Чичи

Как известно Афганские горы отличаются особой, неприступной мрачностью и унылой однообразностью. Иногда кажется, что на этих каменных уступах и глазу не за что зацепиться; только кое-где, порой в самых немыслимых местах, растут жидкие клочки какой-то травки и обреченно кланяется порывам горячего ветра невзрачный цветок, заблудившийся среди каменных осыпей.
Не верится, что и здесь есть цветущие, благоухающие места, где несмотря на засуху, в изобилии растут сказочно красивые деревья, награждающие усталых путников сочными рубиновыми гранатами, сладкими как патока бананами и различными цитрусовыми.
Одним из таких мест является зеленая зона Джелалабада, где стояло подразделение нашей части. По долгу службы мне приходилось бывать в тех местах и вынести запас достаточно ярких воспоминаний. Одно из них особенно сильно врезалось в память.

Во время дождей, на территории подразделения все цвело и благоухало. Над головой, в тени пальм, где мы порой скрывались от палящего солнца, гроздьями свисали бананы, а в зелени неизвестных мне деревьев, на все голоса, распевали экзотические птицы.
В один из первых дней моего очередного пребывания, проходя по дорожке от казармы к штабу, на одной из банановых пальм заметил небольшую обезьянку, которая сидела среди листьев и с аппетитом уплетала бананы, ловко очищая их и бросая кожуру на дорожку, на головы проходящих внизу людей. Я отлично помнил, что видел ее и в прошлый приезд; именно в этом же месте. Поинтересовавшись у одного из местных офицеров, откуда взялась здесь, на территории подразделения, эта веселая зверюшка, я выяснил, что живет она уже давно и все считают ее своей. Как говорят, уже не раз озвучивали предложения включить обезьяну в списки личного состава с постановкой на полное вещевое и продовольственное обеспечение. Впрочем, в вещевом обеспечении она особо и не нуждалась. Постоянной клички у нее не было: каждый звал так, как хотел, а она в свою очередь, одинаково откликалась на все, чувствуя возможную выгоду от общения с личным составом.
Отличалось это животное веселым нравом и чисто человеческими выходками. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было: уже давно живет среди людей! Неоднократно пытались приучит ее жить в одной из казарм, в офицерском общежитии, но все заканчивалось полным неприятием неволи с поспешным бегством на родные деревья.
Славилась эта Чичи (назову ее так), чисто хулиганскими выходками. Идет кто ни будь внизу, по дорожке, а она быстро спускается с ветвей, срывает с проходящего головной убор, и так же быстро поднимается обратно. И, никакая сила, никакие словесные уговоры не могли заставить вернуть так дерзко украденное. Только когда в руках потерпевшего появлялось какое-либо лакомство: будь то конфета, печенье, сушка или сигарета, она спускалась и быстро хватала угощение. И только потом возвращала украденное.
Да, да – вы не ошиблись. К числу угощений, причем самых приятных, она относила и сигареты. С кем поведешься… Живя рядом с людьми, она переняла их пагубные пристрастия. Причем курила, как говорят, по-взрослому, в затяжку, с довольным придыханием. Любимыми же сигаретами были “солдатские термоядерные”, без фильтра. Они отличались особой крепостью и вонючестью. Горлодер, одним словом. Предупреждения Минздрава порочная обезьяна игнорировала не только в отношении табачных изделий: была не дура “опрокинуть и горючки на халяву”. Она как будто нутром чувствовала, где затевается застолье. Будь это в офицерском общежитии, или в солдатской казарме, в строжайшей тайне от командиров. Повод пирушки ее совершенно не интересовал, а вот качество спиртного – обязательно. Чичи предпочитала напитки крепкие и вонюче-отвратные (как и сигареты). Чем хуже – тем вкуснее. Самогон был верхом блаженства. Отказать ей никто не смел, по причине полного ее самоуправства. Подберется втихаря, схватит, тяпнет и, в сторону. Так что, завидев ее, все держали стаканы в руках как можно крепче. Употребив похищенную дозу, она забиралась на банановую пальму и закусывала плодами, вынашивая в голове очередную подобную аферу, поджидая удобного момента. Ну, прямо как настоящий алкаш, не утруждающий себя моральными и нравственными принципами!
Ни смотря на эти выходки, все подразделение относилось к ней по-родственному, прощая все проказы и каверзы, постоянно угощая и, по возможности, защищая от чужаков.
     Покидая это подразделение, я не преминул проститься с Чичи, купив ей маленькую шоколадку. Предварительно сняв обертку и спрятав в карман свою “афганку”.

