Небольшой кусочек.
- Ваше Императорское Величество!  Приглашенные по случаю производства и награждения офицеры в малом зале построены!
- Спасибо,  Владимир Георгиевич, сейчас я выйду.

* * *
- Господа офицеры!
   Куцая шеренга подтянулась, равнение на дверь в соседнее помещение, откуда должен был появиться Император. Дверь раскрылась, в проеме показался невысокий полковник в полевой форме, рыжеватая шевелюра и борода с проседью, ярко синие, как часто бывает у рыжих, глаза. Никакой величавости, просто в зал вошел повелитель шестой части суши земного шара.
- Здравствуйте, господа!офицеры
- Здравия желаем, Ваше Величество!
  Хотя господа офицеры не репетировали заранее, но тем не менее, поздоровались достаточно дружно.
   Обход начался с правого фланга, офицеры поочередно представлялись, отвечали на короткие вопросы Императора. Он поздравлял их с производством или с орденом, в зависимости от случая  по которому был приглашен в Царскосельский дворец.
   Я согласно своему чину прапорщика стоял на левом фланге, последним в шеренге. Справа от меня стоял подполковник конной артиллерии, лет тридцати, тридцати пяти, награжденный орденом Георгия четвертой степени. 
- Ваше Величество, подполковник Караваев, представляюсь по случаю назначения командиром двенадцатого конно-артиллерийского дивизиона.
- За что  получили орден?
- За дело при Гнилой Липе, 16-го августа 1914 года, бой двенадцатой кавалерийской дивизии с прорвавшимся на стыке двух пехотных дивизий, противником.
- А! Командиром у Вас был Каледин Алексей Максимович, верно?
- Так точно, Ваше Величество.
   Государь сделал движение и встал передо мной.
   Передо мной стоял император Николай II, во времена моей пионерской юности, главный враг моей страны и всего прогрессивного человечества,  тот самый о казни которого совместно со всей семьей невнятно говорили учебники истории. То ли белые подходили к городу Екатеринбургу и могли освободить врага всех рабочих и крестьян. То ли уральский Совет во главе с Шайей Голощекиным проявил инициативу и расстрелял и бывшего императора, а заодно с ним и всю его семью, доктора Боткина, лакея Труппа и горничную Демидову. То ли еще что. Чуть позже, лет через сорок, в то время, которое я помню о своей прошлой … или еще будущей жизни, в 2005 году, императора Николая и его семью объявили Святыми Новомучениками  Российскими. Правда ничего о докторе, поваре Харитонове,  лакее и горничной не было сказано, но видимо их тоже причислили к Новомучениками, но широко об этом не говорили на телевидении и не писали в газетах. Потом уже перед объединением Русской Православной церкви с Зарубежной Русской Православной церковью, Императора и вовсе то ли причислили к лику Святых, то ли еще что-то такое.
   С момента появления Императора в зале я не сводил с него глаз. Потомок Петра Великого, внук Царя Освободителя, человек который мог ввести какие угодно законы и задавить даже саму мысль о ВОСР, но который предпочел отречься от престола, дабы сохранить мир в обществе, державу Российскую, и свою семью, но этим вызвал,  по моему мнению, только большую беду,  вызывал во мне самый живой интерес.
   Вот он стоит передо мной и после моих слов о том, что я представляюсь по поводу производства в первый офицерский чин, задает вопрос:
- Скажите прапорщик, когда Вам был пожалован орден Святой Анны? Вы представлены Верховным Главнокомандующим к ордену Святого Георгия, но про то, что у Вас есть Анненский орден, он не упоминал.
- Ваше Императорское Величество, орден Святой Анны, Вы изволили пожаловать мне в 1912 году после завершения …
- А, … автомобильного конкурса. Спасибо, я вспомнил. Тяжело ли Вам и Вашим людям пришлось на территории занятой германцами? Как Вам пришло в голову прорываться на том участке фронта, где позиции германцев были не очень сильны?
- В тылу у неприятеля всегда неприятно. А прорываться я решил на том участке, который мне указали пленные германские офицеры. Слава Богу, не обманули!
  Видно было, что царь мнется в нерешительности. Мне даже показалось, что его взгляд выражал какое-то сомнение. Наконец он произнес вполне дежурную фразу:
- Какие имеете желания?
- Прошу Вас Ваше Императорское Величество о личной аудиенции.
- Что Вы имеете мне доложить?
   Вот это тот самый шанс, который упускать нельзя! Или пан, или пропал!
- Дело настолько конфиденциальное Ваше Императорское Величество, что я не могу сообщить о нем сейчас!
-  Хорошо, в 4 часа пополудни. Владимир Георгиевич  Вас пригласит.
   Император отошел на несколько шагов, и,  встав перед шеренгой,  сказал:
- Господа офицеры! Еще раз поздравляю вас с производством в следующий чин, назначением на должность, награждением за подвиги ваши! Льщу себя надеждой, что вы с еще большим чувством  верности Престолу и Отечеству продолжите борьбу с вероломным врагом, до его полного поражения! Я со своей стороны, всегда буду ревниво смотреть за вашими подвигами, и постараюсь отметить их по заслугам. Всего доброго, господа офицеры, успехов вам и побед в боях! Сейчас приглашаю вас побыть моими гостями.
  Мы прошли в соседнюю залу, где был накрыт скромный завтрак, но дружеского разговора между малознакомыми людьми не получилось. Алкоголь, который в таких мужских компаниях служит катализатором общения, по случаю нахождения во дворце употреблялся мало, а без него видимо было никак. Все чувствовали себя принужденными. Через пол часа господа офицеры откланялись, никому кроме меня не хотелось надолго задерживаться во дворце.
   При выходе меня задержал тот самый полковник с вензелями на погонах, и жгутом флигель адъютантского аксельбанта.
- Прошу Вас, прапорщик, к четырем пополудни быть без опоздания. При въезде покажете это. – Он протянул бумажный прямоугольник, размером с визитную карточку с оттиснутой золотой императорской короной, с чернильной надписью, «4 пополудни. Николай».
   Я поблагодарил полковника, спрятал карточку в бумажник, торопливо надел шинель, и вышел на крыльцо, чуть позже других офицеров. 

