Автор все воскресенье сидел на дежурстве и "гонял" Немцова... ДНД однако.
   В результате вчера провалялся с температурой- не рассчитал тепловой режим при длительном дежурстве.

Отредактировано Логинов (24-08-2010 17:40:23)

да уже вроде нормально- температуру сбил, только кашель пока немного мучает, да поясница побаливает. А Немцова вы не трожьте,     он не причем.    
Просто нас не предупредили, для чего собирают... да и погода вроде не холодная была, а вот дома почуял, что примерз- легко оделся однако.
Зы. Скоро выложу полную первую главу...

Отредактировано Логинов (24-08-2010 18:30:16)

Гл.1 Августовские пушки.

Европа одна тысяча девятьсот четырнадцатого года напоминала гранату с выдернутой чекой взрывателя, с предохранительной скобой, удерживаемой всего лишь несколькими тоненькими ниточками. Стоило перерезать пару из них и остальные сразу рвались, вызывая неожиданный для неискушенного наблюдателя взрыв. Продолжая сравнение, заметим, что резали эти нитки с величайшим усердием сразу несколько государств. Австро-Венгрия с легкомысленностью готовой к распаду империи стремилась решить свои проблемы войной, Германия считала, что наконец-то наступило время, когда сумрачный тевтонский гений сможет занять подобающее ему положение в мире, англичане… о, эти хитрые островитяне, одно слово которых могло бы удержать немцев от вступления в войну, как всегда хитрили, стремясь «на грош наменять пятаков». В результате столь дружных усилий взрыв получился весьма впечатляющим. Зазвенели телефоны, застрекотал телеграф, появились на стенах домов белые листы с напечатанными на них буквами и под печальные гудки паровозов и женский плач устремились к границам государств вагоны со стриженными наголо и одетыми в одинаковую униформу простыми людьми, готовящимися убивать друг друга самыми изощренными из придуманных наукой способами во имя прибылей корпораций и усиления власти правительств.
Одной из первых вступила в эту войну Россия. И отнюдь не только отрабатывая французские кредиты, как писали некоторые историки, нет, из чувства самосохранения тоже, так как изменение баланса сил на Балканах, очередное поражение Франции, установление германской гегемонии в Европе неизбежно вело и к порабощению более слабой по сравнению с австро-германским союзом Российской империи. А аппетиты у тогдашних предшественников Гитлера были ничуть не меньшими. По планам пангерманистов, озвученным в 1915 году, от России планировалось отрезать большую часть западных прибалтийских, украинских, польских и белорусских земель, оттеснив ее к границам Московского княжества. Не стоит также забывать, что с началом войны не менее пятидесяти тысяч русских, живших к началу войны в Германии, были унижены, ограблены, убиты, посажены в тюрьмы – только за то, что они русские.
Поэтому и тянулись к западной границе Империи воинские эшелоны с мобилизованными калужскими, рязанскими, курскими мужиками, поэтому, не дожидаясь их прибытия, и устремились вперед, в Восточную Пруссию первая и вторая русские армии. Германский план – сначала разбить Францию, а затем перебросить войска против России, был давно известен всем заинтересованным лицам. Для противодействия этому замыслу русские войска вынуждены были начать рискованное наступление, чтобы сразу с началом боевых действий заставить Германию воевать на два фронта.
Две армии, двести пятьдесят тысяч солдат, с легкой полевой артиллерией, поскольку тяжелая, как считалось, будет сдерживать продвижения войск, должны были сражаться с одной германской, насчитывающей двести тысяч, но зато имевшей тяжелую полевую артиллерию, опиравшуюся на развитую сеть железных дорог и долговременных укреплений. Русские же армии вынуждены были наступать по двум разным направлениям, разделенные  Мазурскими озерами, стремясь окружить германские войска. В таком положении успех их действий определялся  налаженным взаимодействием. Четкую координацию действий русских войск должно было наладить управление Северо-Западного фронта. Но командовать фронтом стал типичный военный бюрократ генерал Жилинский, прозванный в армии «живым трупом», а начальником штаба – такой же бездарный бюрократ Орановский. И эта «сладкая парочка» теперь погоняла вторую армию вперед, присылая ей телеграммы о поголовном отступлении немцев и требуя ураганного, кавалерийским наскоком, продвижения вглубь Восточной Пруссии для быстрейшего окружения войск противника.
