- Тебе чего? – с любопытством глядя на меня и Рей, осведомился молодой солдат-дежурный.
- Я ищу старшего рейтенанта Кондратенко, - ответил я.
- Синдзи Икари, да? – ткнул в меня пальцем боец. – Артём про тебя рассказывал… Только его сейчас нет, он чуток погодя с мужиками подойдёт. Ща, погоди-ка! Чернышёв! Черныш!
- Чё?
- Не чё, а иди сюда.
К нам подошёл ещё один солдат – что называется, о-о-очень здоровый. Чисто визуально он выглядел раза в два выше меня и где-то в шесть раз шире – на его фоне я сразу почувствовал себя каким-то лилипутом.
- Этот тот самый пацан, про которого Кондрат рассказывал. Проводи его до актового зала – пускай подождёт, пока летуны не подтянулись.
- А чё я-то сразу? Чё, самый лысый, что ли?
- Да, самый лысый! – несколько раздражённо ответил ему дежурный. – Отведи, чё, трудно, что ли? Блииин… И перестань чёкать – заразил уже, мля!
Я с каменным лицом слушал эту перепалку, отчаянно сдерживая рвущуюся улыбку, но на душе у меня становилось всё грустнее и грустнее.
С того самого момента, как я оказался на русской базе меня не покидало щемящие чувство ностальгии. Повсюду неслась русская речь, смех, ругань – на миг мне показалось, что я снова на Родине, это был как глоток свежего воздуха после спёртой атмосферы большого города…
Как бы мне не было хорошо в этой новой Японии, где-то там, за морем оставалась моя настоящая Родина. Где-то там, под хмурым небом, занесённая снегами и продуваемая всеми ветрами, лежала суровая и неприветливая Россия – страна, которую не выбирают. Как настоящую мать. Которая воспитывала своих сыновей и дочерей в строгости, не давая им никаких поблажек…
И всё-таки это был мой дом, мой единственный дом.
Но теперь мне нельзя уже нельзя было туда вернуться – ни в свою старую России, ни в эту новую и ещё мне неизвестную РФ. Какая горькая ирония – стать своим в чужой стране и чужим для своих…
- Ладно, давайте за мной, - буркнул нам Чернышёв, махнув рукой.
* * *
…Под громким названием «актовый зал» таилось помещение более чем скромных для таких претензий размеров. Комната, не больше моего школьного класса, вдобавок ещё и уставленная старыми потёртыми партами и низкими стульями, а для полноты картины на стене висела поцарапанная школьная доска. Стены были на скорую руку завешаны плакатами ан тему обращения с оружием, изображениями различной военной техники – похоже, что актовый зал использовался скорее как аналог тактической комнаты у нас в НЕРВе. Хотя, вряд ли тут помещалось больше взвода солдат, но это уже не суть важно…
- Нда… - протянул я, окидывая печальным взглядом всё это великолепие. – Не густо…
Хотя, чего я собственно ждал ещё - плазменных мониторов и мягкой мебели, что ли? Ага, щазз… Не было такого никогда и не будет никогда – мы, русские, никогда хорошо не живём и именно оттого не боимся падать и подниматься…
Рей скромно притулилась на стуле у самого входа, а я начал бесцельно слоняться по залу, разглядывая всё подряд. Разглядывать, вообще-то, было особенно и нечего – плакаты с порядком сборки-разборки пистолетов и автоматов, техника натягивания противогаза и оказания первой помощи… Ничего нового, ничего интересного…
Хм. А вот это уже занятнее…
В углу обнаружился старый аккордеон и гитара, с уже изрядно потрескавшимся лаковым покрытием. Добыча!..
Недолго думая, я, воровато оглядевшись по сторонам, скомуниздил струнный музыкальный инструмент и пошёл с ним к Рей. Уселся прямо на стол и начал рассматривать гитару.
Старая, потёртая и поцарапанная. Лак местами потрескался, да и в самом дереве есть трещины. Струны серебристые, новенькие… Ну-ка, попробуем, их на жёсткость… Ага, в принципе, нормально… Эх, жалко только, что я за все годы учёбы в универе и житья вместе с неплохим гитаристом в одной комнате, так и не удосужился выучить немного больше, чем три аккорда…
Стоп. А ведь на виолончели-то я тоже играть не умею! То есть не умел раньше.
А, ну-ка попробуем пустить в дело Младшего!..
