Глава 3

Ну, здравствуй, светлое прошлое! Открываю глаза и с любопытством осматриваюсь. Так, тело мне досталось неплохое, но в плане физической подготовки запущенное. Ладно, потренируем, поднакачаем… И как они тут спят? Задница тонет в пухлой пуховой перине, а сверху толстое одеяло, тоже пуховое. Еще и шерстяная ночная рубашка! И всё это несмотря на то, что за окном должен быть сентябрь. Сентябрь 1884 года.
Путем долгих раздумий я пришел к выводу, что внедрятся в ближайшее окружение Олега нет смысла – этак я пойду за ним паровозиком, практически не влияя на реальность. Да и в его окружении почти все действующие лица проходили под грифом «только наблюдение». Крепкие духом ребята.
А для поднятия российской промышленности нужен был человек финансово независимый, причем обладающий достаточно большим капиталом. Идеально для моей цели подходили русские купцы-миллионщики. Однако проработка базы потенциальных реципиентов выявила неприятную для меня особенность – почти все купцы, живущие в нужный период, тоже проходили под грифом «только наблюдение». Это было понятно – слабовольный человек много денег не наживет.
Но все же нашел я одну подходящую кандидатуру. Купец первой гильдии Александр Михайлович Рукавишников. Из нижегородской ветви знаменитой купеческой фамилии. Младший, пятый сын Михаила Григорьевича Рукавишникова, прозванного «железным стариком». Прозванного так и за характер и за направление бизнеса. После своей смерти в 1875 году он оставил своим многочисленным отпрыскам (пять сыновей и две дочери) по 2-3 миллиона рублей – сумма вполне подходящая для моей цели. Что удивительно, среди детей Михаила Григорьевича было три сына, подходящих для внедрения. Вторым был Сергей, старше Александра на десять лет. Но Сергей уже успел к 1884 году профукать большую часть наследства, потратившись на сооружение грандиозного «семейного гнездышка» - трехэтажного особняка, до сих пор радующего жителей Нижнего Новгорода изысками архитектурной экклектики (Когда приехавший из Москвы архитектор П.С.Бойцов спросил у заказчика, в каком стиле проектировать здание, Сергей Рукавишников ответил: «Проектируйте во всех, у меня на все стили денег хватит!» В настоящее время дом занимает Нижегородский историко-архитектурный музей-заповедник ). К тому же Сергей был женат, а Александр еще нет. А мне как-то не хотелось получать вместе с капиталом чужую жену. Третьим в списке шел Митрофан, четвертый сын Михаила Григорьевича. Этот мне не годился по эстетическим соображениям – в детстве его уронила нянька, и он стал горбуном. Да и в настоящее время большая часть его доли ушла на безумные «свадьбы» с проститутками.
Путаясь в длинной ночной рубашке, я с трудом сполз с высокой кровати и прошлепал босыми ногами по спальне в поисках зеркала. Должна же где-то здесь быть ванна? Ан нет – в углу я обнаружил причудливую деревянную тумбочку, на которой красовались тазик с кувшином, а рядышком приютился ночной горшок. Это что же, вот такие у миллионеров санитарно-гигиенические удобства? Зеркальце здесь было, но маленькое, в две ладони величиной. Побриться и то будет затруднительно. А я так хотел посмотреть на свое новое тело в полный рост. Придется по-другому…
Представляя, как сейчас хихикает дед, видя на мониторе мои потуги, я снял ночнушку и принялся знакомиться со своим реципиентом. Ну, что же… Первое впечатление благотворное – руки-ноги на месте, то, что между ног – тоже. Пуза нет, мускулатура слаборазвита, но это мы исправим… Вот за ощупыванием меня и застукали!
Дверь внезапно, без стука, распахнулась и на пороге возникла толстая тетка, с круглым румяным лицом. «Нянька» - подсказала мне память реципиента.
- Это что же ты, Александр свет Михайлович, делаешь? – грозно завопила она.- Никак рукоблудием решил заняться? Да и стоишь голяком на сквозняке! А ну как простудишься? Немедленно оденься!
Вот как! Парень уже четвертной разменял, а до сих пор по указке няньки живет. Правильно сказал мой дед, проглядывая досье кандидата на внедрение: «великовозрастный балбес». Все свое свободное от сна время мой герой проводил за чтением церковных книг, беседами с бабками-богомолками и раздачей милостыньки. А может и к лучшему, что он не тратил состояние на водку и баб, как братец Митрофанушка.
- Закрой рот, Марковна! – грубо бросил я разбушевавшейся старушке.
- Ах, ты… ах, ты! – буквально задохнулась от возмущения нянька, замахиваясь на меня пухлым кулачком.
Но я просто молча глянул на нее и Марковну словно сдули. Она испуганно отскочила к двери и вдруг залилась слезами. Я даже не оглянулся – все равно ведь придется её строить в три шеренги, так почему бы не начать прямо сейчас.