Командующий Второй армией, генерал-адъютант, генерал от кавалерии Александр Васильевич Самсонов признавал в глубине души, что генерал-губернаторские хлопоты по управлению таким обширным краем, как Туркестан, занимавшие большую часть его времени, заставили его отстать от новейших требований военной науки. Но, как военный, получивший приказ, он не мог отказаться от выполнения своего долга. Поэтому теперь он то работал в своем кабинете в Остроленках, где расположился штаб Второй армии, то, оседлав своего любимца, каурого жеребца по кличке Сполох, в сопровождении адъютантов объезжал растянутые на множество верст войска. Армия, так и не закончившая до конца мобилизацию, с самым минимальным обозом, состоящим порой только из реквизированных телег, упорно продвигалась на север, в пределы Восточной Пруссии, стремясь выполнить поступившие приказы. Преодолевая пограничье, под горячим летним солнцем тащились по глубоким пескам колонны пехоты, упряжки выбивающихся из сил лошадей с трудом тянули пушки, фуры с припасами и походные кухни.  Маршировавшие без дневок, усталые и полуголодные солдаты уже к 22 августа вышли к городам Ортельсбург, Виленберг, Нейдебург, Сольдау.
Теперь перешедшие границу части вышли на великолепные шоссированные дороги и увидели чистенькие, словно с книжных иллюстраций, брошенные своими жителями, дома многочисленных деревень и баронских фольварков. В загонах блеяли бесхозные овцы и мычали некормленые коровы, визжали голодные свиньи. Солдаты удивлялись благоустроенности поселков, стоящим в домах граммофонам и телефонам, «бирштубе» и «гасштетам» в каждом поселке.
Возглавляемый генералом Мартосом, интеллигентного вида генералом с узкой «донкихотовской» бородкой, пятнадцатый армейский корпус наступал прямо на обороняемый немцами Нейдебург.
В одной из передовых колонн шестой пехотной дивизии среди прочих солдат и офицеров шел пешком, отдав коня для повозки с ротным имуществом, штабс-капитан Махро Федор Георгиевич. Впереди колонны, так же пешком, подавая пример еще не втянувшимся в поход нижним чинам, шел и командир роты капитан Лонгинов Борис Афанасьевич. - Наконец-то бой, - обрадовано сообщил подбежавшему Федору Борис, разглядывая в бинокль узкие улочки и каменные дома появившегося перед ними немецкого городка. Но тут же, опустив бинокль, добавил: - На кирхе белый флаг. Боя не будет. Но вы будьте осторожны, Федор Георгиевич. Первый взвод вашей полуроты разверните в боевой порядок, а мы последуем за вами в походном.
- Так точно, господин капитан, понял. Савельев, бегом, ко мне всех субалтерн-офицеров.
- Есть ваше благородие! – денщик, а заодно и посыльный командира взвода, Алексей Савельев, придерживая за ремень длинную, вместе со штыком размером с его рост, винтовку, побежал к колонне первого взвода. Через несколько минут к стоящим у обочины Лонгинову и Махро присоединились поручик Романенко и подпоручик Мурзин, выслушали приказ и, откозыряв, убежали к своим взводам.
Разворачиваясь на ходу из колонны в боевой порядок, первый взвод успел отойти от основной колонны не больше, чем на двести-триста шагов, когда со стороны города раздались первые выстрелы винтовок и застрекотал немецкий пулемет. Несколько человек упали, убитые или раненные, остальные залегли и начали отстреливаться в ответ.
- Рота, справа по одному в цепь! Смирнов, живо к командиру полка. Доложи, что мы обстреляны из города, - скомандовал капитан Лонгинов.