* * *

- Господа! Как вам нравится!? Я, полковник, награжденный Георгием,  удостоился всего одной фразы от императора, а прапорщик с Анной без мечей, а значит, в боях не бывавший целых пять минут разговаривал! Мало того, что он пообщался с Государем  по времени больше всех нас, но и выпросил аудиенцию! Интересно, чем же так отличился этот прапор и почему Государь согласился его принять? ийся полковник адресовал ее вовсе не мне, а другим офицерам. Они охотно поддержали:
- Да, я тоже отметил это!
- А я господа думаю … 
  С моим появлением офицеры пристыжено замолкли.  На шинели у меня, сверкал сверхполный бант георгиевских крестов и медалей. По солдатской манере я приколол колодку с наградами поверх офицерской шинели, а при входе во дворец, по случаю поджимавшего времени, перекалывать ее на гимнастерку не стал.
- Господин полковник!
   Было видно, что полковник понял, что я слышал его последнюю фразу и ему крайне неприятно. Может быть,  он даже ожидал вызова на дуэль.
- Я слушаю Вас, … прапорщик!
   Я не хотел обострять ситуацию. Помнится у Куприна в «Юнкерах», тоже спорили, сколько секунд на стоявших в строю смотрел император.
- Не надо задавать риторических вопросов, господин полковник, что, кто, почему! И аудиенцию я просил неспроста. Совсем не для того, чтобы выпросить себе имение. Просто очень секретное дело, касающееся лично Государя.  Я не хочу в Ваших глазах, и в глазах господ офицеров выглядеть выскочкой, но поверьте мне,  дело того стоит.
  Полковник, сочтя, что нашелся выход из неприятной ситуации, с облегчением сказал:
- Ну,  будет, будет  прапорщик! Давайте забудем мою тираду, прошу Вас, меня извинить и не вспоминать эту неприятность. Согласны?
Полковник широко улыбнувшись представился и протянул мне руку:
-  Полковник Силуянов!
- Согласен! Прапорщик Енгалычев.
   Мы обменялись рукопожатием.
- Очень хорошо! Господа офицеры! Я предлагаю отпраздновать наши производства и награждения в хорошем ресторане. Какие будут мнения?
- Господа! Я думаю, капитан высказал здравую мысль! – Сказал подполковник-артиллерист, мой сосед по шеренге.
- К «Кюба», в «Медведь», к «Донону», В «Европейскую», выбираем господа!
- К «Кюба»!
- В «Медведь»! В «Медведь»!
- Значит в «Медведь», решено!
   В течении пяти минут все расселись по извозчикам и веселой колонной отправились на  вокзал, к поезду на Петроград.