Я наклонился к крохотному зеркалу, пытаясь рассмотреть свое лицо. Хорошая такая физиономия, носик курносый, глазки голубенькие, щечки-яблочки. Отличный образчик русского генофонда. А что это такое на щеках? Я ощупал подбородок – так и есть – реденькая бороденка. Нет, ну с этим мы будем беспощадно бороться! Я, было, открыл рот, чтобы приказать няньке принести бритву и остальные принадлежности, как память Александра услужливо подсказала, что бритвы нет во всем доме. Ну, не положено уважающим себя купцам ходить с босым лицом. Ладно, отложим на потом…
- Кончай хныкать, Марковна! – взбодрил я няньку. – Неси умываться, да прикажи Захару коляску закладывать.
- А покушать то, батюшка, Александр Михайлович? – недоуменно спросила нянька. – Да и куда вы в такую рань?
- Некогда мне завтракать, Марковна! – отрезал я, - а поеду я к брату, Ивану Михалычу.
Иван Михайлович был, после смерти патриарха, старшим в семье. Он держал свой банк и несколько железоплавильных заводов. Весь капитал моего носителя находился в банке братца, который регулярно, раз в месяц, отстегивал младшенькому на жизнь довольно крупную сумму. Александру этих денег вполне хватало на содержание себя, небольшого особнячка, двух десятков человек дворни, да на щедрые подаяния «святым людям». А вот лично мне нужна вся сумма, причем в единоличное пользование. Вот об этом я и решил переговорить с Иваном, не откладывая дело в долгий ящик.
Но выехать немедленно мне так и не удалось. Нянька буквально повисла на мне, вереща, что не отпустит никуда, пока я «не поснедаю». Бить мне ее не хотелось, а без физического воздействия вырваться из дома было проблематично. Пришлось подчиниться заведенному в доме распорядку.
Под строгим взглядом Марковны я помочился в горшок и ополоснул морду из тазика (надо будет завести в доме ватерклозет и душ!). Приготовленная одежда заставила задуматься над умственными способностями моего реципиента. Длинная, чуть ли не до колен плисовая рубашка навыпуск, черные суконные шаровары и шевровые сапоги. В качестве нижнего белья – льняная распашонка без ворота и подштанники. А на улице градусов двадцать пять тепла! Эх, упрею…
На завтрак было подано такое количество еды, что на миг закралось сомнение, а не ждем ли мы к столу гостей. Пироги с картошкой, пироги с вязигой, пироги с грибами, каша гречневая и каша перловая, стопка блинов высотой в полметра. Из напитков был морс клюквенный и смородиновый, компот вишневый и трехведерный самовар чая.
Обожрусь и помру молодым! – мелькнуло в голове. Но руки привычно стали прибирать со стола кушанья, а челюсти автоматически включились в работу, перемалывая гору еды. Остановить этот процесс удалось лишь с большим напряжением воли. Под оханья и причитания няньки, я решительно встал из-за почти полного стола и велел закладывать коляску.
Нет, быстро работать в этом доме не привыкли. Обленившийся кучер провозился целый час, за что получил от меня увесистый пинок в разжиревшую задницу. Так… первоначальный план – поехать к Ивану Михалычу срывался. Тяжеловато мне будет требовать от братца деньги, выглядя при этом как деревенский дурачок. Надо сперва прибарахлится! На мое требование к няньке выдать мне тысячу рублей, та снова залилась слезами, умоляя «Александра свет Михайловича» не дурить. Опять пришлось на неё прикрикнуть. На этот раз подействовало быстрее. Утирая слезы передником, Марковна достала из-под образов в столовой чистую тряпицу, в которой и оказались завернуты «карманные денежки».
Марковна начала было, слюнявя пальцы и проговаривая цифры вслух, отсчитывать требуемую сумму, шурша здоровенными, как наволочки, купюрами, но я грубо пресек сей, собирающийся затянуться надолго, процесс, просто отобрав у старушки все деньги и, не глядя, сунув их в карман шаровар. Навскидку там было тысяч пять.
Марковна вознамерилась было снова пустить слезу, но, наткнувшись на мой взгляд, примолкла. Провожали меня в полном молчании. Причем во двор высыпали все обитатели особняка, включая поломоек и поварят. Под аккомпанемент шумного сопения домочадцев я и выехал со двора.
- Эй, Захар, давай гони на Мещерскую! – окликнул я кучера.
- Дык, барин, банк то на Рождественке стоит! – лениво ответил кучер, явно игнорируя приказ.
- Делай, что велят, козел, и без пререканий! – рявкнул я, отвешивая зажравшемуся халдею крепкий подзатыльник. Ошарашенный невиданным обращением, кучер хлопнул вожжами по крупу каурого смирного мерина. Тот, бедолага, видимо тоже не привык к такому. Дернувшись с перепугу, мерин взбрыкнул и потрусил неуверенной рысцой.
Мещерская улица была признанным «Бродвеем» Нижнего. На ней стояли самые большие и шикарные магазины, рестораны и трактиры. Прокатившись вдоль зеркальных витрин, я присмотрел магазин одежды средней руки и велел Захару остановиться. На этот раз команда была выполнена беспрекословно.