В этом подразделении мне вновь довелось побывать только спустя полгода. И первое, что я сделал – пошел к той пальме, где постоянно жила Чичи. Я не мог не поздороваться с ней и отдать угощение. Простоял у пальмы битых полчаса – все впустую! Как я не звал и не искал ее глазами среди листвы, так и не обнаружил.
Как выяснилось позже, Чичи погубили ее хулиганские выходки.
В часть прибыла проверка в составе нескольких генералов. Проходя через территорию нашего подразделения, они неожиданно подверглись нападению вороватой обезьянки. Фуражка с головы одного из начальников мигом оказалась на верхушки дерева. Один из сопровождающих офицеров быстро отреагировал на происходящее. Раздалась короткая автоматная очередь и, маленькое порочное тельце глухо ударилось об утрамбованный песок дорожки. Прокатилась мимо злополучная фуражка.
Могу только догадываться о степени возмущения личного состава данным поступком. Но сделанного не вернешь. Так маленькая обезьянка по клички Чичи стала жертвой привитых людьми пагубных привычек и людской же жестокости.

Отредактировано bmvcher (23-05-2011 00:15:33)

Тут имеется ввиду кепка. Наверное стоит переделать.

На минах

По неотложным служебным делам мне пришлось срочно выехать из Кабула в Баграм, где меня должны были встретить. Туда пришлось идти с попутной колонной, обратно же предполагалось добираться на перекладных, как Бог на душу положит, что в период ведения боевых действий не такая уж и редкая вещь. Как и ожидал, в Баграме меня встретили, быстро решили ряд бытовых вопросов. После того, как все было улажено, сразу же приступили к работе в штабе. Работа предстояла большая: планировалась передислокация подразделения на Самиду и Муламарджой.
Над Баграмом висело неимоверное солнце, которое так же неимоверно жарило все вокруг, видимо задавшись целью спалить все живое и в конце расплавить мрачные, коричневые горы. Поэтому решили  работать по ночам; но и они не приносили прохлады. Как бы там ни было, но свою работу мы выполнили в кротчайшие сроки. Что бы снять усталость, предложили попариться в бане, рядом с которой расположился крытый бассейн. От парилки я категорически отказался, так как температура в ней была не на много выше той, что царила вокруг; а вот в бассейн пошел с удовольствием.
Он оказался совсем небольшим, примерно четыре на четыре метра, при глубине не менее трех. Выложен изнутри неимоверной красоты небесно-голубого цвета плиткой с замысловатым рисунком. По неофициальным данным она была конфискована во время ликвидации каравана с оружием, следующего из Пакистана в Афганистан. Заказчик этого керамического чуда был видимо далеко не бедным человеком.
Вода в бассейн поступала с помощью насосов из артезианской скважины и оказалась такой холодной, что сводило не только руки и ноги, но кажется, и все органы внутри. Просидеть в такой воде более двух – трех минут было ну просто невозможно, поэтому приходилось постоянно выбегать на улицу, чтобы погреться в палящих лучах солнца. И хотя грелся не более пяти минут после каждого заплыва, спустя несколько таких процедур понял свою роковую ошибку. Тело начало сильно щипать, лицо горело, а в ушах стоял тихий писк. Быстро одевшись, я выскочил вон из бани и побрел в расположение, готовится к походу на аэродром для возвращения в Кабул.
