Захотелось написать вот такой "добрый рассказик". Авось кому и приглянется...

Лакомство

I

Ярко светит солнышко, птички просто-таки заливаются. Ну, еще бы – весна. И когда над головой так ярко светит солнце, с такого яркого, пронзительно голубого неба, даже если ты законченый мизантроп – все равно на душе потеплеет. Хоть самую малость, а все же…
А я вовсе не мизантроп. Если честно, то я очень даже ничего себе человек. Очень даже! Вон как мне сейчас две девчоночки улыбнулись. Еще бы: молод, высок, обаятелен, и на лицо – далеко не уродец…
Да, я простой милиционер… хотя, конечно, не совсем простой – как-никак старший лейтенант. И Чечню прошел, так что в себе уверен. Мужик… И нет ничего удивительного, что я Ночке так понравился.
Вообще-то, ее зовут Еленой, но мне так нравится придуманное мной сокращение. Елена –Еленочка – Ночка… Вот правда, ночки мне от Ночки пока так и не перепадало. Муж у нее… Видел я этого козла… Обрюзгший, старый, мерзкий.  Морда – противная, лысеющая голова – в шрамах. Ночка как-то говорила, что он инженером был, но на заводе авария случилась. Должно быть, с аварии у него и шрамы. Ночку мою точно на привязи около себя держит, скотина…
Вот не понимаю я этого, нет, даже не мужика – существа! Не понимаю и все! Ну, ведь старый ты уже, здоровье, видать, не очень – а туда же! К молодым тянет!  Небось, не нагулялся по молодости, так теперь наверстать пытаешься? Напрасный труд: чего ушло – того не воротишь!
А Ночка с ним – как принцесса из сказки. Рядом с троллем из той же сказки. Нет, ну разве так можно? Да кто дал ему право-то вот так, мою Ночку?! Как представлю себе, что он своими грязными руками ее обнимает, и губы к ней свои  слюнявые тянет – аж с души воротит…
Только Ночка у меня – умница. Сама все решила. Она бы ко мне давно ушла, но вот жить-то нам где? А козел этот, муженек ее страховидлый, квартирой делиться не станет. Его квартира, от тетки что ли досталась… В общем, уже на третьем свидании Ночка мне и открылась. Так плакала, бедняжка моя, так плакала… Даже если бы сама не предложила, я бы этого козла без всякой ее просьбы…
Месяц я все обдумывал, так и эдак прикидывал. Все подготовил, да так тщательно, что теперь коллегам моим нипочем ни про меня, ни про Ночку не догадаться. Ее сейчас в райотдел вызвали. Ну какое алиби может быть лучше, чем повестка в к нам, в милицию? Там и время точно зафиксируют, и свидетелей будет куча. И никто и не подумает, что Ночка сама… А у меня с сегодняшнего дня – отпуск. И все наши знают, что я уехал в деревню, к бабке. Бабка-то моя давно померла, но я до сих пор по привычке говорю: «к бабке». И не очень-то и грешу против истины, потому что каждый  раз захожу к ней на могилку, проведать …
А то, что уехал сегодня, а приехал завтра – так в дороге всякое бывает. Машина забарахлила, вот и загорал полдня! Так-то!
Ну, где там их дом? Вот он. Ничего не скажешь: домик – красавец! Сталинской еще постройки, потолки высокие, стены толстые. И Ночка говорила, что этот ее козел такой ремонт сделал… Ладно, сейчас посмотрим: какой там ремонт? Так, второй подъезд…
Ключик от стальной двери в подъезде дала мне Ночка. А потом по всему подъезду раззвонила, что муж ее – растеряха страшная, вот даже  ключ от подъезда потерял. Так что если теперь найдут ее мужа с пулей в голове… Кстати, вот что проверить надо…
Я вытаскиваю пистолет, еще раз убеждаюсь, что он – на боевом взводе, что предохранитель снят. А стреляю я хорошо: на последней проверке в тире – только одна «семерка». Остальное – «восьмерки» и «девятки». Даже одна «десятка» есть…
Ага, вот и дверь. Осталось совсем чуть-чуть, до того момента, когда я смогу, наконец обнять свою Ночку и сказать ей: «Ты теперь свободна! Только уже занята!» Любимая моя!..
Звонок… Странно, а я-то думал, что будет какой-нибудь перелив, а тут простой звонок. Да что он там, заснул что ли?! О, вот и шаги за дверью…
- Откройте, милиция!
За дверью неуверенное топтание:
- Удостоверение покажите…
Да, пожалуйста! Ты ж все равно никому уже не расскажешь: кто к тебе приходил, зачем к тебе приходил… Замок открывается с легким щелчком:
- Проходите, товарищ старший лейтенант…
Да, Ночка была права: ремонт – закачаешься! Очень хорошо. Неужели сам все сделал? А с другой стороны, чего в этом удивительного? Инженер, все-таки…
Он ведет меня в комнату и, войдя, круто оборачивается  ко мне:
- Ну-с, чем могу вам служить? Зачем я понадобился родной милиции?
Эге, а ведь ты трусишь! Еще бы: такие, как ты, всегда милиции боятся. Вот забавно: ведь в жизни никогда ничего такого не совершили, а все равно боятся… Врожденное это у них что ли?
- Видите ли, к нам поступила информация… – одной рукой я протягиваю ему папку, а другую незаметно завожу за спину и нащупываю рукоятку пистолета…