Приказчиком в магазине (или по-нашему менеджером по продажам) оказался молодой человек с прилизанными жидкими волосиками и малюсенькими усиками, одетый в жуткий клетчатый кургузый пиджачок. «К такому пиджачку хорошо подойдет соломенная шляпа-канотье, - мельком подумал я».
При виде меня в глазах приказчика мелькнуло удивление, но он тут же взял себя в руки.
- Чего-с изволите, милостивый государь? Есть отличная ткань из Шотландии, есть Лионский бархат, есть… - затараторил паренек, расплывшись в самой любезной улыбке.
- Мне бы, уважаемый, модный журнал посмотреть, - хмуро буркнул я, представляя, что сейчас там увижу. На фоне этого ужасного пиджачка мой наряд выглядел… более уместным!
- Да, да, конечно! – немного смешался приказчик, доставая из-под прилавка стопку журналов. Нда… на наши глянцевые издания эти произведения местной полиграфии не походили решительно, напоминая скорее толстые газеты. Но, тем не менее, картинки в них были, пусть и бледноватые, но цветные.
Предчувствие меня не обмануло – последние веяния мужской моды отличались крайней, на мой вкус, нелепостью. Коротенькие, чуть ниже пояса пиджачки, коротенькие, по щиколотку узкие брючки. Неужели здесь нет приличных костюмов? Тут я пожалел, что не внедрился в окружение Олега – по крайней мере, в мундире я выглядел бы по-человечески.
- Вот что, любезный, позови-ка своего хозяина! – мрачно сказал я, продолжая меланхолично листать журналы.
Офигевший приказчик кивнул и скрылся в подсобке. Не прошло и минуты, как передо мной нарисовался хозяин магазинчика – толстый лысый дядька, одетый в коричневый сюртук. Вид у него был недовольный – судя по тому, что он вытирал жирные губы кружевным платочком, я оторвал человека от еды.
- Так что вы хотите, сударь? – нелюбезно поинтересовался толстяк, окидывая меня оценивающим взглядом. Видимо мой вид заставил его усомниться в моей кредитоспособности, потому как следующая фраза прозвучала уже откровенно по-хамски: - мы тут шароварами не торгуем!
Я вскинул на мужика глаза и тут с толстяком произошла интересная метаморфоза. Он неожиданно побелел, хватанул открытым ртом воздух, в его глазах мелькнуло безмерное удивление, но удивление другого рода, нежели давеча у приказчика. Он явно меня узнал, вернее узнал моё нынешнее тело.
- Ххосподи! – выдохнул он наконец. – Уважаемый Александр Михайлович! Что же вы сразу не сказали, что это вы? А то мой дурак, - пинок в бок изумлено пялившемуся на эту сцену приказчику, - прибегает и говорит, мол, какой-то мастеровой хозяина требует! Я выхожу, а здесь вы! Что вам угодно, Александр Михайлович? Всё, буквально, всё сделаем!
- Вот что, любезный…э… - я тщетно поискал в памяти Александра имя этого человека. Вполне естественно, что тот знал в лицо представителя богатейшей в городе семьи. Но вот представитель семьи видел его в первый раз.
- Фролов! Савелий Федотович Фролов! – радостно отрекомендовался хозяин. – К вашим услугам, милостивый государь!
- Вот что, любезный Савелий Федотович, - повторил я, - мне пришло в голову обновить свой гардероб. Что порекомендуете? Только не из этого ассортимента, - я брезгливо отодвинул журналы, - последние моды из Парижа мне не подходят. Что сейчас носят деловые люди?
Фролов оторопело пялился на меня минуты две. Всё это время в лавке висело гробовое молчание. Приказчик вообще не дышал, напоминая статую. Наконец в глазах Савелия мелькнуло понимание, он жадно облизнулся – обновить гардероб миллионера – это же приличный куш.
- Очень, очень хорошо! – счастливо возопил Фролов. – Я буду несказанно рад помочь такому человеку! Прошу, прошу вас, пройдемте в примерочную!
Из лавки я вышел спустя два часа, совершенно обновленным. Магазинов готовой одежды, в нашем понимании, здесь не существовало, поэтому с меня сняли мерку и тут же, на месте, раскроили ткани и наскоро, на белую нитку прикинули три костюма и сюртук. Окончательно вещи должны были быть готовы только завтра, но в мастерской уже висела готовая тройка, заказчик которой не потянул цены. Костюм был вполне приличный, из тонкой, темно-бежевой чесучи. Мне он сразу понравился, и портной за десять минут подогнал его по моей фигуре. Тут же на месте мне подобрали несколько рубашек и галстуков, две пары ботинок. К счастью, в примерочной было большое ростовое зеркало и мне удалось наконец-то как следует себя рассмотреть. Что ж… Я остался доволен новым приобретением – парень был довольно высокого роста, под метр девяносто, с широкими, хотя и костлявыми плечами. Мускулы действительно слабоваты, кожа на теле очень бледная, да еще и в мелких прыщиках. На лице тоже присутствовали прыщи – последствие неправильного питания. Я припомнил завтрак… Хм… если Александр так питался каждый день, то удивительно, что он еще пузо не отрастил. Видимо дело было в худощавой конституции. Волосы на голове были довольно длинными и малость спутанными – не любил парень причесываться. Бороденка же была откровенно смешной – три волосинки в шесть рядов, смех один. Заметив, что я недовольно морщусь, пытаясь расчесать пальцами густую русую гриву, Фролов заметил, что его приказчик уже давненько учится на парикмахера и вполне может помочь мне с прической прямо сейчас. Это меня порадовало, и я бестрепетно согласился стать жертвой куафюра-недоучки, справедливо рассудив, что хуже уже не будет. Прилизанный паренек подстриг меня достаточно умело, а также сбрил дурацкую бороденку, оставив лишь легкий пушок над губой – пародию на усы. Это я вовремя вспомнил, что в нынешнем благословенном веке мужчины с совершенно босым лицом не ходят.