Кстати, в последнее время ловлю себя на мысли, что уже не так чётко различаю его и своё сознание – раньше всё было проще. Эмоции и беспокойство – оригинал, пофигизм и спокойствие – я, а теперь всё изменилось… Младший стал более уверенным, а я, кажется, чуточку более нервным, и теперь уже было несколько сложно пытаться различить где его ощущения, а где мои. По-настоящему я Младшего начинал чувствовать только тогда, когда приходилось пускать в ход что-то из арсенала жизни Синдзи до приезда в «Тройку».
Пальцы независимо от моей воли пробежались по струнам.
Надо же, даже почти и не расстроена – только нижние струны нужно чуток подкрутить…
Я покрутил колодки на грифе – не велика премудрость, даже в той жизни я умел это делать. Нет голоса, не умею играть, зато вроде бы есть неплохой слух…
- Рей, а ты на чём-нибудь играешь? – спросил я Первую, хотя и прекрасно знал последующим ответ.
- Да, на скрипке.
- И как, хорошо получается?
Я с интересом наблюдал, как пальцы левой руки перебегают по грифу, ставя разные аккорды. Так, это вроде бы АМ, это ДМ, а этот я уже не знаю…
- Не знаю, - неловко пожала плечами Аянами. – Я всегда играю только для себя.
- Тебе это нравится?
- Наверное, да. Мне нравится играть что-нибудь классическое.
- Обожаю Вивальди и его «Времена года», - сообщил я Первой. – Особенно «Winter»…
На пробу ударил пальцами по струнам.
Хм, кажись, живём, хлопцы – играть я всё-таки хоть и неважно, но могу. «El Mariachi» или «Цыганочку» я, конечно, не выдам – силёнки не те, но что-нибудь простое можно и попробовать… Вон, кореш мой – Витька Сёмин умудрялся по десять раз на дню говорить «я ещё одну песню подобрал» и играть под одну и ту же музыку абсолютно разные тексты…
Ну, значит одно и правил попаданца я всё-таки исполнить смогу… Если уж не вышло с изобретением промежуточного патрона и убийством Гудериана («всё уже украдено до нас»), то можно хотя бы уж тогда перепеть песни Высоцкого…
Жаль только, что я его не особо люблю и ни одной наизусть не помню – вот в чём проблема.
Хотя мало ли песен, что можно спеть на войне? Вот скажем…
Младший, пользуясь моей памятью, начал подбирать аккорды – вроде бы ничего сложного там не было… Так, так… Ага, в принципе, нормально… Ну-ка, давай проигрыш!..
Пальцы ударили по струнам. Я слегка прочистил горло начал тихонько напевать:
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом - желтый дым.
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце…
Помню, что в первый раз целиком услышал «Звезду по имени Солнце» в каком-то фильме про Чеченскую войну, где её пели едущие в поезде солдаты. Раньше я её как-то слышал отрывками, но особо не нравилась, а вот тут что-то зацепила…
Постепенно я даже перестал тихонько мурлыкать песню себе под нос и запел уже в голос, а голос у меня теперь был. Хотя и по-мальчишески звонкий и высокий, но зато хоть какой-то…
Рей повернулась ко мне и начала с интересом слушать.
Эх, жалко только, что я второй куплет почти не помню, так что перейду-ка я к последнему и самому сильному:
И мы знаем, что так было всегда:
Что судьбою больше любим,
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым.
Он не помнит слово "да" и слово "нет",
Он не помнит ни чинов, ни имён.
И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон.
И упасть, опалённым звездой
По имени Солнце.
Чёрт, а ведь как будто бы про меня сказано! У меня свои законы и свои цели, мне плевать на величие сильных мира сего, ибо я верю, что смогу изменить этот мир к лучшему… Просто не допустив Конца света. В сериале всё зависело от Младшего и вряд ли сейчас что-то изменилось – время ещё есть, я должен успеть.
Теперь я не знаю слов «да» и «нет», ныне для меня есть только слово «надо».
Конечно, было бы обидно умирать молодым… Но если за великую цель и ради других, то я готов! Страшно, очень страшно, но если другого выхода не будет, то…
…Последнее четверостишие я повторил даже два раза, постепенно понижая голос и резко обрывая музыку…
Уф… Здорово… Всегда о таком мечтал…
От дверей кто-то громко зааплодировал, да так, что я от неожиданности чуть не уронил гитару.