Немного продолжения.
Четырнадцатого числа по слухам дошло, что на выручку второй армии Самсонова ушли из состава нашей армии, два корпуса. А уже восемнадцатого в нашем полку глухо стали говорить о катастрофе. Будто первая кавдивизия под Алленштайрном видела поле сражения, устланное русскими трупами. Будто немцы захватили в плен сто тысяч человек, генерал Самсонов командующий армией вместе со штабом пропал без вести.
После сражения у Сольдау, моральное состояние армии сильно упало. Я в принципе помнил из истории про разгром армии Самсонова, поэтому и не разделял радости однополчан от наших побед, помня о том, к чему приведет желание выручить союзников.
Значит, никакого влияния мое присутствие в этом времени на события не произвело…
Русской армии придется испить полную чашу потерь. Вот только, что будет в дальнейшем с первой армией?
Размышления мои о том, что все катится так, как и было в моей реальности, усугублялись мучительными думами о том, что я оказался не на своем месте. Написать рапорт и попросится в тыл? Пошлют, скажут трус, и будут правы, глядя со своей колокольни. Если я так и не вырвусь, или не дай бог, убьют, что будет с семьей? Надо написать Лене, обязательно написать не откладывая. Тем более, что пока вперед идти не собираемся, непонятно чего ждем. Писать о себе наверх не стоит, до царя, как до луны!
Мы сидим в окопах, в метрах четырехстах от нас в своих окопах сидят немцы. Регулярно перестреливаемся. Потери есть, но они невелики. Мое отделение бог милует.
Армия наша пополнилась двумя армейскими корпусами, мы потеснились, и на правом фланге встал новый XXIV корпус, на левом фланге в районе Гродно и Августова, появилась новая армия, десятая. Наша дивизия временно переходила в двадцатый армейский корпус, командиром которого был генерал от артиллерии Булгаков. Прежний командир, генерал Смирнов, куда-то перешел. Мы готовились к осаде Кенигсберга - затее заранее обреченной на провал в связи с тем, что остатки второй армии стремительно отходили и оказать нам поддержки уже не могли.
В принципе, по моему разумению, надо было отходить и нам. Отходить на госграницу, поближе к линиям снабжения и подкреплениям, но советовать верхнему командованию я, конечно, не стал. Господи! Ведь я кое-что помню из истории! Был бы я командующим фронтом! Ух я бы … Младший унтер! Хоть и крестовый кавалер теперь, но сделать-то я могу совсем немного. Только хлопнуть побольше немцев! Вот сейчас моя задача. Но так ничего особенно не изменишь. Никакие роскошные планы не осуществишь. Унтер - не уровень! Черт меня дернул послушаться совета, спрятаться в армии. В прошлый раз все кончилось достаточно быстро. А теперь, кажется, я завяз. Все планы летят к черту. Вроде бы в «Хождениях по мукам» Телегина дембельнули и вернули на завод, вот и мне необходимо под эту марку сработать, дожить только надо до приказа "умной ставки", а Петрову необходимо отписать, пусть разворачивает завод.
Мысли перескочили на прапорщиков военного времени. Одно слово «Ванька-взводный», если пользоваться терминологией ВОВ. Хотя сейчас более уместно говорить «Ванька-полуротный», а в скором времени будет и «Ванька-ротный». Эти русские мальчики, будут тащить на себе всю тяжесть войны, жертвуя собой во время безуспешных атак.
Будет «снарядный голод», и Российская Империя будет компенсировать отсутствие технических средств, живой силой. Этими самыми прапорами. Моим ученикам дали броню или нет? А то ведь весь потенциал, что я пытался наработать, все, прахом пойдет. Но вместе с такими мыслями, во мне сидит какая-то противоестественная вера в судьбу. Причем в судьбу счастливую.
Имел возможность умереть в Никарагуа, имел возможность на дуэли, да уже и во время войны были случаи. Пока жив. Максимум - ранения, которые достаточно быстро залечивались. Было бы лучше прекратить геройствовать и сразу домой, или еще лучше в Нижний, но не дезертировать же!
* * *
Полк после боев получил пополнение в виде маршевой роты, и численность моего отделения довели до четырнадцати человек. До полного штата людей конечно не хватало. Да и пришедшие с пополнения, были, конечно, совсем иного качества, нежели кадровые солдаты.
Запасные, вставшие в строй, были крестьяне, семейные, основательные мужики и очень переживали об оставленных хозяйствах, возраст их колебался от тридцати до тридцати пяти лет. Строевую науку они уже успели изрядно подзабыть. Среди них выделялся ефрейтор Крупных Иван Степанович, имевший георгиевский крест за японскую войну, призванный из Иркутска. Я сразу назначил его своим заместителем.