От местного аналога бриолина я отказался, просто зачесал волосы назад. В итоге, все услуги обошлись мне всего в пятьсот три рубля шестьдесят семь копеек, что меня несколько смутило. Из далекого будущего казалось, что цены были выше…
Мой внешний вид настолько изменился, что когда я сел в коляску, Захар, не узнав меня, лениво буркнул:
- Ну, куды, куды прешь?
- Под муды! – веско сказал я, отвешивая кучеру новый подзатыльник. – Вот теперь едем на Рождественку!
Морда у кучера стала… настолько своеобразной, особенно цвет, что я громко, в голос, расхохотался. Захар судорожно вздохнул, очумело мотнул головой и свистнул вожжами. Застоявшийся мерин неожиданно пошел галопом, а я удовлетворенно откинулся на спинку сиденья – фокус удался! Теперь и братец Иван Михалыч будет ошарашен, а с ошарашенным, выбитым из колеи купцом договориться будет проще!
Здание банка Рукавишниковых, так же как дворец на Волжском откосе продолжает украшать Нижний и в XXI веке. Красивый двухэтажный дом в стиле «русского барокко». Со вкусом у Ивана Михайловича, в отличие от Сергея всё было в порядке. Впрочем, как и с умом. Он постоянно прокручивал сложные многоходовые сделки, спекулируя железом и солью. Рисковал, конечно, проигрывал, причем иногда на таких сделках терялись довольно крупные суммы. До полумиллиона включительно. Но чаще выигрывал. Жил Иван Рукавишников только интересами бизнеса. Я знал, что он приезжает в контору ни свет, ни заря, а уезжает домой только заполночь. Но, несмотря на подобный фанатизм в работе, труд его был непроизводительным. Деньги приносили деньги, только и всего. Железоплавильные заводы, поставленные Михаилом Григорьевичем, постепенно приходили в запустение. И я точно знал, что к 1890 году самый большой завод, стоящий в Канавине, полностью устареет и пойдет с молотка за смешную сумму в 5500 рублей. А к началу XX века спекуляции доведут семью до финансового краха. Допустить подобное развитие событий я не мог.
Я беспрепятственно прошел в контору, провожаемый равнодушными взглядами служащих. Кабинет брата находился на втором этаже. Перед кабинетом располагалась обширная приемная, где сидели два приказчика и помощник. Естественно, что никаких длинноногих секретарш-блондинок и в проекте не было.
При моем появлении все трое вскинули глаза на «нарушителя спокойствия». В глазах я заметил легкое удивление – не все посетители поднимались на второй этаж. Этого удостаивались только, говоря современным языком, VIP-персоны. Узнать во мне брата своего босса приказчики не могли – Александр вообще никогда не появлялся в этом месте. Но чесучовый костюм говорил, что носящий его – человек небедный (встречают по одежке!). Поэтому помощник, почти точная копия давешнего «менеджера по продажам», такой же прилизанный молодой человек с тонкими усиками, только одетый более консервативно, встал из-за стола и вежливо поздоровавшись, поинтересовался у меня целью визита.
- Любезный! – томным голосом начал я. – Доложите Ивану Михайловичу, что его хочет видеть брат Александр.
На лице секретаря не дрогнул ни один мускул. Только усики приняли почти вертикальное положение. Кивнув, молодой человек прошел в кабинет. Из-за неплотно закрытой двери донеслось:
- Что за глупые шутки?!! – братец не мог поверить в визит Александра. – Гоните его в шею! Нет, погоди, я сам его с лестницы спущу!!!
Дверь рывком распахнулась и на пороге возникла тщедушная фигурка «братика» Ивана. Интересно, как с такой комплекцией он собрался меня с лестницы спускать? На грозном лике «старшего в роду» последовательно прошла целая гамма эмоций. Начиная от праведного гнева к узнаванию и далее до безмерного удивления. Я сполна насладился произведенным впечатлением.
- Ну, здравствуй, братец Иван Михайлович! – разрушил я милое очарование «немой сцены».