II

Перед выходом я целую на прощание мужа. Он ласково гладит меня по спине:
- Ты уж там не задерживайся, Леночка. Я ужин к восьми часам приготовлю. Постарайся, чтобы потом не подогревать…
Он заботливый, умный, добрый. Нет, я решительно не смогла бы предать и бросить его. Он должен знать, что я верна ему, и даже, когда он будет умирать, я хочу, чтобы последние его мысли были обо мне. И чтобы эти мысли были добрыми, хорошими и ласковыми. Такими же, как он сам…
…Я предъявляю повестку и отправляюсь в кабинет оперуполномоченного, указанный дежурным милиционером.
Опер одаривает меня профессионально-оценивающим взглядом и начинает расспрашивать меня об угнанной из нашего двора машине, а я  все не могу сосредоточиться. Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг что-то случиться?
Видимо, оперуполномоченный это замечает, но делает свои собственные выводы. Протягивая мне стакан воды, он мягко говорит:
- Да вы не волнуйтесь так, Елена Юрьевна. Ничего страшного, если вы чего-то не знаете или не помните. Успокойтесь, пожалуйста…
Как ни странно, этот мягкий, чуть покровительственный тон действует на меня успокаивающе. Я отбрасываю прочь все посторонние мысли и стараюсь думать только о том, что спрашивает меня опер. Постепенно, наш … разговор? … допрос? … в общем, наш  обмен информацией входит в нормальную колею и, через полтора часа,  узнав от меня все, что ему требовалось, оперуполномоченный отпускает меня восвояси. Я вежливо прошу его отметить повестку, и он тут же выполняет мою просьбу, скользнув при этом по моей фигуре уже совсем не профессиональным взглядом. Да, фигурой своей я могу гордиться: занятия спортом и ежедневный шейпинг даром не пропали! Любуйтесь, товарищ оперуполномоченный!..
Внезапно меня пронзает ужасная мысль: а все ли уже окончено? И все ли сделано так, как должно было быть сделано? А вдруг у него не получилось? А если с ним что-то  случилось? Нет! Только не с ним – я этого не переживу!..
Я почти лечу домой. И на бегу повторяю молитву или заклинание: «Господи, пусть все будет так, как я хотела! Господи, пусть с ним все будет хорошо!»
Около самого дома я вдруг останавливаюсь. У меня ослабели ноги, и противно заныло в животе. А вдруг?.. Вдруг?!! Господи, услышь меня! Господи, я больше никогда, никогда-никогда, не стану делать ничего подобного!! Клянусь тебе!!!
Как страшно подниматься по лестнице и ждать, с ужасом ждать что вот сейчас откроется дверь, а там… Вот наша дверь… Я вставляю ключ…
Дверь распахивается и на пороге появляется он. Мой любимый… Мой самый лучший… Мой…
Он стискивает меня в объятиях, и целует, целует, целует, никак не желая остановиться. Как это прекрасно, когда тебя обнимает твой, только твой, самый-самый главный в твоей жизни мужчина. Твоя защита и твоя опора. Твоя жизнь. Твоя любовь.
Он опускается передо мной на колени, помогает снять сапоги.  Я смотрю на его могучую шею, на широкие плечи, на сильные руки, которыми он осторожно расстегивает «молнии». Ой! Он встал на четвереньки, схватил зубами мои тапочки и подает их мне, точно большая добрая собака. Песик мой!
Я пытаюсь почесать его за ухом, но он внезапно поднимает голову и смотрит на меня с укором:
- Что случилось, любимый? Чем я обидела своего песика?
- Ну, ты ведь даже не спросила, как все произошло…
- Хороший мой! Любимый! Да разве я могу сомневаться, что ты все сделал замечательно. Ведь я уверена в своем маленьком, глупеньком песике…
Он поднимается на ноги и опять обнимает меня. Его губы тычутся мне в самое ухо, обжигая его горячим дыханием:
- А что мне будет за то, что я все так хорошо сделал? Какая меня ждет награда?
Его руки становятся все настойчивей. Ну, хорошо, хорошо – будет тебе награда!..
…
… Я лежу, положив голову ему на плечо. Кажется вот так лежала бы, и лежала, и лежала… Всю жизнь. Любимый мой…
Неожиданно он начинает ворочаться, пытаясь аккуратно вытащить из-под меня свою руку:
- Любимый, что такое? Тебе неудобно?
Приподнявшись на локте, он смотрит на меня:
- Между прочим, твой муж успел поставить мясо в духовку. И если я сейчас ее не выключу, то оно испортится. Пересохнет, и станет жестким. Как подметка. Подожди, я сейчас…