Развернувшись в цепь, рота перебежками устремилась к ближайшим к окраине города холмикам и кустам. Застонали первые раненые, засвистели пули. Приданный батальону расчет установил свой пулемет и теперь над головами пехоты в сторону немецких позиций понеслись ответные очереди. Но германские пехотинцы прятались в каменных постройках и были почти неуязвимы для пуль. Поэтому Борис подал свистком сигнал «залечь и стрелять по возможности», продублированный остальными офицерами. Огонь роты, как и остальных подразделений, ослабел, зато потери снизились. Не прошло и получаса с момента перестрелки, как среди домов с грохотом вырос первый разрыв трехдюймовой гранаты. Вслед за ним, завалив стену дома и подавив огонь немецкого пулемета, рванула сорокавосьмилинейная бомба. Еще несколько залпов, потом еще… и посыльный принес капитану Лонгинову приказ командира батальона на атаку. С громовым русским «Ура» поднялась цепь и устремилась вперед, к городку. Еще несколько часов отлавливали спрятавшихся на чердаках и в подвалах немецких солдат и на этом бой за город закончился. Как позднее узнали офицеры двадцать первого Муромского полка, им повезло. Пришедшие раньше их и успевшие втянуться в город батальоны двадцать второго и двадцать четвертого полков понесли огромные потери, обстрелянные со всех сторон немецкими ландштурмистами.
Немецкие газеты на следующий день вышли с передовицами, снабженными гигантскими заголовками. В них подробно описывалась как пьяные русские солдаты и казаки под командованием кровожадного генерала Мартоса разгромили артиллерийским огнем город, который сдавался на милость победителя, вывесив белый флаг, перестреляли мирное население и зверски изнасиловали всех попавших в их руки женщин от пяти до пятидесяти лет.
Между тем, наступление Второй армии продолжалось. Устремленные вперед и только вперед центральные корпуса, невзирая ни на какие трудности рвались вперед, отрезая, как казалось русскому командованию, бегущих под напором Первой армии  германцев от тылов. Никто во всей Второй армии и не подозревал, что обещанное наступление Первой армии практически заторможено, что генерал Рененкампф думает сейчас не о разбитых, по его мнению, немцах, а о взятии Кенигсберга, сулящем награды и славу. Не знали они и том, что вновь назначенное командование Восьмой германской армии, вместо отступления приняло решение разбить русских по очереди и сейчас немецкие войска по великолепным шоссе и железным дорогам подтягиваются им навстречу.
Наступление Второй армии продолжалось, центральные корпуса, преодолевая все возрастающее сопротивление противника шли вперед. Шли вперед и части шестой пехотной дивизии, а вместе с ними и наши знакомые – капитан Лонгинов и штабс-капитан Махро. Вот только ни тот, ни другой не ждали от этого продвижения ничего хорошего.
- Эх, ввалились мы как пьяный в трактир и лезем вперед, пока по морде не надают, - штабс-капитан достал из своего знаменитого на весь полк трофейного японского портсигара папиросу и с наслаждением закурил. Некурящий капитан Лонгинов как всегда отодвинулся чуть в сторону, чтобы дым от папиросы прошел мимо и, осмотревшись вокруг, ответил: - Вы правы, Федор Георгиевич. Но, как и в японскую, наши генералы абсолютно не думают о противнике, ожидая, что он послушно будет действовать по их планам. – Это точно. Насмотрелся я на такое, - умиротворенное выражение на лице Махро сменилось угрюмым. Оба собеседника, не сговариваясь, посмотрели на север, откуда до стоящего в резерве дивизии батальона доносились звуки близкого боя. Батальон выбрал удачную позицию, укрывшись в саду за небольшим фольварком. Немецкая артиллерия почему-то сюда не стреляла и укрывшиеся от жары в тени деревьев солдаты и офицеры спокойно отдыхали, наслаждаясь неожиданно появившимися минутами отдыха.