- Э-э-э-э-э-э! – только и смог выдавить Иван. Если бы небо обрушилось на землю или пошел дождь из лягушек, он бы удивился меньше. Приказчики, пораженные нетипичным поведением хозяина привстали из-за столов и пялились на «спектакль», раскрыв рты.
- Или ты, братец, не рад меня видеть? – кротко вопросил я.
- Сашенька? – зачем-то решил уточнить Иван.
- Он самый, Ванечка! – продолжая издеваться над банкиром, медовым голоском пропел я. – Во плоти! Пощупать хочешь?
- Э-э-э-э-э-э! – Похоже Ванин мозг, попытавшийся осмыслить нестандартную ситуацию, начал перезагружаться. Как бы он еще и дефрагментацию не запустил!
- Может, пригласишь в кабинет? – я решил прийти на выручку Ивану. Тот только рукой махнул, мол, заходи.
В кабинете Ивана Михайловича можно было смело устраивать соревнования по игре в волейбол. От двери до рабочего стола расстояние составило (я считал!) 33 шага! Сам стол был размером с бильярдный. Сходство еще больше усиливала обивка из зеленого сукна. По внешнему краю этого шедевра столярного искусства шла низенькая деревянная балюстрада с причудливыми балясинами. Большую часть столешницы занимал грандиозный бронзовый чернильный прибор в виде двух римских колесниц.
Прямо над хозяйским креслом, резная деревянная спинка которого напоминала вычурные башни средневекового замка, висела большая, писанная маслом картина, изображавшая основателя ветви рода – «железного старика» Михаила Григорьевича. На противоположной стене с ним «переглядывался» ростовой портрет Его Величества Императора Российского Александра Третьего.
Усевшись на свое законное место, братец помолчал минуту, восстанавливая душевное равновесие, грубо нарушенное резкой сменой моего имиджа. Я в это время, вальяжно развалившись в гостевом кресле, делал вид, что любуюсь бликами солнца на носках своих лакированных туфель. Молчание затягивалось, но я совершенно не переживал по этому поводу – пусть первый ход сделает братец. Наконец Иван достаточно пришел в себя, чтобы задать осторожный вопрос:
- Что-нибудь случилось, Сашенька?
- Нет, Ванечка, совершенно ничего не случилось! – безмятежно ответил я, переводя взгляд с туфель на переносицу брата.
- Да, но… - Иван проглотил вопрос типа: зачем ты так вырядился? Закончил братец более округло: Но твой вид…
- А что такое? – деланно озаботился я, отряхивая лацканы пиджака от несуществующих пылинок. – Галстук криво повязан?
- Нет, но… - Иван снова замялся, пытаясь сформулировать свои мысли.
- Вот, что, братец Иван Михайлович… - мне надоело ломать комедию, и я решил взять быка за рога. – Мне нужны деньги!
- Так я ведь уже переводил тебе десять тысяч рублей в начале месяца!
- Ты меня не понял, Ванечка! – елейно ответил я. – Мне нужны ВСЕ мои деньги!
- Но… но… зачем?!! – Ивана чуть удар не хватил.
- Да вот, решил самостоятельно заняться торговлишкой, по примеру батюшки нашего, - выразительный взгляд на портрет предка.
- Но ты же… - концовка вопроса повисла в воздухе.
- … ничего в этом не понимаю? – закончил я.
- Да! – буквально выдохнул Иван.
- Ничего, Ванечка, - кротко сказал я. – Как-нибудь разберусь! А теперь вели принести бухгалтерские книги. Я хочу посмотреть текущее состояние дел.
Это требование окончательно добило Ивана Михайловича. И без того тщедушный, он словно стал в два раза меньше.
- Э-э-э! Это сейчас невозможно! – проблеял Иван. – Они… они сейчас у аудиторов! Точно, они у аудиторов! На проверке!
Врет! – убежденно подумал я, а вслух сказал:
- И когда эта… проверка закончится?
- Через неделю! – неуверенно сказал Иван.
- Даю тебе два дня! – твердо сказал я, вставая. – Послезавтра с утра чтоб книги были в этом кабинете. И не вздумай подчищать – я всё равно обнаружу! И учти – по моим самым скромным прикидкам общий капитал нашей семьи составляет около 16 миллионов рублей. Из чего можно высчитать, что на мою долю приходится четвертая часть.
- Седьмая! – быстро сказал Иван.
Опять врет! – констатировал я, а вслух язвительно спросил:
- Да неужели? Сестрички вышли замуж, и их доля была выплачена в качестве приданого! Ты на этом хорошо нагрел рученьки – вместо 2-3 миллионов, выплатил по пятьсот тысяч, да и то большую часть акциями компании. Братец Сереженька забрал свою долю, которая на тот момент составляла 2900000 рублей ассигнациями, сразу после смерти батюшки и уже успел потратить половину. В деле остались только ты, я, братец Мишенька и братец Митрофанушка.
Иван Михайлович, словно громом пораженный откинулся на спинку кресла. Если бы с ним вдруг заговорил его письменный прибор, он бы воспринял это спокойней, чем вид «дурачка» Сашеньки, спокойно рассуждающего о семейном капитале!