Для остальных пришлось организовать занятия по боевой подготовке. Достав из трофейной клеенчатой сумки лист бумаги, короткую линейку и огрызок карандаша я стал составлять список отделения. Все записал: ФИО, год призыва, сословие, профессию, губернию и вероисповедание с должностью. Все записал и всех записал. Вот только долго ли им числиться в списке, или про них в «Русском инвалиде» пропечатают?
* * *
Двадцать пятого августа, немцы, окрыленные победой над нашей второй армией, атаковали стык десятой и нашей армий у местечка Бяло. К вечеру того же дня наш корпус выступил на левый фланг. По рокадной дороге наша дивизия шла форсированным маршем, для ликвидации угрозы прорыва германцев, передав свои окопы, соседям справа. Гнали нас немилосердно. Офицеры только и подгоняли:
- Поспешай, поспешай братцы! Германец уж больно сильно напирает!
Как я помнил из истории войн, русская армия всегда, ждала неприятностей и догоняла. Мне нынешний марш, напомнил, как русские войска шли на помощь Шипке. Турки навалились, а войск поблизости и не оказалось. Вот и пришлось пехоту сажать на казачьих коней. А нам коней не предоставили! Пешком, марш, марш!
Двадцать шестого, немцы атаковали весь фронт армии. Наш корпус вступал в бой по частям, по мере подхода к месту сражения.
Встречавшиеся нам на подходе раненые рассказывали о том, что германцы добивают наших солдат оставшихся на поле боя. Зная про немцев по тому, как они себя вели в сорок первом, я лично ничему не удивлялся и про себя думал, только про то, что чем больше я их убью сейчас, тем меньше их и их сыновей будет в сорок первом году. Опять сплошные мысли о убийствах! А, что прикажете делать в моем положении? Чем больше я их грохну, тем лучше. О том, что могут грохнуть меня самого, не думал.
Впереди справа раздавался гул артиллерийских выстрелов и разрывов. Полк шел, не считаясь с отставшими, быстрее, быстрее. Двадцать седьмого августа, пройдя за полтора дня пятьдесят восемь верст, прямо с марша мы вступили в бой.
Сразу стал ощутим запах разлагавшихся тел, проще говоря, воняло немилосердно. Под шрапнельным огнем противника роты полка бегом по тому, что осталось от ходов сообщения, спешили в передовые окопы, ранее занимаемые сто шестьдесят девятым Ново-Трокским полком. Позиции, это только название, сплошной лунный ландшафт, воронки от разрывов снарядов смыкались краями. Повсеместно были видны трупы. Трупы целые, как будто человек прилег отдохнуть. Трупы, разорванные на части. Отдельно лежавшие руки, ноги, головы, обезглавленные тела. Тела, напоминавшие кучу тряпья, где невозможно было определить, где, что. Иногда на глаза попадались даже отдельные части туловища с лежащими по соседству кишками.
И запах, трупный запах. Сладковато-приторный, переходящий в страшное зловоние.
Вчера Ново-Трокский полк выдержал удар целого немецкого корпуса, но в результате такого геройства, от него остались только разрозненные кучки людей, и очень, очень много трупов, раздувшихся и начавших разлагаться. Лица встречавшихся солдат и немногочисленных офицеров были с лихорадочно воспаленными глазами. Грязное, измызганное, обмундирование, оборванное снаряжение, и как их мало!
- Давай, давай скорее! Сейчас снова пойдут! – кричал поручик сменяемого полка.
Ротный Караваев прокричал команду, чтобы наш взвод занял отсечную позицию на правом фланге.
- Бегом! Бегом, робяты! – это уже наш взводный Перетятько.
Вверху гулко и звонко лопались шрапнельные снаряды, оставляя в небе тающие серые разрывы. По земле, вокруг, щелкали шрапнельные пули. Иногда они находили цель и то тут, то там, падали люди.
Передовая траншея существовала только теоретически. Вся местность была покрыта множеством воронок от разрывов фугасных снарядов, обломками бревен из накатов блиндажей и перекрытий траншей. Трупов перед передовой траншей было особенно много. Между тел русских солдат были видны трупы немцев. В разных позах и в разных видах. Значит, добегали до самой траншеи. Видимо тут неоднократно бились врукопашную.
Никакой красоты и никакой ассоциации с величественностью смерти, эта картина гибели людей Ново-Трокского полка и атаковавших их немцев не вызывала. Дышать было тяжело от запаха сгоревшей взрывчатки и гниющего мяса. Это у французов, кажется, называется «Полем Чести».
Едва мы заняли траншею или вернее, заменяющие ее воронки, артобстрел прекратился и раздался истошный крик наблюдателя:
- Идут!!
Оказавшийся рядом со мной солдат Ново-Трокского полка сказал:
- Третья атака за сегодни!
Отредактировано Погранец (14-12-2010 22:44:58)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
, а ей говорили, соответственно родители. Если предки Погранца из Московской губернии, то получается устоявшееся поверье для целого региона.
