ТАБОР
Ночной ветер взломал ледовые поля, и утром Табор только присвистнул, увидев сеть трещин на вчера ещё гладком ледяном панцире. Собаки дружно отозвались на свист разноголосым лаем и воем, но тут же смолкли, увидев корыто с кормом.
Табор всегда сам кормил собак. Стоя у корыта, он подзывал их по одной и давал кусок. Не бросал, а давал. Собака ест из рук, а зверю кидают, чтобы близко не подходил. Рослый рыже-чёрный пес, сидя рядом с Табором, наблюдал за порядком. Хотя желающих его нарушить не находилось очень давно.
Странный пёс. Выданный ему кусок лежит на снегу, а он и не смотрит на него. И как только какая-либо из собак замешкается, подходя на зов Табора, или попробует опередить вызванную, он тут же кидается на нарушительницу порядка. И в упряжке он не столько тянет, сколько кусает остальных, путает постромки, сбивает с шага. А выпряжешь его, так и будет бежать рядом с собаками, подгоняя их рычанием и укусами. Но он не вожак. Упряжку всегда ведёт старая с поседевшей мордой чёрная самка.
Накормив собак, Табор взялся за домашние дела. В море сегодня всё равно не выйти, а обойти островное хозяйство он и потом успеет. Да и с отлётом птиц оно невелико, зверь ещё раньше ушёл с лежбищ.
Этот остров в океане совсем не нуждался в человеке, если бы здесь не проходила Граница. О соединении, да ещё к тому же дырчатом, узнали случайно и после весьма неприятного инцидента. Когда вывалившиеся из своего мира вояки перебили друг друга, а заодно и всю живность на этом и соседних островках. Пришлось срочно ставить вахту. Мир новый, неисследованный и, судя по первому же контакту, воинственный на достаточно высоком техническом уровне.
Отработав на острове две вахты, Табор заявил, что останется на постоянном дежурстве. С ним не спорили: здесь привыкли доверять выбору человека. Да, Табор знает: правильно – сапиенс, но человек – привычнее, а что люди бывают ну очень разными, он усвоил ещё в той прошлой жизни. А заодно он здесь присматривает за лежбищами морского зверя и птичьими колониями и живёт почти как там, на безвозвратно потерянной Родине. Ему повезло найти себе в этом сложном мире место, так похожее на Родину. Место, где он – полноправный звёздник и где усвоенные с детства навыки не помеха, а подспорье. Не многим спасёнышам так везёт: остаться в Звёздном Мире и жить привычной жизнью.
Одиночество его не тяготило, да и не было оно особенно долгим. Биологи, гидрологи, разведчики часто навещали остров, и то и жили подолгу.
За всё время его жизни на острове выброс на Границе был однажды, но небольшой. Табор только слышал стрельбу и шум моторов и видел дым. Дым быстро рассеялся, даже пробы взять не удалось. Но зато он смог чётко зафиксировать локус соединения: в рост человека над поверхностью и точно посередине между теми двумя островками, что так и остались мёртвыми после первого контакта.
Вывесив шкуры для проветривания, Табор занялся лодкой: судя по всему, она ему до весны не понадобится. Лодку свою он любил и возиться с ней был готов всегда, а уж если был серьёзный повод, как сегодня, то трудился до самозабвения. И когда до него дошло, что снаружи что-то не то… то он сразу понял, что Граница прорвана.
Выли и лаяли собаки, пронзительно верещал сигнал тревоги, а к острову уже приближался тяжёлый чёрно-синий дым. Выключать зуммер, загонять собак в убежище, натягивать защитный костюм, включать поглотители и прочую аппаратуру,– всё это пришлось делать одновременно.
Когда Табор, полностью готовый ко всему предусмотренному многочисленными инструкциями и руководствами, взбежал на верхнюю площадку, выброс уже заканчивался. Сине-фиолетовое пятно прорыва светлело, сливаясь с небом, клубы дыма послушно тянулись к раструбам поглотителей, а на льду… на льду тёмное пятно человеческого тела. Табор вгляделся: да, человек, во всяком случае, на первый взгляд. И его надо спасать. Если он ещё жив, конечно. Но тело нужно в любом случае.
Ударные волны раздвинули трещины, и тело лежало на свободно вращающейся льдине. Одна рука свесилась в воду, одежда казалась дымящейся. Табор покосился на нарукавные индикаторы. Нет, газов ещё много, придётся идти так, в костюме. Как бы под лёд не сыграть. Он спустился со смотровой площадки и побежал к береговой кромке, на бегу разматывая тросик с крюком.
С третьей попытки ему удалось зацепить льдину и подтянуть к припаю. Перетащить тело на берег было уже легче. Табор быстро опылил его консервантом, толком и не разглядывая, что там, какие раны, жив ли.
За этими хлопотами воздух очистился, и он побежал включить лабораторию, заодно выпустив собак. Те сразу бросились к телу, но не подошли, а остановились поодаль. Когда Табор, сняв и спрятав костюм и проверив автоматику, вернулся на берег, собаки стояли кольцом вокруг тела и издали напряжённо принюхивались.
Взвалив тряпочно болтающееся, но очень тяжёлое тело на плечи и мысленно ругая себя, что не подумал о нартах, Табор отнёс его в дом. Лаборатория была уже готова. Автоматика справилась бы куда лучше, но любопытство пересиливало, и Табор взялся за дело сам.