- Но как?.. Откуда узнал?.. – забормотал себе под нос Иван, позыркивая на меня из-под нахмуренных бровей.
- Обидно, братец, что вы меня за мальчика держите! Братику Митрофанушке ты по сотенке тысяч в месяц платишь! – я подпустил в голос обидку.
- Но если дело только в этом… - попробовал ухватиться за соломинку Иван. – Скажи, сколько ты хочешь!
- Я уже сказал! ВСЁ! Понимаю, что капитал вложен в дело и свободных денег у тебя нет. Готов половину взять акциями компании, четверть отдашь натурой – Канавинским железоплавильным заводом. А уж миллиончик, извини, ассигнациями! – твердо сформулировал я. Уже повернувшись к двери, я бросил через плечо: - Два дня у тебя есть, послезавтра утром жди!
Я был на сто процентов уверен, что братец Ванечка непременно попытается что-нибудь в бухгалтерских книгах подчистить. К счастью, в этом благословенном веке еще не додумались до «двойной бухгалтерии»! А, попытавшись подчистить – непременно выдаст себя. То, что обнаружу подлог, я нисколько не сомневался. Недаром в своей родной фирме я благополучно «пережил» двух вороватых главбухов, аудиторскую проверку и «конкретный наезд» Налоговой службы, чуть было не превратившийся в «маски-шоу».
Вернувшись домой, я еще на крылечке столкнулся с нянькой.
- Господи! Да на кого ты стал похож! – с ходу запричитала Марковна. – Истинно говорю – не доведет до добра твое поведение, Александр Михайлович! Сначала платье немецкое, потом дурман-трава, а там и до винопития дело дойдет!
Рассмеявшись словосочетанию «дурман-трава» (знала бы старушка, ЧТО мы в XXI веке вкладываем в эти слова!), я небрежно отодвинул Марковну с прохода и вошел в дом, кратко отдав приказ:
- Умываться и ужинать!
Нянька тут же заткнулась и порскнула куда-то в глубину дома. Вскоре уже оттуда стал доноситься ее пронзительный визг – слуги в доме были ленивы и нерасторопны. Эх, все-таки придется мне их построить в три шеренги и заставить строем ходить!
Зверски хотелось под душ, но, покопавшись в памяти реципиента, я вдруг с ужасом понял, что в доме даже водопровода и того не было. Так, а баня? Баня была, но чтобы протопить ее необходимо много времени. Сегодня попариться не получится… Из всех гигиенических процедур мне было доступно только умывание. Хотя… попросив няньку принести еще два кувшина с водой, мне удалось таки помыться до пояса.
Нда… Это станет серьезной проблемой! – подумал я, растираясь накрахмаленным до каменной твердости полотенцем. Этак я грязью зарасту по самые… помидоры. Человеку из XXI века, привыкшему два раза в день принимать душ, здесь будет нелегко. Ладно, устройство санитарно-гигиенических удобств оставим на потом.
Ужин откровенно разочаровал. Опять пироги четырех сортов, те же две каши в ассортименте, морсы, компоты и чай. Единственным разнообразием послужили щи из кислой капусты, которых утром не было. Так… с гастрономической проблемой тоже придется бороться.
После ужина я прошел в так называемый «кабинет», хотя никакой осмысленной деятельностью Александр сроду не занимался. Мне необходимо было записать несколько тезисов и я начал искать в кабинете перо и бумагу. Тщетно. Память Сашеньки услужливо подсказала, что последний раз пачкать свои белые рученьки чернилами ему довелось еще в гимназии. А посему перо и бумагу он не держал.
Я позвал няньку и потребовал необходимые предметы у нее. Как она на меня взглянула! Ну, всё! Качусь по наклонной! Мало того, что костюм «немецкий» нацепил, так еще и писать собрался! Да, недалеко уже и до курения с выпивкой! Пока я тихо хихикал над ней, Марковна принесла искомое. В романе «Собаке Баскервилей» Шерлок Холмс упоминает, что собственные перо и чернильницу редко доводят до плохого состояния. Здесь и сейчас был как раз тот самый редкий случай. Чернильница загажена так, что на неё страшно смотреть, перо чуть ли не расщеплено. Бумага оказалась самой дешевой из писчих, почти оберточная. Сделав на будущее еще одну зарубку в памяти (скоро там живого места не останется!) – сменить письменный прибор, я с трудом разместился за крохотным кофейным столиком, положил перед собой лист бумаги и аккуратно выписал столбиком фамилии.
Да, прав был Иосиф Виссарионович, прав! Кадры действительно решают всё! Еще во время подготовки к перемещению я понял, что совершенно необязательно запоминать чертежи, если уже на месте ты можешь нанять изобретателя. Главное – обеспечить ему необходимые условия работы, включая производственно-техническую базу. А для тех изобретений, что будут сделаны только через десятилетия, вполне можно просто подкинуть идею нужным людям. Пусть даже они и воспользуются в результате подброшенной идеей немного по-другому.
