Еще прода:

Тем временем кобра, увидев, что мы бесславно отступили и впали в ступор, зашипела  как проколотая шина, медленно опустилась на бетон пола и заспешила к выходу. Увидев, что мы все еще находимся у нее на пути и, не ожидая от нас ничего хорошего, как и мы от нее, начала втягивать свое резиновое тело в прорезь в стене, сделанную для проводки трубы отопления.
Ну, знаете, какие у нас строители, тем более военные. Вместо того, чтобы прорезать отверстие по размеру, они сделали отверстие с запасом, да еще с каким. Туда спокойно смог бы заползти и крокодил, если бы его здорово приперло.
Как известно, пространство между фанерными стенами модуля забито для утепления стекловатой, но в нашем случае, там проходила труба и поэтому часть ее была вытащена, но этого было не достаточно, чтобы поместить там все тело кобры. Она резко развернулась в этом пространстве, размещаясь поудобней, оставив при этом торчать наружу голову, как бы приглашая на бой: “Ну, кто первый? Ты? А может ты?”
Естественно, к такому сражению мы готовы не были и придя в себя, позорно ретировались из модуля.
Почти одновременно, нас посетила простая и в то же время очень оригинальная мысль: “Надо что-то делать!”
И первым действием была побудка наших коллег, спокойно почивавших на своих кроватях, будучи отделенными от змеи лишь тонкими листами фанеры.
После нашей активной побудки, выскочив из окон и врубившись в сложившуюся обстановку, они приняли наше решение за основу и тоже согласились, что: “Надо что-то делать!”
Особенно живописный вид в этот момент имел зампотех полка, держащий в руках старинную, устрашающую, но до безобразия тупую шашку времен первой мировой. Откуда она появилась – никто не знает до сих пор. Знают только, что шашка эта “зампотешная” и передается от зампотеха к зампотеху из рук в руки при каждой их замене.
Взмахнув этим раритетом над головой, что придало ему больше уверенности, зампотех изрек:
- Срочно зовите сюда таджика Джафарова! Он, говорит, имел дело со змеями и сейчас, кстати, стоит в наряде, дневальным.
Поскольку шум при вышеуказанных событиях стоял изрядный, поднялись уже многие и сейчас стояли на приличном расстоянии от театра действий, делясь впечатлениями.
После клича зампотеха, кто-то побежал в казарму и, вскоре привел Джафарова – маленького таджика с глазами-сливами и выпяченной нижней губой (видимо от сознания своей значимости и незаменимости). На вопрос, может ли он что ни будь сделать с этим гадом ползучим, он еще сильнее выпятил губу и потребовал принести ему палку с рогатиной.
Где взять в Афганистане палку с рогатиной именно в тот момент, когда она срочно нужна? Это тебе не центральная Россия, где каждая ветка – палка, и обязательно с рогатулиной.
Учитывая безвыходность положения, выпилили в доске выемку в виде рогатки, и вручили это изобретение змеелову.
Он приосанился, и взглянув на окружающих его командиров и сослуживцев, решительно вступил в коридор штабного модуля.