Стрельба впереди разгоралась все сильнее, до офицеров доносились резкие громыхающие звуки выстрелов где-то недалеко расположенной батареи, ослабленные расстоянием винтовочные выстрелы, напоминающие треск рвущейся материи и похожие на стрекотание швейной машинки, такие безобидные на слух, очереди «косильщиков смерти» - пулеметов. Противник явно старался удержать позиции, поэтому офицеры не сговариваясь, поднялись с холмика, на котором сидели под раскидистой яблоней и проверили снаряжение. Предчувствие их оправдалось практически сразу. Из-за фольварка вынырнул всадник на игреневом, хорошо знакомом обоим офицерам, жеребце.
- Барон скачет, - с улыбкой заметил Федор Георгиевич.
- Роте подъем, строиться в колонны повзводно, - скомандовал неизвестно откуда выросшему рядом с ним посыльному Борис Афанасьевич, а потом ответил Федору: - По наши души. Видимо куда-то отдельно от полка поведут, иначе затем дивизионный адъютант лично прибыл.
Подскакавший капитан Турнэ, потомок французских эмигрантов, до Николаевской Академии служивший в седьмом сибирском полку и однажды в офицерском собрании заявивший, что его предки были баронами, подтвердил предсказание капитана. Оказалось, что двадцать второй полк понес большие потери от огня противника и залег. Поэтому начальник дивизии или как стало модно говорить в последние дни, начдив приказал выдвинуть на это направление резерв и ударом во фланг  сбить с германцев с позиций и захватить Мюлен.
Атака удалась, выведенные во фланг основным позициям врага роты первого батальона нанесли внезапный удар, сбили охранение и заставили немцев покинуть свои окопы.  Бой закончился скоротечной штыковой, после которой германские части откатились от Мюлена на несколько километров. Из-за больших потерь в атакующих частях и недостаточного количества кавалерии их практически не преследовали, остановившись на захваченных позициях.
Рота Лонгинова расположилась на отдых на окраине Мюлена, заняв несколько брошенных  хозяевами домов и хозяйственных построек.
- Теперь отдохнем, как в мирное время, - осмотрев домик, заметил штабс-капитан Махро: - Так, а поесть у нас что?
- Так что, вашбродь, курицу в лесу поймали. Дикую. Супчик сварили для ваших благородий, - доложил ему денщик, Иван  Ивакин.
- Курочка, это хорошо. Тем более что у нас гость, - сказал, входя в комнату, капитан Лонгинов. За ним вошел капитан Турнэ, сопровождаемый денщиком, несшим корзину с несколькими бутылками вина.
- О, зелено вино! Откуда сия роскошь, Олег Петрович? – потирая руки, спросил Махро.
- Да тут в центре города один лавочник остался. Говорит поляк, поэтому с немцами не ушел. Торгует сейчас, все чины штаба к нему набежали.
Пока офицеры разговаривали, денщики накрыли найденной тут же скатертью стол, расставили тарелки и внесли исходящую паром и вкуснейшим запахом супницу.
Отдав должное трапезе, офицеры вышли во дворик и уселись на скамеечку у палисадника.
- Ну, Олег Петрович, рассказывайте, какие новости в штабах? – слегка бесцеремонно спросил, закуривая, Махро.
- Новости? А никаких особых новостей нет. Восьмая дивизия заняла Гогенштейн,  штаб армии передислоцировался в Нейдебург, а еще говорят тринадцатый корпус Алленштейн взял. Про первую армию вообще ничего нового после сражения под Гумбиненом неизвестно.
- Вот как. То есть наступаем, а куда и зачем - никто не знает.
- Ну, не преувеличивайте так, Борис Афанасьевич, уж в штабе армии должны знать. Да нам, «фронтовой голи» и знать так много не обязательно. Победили сегодня и хорошо.
- Сегодня то мы победили. А завтра? Вы там у себя в штабе не заметили, что германцы сегодня дрались куда ожесточеннее, чем вчера? И войск у них явно прибавилось.
- Заметили, заметили. В штабе корпуса считают, что они прикрывают отступление основных сил и эвакуацию населения. Чаусов с этим согласен. Да, Федор Иванович также думает.