* * *

   Ленинград я знал неплохо, много раз ездил туда. Первый раз поехал на зимние каникулы в шестом классе. В дореволюционном  Санкт-Петербурге бывать не приходилось. Москва, Новониколаевск, Южные губернии, города Урала, Поволжья, западные губернии. А вот в столице побывать не пришлось. Предполагал,  конечно, что город окажется не таким, каким я его помню, а произведет такое же впечатление как Москва. И знакомое и незнакомое место. Посмотрим!

* * *
   
   Петербург оказался, конечно, больше похож на Ленинград, чем Москва на Москву. Вывесок на Невском было конечно не в пример больше, чем в советское время. Машин  крайне мало, автобусов и троллейбусов совсем нет, трамваи другие. Но сказывалось то, что Петербург, по нынешнему Петроград, это чужой город. Все отличия, которые я помнил, воспринимались не так заметно.
   Ресторан «Медведь», как гласила вывеска, «русской кухни», находился в помещении Театра эстрады, на Б.Конюшенной.  В вестибюле нас встречало чучело здоровенного, бурого медведя, с подносом в лапах. Видимо неоднократно бывавший здесь полковник Силуянов, взял на себя обязанности распорядителя.
   Через пять минут, мы уже сидели в отдельном кабинете, официанты накрывали стол, а мы пропустив для начала по рюмке водки с легкой закуской принялись обсуждать прошедший прием в Царском Селе. Постепенно разговор естественно свернул на войну. Кто где был, кто отличился, при каких обстоятельствах это было.
   Стол был накрыт, принесли холодные и горячие закуски, полковник, взявший на себя роль тамады, провозгласил тост в честь Государя, все встали и выпили. Разговор сделался общим.
   Через два часа я откланялся, боясь опоздать на прием. Времени был изрядный запас, но в таком деле лучше перебдеть.