Да, это был человек. И на первый взгляд почти неотличимый от него самого. Обожжённый, местами обугленный, он ещё сохранял слабые признаки жизни. Больше всего пострадали ноги. Ниже колен – если только это раньше были колени – плоть стала хрупкой, рассыпающейся в пыль при лёгком прикосновении. Одна рука вдвое короче другой, тоже на конце обугленной, и в неожиданно ровном косом срезе видна белая кость. Грудь сплющена, и обломки рёбер торчат через кожу наружу. Живот раскрыт рваной раной. Лицо и голова – мешанина крови и грязи. Но аппаратура показывает работу мозга в режиме глубокой потери сознания, но работу. И Табор отступил. Всё же он не врач, а этому человеку нужен врач, а не препаратор. Табор включил автоматику в поддерживающем режиме и пошёл вызывать Травмин.
В Травмине уже знали. Табор и забыл, что лабораторная автоматика имеет свою независимую связь. Что ж, ему теперь оставалось вернуться к своим делам. Он оставил приказ известить его перед транспортировкой и пошёл к морю.
Разводья уже затягивало белым ледком, ветер утих. К вечеру лёд восстановится. И если ничто не помешает, то дня через два лёд встанет намертво. И тогда…
Мягко сжало запястье сигналом вызова. Всё ещё глядя в белую пустоту, Табор включил связь.
– Мы увозим его, – Табор узнал голос Крайспа. – Ты хотел поглядеть?
– Да, иду.
Крайсп стоял внутри у входа. Его, обычно зеленоватая, шершавая кожа побурела и сошлась складками у глаз и в углах рта.
– Вытянем, – ответил он на невысказанный вопрос Табора. – Но глядеть сейчас не советую.
– Что, слишком плох?
– Бывало и хуже, – пожал плечами Крайсп. – Но он слишком похож на тебя. Тебе будет неприятно.
Табор кивнул, соглашаясь. Он такое уже видел пару раз. И каждый раз надолго хватало.
– Зайдёшь, выпьешь чего-нибудь горячего?
– Мне не холодно, – Крайсп усмехнулся, показав заострённые, как у всех вампиров, клыки. – Но зайду.
Когда они входили в комнату, гулкий хлопок транспортировки потряс дом.
– Даже так? – Табор подхватил падающее с полки чучело чайки. – И винтолёта не ждали?
– Мозг ещё работал, надо спешить.
Табор поставил на стол кувшин с питьём, чаши, блюдо с мелкой сушёной рыбой.
– О, от такого не откажусь, – оценил угощение Крайсп.
Тёмно-красная тягучая жидкость с тихим шипением наполнила чаши. Крайсп выпустил когти и, держа чашу снизу за донышко, медленно вращал её, любуясь жёлтыми прожилками в матовой глубине древесины.
– Ездил к Мастерам?
– Да, – кивнул Табор. – Выменял на шкуры.
Крайсп свёл зрачки в крохотные звёздочки. Табор знал, что это признак благодушия и расслабленности, и порадовался за приятеля. Врачу всегда нелегко, а врачу в Травмине, на приёме… Кожа Крайспа разглаживалась, мягко зеленела, заострённые уши прижались к голове, и жёсткая шерсть, острым мысом спускающаяся на лоб, уже не топорщилась. Когтем другой руки Крайсп подцепил рыбку, ловко издали кинул в рот, причмокнул.
– Хороша!
– Угадал с солью, – Табор гордился своим умением обрабатывать добычу так, чтобы ничего не пропадало. – И солнца было в меру.
– Хороша, – повторил Крайсп. – А с мясом не пробовал так?
– Возни с нарезкой много. А куском…– Табор махнул рукой, словно отталкивая что-то.
– В мясе главное – сочность, – согласился Крайсп и шутливо щёлкнул себя когтем по клыку.
В окна мягкими толчками бил ветер, в очаге потрескивали поленья, настоящие, а не имитация, как в городе. Табор вспомнил, как гнал к острову баржу с дровами, устраивал поленницу. Хлопот, конечно, он себе доставил – выше головы! – но зато теперь у него всегда живой огонь со смолистым лёгким духом. И молчание у живого огня не тяготит.
Крайсп мягко без стука опустил на стол чашу и встал.
– Хорошо у тебя, но пора.
Табор тоже встал. Да, пора. Что бы ни было, как бы ни было, но не остановиться, не вернуться. Пора.
– Ты на чём?
– На ранце, – Крайсп шевельнул плечами, высвобождая из складок плаща закреплённую на спине коробку.
– Даже не снимаешь, – рассмеялся Табор.
– На дежурстве – никогда! – серьёзно ответил Крайсп. – Не провожай, я прямо с крыльца.
Они ещё обнялись на прощанье. По давнему шутливому ритуалу Крайсп клыками слегка прикусил Табору шею под ухом, а Табор ткнул его напряжённо вытянутыми пальцами в живот. И дверь захлопнулась.
Табор вернулся к столу, убрал остатки их пиршества, снова прислушался к ветру. Да, похоже, опять раздробит лёд. Всё-таки выбросы разрушают воздушные потоки...
Отредактировано Зубатка (20-05-2010 23:21:17)