- Наш начдив, конечно умница и герой, но господа, я считаю…
Спокойный разговор друзей прервала внезапно начавшаяся беспорядочная ружейно-пулеметная стрельба. Оказалось, над городом появился и начал кружить стрекоча мотором, германский «таубе». Обстрелянный из винтовок и стоящим на кирхе пулеметом, он поднялся повыше и крутанувшись еще раз, удалился куда-то на север.
- Опять. Вот вы, Федор Георгиевич, часто наши аэропланы видели за эти дни?
- Ни разу, Борис Афанасьевич, ни разу. Ну и что?
- А то, что эта тарахтелка не просто над нами кружит, а разведку ведет.
- Не смешите меня, Борис Афанасьевич, что он там видит, на лету.
- Да, вы не правы, Федор Георгиевич, - вмешался Турнэ: - Я во время учебы с самим … на таком полетал. Видно лучше, чем с воздушного шара, все как на ладони.
- Я же говорю. А вы то мне не верите, вы то меня критикуете.
- Да помню я вас еще по корпусу*. Вы сами критиковать предпочитаете, -  с улыбкой заметил Турнэ.
- И ничуть не изменился – и сейчас критикует и критикует, - тоже улыбнулся Махро.
- Вас-то не критиковать, мохом порастете и спать на ходу будете, - ответно пошутил Лонгинов.
Через несколько минут к капитану с докладом прибыл ротный фельдфебель и офицеры распрощались.
А на следующий день немцы перешли в наступление. На пятнадцатый корпус обрушились тучи снарядов,  германская пехота, замордованная казарменной муштрой, плотными цепями наступала, почти не применяясь к местности. Но встреченная меткой стрельбой из поспешно вырытых неглубоких окопов, она сначала залегла, а потом вообще начала откатываться. Перейдя в атаку, русские захватили пленных и даже один пулемет. Отличился взвод прапорщика Романенко, захвативший в плен, кроме десятка солдат и офицеров, еще и командира атаковавшего германского батальона.
Командовавший боем корпуса генерал Мартос внезапно увидел приближающуюся с тыла кавалькаду. Оказалось, в расположение корпуса прибыл сам командующий армией с чинами штаба.
- Что вы здесь делаете? – удивленно спросил он у Самсонова.
Отличный кавалерист, генерал Самсонов удержался на испуганной сильным артиллерийским обстрелом лошади и даже внешне спокойно продолжил беседу:
- Армия попала в капкан. Центральные корпуса идут и идут вперед, а помощи от первой армии все нет. Я решил встретить судьбу вместе со своими солдатами. Такие войска как ваши одни спасают честь армии.
- Я еще способен разбить немцев, чтобы пробиться на север, на соединение с войсками Ренненкампфа, - подумав, предложил Мартос.
- Вы и ваш корпус может и прорветесь. Но как быть с корпусом генерала Клюева? Бросить? – вмешался в разговор начальник армейского штаба, генерал Постовский.
- Да. Вы правы, - с горечью признал Мартос: - Что же, остается только выполнить свой долг до конца.
К вечеру сражение затихло само собой. Генерал Клюев, разбивший у Ваплиц германскую дивизию из корпуса Франсуа, донес, что вынужден отступить из-за больших потерь и отсутствия снабжения. Корпус Мартоса хотя и удержал позиции, но был истощен не меньше.
- В корпусе большие потери в офицерах и нижних чинах. Надо принимать решение. Генерал Клюев уже отходит, - докладывал Самсонову Мартос.
- Отходим и мы, - ответил Самсонов, неотрывно глядя поверх головы Мартоса на багровый закат.
В роте капитана Лонгинова осталось всего два офицера  и сотня солдат, а вся шестая дивизия генерала Торклуса после боев по силе соответствовала скорее полутора бригадам.
И грядущий день, 29 (для русских, по старому стилю, 16) августа 1914 года не сулил ничего хорошего центральным корпусам, попавшим фактически в окружение.

* Имеется ввиду кадетский корпус, в котором учились оба действующих лица.