Уже через полчаса все тело покрылось волдырями, форма неприятно терла кожу, вызывая резкую боль. Особенно страдали плечи, спина и ноги. Представьте себе фигуру движущуюся  в направлении аэродрома широко расставив ноги, разведя руки в стороны: в одной дипломат, в другой зажат автомат со спаренными магазинами. Плюс вид дороги, по которой двигался. По обе стороны лежали сожженные вертолеты, самолеты и заправочные автоцистерны. Такая картина далеко не придавала оптимизма.
В таком вот виде и с таким настроением я и прибыл на аэродром.
Если вы думаете, что я направился к кассе, чтобы купить билет до Кабула, то глубоко ошибаетесь. Тут можно рассчитывать только на себя и везение. Поиск попутного транспорта подобен здесь поиску такси у городского парка.
Подходишь: “На Кабул летишь?”
Ответ:  “Нет!”
Пошел дальше.
Вопрос: “На Кабул летишь?”
Ответ: “Лечу.”
Вопрос: “Возьмешь?”
Ответ: “Возьму.”
Все, вопрос решен. Значит, сегодня все-таки улечу. Мой поиск оказался не таким уж и долгим. Пилот второго по счету грузового вертолета, ласково прозванный “корова”, согласился принять меня на борт, но только после того, как будет полностью загружен. Вскоре, к вертушке подъехали два мощных грузовика доверху нагруженных какими-то ящиками. С помощью оравы расторопных малых под руководством старшего лейтенанта, они достаточно быстро перекочевали во чрево грузового отсека. Вертолет был полнехонек и, мне пришлось взбираться на верхотуру ящиков и устраиваться там как курица на насесте. Таким образом, чтобы взглянуть в иллюминатор на вид за бортом, приходилось сильно пригибаться; он находился где-то на уровне моих ног. Если учесть, что мне и сидеть-то было больно, можно представить степень мучения. Ладно, думаю, мужайся, сам виноват, что дорвался до солнечных ванн.
Зарокотали моторы, вертолет дернулся и тяжело побежал по взлетной полосе. Именно побежал. Оторвавшись от земли с помощью своих маленьких крылышек, как настоящий самолет, только с огромным свистящим винтом над нами, начал медленно, кружа над аэродромом, набирать высоту, поджидая вертолеты сопровождения. Было хорошо видно, как они поднялись, встали с обеих сторон от нас и взяли курс на Кабул, постоянно отстреливая влево и вправо термитные ракеты.
Старлей, сопровождающий груз, сидел рядом со мной и сосредоточенно о чем-то думал. Разговор не клеился, да и грохот двигателя и свист винтов далеко не располагал к ведению каких-либо бесед. Но, постепенно привыкли к этому шуму, и речь собеседника стала слышна довольно отчетливо. Тем для разговора было предостаточно, но почему-то меня заинтересовала тема о минах: их типах, силе взрыва, способах применения. Чувствовалось, что лейтенант был в этом деле дока. И только уже подлетая к Кабулу, я имел неосторожность спросить о содержимом ящиков под нами.
“Так те же мины и есть, только спецприменения, особой мощности,” – ответил тот.
Раздражающий доселе писк в ушах мгновенно замолк.
“Господи, сохрани и помилуй,” - подумал я. - А если бы “Стингер”? Да что он, простая шальная пуля, и мы бы мгновенно превратились в ничто, разлетелись на молекулы. Хорошо хоть быстро, не мучаясь.”
Вот с такими мыслями я вышел из вертолета и еще долго они не покидали меня, заставляя задумываться о бренности человеческого существования. Как много всего сделано для его уничтожения. И как мало надо для счастья просто остаться в живых.

