С пол-квадранса ничего не менялось. Ржали вдалеке кони, лаяли собаки… Звук не приближался, и не удалялся. Пока, вдруг, с задней стороны часовни, где Швальбе с сержантом поставили под навес лошадей, что-то взвизгнуло. И взлетел крик, на который способна только умирающая лошадь.
- Кончился, Серко. – пробормотал сержант, и перекрестился пистолетом. – А чьи-то кишки я развешу на ограде.
- Тихо! – прижал палец к губам капитан. – Сюда идут.
Ко входу шел кто-то. Судя по громкому плеску грязи – кто-то большой. И очень быстрый. Сержант снова перекрестился. И, похоже, что начал читать молитву. Только имена звучали вовсе не те, что записаны в Книге Книг…
В который раз у капитана мелькнула мысль, что хоть сержант и на вид, человек далеко не простой, но если глубже копнуть – то, как бы и еще сложнее не оказался старый товарищ….
Шаги прекратились у самого входа. По хлипкой дверце, сметанной из обрезков прогнивших горбылей, стукнули три раза. Уверено так стукнули. Словно бы, стучащий право имел и так входить, а сейчас просто отдавал дань вежливости. И прочим правилам поведения в благородном обществе.
Товарищи даже дышать перестали.
За дверью громко расхохотались. Раскатистый смех сменился на жалобное всхлипывание. Похожее на то, когда смеяться сил больше нет.
- Господа, неужели вы полагаете меня настолько глупым, чтобы не сделать вполне логичный вывод о наличии тут минимум двоих? – голос под стать смеху был. Уверенный в себе, и ни перед чем не останавливающийся.
- А даже если бы Вы даже коней не оставили, то Провиденье даровало мне некоторые возможности, не присущие простому человеку! Вас там ровным числом двое, и стоите вы по обеим сторонам двери, лелея глупую надежду, что я буду столь самонадеян, чтобы взять и войти. А я такой и есть!
Разлетелась на куски дверь, словно выбитая пушечным ядром. Мирослава отбросило под стену. Капитан схватился за отбитую деревяшкой руку, выронил пистолет, и зашипел от боли
А посреди часовни медленно выпрямлялся огромный человек. На вид, весь облитый темным металлом доспехов, непривычных уже в наше время. Костер, до того потушенный, казалось бы, напрочь, вспыхнул пламенем. Слегка зеленоватым на вид. Огонь осветил вошедшего. Да, Швальбе не ошибся. Облегченная «миланьеза», вышедшая из воинской моды, дай Бог, как бы не полста лет назад. Шлем был с поднятым забралом. Вот только лица увидеть, никак не получалось. Только черный провал, и красные огоньки глаз.
- Господа! Только не надо пустой стрельбы! На меня, благодаря воле все того же Провидения, ни свинец, ни серебро никакого действия не оказывают! И пытаться не надо!
Движения никто не заметил. Но Швальбе остался без второго пистолета. И теперь пытался утихомирить боль еще и во второй руке.
- Турецкая работа, как полагаю? Отличный выбор! Сразу видно настоящего ценителя! Ах, да! - манерно склонился в карикатурном поклоне гость. - Простите, мою оплошность, вызванную лишь забывчивостью, а вовсе не отсутствием приличествующего воспитания! Я – Зеленый Егерь. А вы, господа, - обвел он закованной в латную рукавицу, ладонью помещение, - С нынешнего момента, мои гости! И участники Дикой охоты!
Никто и не увидел, как сплюнувший сгусток крови, вместе с парой выбитых зубов, сержант Мирослав, левой рукой прикоснулся к невесомому мешочку, висящему на шее на кожанном шнурке возле нательного креста. Вернее, сразу двух крестов. И тем более, никто не услышал беззвучного сержантского шепота о том, что не всякий гость лучше татарина. А уж сержант Мирослав – тот еще татарин…