Весь вариант: 
                                             Гипноз

Нравится нам все-таки работать в авральном режиме. То, чем мы занимались в данный момент, можно было сделать еще вчера или даже позавчера, но командование поставило об этом в известность только сегодня к вечеру, что, конечно, резко сократило временные рамки, но увеличило чувство ответственности, а заодно и уже привычную всем нервотрепку.
Учитывая важность предстоящей операции и задач, стоящих при ее выполнении перед нашими подразделениями, спустить это дело на “тормозах” не представлялось возможным. Нужно было все продумать до мельчайших подробностей, учесть все нюансы, форс-мажоры; взвесить возможности каждого участника – от рядового до командира полка, в том числе и наши – двух замов, непосредственно занятых этой работой.
К полуночи, в основном все было закончено, оставались мелкие детали, штришки, без которых картина предстоящей операции ну ни как не складывалась. Связать ее мы, конечно, могли, но кто даст гарантии, что во время проведения боевых действий, узел связанный нами наспех, не развяжется в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте, больно ударив как по нам лично, но главное по тем людям, которые надеялись на нас, верили в нашу состоятельность и ожидали от действий наших подразделений соответствующих, а именно хороших результатов.
Лапочка над картой, расстеленной на двух составленных вместе столах, замигала, накал ее уменьшился до тления сигареты зажатой в углу губ моего сослуживца Николая, а затем и вовсе погасла. Теперь единственным источником света осталась именно эта сигарета, неизвестно какая по счету. Все остальное содержимое пачки грудой окурков лежало в пепельнице и возле нее, напоминая о том, сколько времени мы уже сидим и о том, что Минздрав, где-то там, в Союзе, строго предупреждает о вреде курения, что в общем-то мало волновало, поскольку “духи” находящиеся совсем недалеко, для здоровья были гораздо вредней.
Между тем, лампочка под потолком вдруг подала признаки жизни  - вновь засветилась нитью накала,  освещая небольшое пространство вокруг призрачным светом, так и не обещающим нормальной работы.
С яростным воплем: “Они что, издеваются там?”, я схватил телефонную трубку и набрал номер дизельной станции. После продолжительного писка в трубке раздался полусонный голос:
- Дизелист слушает…
На мой возмущенный крик о том, что я думаю по поводу дизельной станции и о них самих конкретно, прозвучал не внушающий оптимизма ответ:
- Дизел стохла, напруга мало дает однако, ремонт ната.
- Так ремонтируйте, черт возьми! – с этими словами я бросил трубку и, обернувшись к Николаю, спросил, что он думает по этому поводу.
- А что тут думать? – резонно заметил он. – Амба с работой! Считаю, что надо идти отдыхать, а с рассветом, часиков этак в пять, продолжить. У нас будет еще часа три, что бы все закончить.
С этими словами мы почти на ощупь двинулись в направлении выхода, то и дело задевая столы, стулья и другие, так называемые предметы мебели.
За дверью ожидала непроглядная тьма южной ночи с обилием ярких мохнатых звезд. Стояла тишина и только где-то далеко изредка переговаривались о чем-то между собой автоматы, и небо перечеркивали пунктиры трассирующих пуль. Так и хотелось крикнуть: “ Что вы делаете? Вы же можете сбить на небе эти красавицы – звезды и исчезнет великолепие и небо рухнет на нас!”
Штаб располагался в торце модуля, а мы жили в средней части: командир полка и его заместители.
Тьма была такая, что и на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь, а свет на улице не включали в целях маскировки, но, благо, нам с Николаем и идти-то было всего метров двадцать, да и дорога была знакома. Роль поводыря досталась напарнику. Он осторожно ступал по невидимой тропинке, ощупывая ее ногой и широко разведя руки в стороны, нашаривал предметы, стоящие вдоль тропы, дабы не разбить о них лоб; мне же досталась пассивная роль слепца, держащего руку на плече проводника и шаркающего подошвами видавших виды кроссовок.
Наконец мы уткнулись носом в перила крыльца и начали осторожно подниматься по ступеням. Николай долго шарил ладонями по поверхности двери, нащупывая ручку и наконец, обнаружив, потянул на себя. Я сразу заметил, что в коридоре жилого блока, под потолком, неверным светом тлела лампочка, а потом, как будто что-то взорвалось передо мной. Напарник, спиной вперед, полетел с крыльца, увлекая меня за собой. Мы кубарем скатились по ступенькам, при этом я больно ударился спиной об одну из 152- миллиметровых гильз от гаубицы, двумя рядами вкопанных у крыльца и выполняющих роль декоративных столбиков. Что странно – никакого взрыва, с присущими ему дымом грохотом, не было и в помине: стояла такая же, как и прежде тишина, нарушаемая только всхлипами и иканьем Николая.
- Что случилось? – невольно понизив голос до шепота, спросил я. – Ты почему не отвечаешь?
Вместо ожидаемого ответа, он начал тыкать пальцем в дверной проем и как-то странно шипеть.
