Продолжение:
Глава 30
Его святейшество Иннокентий Двенадцатый сразу напомнил мне кого-то давно и хорошо знакомого, а через пару секунд я понял, кого именно. Кардинала Ришелье из «Трех мушкетеров»! Была у меня в будущем зелененькая такая книжка с хорошими иллюстрациями, из серии «Библиотека приключений и научной фантастики». И даже не сразу бросилось в глаза, что папа был существенно старше. Впрочем, может быть, тому причиной полумрак в его кабинете, где он принимал меня. За недостаток света папа уже извинился, сказав, что последний год у него болят глаза. Так как я уже слышал про это, то в числе прочих подарков понтифику были и зеркальные солнцезащитные очки.
Кроме них, я преподнес святому отцу большой алюминиевый крест с драгоценными камнями, рубин весом сорок пять грамм и сапфир раза в два поменьше. Как ни странно, больше всего папу заинтересовал крест. Чего он там высматривает, с некоторым беспокойством думал я. Ведь этот крест Мерсье лично делал почти две недели! Вроде все должно получиться идеально.
- Скажите, а каковы основные постулаты австралийской христианской церкви, отличающие ее от католической? – поинтересовался Иннокентий, оторвавшись от изучения креста.
- Понятия не имею, - честно ответил я. – Моя теологическая грамотность, она… как бы это помягче сказать… оставляет много места для совершенствования, вот. Хотя одну разницу я уже заметил – у нас богослужения ведутся на австралийском, а у вас на латыни.
- Мы не считаем себя вправе отходить от того языка, на котором святой апостол Петр проповедовал первым христианам Рима, - просветил меня папа.
- Вот-вот, а нам, то есть австралийцам, свет веры принес святой апостол Фома, и делал он это на австралийском языке, так что с тех пор у нас сохранился такой порядок.
- И именно такую форму креста тоже указал он?
- Разумеется! – подтвердил я. Не говорить же, что на самом деле этот крест был придуман лично мной, причем из соображений минимализма. Две балки, и все, никаких перекладин или там надписей снизу или сверху. То есть я изначально проектировал предельно простое в производстве изделие. Фигура же распятого Христа была накладной и производилась по образцу католического распятия, приобретенного мной по случаю лет за пять до путешествия в прошлое.
- Я слышал про ваше искусство запечатлевать мгновения на стеклянных пластинках, - осторожно начал папа, - скажите, ваши люди не делали снимков распятого или даже живого Христа?
- Увы, - вынужден был я огорчить святого отца.
На самом деле у меня, конечно, была мысль изготовить подобный фоторепортаж, но, подумав, я от нее отказался. Ибо невозможно сделать его так, чтобы он не противоречил ничему основополагающему во всех европейский конфессиях. И, значит, обязательно начнутся беспочвенные обвинения в подлоге, потому как иначе придется признать, что сами что-то там веками изображали неправильно. А оно нам надо? Так что пояснил папе:
- Не так уж много австралийцев в то время пребывали в Риме, а уж далекая провинция, где все происходило, и вовсе не привлекла внимания. Но фотографические снимки первого австралийского пастыря, апостола Фомы, который вошел в нашу историю как святой Фомен, разумеется, сохранились.
Я подал его святейшеству пачку черно-белых фотографий, в процессе изготовления которых фотошоп почти не применялся. Потому как повседневная одежда Иоанна Павла Второго, то есть нечто белое и с какой-то тюбетейкой в качестве головного убора, ничуть не напоминала малиновую мантию сидевшего передо мной Иннокентия, да и на портретах прочих пап этого времени фигурировали совсем другие фасоны.
Понтифик перекрестился, потом долго рассматривал снимки, и, наконец, снова осенив себя крестом, вернул их мне.
- Ваша фотография – великое дело! – резюмировал он. – Далеко не каждый художник сможет так передать несомненную святость в самых, казалось бы, обыденных ситуациях.
Тут я был полностью согласен с собеседником, потому как предпоследний папа действительно имел очень располагающую внешность. И снимки я выбирал самые лучшие.
- Вообще-то в нашем багаже есть и фотоаппарат, - решил я развить тему, - и мне хотелось бы запечатлеть для истории ваш образ. Кто знает, может, через несколько столетий очередной папа, рассматривая ваши изображения, скажет что-нибудь подобное и про вас.