Баня

Баня…
       О ней можно говорить бесконечно. Вспомнить, что бани бывают турецкие, финские, русские. Вспомнить о пользе бани и правилах помывки в ней. Для одних баня – лишь слово, для других – необходимость, для третьих – удовольствие. А сколько сопутствующих понятий к этому волшебному слову: печка, полок, веник, парная и так далее. И, в свою очередь можно говорить бесконечно еще и о каждом из них.
Баня – это не просто мытье. Это особый процесс, священнодействие. Все в нем имеет свой вес: подготовка, сам процесс и особенный, “послебанный”, отходняк.
Но настоящее удовольствие от бани я получил только в Афганистане. Когда после операции приходишь на базу уставший, пропитавшийся едким вонючим потом, запорошенный белой, как пшеничная мука пылью. Только баня могла тогда успокоить, снять накопившееся напряжение.
Польза бани – вопрос бесспорный. Хотя спорить можно бесконечно, но я бы хотел рассказать один случай имевший место в период службы под городом Кабул.
Когда часть сформирована, укомплектована личным составом, то одним из основных вопросов, решаемых отцами-командирами, становится организация быта солдат; в том числе и помывка.
Одна из частей, выполняющая боевые задачи под Кабулом, уже была полностью сформирована, а вот своей бани так пока и не заимела. Мылись у соседей, выслушивая постоянные укоры. И вот однажды, получив очередной отказ, наконец-то решили построить свою баню.
На первый взгляд все обстояло просто: найди средства, материал, а самое главное – имей желание, то строй на здоровье! Но не тут-то было. Это Афганистан! Кругом только песок, камни и “душманы”, так что кроме желания у нас ничего не было и в помине.
Тогда, оглянулись по сторонам и обратили внимание на печи по сжиганию мусора, которые во множестве стоят на необъятных свалках вокруг Кабула. Куполообразные, глинобитные. Итак – материал под ногами, строй – не хочу. Сразу же родился и проект. Глинобитные стены, крыша совершенно ни к чему: сейчас лето, никакого дождя не дождешься, а к осени что-нибудь придумаем. Работа закипела. Узнав, что строят, солдаты трудились с энтузиазмом, с задором, предвкушая банные удовольствия, ожидавшие по окончанию.
Зампотылу была поставлена задача достать сантехнику и трубы. Почесав затылок, тот ответил “Есть!” и его подчиненные разбежались в разные стороны. И вот появились долгожданные трубы и краны; зазвенели оцинкованные тазики. Кто-то уже заказывает товарищам, идущим на задание в “зеленку” наломать веников. Не важно, из чего, лишь бы был веник.
Вскоре, на указанном месте появилось строение с толстыми, неприглядными стенами из глины, с единственной дверью и, конечно, без окон. Да и глупо было бы делать их, когда и потолка-то нет. В стороне расположилась невысокая башня с баком для воды.
Учитывая энтузиазм строителей и крайнюю простоту сооружения, ожидаемый всеми момент пуска бани в эксплуатацию наступил довольно быстро. Честь первой помывки, конечно же, досталась строителям. Двадцать счастливчиков с гордо поднятой головой, сменным бельем и вениками в руках торжественно вступили в помещение новой помывочной. По стенам змеями вились трубы, сияли белизной свежеструганные лавки, на которых горкой лежали вверх пузом новенькие, блестящие тазики.
Веселье началось. Заход в парилку – помывочная, заход в парилку – помывочная и так без конца.
Тут следует отметить, что рядом с нашей частью, буквально через забор из колючей проволоки, стоял артиллерийский полк, в бане которого мы и пытались раньше мыться. В определенное время, следуя приказу из штаба, они вели обстрел прилегающей территории гор, разбитой по квадратам, для чего использовали реактивные установки и крупнокалиберные дальнобойные гаубицы. Одна из них находилась в непосредственной близости от нашего расположения.
И вот в самый разгар веселья ухнула эта гаубица. Земля, вернее камни, на которых она стояла, глухо отозвались на этот грохот и тяжело вздрогнули. В жилых модулях подскочили кровати, весело зазвенела посуда, расставленная на столах в ожидании парильщиков для священного послебанного чаепития.
Дело привычное, но того, что произошло дальше, не ожидал никто. Словно в страшном замедленном кино новое, еще не испробованное как следует здание бани, как картонная коробка развалилась на все четыре стороны, подняв при этом тучи пыли. Остались нетронутыми только пол, на котором стояли все те же белые скамейки и весельчаки-строители, успевшие все же вкусить банных прелестей. Из сломанных труб хлестала вода, обливая неудачливых банщиков, попадая на горячие камни в парилке, отчего те отзывались змеиным шипением и исторгая облака пара.
Должен сказать, что все при этом замерли, прикрыв от неожиданности свои срамные места тазиками и вениками, хотя здесь никто и не мог застать их в таком бесславном виде. Эта картина напомнила мне финальную сцену из комедии Гоголя “Ревизор”, только замешена она была еще покруче.
Не буду задерживать ваше внимание на разборках и разгонах последовавших в дальнейшем. Главное, слава Богу, что все остались живы и здоровы. А соседям-артиллеристам пришлось снова безропотно принимать нас в своей бане, пока мы не построили другую, более солидную. Сделали это без привлечения горе строителей показавших свою несостоятельность в этом деле.