Выхватив из кобуры пистолет, я на четвереньках осторожно подполз к двери и заглянул в коридор, ожидая увидеть там, как минимум бородатого душмана с нацеленной на меня базукой или Калашниковым в руках. Но, то, что я увидел в реалии, потрясло больше, чем несколько “духов” вместе взятых. На цементном полу, щедро политым дневальными водой для прохлады, в неверном свете лампочки я увидел огромную змею, явно приползшую сюда в поисках той же прохлады. Полутора – двух метров длинной, ее тело, похожее на резиновый шланг, отливало черным мрамором, а голова была поднята над полом сантиметров на пятьдесят. Ее глаз я не видел, но на раскрытом капюшоне четко выделялся узор в виде очков. Казалась, что сейчас она рассматривает меня сквозь эти очки и думает: “Кто ты? Зачем ты пришел, побеспокоив меня? Тут так хорошо отдыхать, а ты мне мешаешь. Может тебя тяпнуть за одно место, что бы отстал?”
Первая мысль – стрелять! Убить ее к чертовой матери, тем более, что вот она, здесь, рядом, в паре метрах. Промахнуться трудно.  Но, сразу же посетила другая мысль –вокруг спят люди: вот тут, справа - командир, слева – зампотех, прямо дверь зампотыла. А вдруг вместо змеи уложу его? Кто же будет кормить и одевать солдат.
Осторожно, все так же на четвереньках, я начал пятиться назад, пока не уперся пятой точкой в лицо Николая.
Обернулся, взглянув на него.
Взгляд напарника был стеклянным, словно антарктическое озеро, будто кобра уже загипнотизировала его и приползет сейчас, чтобы сожрать, словно крысу.
Будучи людьми северными, мы с Колей не привыкли к подобным тварям. Нас шокировали и фаланги, и скорпионы, и тарантулы, не говоря о тараканах невиданных размеров, противно хрустящих под ногами словно семечки. Представьте, каким шоком было для нас столкнуться нос к носу с данным пресмыкающимся. Кто знает, что у него на уме?
Тем временем кобра, увидев, что мы бесславно отступили и впали в ступор, зашипела  как проколотая шина, медленно опустилась на бетон пола и заспешила к выходу. Увидев, что мы все еще находимся у нее на пути и, не ожидая от нас ничего хорошего, как и мы от нее, начала втягивать свое резиновое тело в прорезь в стене, сделанную для проводки трубы отопления.
Ну, знаете, какие у нас строители, тем более военные. Вместо того, чтобы прорезать отверстие по размеру, они сделали отверстие с запасом, да еще с каким. Туда спокойно смог бы заползти и крокодил, если бы его здорово приперло.
Как известно, пространство между фанерными стенами модуля забито для утепления стекловатой, но в нашем случае, там проходила труба и поэтому часть ее была вытащена, но этого было не достаточно, чтобы поместить там все тело кобры. Она резко развернулась в этом пространстве, размещаясь поудобней, оставив при этом торчать наружу голову, как бы приглашая на бой: “Ну, кто первый? Ты? А может ты?”
Естественно, к такому сражению мы готовы не были и придя в себя, позорно ретировались из модуля.
Почти одновременно, нас посетила простая и в то же время очень оригинальная мысль: “Надо что-то делать!”
И первым действием была побудка наших коллег, спокойно почивавших на своих кроватях, будучи отделенными от змеи лишь тонкими листами фанеры.
После нашей активной побудки, выскочив из окон и врубившись в сложившуюся обстановку, они приняли наше решение за основу и тоже согласились, что: “Надо что-то делать!”
Особенно живописный вид в этот момент имел зампотех полка, держащий в руках старинную, устрашающую, но до безобразия тупую шашку времен первой мировой. Откуда она появилась – никто не знает до сих пор. Знают только, что шашка эта “зампотешная” и передается от зампотеха к зампотеху из рук в руки при каждой их замене.
Взмахнув этим раритетом над головой, что придало ему больше уверенности, зампотех изрек:
- Срочно зовите сюда таджика Джафарова! Он, говорит, имел дело со змеями и сейчас, кстати, стоит в наряде, дневальным.
Поскольку шум при вышеуказанных событиях стоял изрядный, поднялись уже многие и сейчас стояли на приличном расстоянии от театра действий, делясь впечатлениями.
После клича зампотеха, кто-то побежал в казарму и, вскоре привел Джафарова – маленького таджика с глазами-сливами и выпяченной нижней губой (видимо от сознания своей значимости и незаменимости). На вопрос, может ли он что ни будь сделать с этим гадом ползучим, он еще сильнее выпятил губу и потребовал принести ему палку с рогатиной.
Где взять в Афганистане палку с рогатиной именно в тот момент, когда она срочно нужна? Это тебе не центральная Россия, где каждая ветка – палка, и обязательно с рогатулиной.
Учитывая безвыходность положения, выпилили в доске выемку в виде рогатки, и вручили это изобретение змеелову.
Он приосанился, и взглянув на окружающих его командиров и сослуживцев, решительно вступил в коридор штабного модуля.
Все, кому было плохо видно, подступили ближе и вытянули шеи. Чувство любопытства, явно пересиливало чувство опасности.
При виде змеелова, кобра отрывисто зашипела и попыталась покинуть свое убежище, что бы вступить в бой на равных, на свободном пространстве, но была прижата головой к стене. Рот ее был раскрыт, и тело выползало из убежища, пока не шлепнулось об мокрый пол.
В это время в коридор лихо влетел зампотех с шашкой “наголо” и рубанул кобре по шее. Тело ее было упруго, как поливочный шланг, а шашка не точена, однако после определенных усилий, голова была отделена от туловища. Рот продолжал раззеваться, а огромное тело билось на бетоне, разбрызгивая вокруг воду и кровь. Капли ее попадали на стены модуля и медленно стекали на пол, словно некий знак.
Потихоньку тело кобры перестало биться, судороги оставили некогда сильное тело.
Джафаров и зампотех, стояли как истинные победители, улыбаясь на похвалы и удивляясь своей безрассудной  смелости.