                                                                   * * *
                                                                     
   Царь стоял посреди кабинета, в той же простой гимнастерке с полковничьими погонами, что и утром.
- О чем Вы хотели поговорить, прапорщик?
   Момент истины, или как там его еще называют! Надо собраться с духом. Или сейчас, или весь этот кровавый кошмар: тридцать второй год Голодомора, тридцать седьмой, восьмой, девятый, сорок первый и ...
- Ваше Величество, я человек не от мира сего. Прежде всего, хочу предупредить Вас, я не сумасшедший, не пьян и не заговариваюсь. Я не прапорщик Енгалычев. Я родился в одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году. – Выпалив все это, я воззрился на царя.
   Царь в свою очередь смотрел на меня какими-то сумасшедшими глазами, губы его беззвучно шевелились, отчего шевелились усы и борода.
- Кто Вы?
- Я, Маслов Александр Сергеевич. Родился 13 апреля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года в Казахстане, в семье военнослужащего. Отец, в то время был старшим лейтенантом Советской Армии. - Глаза царя имели странное выражение. Не являясь хорошим физиономистом, не могу сказать, что выражало его лицо.
- Это очень важно! Скажите, Александр Сергеевич, имели ли Вы отношение к спасению какого-либо сановника Империи?
-  Да Ваше Величество. Если бы я не появился здесь, в этом времени, Петр Аркадьевич Столыпин, погиб бы, в 1911 году, в городском театре Киева.
- И еще вопрос. Что за звание старший лейтенант?
   «Вот это разброс вопросов!»
- Соответствует нынешнему поручику.
   Царь стал молча ходить по кабинету, я молчал вытянувшись, слушал звук шагов. Про себя я подумал сначала, что не хватает у царя трубки в руке, и мягких кавказских сапог, а то манера как у Сталина.  Потом, одернул себя, про Сталина-то я знал только из литературы, стал размышлять о том, поверил или не поверил. Как воспринял мои слова царь? Может быть сейчас,  в кабинет ворвутся дюжие санитары из «Кавказской пленницы», упакуют и уведут.
   Государь остановился, повернулся  ко мне.
- Скажите Александр Сергеевич, Вы врач?
- Нет, Ваше величество.
- Это очень плохо.
  (Господи! Кто из нас сумасшедший? О чем он говорит?)
- Как Вы оказались здесь?
- Я сам не понимаю! В том мире в котором я жил до перенесения моей личности в тело Сергея Александровича Енгалычева, я  должно быть, погиб в автокатастрофе, здесь очнулся в критической ситуации, практически на том же месте, что и в своем времени, но за пятьдесят два года до своего рождения, в теле Енгалычева, с его вещами и документами.
- Кто Ваша мать?
- Мама была чертежницей на авиационной базе, когда отец служил в Казахстане. После переезда в Москву и  после увольнения их Армии отца, она работала в министерстве коммунального хозяйства РСФСР. По прежней специальности, копировщицей.
- Что значит авиабаза?
- Аэродром, службы для его обеспечения.
- Вы точно никогда не занимались врачеванием?
- Нет, Ваше Величество. 
- Очень хорошо!
   «Точно заговаривается!»
- Как Вы предпочитаете, чтобы Вас называли, Александр Сергеич или Сергей Александрович?
- Сергей Александрович, Ваше Величество. Я уже привык.
- Енгалычевым, Николаю Александровичу, Николаю Николаевичу или Павлу Николаевичу, здешний Сергей Александрович доводится родственником?
- Никак нет, Ваше Величество. Даже не знаю таких. Может и есть какое – нибудь родство, но на уровне как говорят в деревне, нашему забору, двоюродный плетень. Насколько я знаю, я здесь один как перст.
- И сейчас?
- Сейчас я женат и имею сына, я уже не один.
- Корни! С корнями!
(Да, что, он в самом то деле! Может царь то у нас, того? Тогда - точно, пропала Россия!)
- Давайте обстоятельно поговорим,  Сергей Александрович, не торопясь, давайте присядем, если хотите курить, курите.
- Благодарю, Ваше Величество. Простите меня, я немного стеснен, …
- Чувствуйте себя совершенно свободно. Говорите то, что имеете сказать, тоже совершенно свободно. Хочу Вас предупредить, я имею определенные виды на Вас, и на нашу встречу. Я вполне верю Вам, что все произошло именно так, как вы рассказали. У меня есть свои подтверждения этому.
    Батюшки-светы! Да он, что намекает, что он экстрасенс!? Но все равно придется  его убеждать! Или я сейчас сумею убедить царя в неотложности определенных мер, или кровавая вакханалия семнадцатого и последующих годов все равно будет. Сильно волнуясь, я начал говорить.
- Ваше Величество, Вы разрешили мне говорить совершенно свободно?
- Да конечно!
- Я прошу Вас выслушать меня. В моем мире, очень многие отмечают, что после отступления пятнадцатого года, вы совершенно потеряли вкус к жизни, и фигурально выражаясь, плыли по течению. Вы Верховный властитель Русского государства, от Вас страна в первую очередь ждет действий! – Вот, я загнул! Прямо бочку меда на него вылил. На какой подхалимаж, не пойдешь, только бы вывести этого человека, от которого столь много зависит, из состояния апатии.
  Я сообщил практически все, что помнил о развитии революционного движения во время войны, добавив, что, по моему глубокому убеждению, можно было не доводить события до такого трагического состояния. Добавил и то, что высказываю не только свою точку зрения, но и размышления историков по этому поводу.
