Оборотней было не много. Их было очень много. Слишком много для полутора десятка бойцов. Пороховой дым густой пеленой тут же затянул поляну. Перекрыл напрочь видимость. Хотя, не нужна она для рукопашного. Не надо видеть на версту вокруг, когда летит на тебя мохнатая туша, клацающая зубами в палец длиной.
Надо в сторону отшагнуть, мимо себя врага пропуская, и в бок ему корд по рукоять вбить. Или с оттягом полоснуть по открывшемуся затылку, чуя, как под тяжелым клинком хрустят кости черепа. Усиленные заклятиями, но все же бессильные против фальшиона, освященного кровью.
А когда упадет тело, успевшее умереть и обернутся, всадить в неловко распластавшегося на вытоптанном снегу голого человека пулю-серебрушку. И повернутся, встречая следующего зверя...
И понять, через долгие минуты, растянувшиеся часами, что осталась вас ровно пятеро. И что нет ни одного заряженного пистолета или ружья. И что сжимает уставшая рука не старинной работы меч, а куцый огрызок, обломившийся почти у рукояти. И что смотрят на вас под сотню  пар налитых кровью глаз. Переполненных ненавистью...
И останется тебе только плюнуть под ноги, в кроваво-снежную кашу. И пойти в атаку. Последнюю. Зная, что не пройдет и мига, как сомкнутся на горле клыки, и как хлынет густым потоком кровь. Не различимая уже...
А потом, вдруг осознать, что вокруг нет никого. Ни врагов, ни друзей. Только занесенный снегом лес. И что нет сил ни идти дальше, ни перемотать остатки руки. А хватает, лишь сползти, обдирая спиной дерево, ставшее временной опорой. И закрыть глаза, чувствуя, как подкрадывается обманчивое тепло, готовое погрузить в сон.

Отредактировано Чекист (08-06-2012 10:09:33)

Мы не рассматриваем варианты экстренной эстракции;)

Обошлись без жира некрещеных младенцев, хоть Охотница и подзуживала Йожина на, как она выразилась, «очередное преступление Римской Католической Церкви против человечества». Старик презрительно хмыкнул, сплюнул через левое плечо, стараясь попасть точно в центр ковра, до сих пор заваленного разнообразнейшим хламом, и сплел в воздухе дивную конструкцию, больше похожую на десяток перепутавшихся клубков пряжи.
А потом, они все шагнули в зеркало черного стекла, раскрывшееся вдруг в воздухе. Замешкавшегося Мирослава втащили вдвоем. Так, втроем и вывалились посреди обеденного зала таверны, прямо под ноги опешившего трактирщика, несущего поднос, заставленный кружками с пивом. Пиво сейчас уходило бочками. И в таверне не было прохода, из-за набившихся орденских. Человек сорок точно будет, прикинул сержант. И похоже что не все. Эвона, как за спиной гудит. А там – конюшня. И мягкое сено. Не будет больше в селе девственниц, когда столько солдат присутствует. И пива больше не будет…
- Вот как его не встречу, вечно валяется посреди дешевых забегаловок… - проворчал чей-то до боли знакомый голос над ухом, напрочь обрывая все размышления. Не успел сержант, одуревший уже за последние дни, сообразить, что к чему, как его вздернула вверх могучая рука и поставила на ноги.
- Доброго здравия, Отец Лукас!  - поприветствовал Мирослав поднявшего.  – И Вы здесь?
- Нет, черти тебя в дупу вилами, я не здесь, а на мессе посреди собора святого Вацлава! Что, незаметно, глистявик заснеженный?
- Херовый тут собор, вот что я Вам скажу, отец Лукас! И вино мы прошлый день выпимши все.
Отец Лукас, не только одел кирасу, но и вспомнил себя прежнего. Не вечно брюзжащего старика с поганым характером, а лихого капитана Ордена, умеющего не только отнимать жизни других, но и радоваться своей.  Потому лишь громко захохотал. И тут же склонился в низком поклоне, приветствуя Охотницу. Она с легкой улыбкой на губах наблюдала за происходящим. Припухших губах, зацелованных.  Мною зацелованных. С мимолетной радостью подумал Мирослав.
Охотница, отражая улыбкой как щитом жадность солдатских взглядов,  с поистине королевским видом, прошествовала к мгновенно опустевшему столу, что стоял в углу. Занимавшие его до этого орденские чудесным образом испарились. Не забыв, впрочем, очистить стол от снеди и выпивки.
«Дети Гамельна» никогда не отличались  дисциплинированностью, не надеясь в этом вопросе даже приблизиться к кондоттам или швейцарцам. Но и наплевательство на командиров, столь любимое ландскнехтами на отдыхе, особо не приветствовались. Так, что-то среднее получалось. Больше похожее не на военный организм, а на родственные отношения… Оттого, все разговоры среди солдат помалу стихали, и они перебирались в конюшню, благо и там хватало места, а пиву в бочонке сугубо безразлично, куда его несут или катят…
За тот же стол, сели и Йожин с Лукасом, потащив с собой и сержанта, непривычного к обществу столь высокопоставленных лиц Ордена. Потеснившись, приняли и двух капитанов, вечно мрачного Адама из Скорупы, и Войцеха, с перепаханным множеством ударов ножа лицом. Вечной печатью напоминания об опасности драк с обкурившимся гашишем, последышем хашшишеев… Подсел и неизвестный Мирославу монах в привычном облачении доминиканца. Сел спиной к залу, утвердился локтями в стол и выжидательно блеснул взглядом из-под нависшего капюшона. Лукас понимающе кивнул, и махнул рукой трактирщику.
Толстяк, тут же притащил сгибающийся од тяжести поднос, плотно заставленный мисками и кувшинами. Осторожно поставил, поймал сверкнувший серебряным боком талер и испарился, оставив за собой лишь след завихрившегося воздуха.
- Старается. – отметил усердие трактирщика Йожин.
- А ты бы ходил королем и посылал всех в дупу?
- Сейчас нет.- вступила в разговор Охотница.  – А когда все кончится, то почему бы и нет? Не каждый день в таких затрапезных местах собирается столь презентабельная компания.
- Это еще Подгорные не пожаловали?
- Кто?  - встрепенулся большой коричневой птицей доминиканец. И голос у него оказался больше похожим на карканье.
- Подгорные. Тролли там, и все прочие…- неопределенно махнула ладошкой Охотница.  – Ну и надо дождаться Хортов. Франчи, милый, предупреди, пожалуйста своих мальчиков, чтобы не обидели моих собачек. Они у меня добрые и безобидные.
Мирослав так и не понял, что его удивило больше. То ли то, что Охотница Ди назвала монаха милым, то ли то, что доминиканец безмолвно ринулся выполнять просьбу, сопровождаемый взглядами, в которых зависть мешалась с ухмылкой. А может, что Хорты, оказывается, не мохнатые чудища, пополам перекусывающие вервольфа, а добрые и безобидные собачки…

Большое спасибо! Значит, не зря текст идет так медленно)

Моя вечная беда со временными промежутками...