавун? Этот, пожалуй, сочувствует, потому что знавал Сергиенко еще по довоенной работе. По рекомендации Дмитрия Сергеевича может и заступиться…»
Вот такие мысли бродили в голове Вазова. Он стоял перед бюро горкома, упрямо наклонив голову и исподлобья оглядывая всех присутствующих. По первой оценке голоса делятся примерно поровну, так что…
Первый секретарь горкома партии поднялся из-за стола:
Итак, товарищи, на повестке дня персональное дело коммуниста Вазова. Кто хочет выступить?
Товарищи, – поднялся Катрянц, – капитан Вазов совершил проступок, совершенно недопустимый ни для офицера, ни для коммуниста. Во время операции по ликвидации бандеровского лагеря, капитан Вазов, движимый желанием отомстить за гибель семьи своей знакомой, – майор поморщился, – совершил самосуд над одним из сдавшихся в плен. Причем, этот пленник располагал ценной информацией, так как был беспековым у командира сотни, Сирого. Вместо того чтобы взять его в работу, капитан Вазов принялся избивать захваченного бандеровца. Даже вмешательство бойцов батальона МГБ уже не спасло пленника. На следующий день он скончался в больнице, от множественных травм и внутренних кровоизлияний. Вскрытие показало, что у бандеровца по кличке Хряк, а настоящей фамилии его мы уже не узнаем, был в двух местах проломлен череп, сломаны пять ребер, раздроблена печень, а паховая область представляла собой один сплошной синяк. И хотелось бы в этой связи задать еще вопрос и подполковнику Светличному: как он допустил к командованию такого, с позволения сказать офицера?
Я, конечно, не снимаю ответственности с себя, – поднялся Светличный. – Я видел, в каком состоянии прибыл Вазов из Копытлово, и не должен был отдавать ему командование операцией. Но я полагаю, что никакой бандеровец, один или даже сотня, – голос его окреп и сделался звонче и грознее, – не дает никому права усомнится в честности и преданности делу Ленина-Сталина заслуженного офицера-фронтовика, каким является Вазов!
А я считаю, – Катрянц тоже повысил голос, – что подобное нарушение социалистической законности не может пройти даром для Вазова. Такой поступок недостоин коммуниста!
Над столом партбюро зашелестели голоса. Рогаль прокашлялся и негромко спросил:
Ну, а так-то, этому бандеровцу шо светило?
Думаю – высшая мера социальной защиты! – жестко ответил Светличный.
Ну, и шо ж тогда парня пытать? – Эбер Хананович пытался заступиться за Глеба. – Ну, таки и убил, таки туда ему и дорога. Как говориться, дай ему, шоб не последнего…
Ты, товарищ Рогаль, не верно понимаешь, как я погляжу, – рассудительно заметил первый секретарь Кавун. – Мы ж Вазова не зато разбираем, что бандеровца убил, а за то, что права он на это не имел. Мы ж не бандеровцы, чтобы самим решать: убить, не убить. На то суд есть. Ты-то, Вазов, сам что молчишь?
А что говорить? – хрипло спросил Глеб.
Отредактировано Серб (26-03-2007 22:42:52)