- Какие же действия, Сергей Александрович, Вы порекомендуете в сложившейся обстановке? Снарядов нехватка, винтовок нехватка, я уж не говорю о пулеметах, их тоже  не хватает, патронов и тех не хватает.  Мы произвели большие закупки оружия за границей, будем еще производить, военный агент нашего посольства в Париже, граф Игнатьев, сумел договориться о поставке нам от союзников унитарных патронов для полевой и конной артиллерии. Но их еще надо изготовить и доставить!   У Японии, нами куплены винтовки «Арисака». Но, их тоже надо привезти, научить солдат ими пользоваться, патроны их тоже не совпадают с нашими по калибру. Значит опять закупки огнеприпасов.  Не говоря о том, что никак не удается мобилизовать промышленность. Тот же граф Игнатьев телеграфировал просьбу французов о присылке спирта необходимого для изготовления пороха, так наши промышленники дважды повышали отпускную цену и тянули с отправкой целый месяц. А почему? Потому, что кто-то, передал железные бочки «Обществу Винокурения»! Все! И новых, никто не делает! Не в чем отправить спирт! И «Общество» это бочек не дает! И это еще малая часть творящихся у нас безобразий! Господи, спаси Россию! Что же прикажете делать в такой обстановке?
   Проговорив эту горячую речь, Государь впился в меня взглядом, в котором одновременно было ожесточение и затравленность. Одновременно в том же взгляде сквозила страстная надежда, что вот пришел кто-то умный, знающий, опытный и сразу все исправит и наладит. Николай II, после того как я распрощался с пионерско-комсомольскими представлениями о царской России, и стал задумываться о роли монарха в обеспечении государственной стабильности и процветания страны, уже в 1998 году не казался мне кровопийцей своего народа. Мягкий, воспитанный человек, прекрасный семьянин, но, к сожалению совершенно безвольный как монарх.  Он мне жалуется на «Общество винокурения»! Да-а-а, это вам не Петр Алексеевич! Тот  за время войны уже всех бы на рога поставил, да и  у кучи тыловых сволочей ужу головы бы по отрубал!     
   Нынешний государь годился только для мирного, безмятежного правления. Но вместе с тем, то что писали о нем писаки типа Сергеева-Ценского и прочих деятелей революционного разлива, была абсолютная чушь. Обстановку в стране, а самое главное на фронте он знал. Вот только сделать ничего не мог. Слишком мягок, хотя, он ведь последователен, нельзя посягать на чужую собственность и чужие мысли! Нельзя нарушать право частной собственности! Нельзя принуждать промышленников работать себе в убыток! Но с чего он так вдруг сразу уверился во мне до такой степени?
  Ну, это позже. Кое-какие идеи есть, придется помогать.
- Ваше Императорское Величество! До каких пределов Вы готовы пойти, чтобы изменить ситуацию.
- О чем вы говорите, Сергей Александрович?
- На что вы готовы в изменении внутреннего Российской империи  устройства, законодательства, методов управления государством, наказания одних лиц, назначения других?
- Очень и очень на многое, если вообще не на все. Что Вы мне сейчас предложите?
   В этот момент дверь кабинета распахнулась и в комнату, с криком, ворвалась женщина, в которой я не сразу узнал императрицу, знал то я ее только по фотографиям, а тут живой человек!.
- Ники! Ники!
- Что случилось Аликс?! Что? Что-то с Алексеем?
- Алексей играл в саду с Деревенько и порезал палец!
   Император начал креститься:
- О! Боже! Господи смилуйся над …
- Ники! Ты не понял! Через пять минут кровь перестала течь и на пальце на месте ранки образовалась корочка! Доктор Боткин осмотрел Алексиса и не может объяснить …
- Кто дал ему в руки нож?! Кто … -  тут видимо то, что прокричала императрица начало доходить до царя, - Господи! Слава Тебе, слава! Я хочу посмотреть! Где Алексей?
  - Кровь! Она сама свернулась без нашего Друга! Сама! Сама! Буквально у меня на глазах!
   Императрица, судя по всему, была близка к истерике.
- Пойдем, пойдем, Аликс! Скорее!
  Император быстрым шагом и императрица бегом устремились во внутренние покои дворца.
- Прапорщик! Подождите меня здесь!
- Слушаюсь,  Ваше Императорское Ве… - но ни царя, ни царицы в кабинете уже не было.
  Помнится из истории, что наследник был болен гемофилией, по-простому, это несвертываемость крови. Малейший порез, ушиб с внутренним кровотечением мог стать для него  роковым. Отсюда понятно конечно столь бурное проявление чувств, но как говорится, на самом интересном месте!
   Я стал осматриваться по сторонам. Во время посещения города Пушкина, я внутри дворца не был. Реставрация дворца шла чуть не тридцать лет, после войны дворец восстанавливали по крохам, и работа была долгой.
   А уж внутренние покои как я знал, вообще практически не сохранились. А я вот вижу, как они выглядят или выглядели?
   Стены кабинета, окрашенные в темно-красный цвет, в нижней части были облицованы панелями орехового дерева и оборудованы встроенными шкафами из того же дерева. В шкафах, за стеклами виднелись корешки книг. Подойдя поближе, и прочитав названия, я понял, что это парадная библиотека.  Для интерьера. Книги  по военным вопросам и сочинения по истории дома Романовых.   
   Практически все одного размера и примерно все одной толщины.  Смотрятся красиво, а вот читать их, наверняка не читают. Портьера на окне, в тон стенам, темно-красная. Вообще цвет стен немножко странный, на мой взгляд, но тут видимо считают по-другому.
   Убранство кабинета дополняли оттоманка, покрытая  ковром, и большой письменный стол, за которым мы и сидели,  уставленный семейными фотографиями в серебряных рамках и разнообразными мелочами: печать, четыре трубки на подставке, домино в коробочке, закрытый блокнот, письменный прибор. Справа на столе лежала пачка немецких газет. Интересно откуда они здесь?
   Ожидание затягивалось, мой «Лонжин» показывал уже половину шестого. Очень хотелось курить, но …

Отредактировано Погранец (13-10-2011 14:35:48)