На следующее утро Марковна, строго предупрежденная мною накануне, вошла в спальню, предварительно постучав и дождавшись разрешения. Поэтому она не видела моих занятий физкультурой, а то бы опять подняла вой, на этот раз из-за «дрыгоножества» и «рукомашества». Теплой воды принесли аж четыре кувшина, и я кое-как помылся полностью, стоя в тазике.
Поскольку бритвенный станок, впрочем, как и зубная щетка, а также масса других необходимых мелочей в доме отсутствовала, то я решил сегодняшний день посвятить шоппингу. После завтрака я велел закладывать коляску. Напуганная переменами дворня больше не обсуждала моих приказаний. Даже толстозадый конюх Захар, получивший накануне десяток крепких подзатыльников, проявил недюженную прыть.
Не успел я одеться к выходу, как запряженная коляска уже ждала меня у крыльца. Я снова двинул на Мещанскую. Перво-наперво заглянул в лавочку Фролова. Савелий Федотович порадовал меня сообщением, что первый из заказанных костюмов уже готов. Это была сюртучная тройка из тончайшего аглицкого сукна снежно-белого цвета. Почти точная копия костюмчика, в котором Никита Михалков распевал «Мохнатого шмеля».
Но к костюмам еще нужно подобрать сорочки, ботинки, галстуки. Вчера-то я взял всего по паре. Да и еще кучу другой мелочевки, отсутствие которой серьезно сказывается на имидже делового человека – запонки, булавки, часы с цепочкой и брелоками. И это не считая белья, чулок (носки еще не изобрели), носовых платков и шляп! Прикинув мысленно список, я ужаснулся! Да мне в неделю всего не собрать! И память Сашеньки не поможет – он в галантерее еще меньше меня понимал. И тут мой взгляд упал на того самого молодого приказчика, что поразил меня вчера своим кургузым пиджачком. Вот тот человек, что поможет мне в нелегком деле покупки барахла!
- Как зовут? – угрюмо спросил я.
- Т-т-тихон! – испуганно квакнул приказчик.
- Ты что, заика? – прикололся я.
- Да! – с готовностью подтвердил Тихон. – Ой! То есть, никак нет!
- Так почему заикаешься? – продолжил я развлечение. Эх, мне бы еще рекомендовать ему вырабатывать «громкий командный голос»! Так не поймут – не по военной части паренек, а до съемок культового фильма «Офицеры» остается восемьдесят лет!
Впрочем, паренек оказался понятливым:
- Разрешите рекомендоваться: Тихон Лукич Мосейков! – именно «громким командным голосом» доложил приказчик.
- Молод ты еще для «Лукича»! – в этот момент я как-то подзабыл, что мой носитель – ровесник этому парню. – Но боек! Мне нужна твоя помощь! Савелий Федотыч! – я повернулся к хозяину лавки. – Отпустите Тихона со мной на пару часиков – по магазинам пробежаться?
- Конечно, конечно! – кивая, пробасил Фролов. – Да хоть на весь день!
И он оказался прав – именно целый день наш «шоппинг-тур» и занял. Мы несколько раз нагружали коляску свертками и коробками доверху, и Захар отвозил «добро» домой, пока Тихон не подсказал, что доставку вполне возможно заказывать. Надо только оставить хозяину магазина или лавки адрес и мальчишка-посыльный принесет твою покупку раньше, чем ты сам окажешься дома. Обманывать покупателей, подменяя товар или вообще «забывая» о покупке, здесь еще не научились.  Через полчаса нашего поступательного движения по Мещанской пронесся слух, что купец-миллионщик скупает всё, что видит. Хозяева магазинов бросали свои конторки и выходили на мостовую, чтобы лично встретить мой экипаж. Вокруг начинали крутиться молодые продавцы, наперебой предлагая «посмотреть», «примерить», «подобрать». У меня сразу начинало рябить в глазах от разноцветных тканей. Спасал только Тихон – он рассекал процесс, словно ледокол весенний лед, безошибочно указывая на разные недостатки товара и непременно замечавшего достоинства.
- Вот смотрите, Александр Михалыч, полотно батистовое голландское, тонкое, как паутинка! – шептал он мне на ухо. - Отлично подойдет для нижнего платья. Но здесь мы его брать не будем! Агашин, жидовская морда, по три рубля за аршин ломит, а вот в лавке напротив, у Егора Просейкина за то же самое полотно мы два с полтиной отдадим!
Известность начала приносить свои первые плоды – в третьем по счету магазине с меня не взяли денег на месте, сказав, что я вполне могу отдать «потом». Дальше такие предложения пошли косяком, но я всё равно записывал карандашом в небольшой блокнотик (подаренный мне тут же по случаю) все расходы, стараясь, чтобы они не превысили бюджет. Но до полной выборки лимита было еще далеко. Я не уставал поражаться низким, с моей точки зрения, ценам.

Было даже как-то удивительно, что в это же время гуляки разных сословий умудрялись просаживать на пьянки тысячи рублей! Это сколько же водки надо выпить?!! Или врали нам историки?