На этом и можно было закончить наш рассказ, но, как известно, мысли-скакуны, у русского человека, особенно в такой стрессовой ситуации, непредсказуемы. Кто-то, уже не важно, кто именно, высказал свои соображения и предположения насчет случившегося: сообщил, что кобры мстительны, а поскольку это была еще и самка (до сих пор мучаюсь вопросом, как он узнал об этом), то самец обязательно отомстит за нее. А живет он, кстати, во-о-он за тем разобранным модулем; все видел, все слышал и месть его будет страшнее всяких кар. Мысль эта ввела зампотеха в неописуемое волнение. Единогласно решили сжечь тело кобры, возжелавшей прохлады и уюта, рядом со своими извечными врагами – людьми.
Сказано – сделано. Туча добровольцев немедленно начала собирать различные деревяшки  на территории части. Наконец, куча собрана, облита бензином и подожжена. В ночной тьме, после случившегося, пламя казалось слишком ярким и нереальным, состоящим, словно из отдельных, живых язычков. 
Разворот мыслей при этом был неудержим. Кто-то предложил для большей гарантии змею разрубить на части и бросить в костер. Что и было сделано немедленно и со сноровкой, приемлемой совсем не там, где она бывает необходимой.
То, что было дальше, показалось сказкой, типа “Колобок”.
Части кобры, брошенные в костер, вдруг зашевелились, заизвивались;  каждая по отдельности, начали выползать из костра в разные стороны. Зрелище это ввело всех в стойкий ступор: кто-то быстро убежал в сторону, кого-то начало неудержимо рвать, и все, чем их кормили, пошло совершенно не впрок.
Пока происходили эти события, полоса солнца на востоке разгорелась, предметы проступили отчетливее, и мы с Николаем поняли, что отдых не удался, а дело надо делать.
Не говоря друг-другу ни слова, мы развернулись и пошли в штабной модуль.

Много было пережито за время службы в Афганистане,  но картина горящего костра с выползающими из него остатками живого организма, желающего “Жить!”, до сих пор стоит перед глазами. 

Спасибо Вам, за отзыв. Старался не опозорить отца-ветерана.

Постараюсь продолжить.