Неделя прошла. А показалось, что не один год остался за спиной. День святых Иоанна и Павла. День, когда Гамельн забывал, что он город почтенных бюргеров, и превращался в одной сплошной праздник. С песнями, танцами. И вином. Как без вина?!
И фон Шванден напился. Быстро и безобразно. Уже в полдень бургомистр с трудом добрался до кабинета, кое-как притворил дверь, и, уткнувшись носом в истоптанный ковер, захрапел.
А ровно в шесть вечера, когда самые охочие до выпивки уже порасползались по домам, повторив судьбу бургомистра, на Маркткирхе вдруг кто-то заметил музыканта. С серебряной флейтой. И в странно знакомом рванье.
Никто так потом и не вспомнил, кто первым крикнул «Бей его! Крысолов вернулся!». А может вспоминать не хотел. Потому что Крысолов улыбнулся набегающей толпе, и поднес флейту к губам.
И ноги сами понеслись в пляс под странную мелодию. Рванный ритм затягивал, заставлял бездумно дергаться всем телом, выбрасывая вверх руки, приседая, тряся головой…
А отовсюду, к Крысолову, сходились со всего города дети. Совсем малыши и чуть постарше. Даже почти взрослые были. Дети окружали музыканта безмолвным кольцом, с обожанием следя за каждым движением.
Оказавшийся на рыночной площади барон, что в который раз рассказывал благодарным слушателям, как он ловко с безродным бродягой разделался, в панике схватился за меч. Но клинок жалобно зазвенел по мостовой, а сын барона, выбивший оружие из рук отца, радостно что-то вопя, вбежал в круг. Дети молча подвинулись, уступая место в строю.
Крысолов улыбался краем рта. И глаза смеялись. Он шагнул вперед. И вместе с ним шагнули дети. А взрослые все отчаяннее начали вытанцовывать, не в силах будучи остановиться.
Так они и шли. До набережной. А потом – двести локтей до баржи, которая ночью под загрузку зерном пришла. Алоиз Мундель еще удивлялся, что в самый канун праздника явились, не побоялись Гнева Господнего….
Первым на борт поднялся Крысолов. И играл, пока нога последнего ребенка не ступила на палубу баржи, и пока матросы не втянули сходни на борт. Подгоняемая течением и развернувшимся парусом, баржа понемногу начала отваливать от берега…
На берегу пытался встать на ноги уставший до полного изнеможения барон, хуля Небеса и грозя страшными карами похитителю. А на барже, все, кроме детей и Крысолова, выковыривали из ушей смолу и прочие заглушки.
- Ну ты даешь! – Восхитился Альберт, одетый уже не в доминиканскую пелерину, а в рабочую крутку. – Если бы не предупредил, я бы сам под святого Витта заделался бы!
- Команда как? – Перебил его Крысолов.
-Надежная. – Серьезность снова вернулась к монаху. Его невысокая фигура вдруг приобрела прежнюю осанистость, а в голосе добавилось металла. – Как ты и просил. Мазуры и пара гуцулов. Понимают только на своем, и когда про деньги разговор заходит.
-Кстати, о деньгах…
- Магистр просил не беспокоиться. «Ласточка» идет в Бремен. Там вопрос и решится окончательно. Но, пока, если предварительно… - Монах склонился к уху и понизил голос. – Название «Дечин» тебе что-то говорит?
- На юге Чехии, где-то? - Попробовал угадать Крысолов.
- Практически. На севере. Как вы и договаривались. Небольшой городок. Рядом горы. Замок местного барона отдают в полное распоряжение. Так что, все, по списку.
Альберт хлопнул музыканта по спине. – Ты еще возьмешь Вольфрама за бейцалы. И найдешь Зимний Виноградник.
- Главное, за поиском, себя не потерять… - скрипнул Крысолов зубами. – И дети… - сказал , оглядывая столпившихся маленьких гамельнцев. Действие флейты и не думало проходить, и они с прежним восхищением смотрели на двух взрослых.
- Что «дети»? Будем в Бремене, отберешь себе сколько надо. Святой Престол не возражает. И даже, в свете твоих прежних заслуг перед Церковью, изволил тебе помощь оказать. Советом и действием.
- То есть? - Насторожился Крысолов.
- Ты забыл в штат нужных тебе взрослых, включить пару поваров! – С совершенно серьезным видом сказал доминиканец, и, не утерпев, рассмеялся, увидев ошарашенное лицо товарища.
исправил. Спасибо!
Отредактировано Чекист (24-09-2011 21:23:52)