III

Я иду на кухню, и выключаю духовку. Судя по запаху, мясо как раз готово. Ну, пусть еще постоит в духовке, потомится. Теперь надо сервировать стол. Я оглядываюсь. Где-то ведь должен быть поднос? А где? О, вот он!..
Так, теперь тарелки. Вилки… Интересно, а чистые вилки здесь есть? Ладно, сейчас помою…  Ага, салат остался на столе. Очень кстати. Хорошо, когда никто не требует все немедленно убрать туда, откуда взял. А бокалы стоят в комнате, в серванте. Надо сходить. Заодно узнаю у любимой: где это у нас вино?
По пути я разглядываю фотографии, висящие на стенах. Вооруженные люди стоят или сидят в обнимку на фоне речек, гор, развалин домов. Молодые, улыбающиеся. Тогда еще живые. Интересно, многие ли из вас живы и поныне. Я уверен, что смерть собрала среди вас свою страшную жатву…
- Солнышко, а где у нас вино?
- Ну, вот что бы ты без меня делал? – капризно тянет она. – Вон там, в шифоньере посмотри.
Внезапно она прыскает от смеха.
- Что такое, Солнышко?
- Да вдруг вспомнила. Представляешь, этот… – она на секунду сбивается – ну, который… Он меня все время «Ночкой» называл. А ты – «Солнышком»…
Я беру вино, несу его на кухню. Мне немного неприятно: у мальчика не было никаких шансов. Да, конечно, у него был пистолет, но зато я был предупрежден. Предупрежденный – вооружен… А для человека, который прошел три войны и остался жив, чего не скажешь о его врагах, это и вовсе – такая фора, что и говорить не о чем…
Я вытаскиваю мясо из духовки, нарезаю на куски и раскладываю на блюде, на листьях салата. Так, оливки, тертый сыр… Отдельно я беру с собой кетчуп: моя любимая не любит томатный соус, а мне без него мясо в горло не лезет. Теперь уже никакое… Блин!
Бутылочка шлепается на пол. Она не разбивается, но на полу – безобразное ярко-красное пятно. Как будто кровь…
- Милый, что там у тебя?
- Ничего, Солнышко, – ну где же эта чертова тряпка?! Ага! – Сейчас иду…
Я ставлю перед ней поднос, зажигаю свечи, наливаю вино. Оно тоже красное. Тоже как кровь. Любимая отрезает маленький кусочек, макает его в тертый сыр, подцепляет оливку… Затаив дыхание я слежу за ней…
- Ум-м-м, как вкусно. Ох, хороший мой, что бы я без тебя делала?
Внезапно она хитро сощуривается и начинает напевать старую песенку: «Хозяюшка! Ты, поистине, волшебница…» Я улыбаюсь, поднимаю бокал:
- За тебя, Солнышко!
- За тебя, любимый!
Я беру себе кусок, обильно поливаю его кетчупом. Ну, в принципе, если не думать, то проглотить можно…
… Моя жена тихо спит, уткнувшись носом мне в плечо. Я лежу рядом и думаю. О ней... Да, она – людоед, но я так люблю ее, что даже ее недостатки кажутся мне прекрасными…