По ходу дела у меня возникла одна идея – а не нанять ли мне Тихона камердинером? А что? Молод, умен, отлично разбирается в шмотках, да еще и парикмахер! По-любому он сможет лучше Марковны ухаживать за формируемым гардеробом. Идею эту подсказал сам Тихон, спросив, после покупки шелковых сорочек, не сожгут ли при глажке мои домашние тонкую ткань. Вспомнив тронутые артритом руки Марковны, я понял – сожгут!
В обеденном перерыве мы по рекомендации Тихона взяли столик в ресторане «Светозар», где во время посещений Нижнего любил откушать Шаляпин. Выпив по рюмке настоянной на лимонных корочках водки, мы, следуя заветам профессора Преображенского, неспешно закусили горячими севрюжьими котлетками. Затем последовала наваристая уха «по-архиерейски», расстегаи с телячьим мозгом, а на десерт засахаренная дыня. Затем нам предложили кофе и сигары. Тихон кофе выпил, а от курева отказался. Я же не удержался, хотя зарекался в новом теле не курить, и взял сигару, оказавшуюся гаванской «Короной» ручной «сборки». Попыхивая ароматным дымом (девственное Сашенькино горло драло немилосердно, хотя курил я не затягиваясь!), я спросил у официанта коньячку. Принесенный напиток превзошел все мои самые смелые ожидания! Коньяк оказался российского производства, марки, что погибла в революцию - Шустовский. Его действительно хотелось смаковать во рту, чувствуя, как он испаряется на языке, оставляя тонкое приятное послевкусие. Эх, пивал я в «старой» жизни разные коньяки, в том числе и очень дорогие, но этот… Этот мог поспорить с лучшим «Хеннеси» пятидесятилетней выдержки, хотя сам был всего лишь пятилетним. В чем тут секрет? Сорт винограда? Купаж? Местность, где произрастали дубы, отдавшие древесину на бочки. А может всему виной экология? Ведь как не старайся, а на почве, впитавшей соли тяжелых металлов, да под небесами, закопченными выхлопами миллионов автомобилей хороший виноград не вырастишь!
Вот под этот божественный коньячок я и выкатил Тихону предложение, от которого он, вопреки законам жанра отказался.
- Спасибо за лестно предложение, Александр Михалыч, но… - Тихон запнулся. – Только не могу я. План у меня есть и нарушать его не хочу. Я сейчас у Савелия Федотовича за правую руку, а вскоре он расширяться собирается, так на этой лавке я старшим останусь. Поднакоплю деньжат и в Москву! Я здесь на парикмахера учусь, чтобы потом продолжить обучение в салоне мусье Ришара. А уж выпускник его «академии» может потом в любой салон поступить. А куафюры получают…
- Погоди! – прервал я изложение жизненного плана Мосейкова. – А в финале то что?
- Хочу свой салон открыть! Назову его «Салон красоты»! – с энтузиазмом воскликнул Тихон.
- Так я твоей карьере мешать не буду! – сказал я. – Поработаешь у меня пару лет – хватит денег на два салона!
- А умение? Навыки? – удивленно приподнял брови Тихон. Мол, что же я такие простые вещи объясняю.
- Да на заработанные денюжки ты сможешь этого мусье… как там его? Ришара? Его случайно не Пьер зовут? Жиль? Так вот, ты сможешь этого Жиля Ришара полотером в свое заведение нанять! Или главным консультантом – на твой выбор!
- Так какое же вы собираетесь мне жалованье положить? – опешил Тихон, за несколько секунд прикинув в уме стоимость салонов и плату именитому парикмахеру.
- 1000 рублей в год! – озвучил я сумму.
Тихон на минуту задумался. Не каждый день просчитываешь последствия резкого изменения тщательно продуманных планов. Меняешь размеренное поступательное движение на прыжок с трамплина, позволяющий разом проскочить большой кусок отмерянного пути. А не окажется ли этот трамплин хлипким, не лучше ли твердая дорожка под ногами? К чести Мосейкова – соображал он быстро, да и авантюрной жилки был не лишен. Уже через минуты он поднял глаза от узора на скатерти и, твердо глядя на меня, сказал:
- Я согласен, Александр Михалыч!
Так у меня появился первый самостоятельно выбранный сотрудник. Этим же вечером я дал расчет кастелянше, трем прачкам (из пяти), двум гладильщицам и одной белошвейке. Узнав о таком количестве бесполезного персонала я пришел в ярость, чем полностью подавил сопротивление Марковны. На увольнение работниц она только вздохнула. Еще бы ей не вздыхать – развела дармоедов. И ведь прикармливает земляков из своей деревни!
Получив солидное внушение и обещание «пересмотреть штатное расписание» на предмет дальнейшего поиска ненужных людей (очень сомневаюсь, что для обслуживания особняка площадью в двести метров нужно три десятка человек), Марковна стала тише воды, ниже травы и совершенно безропотно восприняла переезд в отдельную комнату мансарды Тихона Мосейкова.